На самом деле

Марк бережно вклеивает на последнюю страницу, заднюю обложку тетради, бумажный квадрат, на котором белым по чёрному напечатано: «Иногда то, чего вам так хочется, совсем не то, что вам нужно на самом деле» Не чёрным по белому, Веня даже тут без выебонов не мог, но всё равно понятно. Тетрадь закрывается. Все стихи погребены в ней. Теперь на него смотрит лежавший под ней листок. С уродливо искажённым от боли багряным лицом, намалёванным карандашами. Нестроганными. Название Марк не придумал. Может, лаконичное «ААА»? Но и без названия можно, он это выставлять не будет — загадки для друзей «угадай кого я имел в виду и из-за чего так себя чувствую» его подзаебали, если честно. Пора искать новую музу. И где-нибудь в иных кругах. Хватит с него творческих драмакингов. Хотя они потрясающие. Завораживают. Ходячие произведения искусства: сложные, противоречивые и оригинальные. Яркие. И эгоистичные. Любое искусство оно же о себе выходит; а даже если не о себе, то о своих виденьях и мыслях. Сколько ни старайся, чужой мозг в творца не засунешь. И когда люди делают произведением искусства свою личность целиком, у них остаётся крайне мало возможностей увидеть живых людей вокруг, если те не являются зрителями либо критиками их арт-перфомансов. Марк насмотрелся. И щедро налюбился в одну сторону. В Питер ездил при каждой возможности, надеясь, что эти встречи не для него одного праздник. Поддерживал. Любую помощь предлагал. Верил, что одно и то же во взглядах приведёт к чему-то кроме говорящего подаренного квадрата. Марку жалко вновь отдавать своё сердце на разбитие. Оно глупое, конечно, но он пробует его собрать обратно, пусть криво, но срастётся. Вдруг кому-то пригодится всё-таки однажды. Полтора года спустя пригождается. Саша на бывших музов не похожа ничем. Она, во-первых, девушка. Во-вторых, у неё нет за спиной послужного списка сложных отношений. В-третьих, она прямолинейная и простая как дважды два: нет золота значит проиграл, поцеловал значит встречаемся, отношения значит навсегда. Марк из прошлого бы на такую поверхностную девушку не стал тратить любовь. Марк из настоящего от её улыбки в лужу плавится. — Как тебе платье? — Ну хочешь — примерю, хотя по-моему, мне не пойдёт, — смеётся он. — А тебе самой нравится? — Да, красивое, блестящее. — Ну и отлично, бери. — А вырезы… ну не слишком? — Тебе же нравится? — Да. — Тогда не слишком. На красно-ковровых недорожках они сочетаются ужасно: он весь неформальный, она вся роскошная и сверкающая. Как хорошо, что их меньше всего волнует, что о них скажут в интернете. Они просто являются сами собой и с восхищением смотрят на настоящих друг друга. Саша понятная. Улыбается и щурится от счастья, в недовольстве хмуро говорит «тупость» и пишет «не кидай мне больше такого». И любит она его также понятно. Незагадочно. Однозначно и уверенно. Марк думал, что любовь это что-то очень сложное и возвышающееся над всем миром. То, чему посвящают стихи с острыми метафорами, то, что рождает страдания и слёзы в ночи, то, о чём страшно сказать вслух. Так у всех. Лиличку вспомнить — больно каждому прикоснувшемуся спустя века, а любовь великая. У Марка есть моря и солнца и без Саши, ему повезло в жизни — у него самая прекрасная на свете семья, и друзья самые лучшие, и любимое дело есть, и даже не одно. А глаза у Саши на лезвия ножей не похожи, они ласковые. С Сашей хорошо. У Саши медали-рекорды, мировая слава, контракты и свой бренд. Полный набор успеха - кто-то с него глаза закатывает, фанаты ценят. А Марк ценит её волю, понимание себя и смешно морщащийся немодельный носик. И не нужны ему никакие крайности, чтобы знать — он её любит. Её. Настоящую, живую. Неидеальную, непохожую. И она его любит, искренне, сильно-сильно — от этой мысли сердце жмёт до мурашек и каждый раз мир кажется нереальным. Не может быть так просто. Чтобы без всякой нервотрёпки он любил, и его любили, и всех всё устраивало. Так только в сказках бывает и в советских фильмах. Он-то любит артхаусные штуки. И Сашу. Саша перестраивается в соседний ряд, на заднем сидении шуршит в пакете завалившаяся на бок коробка молока. Лана скулит — гулять скорее просится. Артхауса в этом ноль, сплошная бытовуха. Для уродливых социальных драм в серых цветах, где все плохие и всем плохо. Марк смотрит на Сашин профиль сбоку и чувствует, что счастлив с этой простотой. Что хочет так всегда. — Я счастлив, — так и говорит он вслух. — Что? — не отрывая взгляда от дороги уточняет Саша. — С тобой счастлив. — Я с тобой тоже, — низко смеётся она. Смущённо, но довольно. — Мне так повезло. Что не боишься любить. — А чего бояться-то? Ты не страшный. — Многие боятся чувства выражать. Проявляют их наполовину. — Ты либо любишь, либо нет, — фыркает Саша. — Уаф! — поддерживает Лана. Марк думает о том, что в годы подростчества эти слова сберегли бы ему заметное количество нервов и слёз, но не жалеет. Если бы ему не пришлось пережевать кучу всяких сложно-сложных в надежде найти своего человека, может, он и не узнал бы, что лёгкие пути не обязательно должны быть скучными. «Иногда то, чего вам так хочется, совсем не то, что вам нужно на самом деле», — отдал ему Веня, когда Марк признался ему в любви, и как же он оказался прав. Сейчас Марк ему благодарен. — Может, посмотрим фильм какой-нибудь? — Не выспимся. — Ладно, тогда так, на ютубе чё-нить на фон поставим. — Только не длинное. Чтобы сегодня пораньше лечь, а не как обычно. Марк смеётся в ответ. Марк готов не высыпаться всю жизнь до тех пор, пока он засыпает и просыпается рядом с Сашей и любовью в её глазах. Зная, что они — не жертвы, застигнутые безысходными чувствами, а счастливые и свободные. Про такую любовь не снимают фильмов и не пишут стихов — в этом нет сюжета и кульминации. Но жизнь всегда слаще любой фантазии. Машина останавливается на светофоре. Саша отпускает руль и сжимает его руку. Марк сжимает её пальцы в ответ. Рука Саши тёплая. Ему тепло.