одиночество

Люди постоянно говорят: «Одиночество убивает; губит и заставляет чувствовать себя ненужным всему миру», но что, если одному барду из Мондштадта нравиться чувствовать себя одиноким? Как Бог, ему суждено сталкиваться со смертью и с тем, что рано или поздно, люди покидают его. Такова учесть быть бессмертным. Он уже давно привык к этому, потому всегда издалека следил за своими жителями, держа нужную ему дистанцию. «Ветер несёт пору времени, а время – как хорошее вино, тут же и не заметишь, как оно кончится...» – твердил Архонт из разу в раз, пропуская в себя пару, - а то и больше, - стаканов любимого его алкоголя, и, как обычно, отшучиваясь. До каких-то пор. Звезда, сошедшая с небес, солнце, что светила всему миру, и тот одуванчик вечного времени, что никогда не улетит... Венти был готов написать сотни, а то и тысячи поэм и стихов о том, какие чувства вызывает в нём эта белобрысая голова, которая просто взяла и ворвалась в этот мир, сокрушив всё своей необычайной силой и светом. Он был готов поклясться, что старался изо всех сил, – он даже пытался просто не смотреть на неё! – но всё тщетно. Та самая знаменитая путешественница полностью заполнила собой всю его голову. И впервые в жизни, спустя столько лет одиночества и счастливой тоски, Бог ветров и свободы не хочет больше быть одиноким. Это было что-то непередаваемое. Венти всегда с лёгкостью говорил о романтике, флирте и о чувствах, но не о своих, а о других, помогая своим жителям найти своё счастье и покой на сердце. Но когда это относится к нему самому... Он был готов провалиться сквозь землю, лишь бы вырвать это ноющее по ней и по её прикосновениям сердце, что ныло неимоверно каждый раз, когда она покидала Мондштадт. Не сосчитать сколько песен он написал про неё и так и не исполнил, ибо покрытый в этих чувствах, бард пишет порой... своеобразные тексты, которые даже он местами не может понять. Он мог лежать часами на толстых и прочных ветках дерева Венессы и смотреть на ночное звёздное небо, перебирая еле слышимые ноты на своей лире, представляя в своих мыслях её рядом с ним. Но он понимал. Она была за гранью дозволенного для него. Она прибыла в этот мир за своей единственной целью. А он же просто скромный нелепый Бог, который скрывается под жизнью беспечного и наивного барда, не имеющий мечты и пути куда-то вдаль, вслед за ней. Архонт понимал это и старался принять, как он делал это раньше с одиночеством, но с каждой их встречей и времяпровождением его маленькое сердце с надеждой и с какой-то еле уловимой тоской прямо-таки кричало: «Я люблю тебя, Люмин!» всё громче и громче, отчего даже дышать становилось тяжелее. Будто бы сам ветер забирает весь воздух из его лёгких, когда он рядом с ней. Как же это иронично. Он желал знать будущее. Венти мог пошутить хоть тысячу раз о том, какой он умелый бард, раз знает все песни прошлого, настоящего и будущего, но на самом деле он ни черта не знал про это будущее. Оно страшило его, когда мысль о том, что Люмин может покинуть Тэйват после своей цели, закрадывалась в его голову. Он старался, старался, старался забыть и жить дальше, но... Жизнь без неё – словно жизнь без своего сердца. Он больше не хочет быть одиноким.       

***

Сидя буквально на самом краю уступа утёса Звёздолова, бард лениво перебирал несколько струн на своей лире, совсем не задумываясь, что за мелодия выходит из уст инструмента, пока он с закрытыми глазами снова был погружён в какие-то думы о своём... Луна ярко сверкала на небе с тысячами звёзд, пока одна из них не окликнула его. - Почему ты сидишь тут один? Пение лиры прекратилось в тот момент, как она заговорила, заставляя ветер подняться и кружить очередной вальс между ними. Он сидит к ней спиной, но всё ещё чувствует какими глазами она смотрит на него. Янтарные. Беспокойные и такие яркие. Бард готов был утопиться в них. - Все веселятся на фестивале... А ты тут один. Он чувствует, как она хочет подойти к нему ближе, но будто боится. Поэтому брюнет, улыбаясь краями губ, поворачивается к ней наполовину, наконец окидывая её взглядом. Прекрасна, как и всегда. Люмин стоит буквально в нескольких шагах от него, всё такая же чарующая, со своими не менее чарующими глазами. Её руки были за спиной, будто она держала что-то, и это заставило Венти улыбнуться полностью. - Быть среди людей весело, – начинает он спокойно, мелодично, будто мурлыкая, как кот, на которых, что иронично, у него аллергия, – но иногда даже полезно побыть одному, согласна? - Извини, я тебя отвлекла? – спрашивает с ноткой тревоги в голосе, так любезно и заботливо, отчего сердце Бога ветров снова пропускает жалобный крик, – Я не нашла тебя возле таверны, поэтому стала искать на наших местах. Сама мысль о том, что он был так близок с ней, что у них были несколько потаённых мест от всех людских глаз, – даже от Паймон, – где они могли побыть одни и насладиться какой-то своей тёплой атмосферой друг друга, даже если они просто молчат всё это время, была для него большой эмоциональной волной чувств. Он знал, что она не позволяет себе ослабить бдительность и свою маску «храброго героя» рядом с другими, поэтому он всегда чувствовал себя таким особенным, когда она позволяла себе плакать или злиться рядом с ним. Даже если видеть эти горькие слёзы и хмурость на её лице было для него пыткой, он никогда не осуждал её за это. Потому что он такой же. - Что ты, – посмеивается так сладко, вставая и оставляя свою лиру на земле, поворачиваясь к ней полностью, смотря на неё самыми добрыми глазами, – Я всегда рад твоей компании, ты же знаешь, – снова тихий смех, видя, как она расслабилась после его слов, – Ты что-то хотела от меня, раз обыскала весь город? И тут появляется слегка розоватый пигмент на её щеках. Ох, брюнет так любил, когда ему удостаивалась честь не только видеть её такой, но и делать это своими словами, получая лёгкие толчки в плечо от своей игривости. Но в этот раз она краснеет так искренне, будто готовясь к чему-то. Венти смотрит на неё и терпеливо ждёт, не торопя её, мягкая улыбка играет на его губах, когда лёгкий ветер снова поднимается вокруг них. Только для них двоих. Набирая в лёгких побольше воздуха, блондинка выдыхает и начинает медленно, вдумчиво, – Помнишь, два года назад, когда это был мой первый фестиваль Ветряных цветов, я была выбрана как звезда анемоний? Бард снова хихикает, вспоминая тот самый фестиваль, когда он, кажется, наконец признал свои чувства к ней. Как она помогала ему с поэмами, как улыбалась вместе с ним, выбирая ему анемонию – сесилию, цветы, которые он больше всего любит на свете. И только она это знала. Как в конце они закончили свой фестиваль душевной болтовнёй в логове Двалина, позволяя себе отдохнуть в компании друг друга. Да, это был самый лучший фестиваль за всю его долгую жизнь. - Конечно, – улыбается и подходит чуть ближе, дабы не стоять на уступе, – Я был так тронут. Она улыбается мягко, смотря вниз на землю, – Д-да, и... В этом году город никого не выбрал, как звезду анемоний, чтобы преподнести свой дар тебе, поэтому... – путешественница слегка запинается, волнуется, старается подобрать слова правильно, – ...я решила преподнести тебе его отдельно от себя. Как от Люмин. Она ставит руки впереди и бард непроизвольно ахает. В руках блондинки был аккуратный букет свежих сесилий, что сверкали в свете блестящей луны, отдающие таким сладким аромат и той самой свободой, что Архонт больше всего любил и ценил. Он открывает рот в удивлении, смотрит на букет, а затем на смущённую подругу, чей взгляд был направлен куда-то в сторону. До чего мила. - Люмин... – её имя слетает с его губ как молитва, он улыбается так искренне, осторожно беря букет с её рук и вдыхает привычный ему запах, – Спасибо. - Когда делаешь это наедине... немного смущает, – признаётся блондинка и смотрит на парня, слегка хихикая и улыбаясь, румянец всё ещё играет на её щеках, – Я знаю, что ты не любишь, когда к тебе относятся как к богу в таком ключе, но я решила сделать этот дар как... Как мою признательность тебе за всё, что ты делаешь не только для меня, но и для Мондштадта. Как не от звезды анемоний, а как от Люмин. От Сошедшей звезды. Он опешил. Путешественница не то, чтобы особо не разглагольствовала о своих чувствах и эмоциях, но слышать такое в его сторону, заставляет его сердце трепетать ещё больше. В её словах чувствуется такая искренность и сердечность, что бард еле держится на месте, чтобы не обнять её настолько сильно, чтобы слиться с ней. - Спасибо тебе, наша звезда, – так нежно улыбается Архонт, смотря на неё. Он всегда вставлял местоимения «наша», когда давал ей какие-нибудь милые клички, поскольку понимал, что он не заслуживает называть её своей, – Я и представить не мог лучшего дара, как те, что ты даровала мне. Она улыбается и хихикает, как маленькая девочка, выдыхая с облегчением. Смотрит в его бирюзовые глаза, как и он в её янтарные, и будто весь мир уплывает прочь. Только они вдвоём. - Ах, точно. Ты говорил, что написал несколько любовных поэм, да? – спрашивает она, когда они снова садятся вместе на краю уступа, смотря на него таким невинным взором, – Я могу послушать? Точно. Стихи. Одну из них он уже прочитал ей, когда она закончила своё приключение с остальными, и он готов признаться, что вышло... Мягко говоря, ужасно. Он слишком сильно переволновался, что прочитал тот, что не должен был. Это было слишком очевидно, что оно про неё. Она просто не должна была услышать его. Но судя по её реакции, она этого не поняла. Или сделала вид, что не поняла. Сердце барда снова сжимается и он лишь хихикает, вспоминая, что, кроме как о Люмин и обо всём, что с ней связано, он больше не писал ни о чём другом с того дня, как она сошла на Тэйват и они встретились. - Да, пока ты была занята своими приключениями, – улыбается ей и вновь берёт свою лиру, подмигивая ей, – Правда хочешь послушать? Задаёт вопрос, но она уже активно кивает головой, улыбаясь так ярко, что, кажется сама луна и солнце не сравнятся с ней. Он так хочет прикоснуться к ней опять, дотронуться до её щеки и смотреть в её глубокие глаза, как золото, вечно. Не то, чтобы она не даёт ему дотронуться до себя, наоборот, у них были моменты, когда Люмин липла к нему, пока плакала или просто хотела спрятаться от всего мира, а он с радостью подставлял ей свою грудь и объятия, в которых она чувствовала себя живой. Просто он боялся чрезмерной тактильности с его стороны по отношению к ней. Он знал, что не сможет уйти от неё, если дотронется. Поэтому он сам ждёт момента, когда она прикоснётся к нему. И даже после её минутной тактильности, его сердце так ныло в одиночестве без другого такого родного, теплого сердца. Бард прикрывает глаза и вдыхает свежий бриз, – он отдаёт сесилиями вперемешку с ветряными астрами... Именно тех, что так любит Люмин. Самый лучший запах, что он когда-либо вдыхал в свои лёгкие. Он улыбается, перебирая пару мелодичных струн на своём инструменте, мягко и нежно повествуя о желаниях своего сердца через стихи... «Мой лучший сон — Старый дом. И у нас с тобой восход, а не закат. Шум дорог Вдаль везёт, Но ты сошла с пути, Осколки сердца очень любят сны. Тон, тихий тон, Но громкий крик Моей души внутри Сидит. Боль, снова боль, Ты ушла за мимолётной тенью вновь.» Люди постоянно говорят: «Одиночество убивает; губит и заставляет чувствовать себя ненужным всему миру», и теперь, находясь рядом с той, кто светит ярче солнце и луны, кто направляет его дальше своим свечением, словно путеводная звезда, кто заставляет его чувствовать себя, словно он чего-то стоит, Венти понимает, что значат эти слова.