Ménage a trois

I can't be with the man I love, I can't be if he treats me rough. I can't see him, I can't call him up. © Lana Del Rey, The man i love. Поначалу они втроём держали дистанцию и друг к другу лишь присматривались: с подозрением и напряжением, ощутимо витающим в воздухе при каждой новой встрече. Не было и намёка на какое-то лишнее чувство, которое могло тогда по нелепой случайности возникнуть или примешаться к общему водовороту сомнительных ощущений. Для людей, объединенных одним делом, они были слишком разобщены и слишком мало друг про друга знали. Но это было нормально. Так и должно было быть с их тайной деятельностью. Поправка, Лера не знала. Про неё же знали всё. Однако это остающееся между ними расстояние для Леры было комфортно. Она не хотела сближаться больше положенного, не хотела ни кем из них проникаться сверхмеры, ведь если проникнуться, это значит обречь себя на кару глубокого чувства, которое она просто не вынесет. Меньше знаешь, крепче спишь. Лера плохо переносила расставания. Нужные или вынужденные, это в ней укоренилось с самого детства. Когда она была ребёнком и любые близкие-дальние родственники или друзья уезжали из гостей, она всегда плакала. Громко и иногда навзрыд. Потому что не хотела отпускать, не хотела вновь оставаться одной. Не хотела лишаться общества любимых людей, которых видела так мало, а хотела видеть больше. Но иногда узнавание, своего рода анагноризис, происходит случайно. Ты становишься свидетелем того, что не должен был видеть. И проникаешься человеком или несколькими людьми исподволь. Лера уверена, что изначально Сергей не планировал ей показывать ни свой страх, ни уж тем более панику и потерянность на своём лице, но тот случай с похищением Волкова был исключительным. Ближе Олега человека у него не было, и едва ли его можно было за это упрекнуть. Детдомовские дети держатся друг за друга даже во взрослой жизни, потому что роднее никого не знают. Не должна была она и видеть его уставшим внутри его кресла ещё до полноценного эмоционального взрыва. Задумчивым, утонувшим и в подушках с обивкой, и в своих мыслях — меж бровей пролегала складка, взгляд был сосредоточен, перед носом сцеплены ладони в крепкий замок. Лера успела углядеть его таким, когда задержалась всего на секунду после обсуждения плана речи для операции «Золотой Дракон» в дверном проёме. Остановилась, оглянувшись за плечо, и застыла, словно невольный гость, которого и правда не ждали. Чем больше узнаешь, тем больше личного отношения проявляешь. Видимо, это началось ещё в тот день, в ту самую секунду, когда Лера усмотрела в его грозных чертах лица «Падшего ангела» Канабеля и вместо страха, должного содрогать её нутро, восхитилась. Сергей в те мгновения не замечал её, возможно, это объяснило бы, почему он был в этих эмоциях открыт и не похож на себя. Лера не знает, видел ли он тогда её краем глаза, — да и заметил ли, что она его рассматривает: его скулу, медно-рыжие пряди волос, ярко контрастирующие с бледной кожей, крылья носа и лёгкую птичью горбинку, — но если все-таки видел, почему не выпроводил и не выставил за дверь? Всё это было очень сложным и трудным в понимании Макаровой. Несмотря на обучение на медицинском, истинные мотивы людей, которые ими руководили, словно чревовещатель куклой, для Леры оставались нередко загадкой. В другой день она приехала раньше обычного. Уже восстановившаяся после неудачного падения с «небес», но испытывающая по сей день трудности с принятием случившегося лично для себя. Сергей тогда спас её и, возможно, только этот поступок смог сохранить ниточку проявившегося более тёплого отношения Леры к нему, которую могло должно было безжалостно отрезать сражение со змеевидным придурком в чёрном. Сергей попросил её подождать его в спальне, поскольку они с Олегом что-то не закончили обсуждать в гостиной и должны были прибрать документы. Сюда её ещё не допускали. Лера с изумлением для себя отметила, что ей хотелось хотя бы один раз за весь долг «службы» здесь побывать. Несмотря на экспрессивную манеру поведения и эксцентричный стиль в одежде, комната Сергея была выполнена в спокойных цветах. Стены были светло-голубого цвета, словно морская пена, кровать была застелена белым постельным бельём и единственное, что напоминало о истинной натуре хозяина комнаты, это огромная роскошная королевская кровать с чертовым балдахином, который Лера первое время с кривой усмешкой рассматривала. Ещё в спальне было большое окно, выходящее на улицу. Оно было открыто, когда Лера вошла, и Макарова не стала его закрывать. В спальне явно было душно, и за проветривание надо было благодарить Олега, который, как нянька, ходил и следил за Сергеем, чтоб тот не угробил своё несчастное здоровье. Лера выглянула из окна, оперевшись локтями о раму. Ветер трепал её короткие светлые волосы, принося с собой запах воды и только распускающихся цветов. Солнце путалось в ее прядях и заставляло с силой жмуриться. И Лера впервые за всё время знакомства позволила себе внутри этих стен улыбнуться. Сергей так и застыл в дверях, когда это увидел. Он во все глаза смотрел на неё, — на её расслабленные плечи, свесившиеся сцепленные сильные и в то же время изящные руки, на острые лопатки и длинную бледную шею. Кое-где ещё можно было рассмотреть жёлтые сходящие следы синяков, и из-за них Сергей неприязненно морщился, испытывая глубоко внутри вновь просыпающуюся и обнажающую свои вострые ножи застарелую вину. Разумовский осторожно подошёл ближе. Он словно обратился на миг молодым охотником, подкрадывающимся к Диане, которую ему нельзя было заставать во время её купания и уж тем более нельзя было рассматривать обнаженной. Но если после этого Лера обратит его в оленя, что ж, на то будет её воля. Он в каком-то смысле это заслужил. Ведь издревле известно, что женская красота превращает мужчину в зверя. Лера заметила его, только когда он устроился рядом с ней. Когда его взгляд начал скользить по её лицу в профиль, как скользил когда-то давно изучающе её собственный. Лера осторожно поворачивает голову, и их глаза встречаются. Подсвеченные солнцем глаза Сергея являли собой такую ослепительную красоту, что теперь уже не он, а Лера на него неприлично долго пялилась. Как речная вода, просвечиваемая солнцем. Прозрачная, с каменистым дном, где каждый камешек можно увидеть и пересчитать. Нет ни ила, ни взбаламученного чьим-то усердием песка с грязью. — Хороший вид, правда? — наконец, спросил он её, не прерывая их игру в гляделки. Лера нашла первая силы отвести взгляд, глядя на распускающиеся нарциссы и ранние тюльпаны. Яблони ещё не поспевали за своими товарищами, но Лера уже представляла, как в мае они будут красочно дополнять общую картину. Сергей отхватил себе очень неплохое место для скрывающегося международного террориста. — Роскошный, — едва слышно прошептала она. — Ваша соседка снизу большая молодец. Хоть у кого-то хватает достаточно терпения, чтобы облагораживать внутренний двор. — И на что только идут наши налоги и выплаты УК. — Сергей усмехнулся и наконец тоже посмотрел во внутренний двор, роняя взгляд на обнесенный белым низким забором рукотворный садик. Они говорили о чем угодно, но только не о том, что заботило их на самом деле. Сергей понимал, что он должен был извиниться за то, какой опасности он подверг Леру своим прошением спасти Олега. Но он же понимал, что другого выхода не было. Не помоги она им, Сергей давно бы удобрял уже в каком-нибудь таком же саду своей отрезанной головой почву, а Олег по частям плавал бы под Дворцовым мостом. Лера не понимала почему, но именно сейчас и в этом моменте она рядом с Сергеем смогла познать… Комфорт и отсутствие прежней скованности. Болтать о цветах с начальством оказалось на поверку не так страшно, как могло показаться на первый взгляд. Даже приятно. Отвлечённые от их доминирующей деятельности разговоры вносили иллюзию приближенности и важности для него. Лере хотелось уцепиться хотя бы за это, пускай привязанность Сергея напоминала собой больше сигаретный дым, который с первым же дуновением ветра рассеивается. Пока она на него не смотрела, он без какого-либо стеснения или зазрений совести рассматривал её. Сергей неожиданно берёт Леру за руку, лежавшую на раме окна, и Лера долго на него смотрит, пока мужские уверенные пальцы сжимают её ладонь поперёк основанию. — Я должен сказать тебе спасибо за спасение. — Ему эти слова даются тяжело. Этот тяжёлый предгрозовой взгляд вмещает в себе всю ту тяжесть бытия, которую Сергей вынужденно тащил на своих плечах. Лера обошлась бы и без того, она давно привыкла не ожидать от Сергея ничего, кроме денег. Однако этой благодарности оказывается достаточно, чтобы Лера уступила ему несколько секунд, за которые Сергей неосознанно успевает податься к ней. Но она убирает руку и, отходя от окна, уходит обратно в гостиную, говоря, что Олег их уже неприлично долго ждёт. Лера не даёт ничему случиться, что могло бы привести их к большему, лишь заправляя светлые пряди волос за пульсирующие горящие уши. Но Сергею нравятся эти моменты длительного сладкого томления. — Ты умеешь играть на пианино? — спокойно спрашивает он её, и Лера, застывшая в проёме, словно ледяная скульптура, не знает, что первое время ответить. Выбирает правду. Она впервые приехала раньше, обогнав Олега на несколько часов, и застала Сергея в квартире одного. И меньше всего она ожидала увидеть, как Разумовский… Музицирует. Хотя, впрочем, пианино в спальне должно было настроить её мысли на правильный лад ещё в их позапрошлую встречу. — Нет, не умею. Мама пару раз пыталась привить музыкальную грамоту, не вышло. — А хочешь научиться? — Сергей на неё не смотрит, лишь поворачивает к ней голову, но взгляд его скользит где-то между самой Лерой, полом и стеной этой комнаты. Он отвлечённый, задумчивый и вместе с тем напряжённый. Тревога, которая занимала разум Сергея, была известна ему одному, и Лере впервые кажется, что ей хочется к ней прикоснуться. Как она прикасается к его пальцам, лежащим на белых, сделанных словно из слоновой кости, клавишах, подстегивая каждый кончик кончиками своих пальцев. Лера садится рядом на низкую кожаную банкетку, неуверенно выпрямляется и, шумно сглотнув, позволяет ему взять над собой контроль — не в первый раз. Они уже встречались вот так весной в этой комнате, проветриваемой тёпло-холодными ветрами, просвечиваемой едва уловимыми глазом солнечными лучами и наполненной приносимыми запахами талой воды. Лера отдаётся моменту вовсю, когда Сергей переплетает её ладони со своими, и они постепенно переходят от перестановки её пальцев к игре в четыре руки — Сергей ведёт, Лера следует за ним. Он прижимается к ней невольно ближе, потому что так явно удобнее, чем сохранять прежнюю дистанцию (и это удобнее во всех смыслах), и Лера ощущает спрятанным за мягким бардовым свитером плечом крепость его монолитных мышц груди, вздымающихся при каждом новом вздохе. Сергей их сдерживает, словно не хочет тревожить момент лишними звуками, не хочет себя от него отвлекать, полностью сосредотачиваясь на том, как солнце пятнами проливается через голубоватое окно прямо на клавиши. В один момент, когда они перестают играть Бетховенскую «к Элизе», он берёт ладонь Леры в свою. Поглаживает большим пальцем порозовевшие костяшки на бледной коже и, неожиданно для них обоих, подносит её ладонь к своим губам. Поцелуй длится недолго, потому что Лера в итоге отдергивает руку, боится, отступает, как последняя трусиха, и благодарит Сергея за спонтанное занятие, второпях собирая вещи. После решительного наступления, она стремительно пасует. Сергей не настаивает. Не останавливает. Лишь проводит кончиками пальцев по уже остывшим клавишам, вспоминая, как их до недавнего времени согревало её тепло. Он сам не понимает до конца, чего от Леры хочет и почему так поступает, но видит ясно, как день, одно — они с Макаровой неминуемо сближаются, приближаются, как две кометы, которые своим столкновением породят столп самых ярких в его жизни искр. Сергей думает, что он готов к ним. И в то же время он не уверен. Ведь он привык большую часть времени быть один. Посвящать своё время себе же, тратить его на свои планы и на воплощение своих мечтаний. Впишется ли Лера в эту сложноустроенную картину? Справится ли она с ней? Сможет ли в ней укрепиться? Сергей понимает, что она уже. Она уже это сделала, когда приняла с гордо поднятой головой предложение о работе на него. Надо поговорить об этом с Олегом, с мрачной решимостью уговаривает сам себя Сергей, понимая, что здесь будет необходимо ещё одно мнение. Того, кто непосредственно в этом бардаке участвует тоже. Трудно было не заметить, как Лера временами на него смотрела. Как временами на неё смотрел сам Олег, и Сергей осознавал, что если кто его и мог понять в этой ситуации и дать совет, так это лучший друг детства. Когда Олег приезжает в очередной раз на обсуждение подробностей нового дела, Сергей зовёт его на перекур и долго молчит. До тех пор, пока зажатая слабо меж губ сигарета не истлевает до середины, а на балконе стоять долго не оказывается слишком холодно. — Серый, я что, твои мысли должен читать? — наконец не выдерживает Волков, когда друг остаётся меланхолично-задумчивым, донимая его своим молчанием, в то время как Олег уже выкуривает свою вторую сигарету. — Она мне нравится, Олег. — Сергей буквально выдавливает из себя эти слова, и Олегу не нужно уточнять, о ком идёт речь. — Но я не совсем уверен, правильно ли это. Личные отношения в нашем деле всё могут очень сильно усложнить. «Да и едва ли она побежит ко мне с распростёртыми объятиями, учитывая, как жёстко иногда я к ней отношусь», — эта мысль отразилась на его лице, но не оказалась высказана губами. Лишь дымом, который, улетучиваясь, терялся где-то в весеннем питерском свете. Олег задумчиво хмыкнул. Не ему было давать советы и уж тем более он не считал себя достаточно компетентным, чтобы быть тем, к кому за советом стоит идти. Однако если Серый хотел услышать его мнение, — честное и без прикрас, — Олег его выскажет. — Делу на пользу точно не пойдёт. И да, это будет неправильно. Но разве это отменит то, что ты её хочешь? — Олег перевёл взгляд вперёд себя. У него с этим вопросом и Лерой всё обстояло ничуть не легче, чем у Серого. Они оба, даже не обсуждая этого вслух, понимали, что если так пойдёт и дальше, им придётся делить одну женщину на двоих. Сергей не собирался останавливаться. Олег тоже. И если этот разговор можно было назвать своеобразным заключением мира, договорённостью об отсутствии излишних притязаний и ревности, что ж, пускай это будет так. Сергей протягивает одну из своих сигарет Олегу и сам наконец закуривает вторую. У Олега и Леры это происходит, — разрешение внутреннего конфликта? — раньше, чем у неё с Серым. Олег часто подвозил её после сборов у Разумовского, будь на то погода или нет, Волкову было без разницы. Лера говорила, что это было не обязательно. Намекала, даже прямо настаивала, чтобы он её не подвозил. Но Олег словно был отлит из бронзы. Его сдвинуть в его решении было трудно, особенно если он знал, что оно правильное. Девчонка желала держаться от них подальше, и он на их сближении тоже не настаивал. Но и одну её оставлять самой себе, — особенно когда нужно было поздно добираться обратно домой, — не хотел. В тот день было яркое солнце. Небо после рассеявшихся туч стало нежно-голубого цвета, почти бирюзового. Успел пройти проливной дождь в первой половине дня, однако потом выглянуло солнце. Словно решило, что бедных петербуржцев пора спасать от крупных капель и возможного добавления суровой весенней грозы. Они с Лерой бежали по лужам, когда переходили дорогу — Макарова спешила на встречу с друзьями, Олег просто хотел её подвезти и поехать после дальше по своим делам. Однако переводить её через дорогу его никто не просил. Впрочем, Олег ни для чего не спрашивал разрешения, просто делал и всё. Поток машин, пересекающих трассу, был так быстр и стремителен, что Волков предпочёл Леру сначала перевести на другую сторону, а уже после вернуться в машину и поехать к Игроку. Ближе к тротуару она подскользнулась на луже. Он вовремя успел её перехватить и прижать тесно к себе, расположив большую сильную ладонь чуть выше её талии. От целомудренности и силы этого жеста Лера практически задохнулась — они были так близко, и белое солнце слепило ей глаза, заставляя их слезиться, что можно было бы сбросить её действия на неудачную попытку скрыться от назойливых лучей в тени Волкова. Но это было бы бесчестно и по отношению к Олегу, и к ней же самой. Лера посмотрела сначала в его глаза. Тёплые карие с ореховым отливом. Похожие на хорошо выдержанный бренди. Отражая солнце из соседней лужи, они переливались. И Лера не знает, что на неё тогда нашло и какой черт её дёрнул, но она подалась спустя небольшую паузу вперёд. И поцеловала его. И этот поцелуй длился всего немного, но он был лучше любой словесной благодарности, слаще любого возможного предложенного кофе, и если бы не висящая за её плечами встреча, о, он обязательно бы продлился дольше. Лера точно об этом знает, в этом она уверена на 100%. Она отпрянула от Олега несколько испуганно, жадно хватая губами воздух, и сбивчиво прошептала слова прощания вместе со словами благодарности. Олег её отпустил. Но его рука, ещё недавно оборачивавшаяся вокруг корпуса тела Леры, до сих пор ощупывала воздух там, где она раньше находилась. Лера догадывается, о чем будет разговор, когда её вызывают внепланово в вечер пятницы к Сергею на квартиру. Не на обсуждение планов, не на тренировку и уж тем более не на очередную порцию нравоучений — когда дела являлись делами, Сергей заранее ей сообщал, что будет, когда, как и почему. Сегодня же было по-другому. Лера чувствует, что ей написали спонтанно. А порывистые действия часто бывают продиктованы необузданными эмоциями. Лера предчувствовала, что так будет. Ведь случившееся требует разговора. — Я думаю, нам стоит хотя бы обсудить, почему между нами троими может ничего не получиться. — Сергей полностью увлечён разлитием красного вина по трём прозрачным бокалам. Лера уже по-хозяйски входит в его квартиру без прежней зашуганности, бросает пальто на стоячую вешалку и желает самовольно плюхнуться на диван, но всё же задерживается за его спинкой, обхватив ту для успокоения пальцами. — Ну хотя бы потому, что ты — плохой человек. — Лера отвечает жёстко и прямолинейно. Она понимает, что утаивание с её стороны сейчас будет бессмысленным занятием. Олега она игнорирует в этом определении, отдавая в своей оценке на моральное препарирование только деятельность Разумовского. Наверно, потому что Волкова Лера так до конца и не смогла признать «плохим», как бы ни старалась. — Как ты прямо говоришь об этом, — он то ли с затаенной усмешкой, то ли с глубоко спрятанной обидой склоняет плавно голову к плечу, — но это хорошо. Зато я точно вижу, что ты не обманываешься на мой счёт. И видишь меня таким, какой я есть. Он протягивает ей бокал мясистого пино-нуара Domaine Leroy Richebourg Grand Cru 1949 года. Дороговизна бутылки должна была подчеркнуть особенность данного вечера. — Прошу, присядь. И Лера неуютно устраивается на широком большом диване в таком же винно-красном свитере, очень подходящем к содержимому её бокала. Она цепляется за стеклянный сосуд, как за единственную вещь, которая помогает сокрыть истинное волнение. Но сказанные вслух слова всё равно не мешают Сергею сесть следом, а Лере, будучи привлеченной им, как мотыльку, летящему на свет пламени, податься вперёд к нему и устроиться у него на коленях. Она внимательно на него смотрит с золотистой искрой напряжения в разогретых карих глазах, и Сергей, чтобы успокоить её, проводит кончиками пальцев по линии её челюсти. Обводя ту и останавливая большой палец на ямке под нижней губой. — Я тебе зла не желаю, если ты ещё не успела заметить, — говорит он вполголоса, вибрируя и играясь с тембром. — Я заметила. — Лера отвечает с сарказмом уже на автомате, до конца не спуская свою оборону против него даже сейчас. Сергей усмехается и щурит глаза. Олег следит за ними с другого дивана, на котором он устроился со своим бокалом. Волков сидит строго посередине, широко расставив по привычке ноги и уперевшись локтями в колени. Будоражит. То, что он видит, странно по-темному его будоражит, ведь Сергей, заговаривающий сейчас Леру, похож на заклинателя змей. Олег не слышит, что именно он ей говорит, — Волков следит внимательно за шевелением его губ, но не может разобрать и слова, — и ему остаётся лишь догадываться о содержании этого тихого томительного разговора. Но в один момент Лера, не сводящая с него пристального взгляда, позволяет Сергею прижаться губами к её губам в поверхностном долгом теплом сладком напоенным вином поцелуе. И это решает все между ними троими. Ведь вся эта разомлевшая атмосфера сладострастия так и побуждала к активным действиям.