Здесь не было людей.
Закатное малиновое небо отражалось в голубых глазах студента сиреневой тенью. Он приходил сюда каждый день, хотя бы на несколько минут. Иногда, в особо счастливые дни, Эммету удавалось остаться на часы. Здесь, в кустах вереска проблемы улетучивались мутной дымкой под натиском горного ветра. Можно на какие-нибудь полчаса забыть о Руквуде, Ранроке, проклятии Анны, браконьерах, Харлоу, экзаменах, оценках, и хранителях. Здесь можно позволить себе без задней мысли разглядывать вялотекущие вытянутые формы облаков. Было что-то рефлексирующее в этой игре в гляделки с закатным небом. Стоило прикрыть веки и уйти в себя чуть глубже обычного, и вместо неба перед глазами оказалась заинтересованная лошадиная морда, обнюхивающая лицо. — Хейзел. Эммет протянул руку кобыле над своей головой и коснулся фалангами её бархатного носа, нежно поглаживая. Услышав своё имя, единорог приветливо угукнула. Прирученная с детства жительницей Хогсмида, Бетти Багбрук, Хейзел гораздо охотнее других сородичей шла на контакт с человеком. Возможно когда-нибудь её даже получится оседлать. Эммет бросил изучающий взгляд на её бок. Раны после стычки с волками уже выглядели гораздо лучше: никакого гноя, швы чистые. Молодой человек сделал мысленную пометку о том, что надо будет навестить мисс Багбрук и рассказать о Хейзел. О раненом единороге в «выручай-комнате» мало кому расскажешь. Профессор Ховин скорее всего не одобрила бы содержание без её ведома волшебной твари в стенах школы, особенно раненой, учитывая, что лечением занимается студент, а не квалифицированный специалист. К тому же, профессора Уизли не хотелось бы подставлять. Это ведь она рассказала Эммету о выручай-комнате, и даже была в курсе наводки Дика на феникса. Теперь птица, спасённая из пещеры от браконьеров, жила вместе Хейзел и другими единорогами в луговом вивариуме на втором этаже выручай-комнаты. Рассказывать Себастьяну особого смысла не было. Сэллоу не помешало бы сначала с собой разобраться; подпускать его к животным нет нужды. Проклятие Анны отравляло и его тоже, пусть и по-своему. К тому же Себастьяну уже есть где скрыться от всех. Крипта, которую Сэллоу показал ему была таким же спасательным кругом для Себастьяна и Оминиса, как выручай-комната для Эммета. И сейчас он как никогда понял и осознал озлобленность Оминиса в ту минуту, когда Себастьян открыл этот уголок новенькому. Это место, куда не хочется никого пускать, потому что только здесь ты можешь быть наедине с собой во всем Хогвартсе, где не было индивидуальных комнат для каждого студента. Над головой Хейзел пролетел Феникс, вырвав Эммета из водоворота мыслей. Под прямыми лучами солнца оперение казалось ещё ярче, словно это не птица, а скопление маковых лепестков, вылепленных в величественную форму волшебной твари. К слову о маковых лепестках…* «Поппи бы тут понравилось.» Неожиданная, хоть и очевидная мысль. Студентка пуффендуя, известная своей любовью к животным, как никто оценила бы спасённого единорога, феникса, выводок фестралов, и многих других тварей. Ко всему прочему, она не раз говорила, что скучает по Крыланне. Эта самка гиппогрифа вместе с аспидно-вороным самцом Калиго тоже оказались на попечении Эммета в выручай-комнате. Оба жили в береговом виварии, как и спасённый вчера альбинос дирикол. Поппи бы многое здесь понравилось. Вот только делиться этим местом не хотелось. Дело тут вовсе не в Поппи. Мысль о том, чтобы показать это место кому-либо вызвала укол ревности. Такое с Эмметом случилось впервые — ревность не к человеку, даже не к вещи, а к месту. Личное место. Нечто настолько же личное, как чувство ностальгии от запахов. Такое место, которое можно сравнить с тайным уголком в своем разуме, где ты позволяешь себе отпустить поток мыслей, говорить то, что не высказал бы вслух кому-то ещё. Для Оминиса и Себастьяна таким местом была крипта. Эти двое оказались во власти обстоятельств, с которыми мирились по мере мужества, будучи ещё мальчишками. Крипта была лишь местом, хоть и крайне важным, где оба могли быть собой, а не братом, который пытается всеми силами спасти сестру, и не представителем рода Мраксов, помешанных на чистоте крови. Оба приняли Эммета Фрая, нового пятигодку, как своего. Оба почувствовали, что тот может понимать и осязать боль обоих в той же мере, что и они друг в друге. Жизнь сталкивала всех троих со взрослыми проблемами в слишком юном возрасте. Все трое были всё ещё мальчишки 16 лет, пусть и взрослели они слишком рано.***
Мутная белёсая слизь стекала по уголкам рта. Небо с землёй кружились в безумном вихре, стиравшим грань пространства и времени в яркую вытянутую вспышку. Мысли растворялись от боли в затылке и висках. Острая, нестерпимая, выворачивала все внутренности наизнанку. Ещё один рвотный позыв. Ноги больше не держали. Колени ударились о землю, ослабевшие руки машинально упёрлись в землю, удерживали грудь, не давая лицу встретиться с тем, что секунду назад было содержимым желудка. Покрасневшее от кашля и слёз лицо содрогнулось в гримасе. Горький привкус желудочного сока смешался с солёными слезами. Судороги сжимали горло, не давая вздохнуть. Согнувшийся парень опустил голову ещё ниже, хлюпая носом, пытаясь восстановить дыхание. Где-то в сознании звенела мысль, что нужно быстрее взять себя в руки — тут небезопасно. «Где тут?» Эммет быстро протёр рукавом мантии лицо, стирая слёзы с покрасневших глаз, и оглянулся. Боль звенела в затылке, не давая даже возможности запрокинуть голову. Кровь от лопнувших капилляр подчеркивала синеву радужки в растерянном взгляде. Сознание дрожащими пальцами пыталось ухватиться за ошметки воспоминаний. Ладони судорожно сжали землю под собой, сгребая ногтями мох. «Мох.» Запретный лес — шепнуло подсознание. Дрожь ледоколом прошлась по телу, не только от судорог, но и от холода. Зрачки наконец начали фокусироваться и темные земляные оттенки ночного леса потихоньку выстраивались в нестройных ряд форм. В красных белках глаз мелькнули мясные ошмётки того, что минуту назад было человеком. Снова спазм. Бензина в огонь подливал едкий запах гари, исходящий от мяса.Мяса.
«То, что минуту назад имело имя, жизнь и прошлое. То, у чего ты минуту назад отнял будущее», — обрисовал ситуацию разум. Сложно сказать был ли это мужчина или женщина. В лагерь браконьеров набирали всех. Сейчас это уже не имело значения — лагерь зачищен. Это было далеко не первое убийство. Впервые он убил человека несколько месяцев назад. Тело растворилось, труп не остался лежать, но в память навсегда врезалось осознание слова «обмякший». Тогда не было ни тошноты, ни головной боли. Древняя магия сделала всё сама. Всё в эту минуту воспринималось как самый логичный исход; так и должно было быть, это случилось, потому так нужно было, потому что этому следовало случиться. Эммету понадобилось секунд десять, чтобы взять эмоции под контроль и продолжить бой. Только вечером, придя в гостиную факультета он вдруг понял, что боится прикоснуться к палочке. Тогда ему до зуда под кожей захотелось в выручай-комнату. Сейчас всё было иначе. Первое использование Авады Кедавры ощущалось физически не так, как другие заклинания. Кто мог знать, что отдача будет такой? Себастьян об этом не предупреждал. Может с ним такого не было? "Непростительное заклинание не только даёт, но и отбирает." Слова звучат и произносятся легко, написанные нежными узорами чернил на шершавой поверхности пергамента. Практика оказалась суровой, как удар хлыста по хребту. — Эммет? Это ты? Голос доносился как из-под воды, но её обладательницу Фрай быстро узнал. Звон в ушах огораживал сознание от окружающего мира невидимым вибрирующим куполом. Кровь всё ещё барабанила по вискам, всё нутро сжалось, как олень перед светом фар автомобиля. — Поппи, стой где стоишь…Она не должна увидеть его в таком состоянии.