Entregarse

Взбесить Се Юйченя чертовски сложно, но Сяцзы всегда был профессионалом. Компетентность до последней косточки — вот причина, почему он отлетает на сложенные кучкой маты, словно соломенная кукла, и ай, это больновато. Давненько его так не хватали, как котёнка за шкирку. Сяо Хуа и приступы агрессии — штука столь же редкая, как сорок градусов со знаком плюс на Южном полюсе: встречается лишь в фляжке у полярников. Хэй Сяцзы может даже мёртвых вывести, а уж в Хуа-эр-е-знании и вовсе специалистом называется. Но чтобы так… Кажется, последняя его идея была крайне плохой идеей. Просто отвратительной. Или момент подобрал неудачный, может… Сяо Хуа не был склонен к буйству, предпочитая сохранять голову холодной, а суждение — трезвым. Ярость он копил, как змеиный яд, настаивая до смертоносности, примораживал, собирая в айсберги. По пустякам не тратил. Сяцзы в его личной палате мер и весов пустяком не считался. — Сяо Хуа, — он успокаивающе вскидывает руки, старательно не косясь на плотно обёрнутую щупальцем щиколотку, — Давай поговорим. Крепко держит, руками не расцепишь, а ножом лезть — он что, дурак, чтобы Сяо Хуа калечить. Нет, надо уговорить, тогда… Сяцзы давно подозревал, что его дорогой муж на какую-то часть не человек. Или хотя бы проклят. Слишком уж много подозрительных пятен было в семейной истории: тут и усыновление, и внезапная гибель всех старших, и малообоснованная для сторонних наблюдателей вера Цзю Е во внука, названного наследником ещё при живом втором поколении. Что-то неладное творилось в семье Се, да только вины Се Юйченя в том не было, в этом Сяцзы был уверен точно. Не такой человек Хуа-эр, чтобы вредить своим. Так что внезапно вырвавшимся из спины Хуа-эр-е щупальцевидным побегам он совсем не удивился. Странное происхождение партнёра да на его тентакльную карму — чему тут удивляться, вполне закономерный исход. Сяо Хуа его хоть сожрать не пытался. Так, отшвырнул всего лишь да застыл посмертной статуэткой, одни усы цветочные и шевелятся. Зато понятно теперь, чем его дражайший разрушитель так бодро порой тренировочные залы разносил. А он-то грешил на посох. Сяо Хуа, Сяо Хуа, как всегда, полон тайн. — Например, о том, какие чудесные у тебя — ауч! — лозы. Это на основе виноградных? — болтает он, старательно игнорируя тот факт, что недовольный Сяо Хуа медленно, но верно подтягивает его к себе за ногу, словно удочкой. Лучше послушно проехаться и вытереть спиной пол, чем отлавливать игнорирующего его Се Юйченя в бесконечной череде дел. Хуа-эр-е сбегать от преследователей умеет восхитительно, и если разозлить его всерьёз… Сяцзы догонит, конечно, но время уйдёт. — Или лимонник? А вот висеть вниз головой не очень приятно. Очки норовят слететь — приходится придержать, вынужденно притихнув. Сяо Хуа поджимает губы, смотрит с пустынным холодом и той же резкостью. Почти как на чужого — маленькое, благословенное «почти», которым Сяцзы вычёркивать проблемы будет. — Не имею ни малейшего представления. — отвечает отрывисто, коротко, небрежно Хэй Сяцзы остальными растительными щупальцами подхватывая, чтобы перевернуть. Крепко, но бережно; Сяцзы улыбается с полульстивой сладостью, отчасти очарованный, отчасти встревоженный, и обмякает расслабленно, как щенок, покорно подставляющий уязвимый живот. Сяо Хуа к манипуляциям устойчив, его не проведёшь, но если Сяцзы выказывает доверие открыто, Хуа-эр-е смягчается. Сяцзы бы сказал — инстинктивно, но нет, вполне себе осознавая, просто смирившись, что иначе не получается. У самого такие же проблемы, когда Сяо Хуа фыркает с обидой, отворачиваясь и делая вид, что всё хорошо. Сяо Хуа удерживает надёжно: по паре щупалец на каждую руку и ногу — лодыжки и бёдра, запястья и плечи, — ещё два на пояс, одно, потоньше, вокруг горла, чутко прижавшись к выступу кадыка концом; последнее видимое покачивается беспокойно у Сяо Хуа за спиной, будто хвост. Для растения они слишком тёплые, для человеческой плоти — отличные; плотные, гибкие, сильные. Внутренний анатом Хэй Сяцзы приоткрывает глаза, пытаясь определиться, что же это такое. Вот бы потрогать… Не так, как его сейчас поймали, без шансов, а полноценно — убедить Сяо Хуа полежать спокойно, посмотреть, как они выходят из тела, пощупать, изучая до последней клеточки. А может? — Хорошо, раз с видом лиан мы не определились… Будут тентакли. — решает Сяцзы, умудрившись удобно уложить ладонь на одну из вышепредставленных вещей. В отличие от тех, что обычно хватают его с кровожадными намерениями, щупальца Се Юйченя осторожные — держат, но не давят, — и более гладкие, как восковые на ощупь. Странно понимать, что они не розовые и не зелёные. Хотя матовый угольный тоже выглядит интересно. Почти бархатным. — Как насчёт того, чтобы мы обсудили, что ты можешь ими делать, кроме как метать тяжёлые объекты куда подальше? Скептически поднятая бровь явно демонстрирует отношение Сяо Хуа. Только если болтовня чепухи может принести Хэй Сяцзы достаточно очков, чтобы сбить ледяную корку злости в родных глазах — что же, Хэй-е готов позориться до победного. И всё же Хуа-эр-е молчит. Сяцзы переводит: продолжай, попробуй, дерзни. — Хорошо-хорошо, любовь моя, отложим экспериментальный примирительный секс на потом. — смиренный вздох вырывается как бы сам собой, пока Сяцзы пытается погладить пойманную-поймавшую конечность, проверяя уровень чувствительности. Сомнение в глазах Сяо Хуа становится ярче. Юркой рыбкой мелькает подозрительность. Сяцзы продолжает торопливо, придавая себе самый раскаивающийся вид. — Виноват. Это была глупая мысль. Прости старого дурака, Хуа-эр. — Надо же. Теперь ты это признаёшь. Ах, этот горный ветер… Снег в лицо, холод на грани замёрзших лёгких, но взгляд у Сяо Хуа светлее. Злится, бросается словами едко, как наотмашь бьёт, а всё равно спокойнее. Сяцзы переводит дух — конечно, незаметно, он же не дурак, чтобы сразу бесить опять. Слава, слава предкам, что Сяо Хуа не так сильно жаждет крови, как показывает. Вероятно, считает, что знание о его не совсем человеческой натуре (и пара хороших пинков) будет хорошей заменой огромной ссоре, ведь Хэй Сяцзы не любит брать лишнюю ответственность, а здесь такой страшный секрет. Или планирует отомстить позже. Всё возможно. Он не скупится на «мимику щеньячих глазок», как это называет Сяо Хуа. Щедрой рукой отсыпает в язык тела нотки тихого нытья вкупе с преданным «понял, осознал, исправлюсь», только хвостом за его неимением не виляя; всё же, на сей раз действительно его ошибка. У партнёра есть полное право злиться — Сяцзы сам бы на себя взбесился, будь на месте Сяо Хуа. И морду бы набил. До заплывшей, как пьяная полная луна, рожи. Сяо Хуа не дерётся. Вздыхает только тяжело, критически рассматривая картину «кающийся грешник на скалистом утёсе», и отпускает. Щупальца втягиваются быстро: достаточно, чтобы уронить Сяцзы, но не слишком, чтобы он не успел сгруппироваться. Ещё одна мелочь, указывающая, что чужой гнев ослаб. — Как этот муж может искупить свою вину? Уточнение шутливое, вкрадчивое, но Сяцзы вкладывает в него максимум серьёзности, на который способен. Он взрослый человек: он способен как признать провал, так и исправить. Жаль, Сяо Хуа помогать не спешит. — Этот супруг так умён, что наверняка поймёт сам.

***

Дело в том, что Сяцзы облажался. Причём дважды. В первый раз — когда натворил то, что натворил. Во второй — когда полез к сбрасывающему стресс Сяо Хуа. А ведь если бы не рванул вниз, в тренировочный зал, не увидел бы ни напряжения, ни лишних отростков. Се Юйчень ведь ни то, ни другое ему показывать не собирался, считая неприглядной картиной — Сяцзы партнёра знает. Поругался бы в одиночестве, разнёс площадку и вернулся, спокойный и рассудительный, как всегда. Вопреки слухам, они не склонны рассориваться всерьёз. Как раз из-за привычки, проверенной временем — сперва перебеситься в одиночестве, приводя мысли в порядок, а уже потом вступать в спор и разбирать проблемы. Это у них общее, договорное, одно на двоих. Они разумные люди. Накосячил — исправляй. Неписаный контракт.

***

Спустя неделю сплошных забегов по всему Пекину Сяцзы чувствует себя курицей с отрубленной головой, бездумно носящейся по кругу. Улицы и люди сливаются в бесконечный ряд, и от усталости не спасает даже поддержка Се Юйченя по ту сторону — как бы партнёр ни злился, наедине с разгребанием завалов не бросит. А было бы логично: в конце концов, созданные проблемы больше касаются Хэй Сяцзы, чем семьи Се. Когда получается наконец разобрать эту нескончаемую нить имён и лиц и осторожно свернуть в клубок, Сяцзы стонет от облегчения, падая лицом вперёд прямо на ковёр. Дурацкие политические игры, чёрт их подери… Да чтоб он ещё раз… Белый ворс предательски мягок. Особенно после горячего душа. Особенно по сравнению с кроватью, которую сперва надо от закинутых в горы вещей освободить. Хорошо, что он его притащил. И Сяо Хуа с Су Ванем на нём уютно возятся с модельками последнего, если что, и для экстренного сна полезно. Сплошные плюсы. Благодать. Сяцзы снится шорох, безобидный, безопасный, со тихим ворчанием перемежающийся. Раз тело не реагирует само, значит, вставать не будет, мутно решает он и упрямо спит дальше. Ну, а лёгкое покачивание, знакомое тепло и аромат любимого мандаринового геля придают отдыху неповторимый сладкий вкус. Сяцзы просыпается в кровати, без очков и одежды, в плотном коконе из одеяла и с греющей ладонью на макушке. Тяжесть рядом привычна; Сяцзы перекатывается ближе, чтобы обнять Сяо Хуа за пояс. Без футболки, надо же. Не надо тратить время на попытки подлезть под бесячую ткань. Может, и со штанами повезёт? Жаль, нет. Хорошего понемногу. Он размеренно дышит, наслаждаясь возможностью держать Хуа-эр-е. Успел соскучиться. Не только он — Сяо Хуа обычно в его доме без приглашения или особого случая не появляется, уважая право на личное пространство. А сейчас здесь. Живой, спокойный. Задумчивый. — Они могут немногое. Бросать, держать, пробивать. Для боя не слишком пригодны: повреждённые можно отрастить снова, но боль никуда не денется. Ни долголетия, ни устойчивости к ядам. Просто четырнадцать… условно мясных лиан. — Тентаклей, — настойчиво и слегка смешливо поправляет Сяцзы. Хуа-эр, как всегда, выбирает выражения. Условно мясные лианы, предки. Ну не проще ли щупальцами назвать? А, ладно: главное — отвечает на вопросы. Значит, остыл. — Четырнадцать? Я насчитал меньше. — Самые бесполезные во рту. Где-где? Сяцзы аж подбрасывает от желания посмотреть. И даже предупредительный взгляд не тормозит. И «только-попробуй-пошутить-про-минет» улыбка тоже. Ничего его, в общем-то, не останавливает, кроме необходимости убедить Сяо Хуа эти самые щупальца выпустить. И попутно убедить, что не совсем человек Се Юйчень Хэй Сяцзы нужен не меньше, чем раньше. У Сяо Хуа самооценка нормальная, но, думается Сяцзы, от выдачи таких новостей любой слегка засомневается. Не в себе, так в партнёре. Инстинктивная реакция, вот это всё. — Хуа-эр, — зовёт он, придавая голосу гробовую серьёзность, — Знаешь, кто ты? Воплощение моей кармы. Всю жизнь этого несчастного человека преследуют существа с щупальцами, намереваясь сожрать, и потому небеса создали одно, которое не станет, восполняя мировой баланс… — Уверен, что не станет? — перебивает Сяо Хуа с кинжальной усмешкой, но Сяцзы опытный, Сяцзы не проведёшь, он подхватывает линию мгновенно, выводя в нужную сторону, перехватывает умную голову ладонями, целует ласково, чувствуя, как преломляется его мягкость в Сяо Хуа во что-то растерянно-беспомощное, уязвимое, доверяющееся. — Только по обоюдному согласию. — заверяет, чуть отдышавшись. Убеждать Сяо Хуа прикосновениями — то ещё испытание, всегда сложное, сколько ни практикуйся. Сяцзы всегда был специалистом в сложных испытаниях. — И оно у тебя есть, душа моя. Сяо Хуа любит кусаться. Сяцзы не против. И даже если его погрызут не только зубами — пускай. Это будет интересный опыт. В жизни надо пробовать всё! Нет, если бы на него с подобными намерениями бросалась тварь вроде Нагаса или змеиного кипариса, Сяцзы бы вполне обоснованно метнул гранату в радостно раскрытую пасть. А если бы опасался щупалец, не ловил и не ел осьминога. Но это не Нагас, не кипарис и не кальмар. Это Се Юйчень, а его Сяо Хуа — можно. — Могу я потрогать? Пожалуйста, Сяо Хуа? — Так бы и сказал, что перечитал горячих историй в интернете. Куда учитель, туда и ученик: Сяо Су точно набрался дурного у тебя. Хуа-эр-е отвечает сухо, почти кисло. Хмурится, собирая кропотливо разобранную обаянием великолепного Хэй-е броню сознания, просчитывая, чем ему это грозит. Вздыхает тяжело, заслышав согласный смешок, затем ещё раз, подводя итог. И всё же сдаётся. — Слезь. Неудобно. Лианы менее длинные, чем он запомнил, но более толстые. С два запястья в обхвате против одного в прошлый раз. Интересно. Видимо, Сяо Хуа может контролировать, что ему нужнее. Любопытная ладонь сразу оплетается побегом, но без силы — только реакция на прикосновение, понимает Сяцзы, вопросительно уставившись на Сяо Хуа. Непроницаемое выражение говорит само за себя. Почти подмывает спросить, а может ли партнёр вырастить себе щупальца с присосками, но Сяцзы благородно игнорирует эту мысль. Разумеется, не просто так, а в пользу более привлекательной. Сяо Хуа сказал, что чувствует ими боль. Значит ли это… На вкус оно практически никакое. Едва уловимая травянистая горечь, не прислушиваться — не заметишь. Попробовать бы куснуть, да неудобно, он не питон, рот так широко не откроет, а просто так зубы соскальзывают. Остаётся просительно промурлыкать намекающее «Сяо Хуа?», невозмутимо притворяясь резко ослепшим и недоверчивое «серьёзно, Сяцзы» просмотревшим. Очень даже серьёзно! У него отбирают занимательные конечности вовсе. Обидно. Бессердечно. Жестоко. — Не смотри на меня, как старейшины на аудитора. — Сяо Хуа закатывает глаза, передёргивая плечами, — Не могу изменять, пока они вне. В качестве компенсации ему дают поцелуй: достаточно хороший, чтобы Сяцзы счёл душевную травму исцелённой, и, о, тут тоже есть пара извивающихся щупалец — точно, его ведь предупреждали. Эти более юркие, чем их крупные товарки, толщиной всего-то в мизинец и скорее напоминают усики вьюнка, чем что-то животное, но обладают ровно таким же рефлексом цепляться за всё, что приближается — например, за наглый язык на своей территории. Щекотно и нечестно, потому что Сяо Хуа никто не ограничивает, и он вылизывает Сяцзы рот, как вздумается, разыгравшись во всей своей любви к основательности. — Коварно, Хуа-эр-е. — притворно жалуется Сяцзы, впрочем, мгновенно забывая о капризах, когда в руку осторожно тыкается парочка стеблей. Сяо Хуа и правда сделал их меньше, понимая с полуслова, как обычно. Наверняка и невысказанное желание быть опрокинутым и исследованным в ответ понял тоже, только решил дать немного времени на самостоятельную работу. Что же, Сяцзы всегда рад стараться, если причитается хорошая награда. Здесь она просто великолепная: Се Юйчень славится щедростью, когда дело доходит до Хэй Сяцзы. — Как насчёт небольшой сделки? У него ещё есть свободная левая рука. В самый раз, чтобы выдрать дорогого супруга из уютных домашних брюк, но вот на строгих боксёрах придётся просить о сотрудничестве. К счастью, Сяо Хуа — отличный партнёр, а потому поддерживает Сяцзы в его благом начинании и позволяет вклиниться меж бёдер, только вдыхает глубже, взгляд не отводя (Сяцзы сомневается, что ему что-то видно, всё же, никаких источников света в спальне нет, чтобы не травмировать глаза; тем не менее, Сяо Хуа упрямо ищет зрительный контакт, так кто он такой, чтобы отказывать). Ещё бы обнял — и цены ему не было. Сяцзы вопрос решает самостоятельно: попросту перекладывает безвольно — о, да будь проклято аристократическое воспитание Се с его фиксацией на выдержке! — лежащие ладони к себе на талию, бесцеремонно сжимая каждую, чтобы убедиться, что Хуа-эр-е понял посыл и не отпустит. Так лучше. — Эй, ты должен был спросить, о какой сделке я говорю. — Зачем? Сам расскажешь. Впрочем, если это настолько важно… Чуйка Сяцзы, тренированная тысячами опасных ситуаций, воет придавленным котом. Хитрый блеск в глазах Сяо Хуа ничего хорошего не предвещает, и горе тем, кто покупается: благонравный Се Юйчень с той ещё чертовщинкой внутри живёт. Ха, какой вышел каламбур, запомнить бы только. — Ты скажешь мне, чего хочешь, Сяцзы? Если бы Сяо Хуа сделал голос вкрадчивым и мягким, любой бы задрожал, растекаясь лужицей оплавленного воска. Если бы Сяо Хуа был им, вставил насмешливые нотки, заставляя подпрыгнуть, как на иголках. Сяо Хуа произносит это практически безэмоционально, размеренно, скорее утверждая, чем спрашивая. Делает акцент на имени, вкладывая тот самый, исключительный оттенок, превращающий обращение в плавный выдох, на грани между молитвой и повелением. — Чёрт возьми, — коротко ругается Сяцзы, чувствуя, как горячеет и скручивает в животе. Впрочем, едва заметное довольство в улыбке партнёра моментально заставляет протрезветь и зачастить, пока коварный кто-то не использовал оговорку себе на пользу. — Отличная сделка, Хуа-эр: ты и твой восхитительный рот на моём члене, а потом взять. Не черта, — предупреждая ответную шутку, — сам понимаешь. Ну как? Звучит как хороший план, не так ли? Несмотря на возраст, именно Сяцзы из них двоих предпочитал быть нетерпеливым. Во-первых, потому, что просто мог; во-вторых, тратить время вместе на нелепое молчание без капли уюта было глупым, если можно было оказаться ближе, в тепле и комфорте; в-третьих, ожидать спешки от Хуа-эр-е было примерно тем же, что ждать снег в пустыне; в-четвёртых, ему было позволительно. Кто бы не вёл себя избалованно, зная, что о нём позаботятся и дадут ответить тем же? К тому же, с какой стороны ни посмотри, Сяо Хуа был горячим. Особенно в те моменты, когда брал ответственность. Не ту, которую ему навязали, заставляя выбрать; ту, которая ему по вкусу. Как Сяцзы, например; исключая вопрос со зрением, потому что он не собирался вспоминать о медицине в постели. В общем, в том, что Хэй Сяцзы чувствовал себя желанным и был совершенно не против предоставить своё тело в полноценное владение во всех вариантах, о каких только подумается, был виноват Се Юйчень. Се Юйчень, который щурится в задумчивости, выстраивая предложенную картинку в голове. — Со второй половиной могут быть проблемы. Они плохо слушаются на пике эмоций. Если… — Мы осторожно, — уверяет Сяцзы, старательно замалчивая, что в прошлый раз тоже было на пике эмоций, и всё же хватка лиан не оставила ни единого синяка. Есть у него подозрения, что конкретно ему щупальца Сяо Хуа не навредят, если владелец не захочет убить. Другое дело, что могут отозваться на иные стремления, помимо жажды крови; и всё-таки он склонен верить, что с желанием хорошенько вытрахать из него душу справится, пускай и с добавлением в виде лиан. Тело у него крепкое. Выдержит. — Доверишься мне, Хуа-эр? Нечестный ход, сообщает ему ощутимый тычок под ребро. Сяцзы охает, но не отпускает: тянется к губам требовательно, не отводя взгляда. Пользуется чужим сомнением, как настоящий демон. Упрямство — его личная добродетель. Только Сяо Хуа тоже не так просто сбить. — Если что-то пойдёт не так, ты их сломаешь. — ставит точку партнёр, предупредительно кусая, чтобы заткнуть зарождающийся протест. Диктатор и параноик, любяще ворчит про себя Сяцзы, в отместку поддавая бёдрами. Конечно, ничего он ломать не собирается. Склонившийся над ним Сяо Хуа — всегда великолепное зрелище. Не менее прекрасное, чем лежащий под ним и с милостивостью божества принимающий ласки. Будь Сязцы глупее и моложе, боролся бы с желанием прокричать на весь мир, что этот человек принадлежит ему, завидуйте молча; Сяцзы сегодняшний просто откидывается на свитую из щупалец — это тентакли, Сяо Хуа, — уймись и не сбивай настроение интернетными порно-зарисовками, — опору и наслаждается видом. Жаль только, руку в волосы запустить ему не позволяют, подсовывая вместо этого одну из лиан — ты же хотел изучить, так изучай, Хэй-цзяошоу. Сяо Хуа нравится начинать с цепочки отметин вдоль артерий. Интуиция подсказывает Сяцзы, что есть в этом что-то вампирское, ну, или растительное, на основе последних известий: не похожи лозы Сяо Хуа на мирный плющ, а вот на какую-нибудь лиану-мутанта вполне. Да и их хозяин далеко не милая незабудка — странно было бы для хищника не следить за током живительной крови. Иногда Сяцзы кажется, что его дорогой супруг пытается выгрызть на нём свои инициалы. По времени и затейливости как раз подходит. Только Хуа-эр-е упрямо отказывается это признавать, настаивая с каменным лицом, что у Сяцзы просто ноги красивые. Очень верится, дорогой партнёр. Просба поторопиться приносит ему демонстративный укус с засосом в районе повздошной кости; Сяцзы фыркает, вспоминая студенческие годы — откуда только лезет, сколько лет прошло, а ведь всплывает, и ладно б в бою, так нет, с любимым человеком. Сущая несправедливость. А ещё большая — что Сяо Хуа принимает фырканье на свой счёт и действие повторяет, выбивая короткое айканье. Безжалостный, проговаривает Сяцзы одними губами, нагло пользуясь темнотой. Он мог бы вечно любоваться, как Сяо Хуа работает ртом. Рот у Сяо Хуа чудесный: приятно жаркий, с правильными мягкими губами и умелым языком — Сяцзы не может не вспомнить давний спор, когда они шутливо сражались за право лечь у стены, завязывая вишнёвые черенки; Хуа-эр-е победил с разгромным счётом просто потому, что Сяцзы замер, засмотревшись, в попытке удержать представляющиеся картинки в голове. Есть что-то невыразимо кошачье в том, как Сяо Хуа деликатно высовывает язык, точно вымеряя, как его расположить для лучшего эффекта. Сегодня к нему добавляется ещё и парочка маленьких щупалец, и, наверно, это должно казаться отвратительным, напоминающим богомола или ещё какую тварь, но Сяцзы прошибает лишь волной предвкушения. Говорят, фэншуй фэншуем вышибает. Его случай, видимо. К тому же, пропустить такое лакомство из-за каких-то лиан? Ха! Сяцзы не дурак. Сяо Хуа подобным балует нечасто: не откажет, если попросить, но инициативу проявлять не станет, потому что голос, да и сам Хэй Сяцзы предпочитает больше заботиться о партнёре, чем получать — сложно, знаете ли, лежать бревном и не шевелиться, когда старательно обласкивает такой красавец. Если он предпочитает резкость и нетерпение, насаживаясь ртом сразу до основания, чтобы заставить Сяо Хуа подавиться вздохом, то Сяо Хуа выбирает основательность и медленное плавление, властный даже в таких мелочах. Он осторожно покрывает головку, задумчиво щурясь, словно анализирует вкус, перекатывает на языке. Втягивает в рот понемногу, постепенно, не гнушаясь помогать себе руками: одной направляет, а второй удобно придерживает за бедро, не давая дёргаться и порой профилактически похлопывая по одному из оставленных ранее следов. — Красиво, Хуа-эр. Это их обычный сценарий; сейчас Хуа-эр-е обхватит плотнее, напоминая заодно, что где-то там есть зубы, а разрешения на комментарии Сяцзы пока не давали, заткнись и наслаждайся, а затем отстранится, чтобы повторить команду для закрепления голосом. Знакомо, но этого не менее увлекательно. Но Се Юйчень в очередной раз доказывает, что соблюдает прежние планы лишь до тех пор, пока не находит наилучший. Искажённое зрение даёт отличный вид, как растянутые вокруг ствола губы дрогают в самодовольной улыбке. Сяо Хуа аккуратно поправляет чёлку, едва ли не манерно, смотрит неотрывно, почти гипнотизируя, и опускается медленно до конца. В то же мгновение приходят в действие спокойные ранее лианы: перебираются с тихим шорохом, из поддерживающей сети превращаясь в живое переползающее нечто. Они не могут ничего, кроме как держать и гладить, но под внимательным взглядом Сяо Хуа и этого достаточно, чтобы тряхануло до первого отчётливого стона. Красивое зрелище, Сяцзы, легко читается по языку кода. Его партнёр — маленькая мстительная злобность. Но любящая: понасмехавшись безобидно, Сяо Хуа вновь принимается за работу, впрочем, нагло ленясь при этом. Пользуется доступными преимуществами — головой не двигает вовсе, предоставляя задачу обласкать хорошенько маленьким щупальцам, выполняющим приказы хозяина неукоснительно; сглатывает мелко и часто, будто ему тяжело, но дышит размеренно, не сбиваясь, ещё и успевает подтаскивать незаметно знакомый тюбик — Сяцзы, может, и немного слепой, но не настолько, чтобы не увидеть и не почувствовать, как одну из горячих ладоней у него отнимают в пользу какой-то смазки. А, точно. Сяо Хуа не настоящий монстр, выделять ничего не может. Но всё равно, неужели нельзя было использовать одну из дополнительных щупальцерук, благо вон их сколько! — Ты отлично смотришься с набитым ртом. Словно уже приступил к попытке сожрать. А как же манеры, Сяо Хуа? — не удерживается он от подколки, чувствуя себя мельтешащей возле лампочки мошкарой. И хочется, и светится, и горячо, вот-вот крылья подпалит. Сяо Хуа и подпаливает: напевает неразборчивое, заставляя скорчиться от расходящейся электрической вибрации, оглушает щелчком крышки и холодом нарочно пролитых капель. Может, это всего лишь глюк на контрасте, но чудится, что оплетающие его штуки становятся горячее; нахальная улыбка, вздёрнувшая покрасневшие уголки рта, подтверждает догадку. Не показалось. Сяо Хуа доводит его специально. Во-первых, ему нравится слушать; во-вторых, это быстрый и практичный способ превратить тело в размоченную в бульоне лапшу. Есть у Сяцзы подозрения, что существует и в-третьих: сложно болтать что-то, кроме драгоценного имени, когда задыхаешься от звёзд перед глазами. Вероятно, есть и в-четвёртых — Сяо Хуа всегда был собственнической заразой, и в постели даже с мыслями партнёра делить не собирался. Так или иначе, мягкий и податливый рот оборачивается смертельной ловушкой, и Сяцзы хрипит ругательство, не понимая, которое, когда Хуа-эр останавливает его на самом краю, заставляя покачиваться в волоске от пропасти — жестоко, жестоко, жестоко… Сяо Хуа ждёт, пока он проморгается, никуда не торопясь, выводит лениво маленькие солнышки по отметкам поцелуев. Воздух после чужого жара кажется ледяным. Сяцзы шипит, вздрагивая. — Кажется, мне пора начинать ревновать. — произносит этот актёр с печалью тихой, надрывной даже из-за лёгкой хрипотцы, будто слёзы сдерживает, а в глазах цзунцзы так и пляшут шаманские хороводы. — К своим же частям. Какая нелепость. — Готов взять на себя ответственность за совершённое преступление, — найти силы для ухмылки непросто, тем более, когда практично использующий отвлечение Сяо Хуа принимается за растяжку — и совсем не пальцами, потому что обе руки Сяцзы видит, да и текстура вовсе не та, — коварный человек, — но Хэй-е всегда умел выполнять сложные задачи. — Только аванс выдайте наконец, а-а? Не то чтобы Сяцзы жаловался на умение Сяо Хуа выносить ему мозги наиприятнейшим способом — оно всё ещё ошеломляюще свежее и идеально выверенное. Сяо Хуа отлично осознаёт пределы его выносливости и границы выдержки, чем и пользуется, как никто не умел. Но даже взаимность знания не избавляет от желания вырваться немедленно, опрокидывая изводящего Се Юйченя крепким захватом на смятую простынь, и либо наконец взять самому, восстанавливая справедливость, либо оседлать и продемонстрировать, у кого тут кровь горячее. — Всенепременно. И премию за удачно разрешённые неприятности. «Щедрость Хуа-эр-е не знает границ» ему уже сказать не дают, выполняя обещанное. И ладно, за то, как элегантно Сяо Хуа поднимает их, перетаскивая на колени, чтобы успешно впиться в шею, можно простить, и Сяцзы даже готов понять, почему вся гибкая толпа лиан играет исключительно роль опоры и связующих нитей. Как объятия и лишние руки, они идеальны; в остальном он предпочтёт восковой гладкости щупалец нормальный член Сяо Хуа. Может, как-нибудь потом, если убедить дорогого партнёра просто отдыхать, позволяя пробовать по чуть-чуть, как захочется, когда они тщательно обговорят сценарий. Сейчас? К чёрту уже эксперименты. Ему премию обещали, вообще-то.

***

— Малофункциональные у тебя тентакли, душа моя. — Я предупреждал. — Нетренированные. — Не хватило? — Это была долгая и адски выматывающая неделя. — Я твою ухмылку отсюда чую, Сяцзы. — И-и-и, Хуа-эр? Думаю, я вполне наработал на ещё одни премиальные. — У тебя глаза закрываются, какие, к шиби, премиальные… Спи. Утром. — И тебе сладких снов, Сяо Хуа. Не стесняйся обнимать крепче, если приснится что-нибудь… определённое. Сяцзы с чистой совестью закрывает глаза, пользуясь безмолвным разрешением развалиться поверх, в тёплом коконе из одеяла и Сяо Хуа. Защитно подрагивающие щупальца, так и не скрывшиеся под человеческой кожей, не напрягают даже инстинктивно. Он снова оказался прав: нечеловеческая часть Сяо Хуа собирается оберегать, а не атаковать. От кармы не убежишь. От такой — и не хочется.