Любовь в Кабукичо

Менеджеру смены ничего не нравилось: ни как Атсуши расставляет товар на полках («Дорогие туфли надо выставлять вперед, сколько раз тебе повторять?»), ни как разговаривает с покупательницами («Прекрати всем улыбаться с таким видом, будто флиртуешь! Здесь тебе не бар!»), ни как помогает с примеркой («Ты с ума сошел?! Еще бы под юбку к ней залез!»). Иногда казалось, что ему просто не нравится новый работник сам по себе, самим фактом своего пребывания в его, менеджера, магазине, но тут уж Атсуши ничем помочь не мог. Ему были нужны деньги, а приличные подработки на дороге не валялись. Не в круглосуточный же идти – там такие смены, что у него не будет времени на репетиции, только отсыпаться после работы... В конце концов раздраженный менеджер всучил Атсуши пачку рекламных листовок и выставил за дверь: – Лучше покупателей зазывай! Единственное, на что годишься! Атсуши не возражал, наоборот – так было даже лучше. Можно было стоять на улице, прислонившись к стене, и курить, ни о чем не думая. Листовки из протянутой руки прохожие выхватывали сами, а иногда и останавливались, разглядывая его, листовку, вывеску магазина, принимали какое-то решение и все-таки заходили внутрь. Все эти эволюции совершались как правило молча – большинство женщин и девушек были слишком стеснительны, чтобы перекинуться парой слов с молчаливым зазывалой. Но случались и другие посетители… Кабукичо. Этот злачный район располагался совсем рядом, и если днем мимо обувного магазина тек обычный поток студентов, служащих и домохозяек, то чем ближе к вечеру, тем чаще на улицах мелькали подвыпившие мужчины и яркие, словно тропические бабочки, женщины. И вот эти женщины заходили в магазин, бесцеремонно разглядывая и выставленные на полках туфли, и самих продавцов, время от времени отпуская совсем не невинные комментарии. Первый раз Атсуши это очень смутило, но уже во второй, попавшись на глаза развязной красотке в короткой юбке, он ощущал только азарт и странное, прежде неиспытанное наслаждение от того, как на него смотрят. Эти женщины смотрели оценивающе, но при этом не скрывали, а, возможно, даже наоборот демонстрировали свою заинтересованность. Даже если вожделение в густо подведенных глазах и было наигранным, Атсуши это воодушевляло. Приятно быть объектом женского внимания. Так что проводить рабочее время на улице перед входом в магазин ему нравилось больше всего. Он словно был выставлен в витрину перед толпой прохожих – и тут, как и на сцене, он имел полное право делать что угодно. Даже просто стоять, прислонившись спиной к стене и скрестив ноги, курить, глядя поверх голов, и выглядеть… Здесь Атсуши имел право выглядеть красивым. Привлекать взгляды. Вызывать желание. И не пятнадцать минут раз в месяц, когда Юте удастся договориться об очередном выступлении, а каждый день по несколько часов. А когда к нему стала приходить она, немного отстраненное удовольствие от выставления себя напоказ перетекло в более личное и глубокое. Ее звали Митсуко – она так и представилась, просто по имени, еще и добавила: «Только безо всяких именных суффиксов, ненавижу это сюсюканье». Они встретились в его самый первый день: Атсуши еще работал в зале, а она зашла, окинула его взглядом и безапелляционно заявила: «Нет, не ты» и отвернулась. Атсуши уже собирался обидеться, но тут выяснилось, что Митсуко пришла ругаться из-за проданных ей накануне туфель, у которых сразу же отлетели набойки. Оказалось, что ругаться она умеет виртуозно. Атсуши никогда не жаловал скандалисток и грубо ведущих себя девушек, но тут ему пришлось признать, что зрелище того, как неприятному менеджеру достается от клиентки, было… удовлетворяющим. Выбив обратно свои деньги, Митсуко вышла из магазина с гордо поднятой головой, но напоследок все-таки окинула Атсуши заинтересованным взглядом. Он бы, вероятно, и забыл об этом эпизоде тут же, но на следующий день с утра, когда его уже выставили за дверь, Митсуко снова проходила мимо их магазина. Она выглядела усталой и шла по улице босиком, неся свои туфли на высоченных каблуках в руке, ее прическа растрепалась, а размазавшаяся тушь прочертила на щеках дорожки – так, будто бы она ночью плакала и не считала нужным утираться. И неожиданно именно в этот момент она показалась Атсуши очень красивой. И очень грустной, что только добавляло ей красоты и загадочности. Митсуко заметила его взгляд и остановилась, глядя на Атсуши и покачиваясь, как тоненькое деревце на ветру. А потом подошла и жестом попросила закурить. Атсуши протянул ей початую пачку, поднес зажигалку, пока она прикуривала с очень независимым видом. Кто-то из старших товарищей однажды заметил, что девушки, которые обладают достоинством, никогда не тянутся за зажигалкой, они стоят прямо и просто ждут, когда огонек поднесут к их сигарете. Митсуко стояла прямо, хотя ей это явно нелегко давалось после тяжелой ночи. А, выпустив первую струйку дыма в утреннее небо и тряхнув пышно навитыми волосами, она и вовсе преобразилась и теперь выглядела, как утомленная, но все еще величественная королева. Тогда они и познакомились, и разговорились – правда, Атсуши потом не мог вспомнить, о чем именно они беседовали. Помнил только свое смущение и жгучий интерес. Митсуко была красивой, с белой кожей, пухлым маленьким ртом, удлиненными к вискам глазами. Ее профессия делала ее еще привлекательней – невозможно было не думать, что скрывается под короткой джинсовой юбкой, обнажающей стройные гладкие ноги. В отличие от многих своих товарок, Митсуко не носила блузки с глубоким вырезом, зато ее нижняя часть была как следует обтянута и частично обнажена, и там… там было, на что посмотреть, хотя Атсуши изо всех сил старался вести себя прилично и не опускать взгляд ниже пояса. Но фантазию было не укротить, и когда Митсуко докурила и, все так же покачиваясь от усталости и, видимо, выпитого, ушла, воображение пустилось вскачь, ничем не сдерживаемое. Трудность заключалась в том, что у Атсуши в его девятнадцать лет опыта с девушками было не так уж и много. Он многим нравился, но сам был слишком застенчивым, чтобы инициировать что-то кроме смущенных переглядок, а девушки, которые ему нравились, попадались сплошь скромные и нерешительные. Одна надежда была на скорую популярность в качестве музыканта – музыкантов девушки любили и при звуках каких-нибудь особенно зажигательных мелодий настолько теряли голову, что готовы были сами наброситься на вожделенного мужчину. Он видел такое по телевизору, да и ребята рассказывали… Так что Атсуши терпеливо ждал, когда станет звездой, и женщины сами начнут на него сыпаться, как спелые сливы с деревьев. Но встреча с Митсуко что-то немного сдвинула в его привычном отрешенном смирении. Атсуши не знал, как он относится к проституции. Он до сих пор никогда не встречался с женщинами, которые этим занимаются, а со слов других людей знал только две позиции на этот счет. Одни утверждали, что сейчас времена не те, что раньше, девушек никто насильно заниматься проституцией не заставляет, они свободны и сами выбирают, какой образ жизни вести, так что следует уважать их выбор и не лезть с нравоучениями. С этим Атсуши был в целом согласен, особенно с тем, чтобы уважать и не лезть. Другие же его знакомые говорили, что проституция в любом случае – это насилие, и девушки занимаются этим, потому что поставлены в такие условия, когда не видят другого выхода. Возможно, и они были правы, поэтому Атсуши для себя решил, что как бы сильно ни хотелось, но платными сексуальными услугами он пользоваться не станет. Тем более, и денег у него на это не было. Но образ Митсуко что-то разбередил в его душе, эта хрупкая и одновременно сильная девушка ему понравилась – и внешне, и характером. Он конечно же не влюбился с первого взгляда, но был опасно к этому близок. И фантазировал о ней на полную катушку так, как еще, наверное, ни о ком реальном не фантазировал… Вспоминать об этом оказалось неловко через пару дней, когда Митсуко снова подошла к нему поболтать и покурить – теперь уже вечером. – Сколько ты получаешь в этом гадюшнике за час? – спросила она в какой-то момент, разглядывая его потертые кроссовки. – Двести йен? – если честно, Атсуши и сам был не уверен – подработки менялись едва не каждую неделю, и двести йен в час были той суммой, за которую он обычно соглашался выйти на какую-нибудь не слишком сложную работу. Митсуко покачала головой, затягиваясь. – Там, – она кивнула назад, вероятно, имея в виду квартал развлечений Кабукичо, – ты бы мог получать по две тысячи за час. Атсуши неожиданно для себя почувствовал, что краснеет, смущение захлестывало горячей, почти панической волной, из которой он едва сумел выплыть. – Вряд ли там найдется много желающих мне заплатить, – промямлил он в конце концов, но Митсуко только улыбнулась, мягко, даже немного сочувственно. – Я бы тебе заплатила, – сказала она негромко, и это прозвучало настолько не вызывающе и не развязно, просто как добрая шутка, как слова поддержки, что Атсуши тоже улыбнулся в ответ. – С тебя бы я не взял денег, – сказал он легко, а Митсуко торжественно кивнула и затушила сигарету об стену. – Тогда еще увидимся. И ушла, оставив Атсуши в несколько взвинченном состоянии. Он никогда не думал о таком. То есть… он слышал, конечно, что мужчины тоже зарабатывают оказанием сексуальных услуг, но… Это все слишком смущало. И переворачивало его теоретические представления о проституции с ног на голову. Потому что, если любишь секс (а Атсуши думал, что он очень любит секс, просто до сих пор ему никак не удавалось заняться им с кем-то кроме себя), то, вроде, проституция – отличный выход. И удовольствие, и деньги. С другой стороны, чтобы хорошо зарабатывать, нужно уметь делать что-нибудь особенное – это в любой профессии так. С третьей – как бы ты ни любил секс, а если клиентки будут сплошь старыми и страшными, то может и не получиться ничего. Женщинам хорошо в этом плане – можно сделать вид, что тебе все нравится, и отработать свои деньги, хоть и не получить удовольствия. А вот мужчине в такой ситуации пришлось бы несладко… К тому же, Атсуши собирался стать рок-звездой. Интересно, бэкграунд секс-работника прибавил бы ему очков популярности в этом плане или наоборот?.. Разумеется, все эти размышления не были серьезными: Атсуши знал, что умрет от смущения, если попробует предложить что-то даже той же Митсуко, и не с его застенчивостью думать о секс-карьере. Но этот разговор добавил ему в копилку несколько совершенно разнузданных фантазий, за которые было немного стыдно, когда Митсуко навещала его – это случалось еще раза два или три. Атсуши работал в обувном магазине уже две недели, когда она пришла в последний раз. – Терпеть не могу вашего менеджера, – сказала она, подходя к дверям, – но мне срочно нужны туфли. Вышла Митсуко из магазина быстро, буквально минут через пять, со скромной коробкой, которую тут же открыла, показывая Атсуши свою покупку: маленькие черные туфельки на устойчивом каблуке. Самые скучные из офисных туфель, которые только у них продавались… – Завтра иду на собеседование на фабрику, – пояснила она изумленному Атсуши. – Что-то надоело это все. – Понятно, – только и сумел выдавить тот. А Митсуко неожиданно улыбнулась. – Хочу отметить завершение карьеры. Выпьешь со мной? И речи не шло о том, чтобы отказаться. Атсуши просто ушел с ней вместе, даже не предупредив менеджера – все равно ему не слишком-то нравилась эта работа. Квартира у Митсуко была тесная и не слишком удобная, но там было чисто и приятно пахло. И пили они импортный виски – такой продавался по три тысячи йен за бутылку, и Атсуши его еще ни разу не пробовал. – Остатки роскоши, – заметила Митсуко, усмехаясь, но грустной она не выглядела. Наоборот, впервые за все время их знакомства она казалась спокойной и чем-то довольной – мягко улыбалась, подливая Атсуши, и сидела так близко, что было почти невозможно отвести глаз от короткой юбки, натянувшейся на бедрах так, что еще немного и будут видны трусики… Митсуко поцеловала его сама, ровно тогда, когда уже было почти невозможно терпеть, и Атсуши с облегчением ответил. И дальше все происходило одновременно мучительно медленно и пугающе быстро, потому что расстеленный футон был прямо за ними, а джинсовая юбка оказалась неожиданно тугой, и снять ее было так трудно, что Атсуши просто закатал ее вверх, наконец-то прижимая пылающие ладони к прохладным ягодицам. – Я… – сказал он, почти умоляюще глядя на нее снизу вверх. – Если я что-то сделаю не так… ты скажи? – Какой же ты милый, – Митсуко погладила его по щеке и сама, абсолютно безо всяких усилий, избавилась от юбки и блузки заодно. – Не волнуйся. Все хорошо, ты мне нравишься... И… Она наклонилась и поцеловала его, сладко и многообещающе: – Просто будь со мной таким же милым, – шепнула она в губы Атсуши, и тот был готов на что угодно, лишь бы дать ей все, чего она хочет. А проснувшись утром и поглядев на свою первую настоящую женщину, спящую в постели рядом, Атсуши подумал, что был прав в предположениях. Он и в самом деле очень любит секс. И, кажется, у него есть неплохие задатки в этом деле. По крайней мере Митсуко понравилось.