Записки с Того Света

Сегодня днём я отпросился с работы, чтобы пройтись по улице, подышать свежим воздухом. Продолжительное нахождение в офисе очень утомляет, и директор предлагает гулять, когда силы уходят. Чем я, собственно, и пожелал заняться. Мой директор – потрясающий человек. Он образован, знает о том, что такое забота и любовь. Помню на собеседовании, когда я только нанимался в фирму, Евгений отнёсся ко мне очень по-доброму: тепло разговаривал и никак не хотел отпускать (тогда я сам попросил его позвонить, как только он решит – назначать меня на должность или нет). Он всегда беспокоился обо мне. Это невероятно приятно. Солнце светило, но уже не грело. Осень наполнила своей прохладой город и влажно вздыхала холодным ветром, прогоняя сухие листья по асфальту. Я улыбался. Бежевые ботинки приминали хрустящую листву, чёрное пальто, полы которого опускались до самых моих колен, грело и заботливо оберегало от холодных пальцев промозглого воздуха. Я осматривал витрины магазинчиков, и глядел на проходящих мимо людей. Потом, внимание привлекла небольшая компания мужчин, что толпилась у игрового автомата, замаскированного под платёжный терминал; а затем взгляд скользнул к женщинам с большими сумками. Дамы стояли у прилавка с выпечкой и тщательно выбирали пирожные. *** – Я схожу в магазин и проветрюсь немного. – Надевая пальто, я посмотрел на своего коллегу – молодого человека двадцати восьми лет, вид которого невольно отсылал мысли к наркоманам или недоразвитым людям. Подбородок Вовчика выглядел слишком маленьким, делая его лицо немного несуразным. Я вздохнул. – Тебе что-нибудь нужно? – Нет, спасибо. Ничего не нужно... – Он мельком глянул на меня, не слишком отвлекаясь от монитора компьютера, и с сомнением спросил – У тебя всё в порядке? – Да. Разумеется. – Похоже, мой ответ его не убедил, но я не стал пытаться что-то объяснять или доказывать: я просто вышел из офиса. То, что Вовчик заметил во мне перемены – не слишком радовало (а если откровеннее – раздражало). Возможно, я выглядел бледнее, чем обычно. Только и всего. *** Поезд прибыл ко второй платформе, перекрыв проход через железнодорожное полотно; люди с чемоданами и нестареющими клетчатыми сумками судорожно бежали к вагонам состава, подгоняя своих детей – «Опоздаем, ведь!»; я вышел на вокзал. Улыбаясь нежному голосу диктора, сообщающему о том, что стоянка поезда продлится всего лишь пять минут, я взобрался на платформу. Выпрямившись и отряхнув штаны, я посмотрел по сторонам: солнце заливало вокзал и железнодорожные пути, отражаясь в блестящей поверхности рельс, по разбитой каменной плитке платформы шустро пробегали бумажки-билеты, выброшенные каким-то приезжим, а там, за хвостом поезда, по путям не спеша шли две девушки. Лучи солнца на мгновение стали невыносимо яркими (я зажмурился), а левый карман пальто будто бы оттягивал тяжёлый камень (мои пальцы крепче сжали рукоять складного ножа). Девушки – расстояние между ними и мной заметно сократилось, теперь и я шёл по шпалам, минуя платформу и шумный поезд – обернулись, когда какой-то камень скрипнул под подошвой моего ботинка. На их настороженный взгляд я ответил улыбкой. «Зачем ты носишь нож с собой?» – как-то спросили меня. Я растерянно пожимал плечами и улыбался, отвечая что-то типа «мало ли что», но в душе знал: рано или поздно оружие пустит кровь из чьего-нибудь тела. Пусть даже из моего. «Ты хочешь умереть?» – заговорщицким шёпотом спросила однажды подруга, подсаживаясь ближе. «Все хотят» - просто ответил я. На вопрос «как», ответ был так же краток – чтобы было не больно. «Каждый получает ту смерть, которую он заслужил,» – так сказала она. Её лицо казалось до тошноты правильным и прекрасным, будто лик на иконе. Больше мы не встречались. Я почувствовал, как кровь во мне вскипела. Почувствовал, как пальцы яростно сжимают рукоять ножа, и как загудело в голове. Вряд ли я думал о чём-то в тот момент. Девушки вскрикнули и побежали вперёд, когда увидели блеск металла в моей левой руке. Полы чёрного пальто разлетались в стороны, ботинки с хрустом врезались в каменную насыпь (щебень, почти скрывающий собой шпалы, отскакивал в стороны, звонко ударяясь об рельсы), дыхание сбилось. Я чувствовал, как холодеют мои губы. Видел, с каким трудом девушки стараются сбежать – их громадные каблуки то и дело цеплялись за шпалы, и красавицы, бледные, с потёкшей тушью и покрытыми потом телами, то и дело спотыкались, наклонялись вперёд, демонстрируя нижнее бельё, и снова поднимались; они старались бежать быстрее и боялись обернуться. А когда одна всё же обернулась, лезвие ножа глубоко вошло в горячую плоть. От низа живота оружие плавно заскользило вверх, вскрывая кожу и тонкую ткань платья. Одной рукой я прижал девушку к себе, рассматривая её лицо, её красивые каштановые волосы, отливающие золотом в осеннем солнце. Мне казалось, я любил её. Любил всю жизнь. С негромким хлюпающим звуком, внутренности моей прекрасной выскользнули из её живота. Наверное, я забылся. Рассматривал умирающую девушку и совершенно упустил из вида её подругу. Та схватила горсть щебня и бросила мне в спину. Помню, как уложил свою ненаглядную на рельсы и как развернулся к её подруге (та завизжала, и очередная горсть камней полетела уже мне в лицо), помню, как полоснул ножом по её шее. Помню, как кровь прыснула на пальто. Девушка захрипела, схватилась за ворот своей кофты, упала на колени. Её тело била крупная дрожь, а глаза закатывались, пока я не ударил её ногой в висок. Голова убитой резко дёрнулась в сторону, в шее что-то хрустнуло, и тело упало на землю, по-прежнему мелко подрагивая. Чёрная лужа быстро расползлась под телом девушки. Вряд ли я думал о чём-то в тот момент. Сняв с себя пальто, я накрыл одну из убитых. Руки дрогнули, когда я услышал звонок мобильного. Помню, что губы онемели, и я едва смог ответить. – Да? – И пиццу купи мне, пожалуйста. Постой... что-то случилось? – Голос директора изменился очень быстро. Помню, мне было смешно от того, как он переживает. – Ты где? – Не знаю. – Я безразлично посмотрел на испачканную кровью руку. На мгновение стало грустно от того, что я забыл имя начальника. Но грусть сменилась страхом, и мрачный голос в моей голове напомнил о том, что мы получим ту смерть, которую заслуживаем. Потрескавшиеся губы сжались, и я с трудом подавил горький всхлип. Мне показалось, что в груди что-то съёжилось. Я закашлялся. – Где ты, мать твою! Оставайся на месте, не клади трубку! Мне представилось, как бледнеет тот, кто сейчас слышит мои хрипы и кашель по ту сторону телефона. Как потеют его ладони, как сжимается его сердце (разумеется: ведь он несёт ответственность за меня, пока я на работе). – Не клади трубку! Телефон выпал из моих рук, потому что приступ кашля заставил меня согнуться пополам. Пальцы не удержали мобильный, он ударился об рельсу и отлетел в сторону. Ужас с ног до головы облепил холодным потом: моё сердце лихорадочно билось, вызывая приступы кашля, и я понял, что оно сейчас разорвётся. – Чего ты боишься? – Я не знаю... – Может, тебе жаль этих девушек? – Нет... Я сделал всё как нужно... – Страшно умирать? – Нет... Стыдно. Помню, как носок моего ботинка зацепился за какой-то выступ в земле. Помню, как слюна текла по подбородку, и как я старался добраться руками до сердца. Рвал на себе рубашку и кожу, пока главная мышца не лопнула. Это странное чувство. Потом скажут, что я умер страшной и мучительной смертью, скажут, что сошёл с ума от болей, что периодически случались. И, на этой почве, я взял в руки оружие, и сделал больно другим. Правда ли это? Я не помню. Могу сказать только то, что умирать не слишком страшно. Это... никак. Я не имел никаких чувств и переживаний. Даже не думал о том, как отреагирует семья на известия о моей внезапной кончине. Сейчас я нахожусь в месте, которое не описывала ни одна религия: здесь ...никак. Постепенно я всё забываю, забываю о своей жизни, и о смерти. Уже не помню имён. Не понимаю значений многих слов. Кто-то сказал мне, что скоро я стану чистым. Наверное, это правда. Ещё не до конца я отошёл от мира, который когда-то называл Реальным. Всё ещё ощущаю время, всё ещё могу говорить. Есть люди, умеющие слушать таких, как я. Их, кажется, называли медиумами (или до сих пор называют?)... Один из них согласился выслушать меня и увековечить мою речь. Он спросил меня о том, вижу ли я Бога. Нет. Но ощущаю. У Него нет лица, и Он не очень похож на тех, о ком говорят религии. Жалею ли я об убийствах? Нет. Так было нужно. Жалею ли я о своей смерти? Нет. Так тоже было нужно. Всё, что ни делается – всё нужно. Интересно... зачем я носил с собой нож?