Кровавая Мэри

– …а что я буду делать? Не заставите же Вы меня, капитан, грабить и убивать? - захихикала маленькая Венди, смело глядя Крюку прямо в глаза. – Хм. Быть может, ты… по счастливой случайности… рассказываешь истории? Мне бы пригодилась… сказительница. Серые глазки задорно просияли, Венди вся заискрилась, заулыбалась, гадая, как так удачно совпало, что у капитана Крюка в экипаже имеется подобная вакансия, и с рвением, какое можно порой наблюдать только у очень юных особ, закивала головкой в ответ. Весь вечер она рассказывала морякам сказки про любовь, с выражением, театральными паузами и артистичной жестикуляцией, и все они, неотёсанные головорезы, рыдали, как дети, в особенно романтичных моментах. А к ночи, после очередного рассказа, капитан проводил маленькую леди на квартердек под гулкие аплодисменты, предложив протез вместо ладони в качестве опоры. Венди так и лучилась счастьем. Крюк сладко ей улыбнулся, демонстрируя свой удивительно красивый для пирата оскал, поправил ус и склонился к девочке на расстояние едва ли приличное. – Итак… отныне ты будешь моя, м, дорогая? Под моей защитой. Я никому не дам в обиду этот чудный цветочек… - выдохнул он шёпотом, осторожно заправляя крюком непослушную прядь за ушко, и Венди обдало опьяняющим запахом сигар, специй и ещё каким-то ароматом цитруса, – Обещаю… красавицу-Венди больше никто не огорчит. Хм… нужно ли моей маленькой мисс время, чтобы подумать? Джез Крюк – джентльмен и уважает желания леди… Я готов отпустить тебя, сладкая, и не обижусь, если ты передумаешь. Приходи ко мне в любое время… если захочешь… я буду ждать… План капитана Крюка был не слишком замысловат, если говорить откровенно. Очаровать девчонку, наврать ей с три короба, позволить почувствовать себя значимой, заверить, что она – его новая одержимость и страсть, да и отправить обратно на остров. Поклясться, что ни один его человек не последует за ней, и послать попугая. Вычислить жилище Пэна. Атаковать. А дальше: кромсать, резать, колоть, вспарывать… но план пошёл наперекосяк. Крюку показалось, что он провалился под киль и захлебнулся в морской пучине: Венди похлопала на него ресничками, щёчки у неё премило залились румянцем, и вместо того, что предписывал ей коварный пиратский замысел, она мяукнула: – Нет, капитан. Крюк как-то даже не сразу понял, что имеется ввиду. Сильно стараясь не выходить из образа, переспросил: – Что «нет», мой нежный цветочек? – Нет, - проговорила она, чуть дыша, – время не требуется… Я бы хотела остаться у Вас. Предпочла бы не возвращаться… к нему… Капитан так и опешил, окаменел с открытым ртом и смертоносным лезвием крюка, замершим у русой волнистой пряди. Румянец на щёчках стал совсем густым, похожим на те аппетитные ягодки малины, коими была усыпана вся Нетландия. Сглотнув, Венди продолжила: – Но… мне, наверное, нужна будет своя каюта… да..? - она уже гораздо более робко взглянула с квартердека на пиратский экипаж, ожидающий капитана на палубе, – и… может… ну… у Вас найдётся… одежда… сэр… С ужасом чувствуя, что румянец, крайне ему не свойственный, теперь тронул и его острые скулы, Крюк только теперь сообразил, что влип, и что идея была катастрофически глупой. Предложить юной девице остаться на борту среди зрелых мужчин… – Идиот… - безмолвно скрежетнул он зубами сам на себя и на одно крошечное мгновение скользнул глазами к потрёпанной вендиной ночнушке, – Каков балбес… Да, Венди была маленькой девочкой. Но не совсем ребёнком, как, скажем, Тигровая Лилия. И… Венди была миленькой. Похожей на фарфоровую куколку. При мысли о том, какую опасность таит для этой малышки подобное приключение, Крюк похолодел. – Дорогая, - сказал он, и голос прозвучал как-то сухо, неуверенно, растерял мурчащие низкие нотки, – Я думаю, тебе всё же следует поразмыслить над моим предложением, прежде чем соглашаться? Но Венди глядела на него с надеждой. Крюк сразу понял, что пропал, поймал сам себя в капкан, однако попробовал ещё ухватиться за последний малюсенький шанс: – Что скажет твоя мама, если узнает? Дочурка-флибустьер… А папа..? Разве понравится ему Кровавая Мэри? – Я… э-э… я… я забыла… у меня есть мама и папа, капитан? Мэри… это, кажется, моя мама..? - глаза у Венди вдруг наполнились слезами, – Они меня бросили? Или я бросила их? Я не помню… Почему я не помню?.. Пожалуйста, не бросайте меня, капитан… мне страшно… Когда Венди смотрела на него с надеждой – было гораздо лучше. Но, глядя в девичье личико, отражающее абсолютную беспомощность, Крюк с тревогой обнаружил, как в нём зашевелилось, и на этот раз истинно, без притворства, самое ненавистное из всех его многочисленных чувств, даже ещё более постыдное, чем трусость, – сострадание. Он достал кружевной платок из нагрудного кармана, во второй раз стёр слёзки с вендиных щёчек, и, тайно мечтая стукнуть себя по лбу, да посильнее, почему-то пообещал, что не бросит её. Мне крышка, - подумал Крюк, а вслух сказал: – Я пока расположу тебя в своих покоях, ладно? - так, по его мнению, было для Венди наиболее безопасно, – А потом мы вместе решим, что будет для тебя приемлемо. Твой милый домик я сохраню, пусть стоит здесь. Всхлипнув, Венди чуть-чуть улыбнулась: – Ладно. Спасибо, сэр. Лупоглазя на капитана, который должен был проводить свою гостью в домик, дабы отправить её на берег и послать пернатую слежку, члены экипажа пооткрывали беззубые рты, когда вместо этого он спустился по лестнице, по-джентльменски сопровождая девчонку вниз, по ошибке протянув ей пальцы вместо крюка. Сми даже протёр очки, желая удостовериться, что данная картина ему не мерещится. Дверь с золотой табличкой «Капитан Джек Крюк» отворилась, Венди скрылась в коридоре, а сам капитан аристократично повернулся к пиратам и, глядя на них свысока, как на псов, ласково прошипел: – Сказительница остаётся с нами. Хоть один лишний взгляд. Одно неподобающее слово. Один жест. И я убью всех. Каждый член пиратского экипажа знал, что прекословить Крюку в моменты, когда он проявляет высшую степень воспитанности и безупречные манеры – всё равно, что самостоятельно нанизать себя на его шпагу. Умирать никому не хотелось. Все сглотнули. Кивнули. – Свободны. И, прерывая зловещую тишину скрежетом петель, Крюк тоже исчез за дверью. Растерянная и печальная, Венди стояла посреди каюты, не зная, куда себя деть. Как можно было угодить в подобную передрягу, Крюк понятия не имел, но ударять в грязь лицом перед девчонкой больше не собирался, она и так уже явно обращала внимание и на его засаленный воротник (теперь-то капитан носил белоснежный и тщательно следил за его чистотой), и на немытый корабль, нынче вылизанный настолько, насколько это вообще представлялось возможным. Ему как-то даже понравилась идея, что он мог бы купить для маленькой Венди такие прекрасные наряды, каких она в жизни не видела, или заказать пошив не менее шикарного, чем его собственный алый камзол, пиратского костюма, Крюк посмаковал мысль, что расположить к себе девочку таким образом можно будет в два счёта, а она тогда, кто знает, может, и заштопает для него пару блуз да жилетов. – Милая Венди, - начал он, изо всех сил стараясь придать голосу должную мягкость, – могу я предложить тебе сесть? Он подтолкнул её к царской кушетке, служившей ложем для редкого дневного отдыха, а сам, после того, как Венди села и взяла на коленки пухленькую круглую подушку, устроился на клавесинном пуфике, подтянув его крюком и установив на достаточной от девочки дистанции. – Ничего не бойся, - как можно более уверенно сказал капитан и улыбнулся, – Я повторяю, отныне ты под моей защитой. Только укажи своим маленьким пальчиком на любого, кто посмеет тебя расстроить, и я вмиг избавлю тебя от обидчика. Включая мой экипаж. Договорились? – Да, капитан… – Хорошо. Это важно, Венди. Важно, поняла? Коллективчик-то у меня гаденький. Я настаиваю на том, чтобы ты сообщала мне, если кто-то будет вести себя… некорректно. Скорее всего, Венди не поняла, что именно имел ввиду капитан Крюк, но суть уловила, поэтому издала утвердительный звук. – Славно, - подытожил капитан, – Теперь… я задам тебе неприятный вопрос и очень хотел бы получить честный ответ. Скажи… ты забыла свою семью, да? Маленькие морщинки легли излучинами меж кукольных бровок, Венди задумалась, сделалась ещё более грустной, смутилась, но больше не заплакала. Пожевав губу, вымолвила: – Да… кажется… Но, я не понимаю… Как я могла забыть? Сколько времени я уже здесь? Они… может быть, они меня ищут? Положа руку на сердце, капитан и сам не понимал до конца, как всё было устроено в Нетландии. Он подозревал, что время здесь течёт по-другому, не то быстрее, не то медленнее, не то остров сам решает, кого и каким образом мучить, и выплёвывает путешественников каждый раз в случайное столетие. Сам Крюк точно помнил, как ходил боцманом под началом Чёрной Бороды, но от юных гостей, коих доставлял порой в Нетландию себе на радость и им на беду негодяй-Пэн, слышал такие цифры, что диву давался. Ему встречались Потерянные Мальчишки из пятнадцатого века, из восемнадцатого, шестнадцатого, девятнадцатого… эти новенькие Дарлинги, кажется, были из двадцатого. А девчонка – так вообще попалась впервые. Недолго думая, Крюк, дивясь собственной честности, выложил Венди всё, как есть. А потом, чтобы немного скрасить ситуацию, добавил: – Если мерзавец прилетал к твоему окошку, мой юный цветочек, много раз, то, вероятно, он знает, как попасть в нужный год. Вернее, этим управляют феи, скорее всего. Ты хочешь домой, маленькая Венди? Если так, я договорюсь… Тебе и следует лететь домой, я думаю. Ты девочка, пиратство не для тебя, это ведь не игрушки. Мы здесь сражаемся и умираем, если ты заметила… и происходит всё это по-настоящему. Может, ты всё же передумаешь, заберёшь своих братьев и отправишься в Лондон? Что-то было в этой милашке Венди. Такое, что Крюк пока не мог толком разглядеть, распознать. Что-то в её лице, во взгляде, в уголке рта. Что-то неуловимое. Её голос прозвучал неожиданно твёрдо: – Нет, сэр. Я не хочу домой. По крайней мере – пока. Я слышала… я мало помню, но это… это точно не мои домыслы… Тётя сказала, что у меня подбородок женщины. И что я могу рассчитывать на выгодную партию, когда вырасту. И родители были довольны. Мне не нравится, как это звучит… Капитан вытаращил на неё свои голубые глаза-незабудки, чем привёл Венди в некоторое замешательство, но быстро взял себя в крюк и сказал шёлково, чтобы девочке было приятно: – О-о… ну, Венди, такие беседы никогда не приводят к хорошему… когда-то я сам был «выгодной партией» и бежал без оглядки от обязательств, которые навешивала на меня моя семья и семья той, кого для меня подобрали. В подобных вопросах следует полагаться лишь на собственное сердце, м? Смотри-ка… - тут он склонил голову, как бы приглядываясь получше, – нет, я бы не назвал это подбородком женщины… Звучит кошмарно! У тебя, моя сладкая, шея лебёдушки, да… И ключицы, как у мраморной статуэтки. Только, умоляю, - тут он умильно хохотнул в усы, и Венди тоже захихикала, довольная, – никому не говори, что это сказал тебе я. Так ты, значит, как и мой треклятый враг, тоже отказываешься расти? Немного помявшись и потеребив в руках подол несвежей ночной сорочки, Венди опустила глаза. – Нет, капитан… я хочу стать взрослой. Я думаю, взрослым доступно что-то… другое. – О, и это чистая правда, красавица! Взрослым доступно многое! Выходит, тебя пугает только… «партия» по расчёту? – Да, сэр. – Что ж. В таком случае, можешь больше об этом не беспокоиться. Я никому тебя не отдам, цветочек, покуда ты сама того не пожелаешь. Поднявшись с пуфа не иначе, как величественно, Джеймс пристукнул каблуками, галантно склонился в реверансе, давая понять, что он весь – к её услугам, и, чуть было снова случайно не предложив ладонь вместо крюка, протянул холодное лезвие, за которое Венди тут же взялась. – Идём, я покажу тебе, что к чему. Давным-давно капитан Крюк сам славился, как великолепный сказитель, Венди читала об этом в книгах, а теперь с волнительным трепетом лично прикоснулась к этой стороне его многогранной натуры: он провёл для неё подробную экскурсию по личным покоям, предложил пользоваться любыми его вещами, распоряжаться всем, как дома, даже играть на клавесине, если маленькая леди пожелает. Рассказал пару захватывающих историй, связанных с неисправной работой кое-какого навигационного оборудования, показал личную уборную, гардероб, ванну, прячущуюся за толстой ширмой. – А это, - он открыл крайнюю от гальюна и кладовки-сокровищницы дверь, – спальня. Считай, что теперь это твоя комната. В верхнем ящике есть ключ, если понадобится, но я клянусь жизнью, что не буду нарушать твой покой и заходить к тебе без предупреждения. Добро пожаловать, дорогая моя сказительница. Располагайся. Единственное… ох. Не уверен, что у меня найдётся подходящая одежда… но я завтра же прикажу увести бриг в порт и куплю всё, что тебе захочется. А пока… хм. Хм. Он отошёл, порылся в шкафу, извлёк оттуда пару блуз и широкий кожаный ремень, положил на краешек кровати. – Вот. Всё свежее. Не лучший вариант, но на ночь сойдёт, да? А днём можно будет подпоясаться. Надеть пиратскую блузу самого капитана Крюка, легендарного морского разбойника, грозы Семи Морей, показалось Венди не просто лучшим, а умопомрачительнейшим вариантом, так что она широко улыбнулась, позабыв обо всех печалях, и ответила, что для неё это честь. Крюк искренне расхохотался. В первый десяток лун, что Венди провела на Весёлом Роджере, Крюк даже потешил себя напрасными надеждами на то, что не всё так плохо складывалось, как он опасался: экипаж отнёсся к девочке удивительно лояльно и уважительно, сама юная гостья вела себя скромно и пребывала в прекрасном настроении, вечерние истории лились из её чудных уст одна за одной и, как это ни странно, преобладающей эмоцией, заполнившей старый пиратский парусник, оказалось восхищение. Четыре луны из десяти было потрачено на путешествие в какой-то итальянский порт, где Крюк, как и обещал, скупил для Венди едва ли не всю торговую площадь, радуясь возможности оказаться вдруг для кого-то нужным, и Венди почти не сопротивлялась, принимая подарки с настоящей женской жизнерадостностью и восторгом. Крюк в шутку звал её всеми этими вопиюще дерзкими вербальными притяжаниями вроде «моей сладкой леди», «моей маленькой девочки», «моего юного цветочка» и других безнравственных словосочетаний, а Венди краснела, радовалась, отвечала «Вы так добры, сэр» и «Вы очень щедры, капитан» и была, похоже, более, чем счастлива. Крюку нравилось, как она улыбается. Он предложил ей обращаться к нему по имени, и Венди пообещала, что попробует. Но то был первый десяток лун. Дальше начались проблемы, такие, каких Крюк предвидеть не мог, вернее, мог, но не смел, напрямую связанные с тем, кем являлась Венди с ног до головы. Капитан проснулся, заслышав приглушённый плач, кинулся, позабыв накинуть рубаху, к двери в спальню и едва ли успел затормозить перед ней, в последний момент сдерживая желание ворваться внутрь. – Девочка? Девочка, что случилось? Малышка? Я войду? Я могу помочь? Плач сначала утих, а потом возобновился с новой силой. Капитан прислушался, силясь понять, похожи ли звуки на приступ тоски или стоны от боли. – Венди, милая? У тебя что-то болит? - он машинально постучал, потом чуть-чуть толкнул дверь, обнаруживая, что девочка не стала от него запираться, но в щёлочку заглядывать себе не позволил, – Разреши войти?.. Пожалуйста? Послышался всхлип и звук, похожий на согласие, капитан решил, что этого достаточно, влетел в спаленку, застыл на полпути, густо покраснел: «Чё-ё-ёрт…», спешно зажмурился, а потом и вовсе отвернулся. С глазами, полными отчаяния, Венди сидела посреди его кровати, одетая в пиратскую блузу, понравившуюся ей в качестве ночнушки и ниспадающую до самых колен, заляпанную кровью в самом очевидном месте. По щекам катились слёзы, девочка держалась за живот и плакала, а больше Крюк разглядеть не успел. – Чёрт… - снова выдохнул он, не сумев себя проконтролировать: девица на корабле, ну, разумеется, чего ещё было ожидать, – Чёрт… – Капитан… - жалобно пропищала она, – Я… умираю..? Бедолага-Крюк, находя себя в ситуации крайне идиотской, молил всех богов, чтобы те отмотали дурацкое время назад и разрешили ему-таки уговорить Венди вернуться к маме, которой и следовало заниматься подобными вопросами, но после этого заявления совсем замялся. Стёр со лба испарину. Затем убрал руку от лица. Нахмурился. Его блестящий интеллект подсказал ему самое правдоподобное объяснение такой необычной реакции, и капитан тогда почесал переносицу. Вздохнул. Развернулся. Ещё раз вздохнул, думая о том, что девочкам вроде Венди, которым, очевидно, вовремя не рассказали, какие сюрпризы их поджидают, приходится, по всей видимости, пережить настоящий кошмар. Губы у Венди дрожали, личико побелело, она, глупышка, наверное, отсчитывала прямо сейчас последние минуты своей жизни, и Крюк не придумал ничего лучше, чем сесть рядом и осторожно облокотить её на своё плечо. Первое, что он сказал, было: – Ты не умираешь, моя маленькая, - он вложил в голос максимум теплоты и уверенности, – Можешь мне поверить, я точно знаю. Не бойся, с тобой всё в порядке, и, более того, ты… ты, в общем, здорова. С тобой такого раньше никогда не было, да? Бедненькую Венди трусило от страха, и капитан бережно покачал её из стороны в сторону. На всякий случай повторил: – Ты здорова, слышишь? И не умираешь. Чёрт. Как вышло, что ты ничего о… о себе… не знаешь..? Скажи мне, цветочек, мама не рассказывала тебе, как… э-э… как… взрослеют… леди? – Н-нет, - был тихий всхлип, – Не умираю, точно? Что со мной, Вы знаете, капитан? Ой… Ай!.. Венди сильнее поджала ножки, но это ей, конечно же, не помогло. Крюк снова потёр переносицу. – Чёрт… малышка моя… зайка… куколка. Посиди, пожалуйста… я сейчас вернусь, принесу тебе полотенце. Я на секунду. И, пока Венди не успела запротивиться, сказать, что боится, и что хочет, чтобы капитан остался с ней, Крюк мигом метнулся в каюту, извлёк из тумбы за ширмой пару полотенец, пулей прилетел обратно и, пользуясь тем, что девочка сейчас не слишком хорошо соображала, лихо приподнял её, усадил верхом на одно полотенце, сложенное толстой стопкой, а другое безо всякого стеснения сунул ей под блузу прямо меж бёдер и скорее снова облокотил Венди на себя, чтобы не слишком акцентировать её внимание на эти свои действия. – Милая девочка, - слова потерялись где-то у неё в макушке, – тебе, скорее всего, однажды станет жутко неудобно за эту сцену, но запомни, пожалуйста, что стыдиться здесь нечего. Просто так получилось, что ты – не знаешь… а рядом в этот момент оказался я… мда. В общем… ну… И тут Крюк понял, что не имел ни малейшего представления, как ей объяснить – и не напугать, не оттолкнуть, не травмировать и не смутить. Ему пришлось напрячь все свои извилины, чтобы подобрать слова. – Э… ну… это… в общем, это со всеми женщинами происходит. Так твой организм показывает, что ты… э-э… стала взрослой… что ты готова… то есть… ты способна… ты… э… ты можешь, да, что ты – можешь стать мамой. Можешь иметь детей. Ну… то есть, это, как бы, не прямо сейчас, а в принципе… что тебе это теперь доступно… Но распорядиться этим даром ты вольна, когда пожелаешь… и если пожелаешь… да, вот так, пожалуй. Э… наверное… я тебя поздравляю?.. Это… важное событие в жизни женщины… Ещё никогда в жизни капитан Крюк не ощущал себя так неловко. Даже малышка-Венди, он был уверен, испытывала сейчас меньшие моральные неудобства, у неё-то весь стыд был лишь далеко впереди. Венди молчала, не знала, как отвечать на такую информацию, и капитан осторожно поинтересовался у неё: – Милая… скажи, тебе больно? Болит животик? Может, хочешь грелку? Я, если честно, не знаю, как ещё тебе помочь. Это продлится несколько дней, в первый раз недолго, наверное. А потом мы ещё раз посетим порт, и ты посоветуешься там с доктором, м? То есть… ты не болеешь, это, как бы, ну… норма. Просто доктор подскажет, что тебе понадобится для… э-э… Чёрт. Для гигиены. Изрядно смущённая тем фактом, что капитан, видимо, и правда знает, что это за такой страшный процесс, и понимает… подробности… Венди ещё помолчала, но потом, всё-таки, спросила: – Что значит «первый раз»..? – О, Венди, маленькая моя куколка… Прозвучит не слишком обнадёживающе, я знаю, но ты привыкнешь, поверь. Это… состояние… теперь часть твоей жизни. Оно будет приходить каждый месяц на несколько дней. Ты научишься следить, считать, в этом нет, я полагаю ничего сложного и страшного… – Каждый месяц? КАЖДЫЙ??? НАВСЕГДА??? – Ох. Моя дорогая крошка. Да. Но это великая радость, потому что ты можешь подарить жизнь. Естественно, Венди сейчас и близко не чувствовала никакой великой радости. Только разочарование, желание остаться маленькой девочкой и не взрослеть, чтобы не сталкиваться с подобными проблемами. Правда, ещё она подумала, что ей повезло оказаться рядом с капитаном Крюком: случись с ней такое в убежище Питера, она бы даже со стыда сгореть не успела, её бы тут же похоронили, решив, что она умирает, или выгнали бы, если бы Питер, что вряд ли, знал бы, что это – показатель взрослости. Питер, конечно, этого не знал, но вот Тинкер Белл, – та стопроцентно была в курсе. – А с мужчинами тоже так? - Венди не успела заткнуть своё любопытство куда подальше, к тому же, не разбиралась пока, прилично ли задавать такие вопросы, так что просто воспользовалась ситуацией. Крюк, ей показалось, сдержанно засмеялся ей в макушку, и его усы запутались в русых волосах. – Нет… - пробормотал он, – с мужчинами… другое. Но это тебе точно пока ещё рано. Слишком много потрясений для одного утра, м? Давай-ка лучше знаешь, что? Я сейчас возьму тебя на руки, отнесу в ванну, принесу тёплой воды. Ты освежишься. Насчёт блузы и простыни не беспокойся, тут всё повидало столько крови, моей, в основном, что и представить сложно. Тебе ещё повезло, кстати, что я не падаю в обморок, глядя на чужую кровь… только при виде своей… - тут капитана передёрнуло, – иначе к этому твоему первому взрослому приключению добавилось бы ещё и моё бесчувственное тело. Так, ну что? Иди-ка сюда. Крюк не припомнил, когда последний раз поднимал кого-нибудь на руки. Маленькая Венди, похожая на сжавшегося в комочек котёнка, была лёгенькой, точно пушинка, она по инерции зацепилась у него на шее, и капитан, чтобы не поранить нежную девочку лезвием, перехватил её одной рукой, а крюком подцепил полотенце с красными пятнышками и осторожно, чтобы не дай бог нигде не коснуться невинной малышки и не перепугать её до смерти, поддержал им Венди снизу. Пока шёл, и шёл не торопясь, почувствовал невероятный прилив энергии, сумасшедшее ощущение собственной нужности и мог бы, наверное, здесь же взлететь, совсем как гадёныш-Пэн, от желания и дальше проявлять своё могучее покровительство по отношению к этой маленькой уязвимой пташке. Всё это, несмотря на возмутительную неблаговидность ситуации, понравилось капитану Крюку. Это было намного слаще, чем безуспешно творить над Пэном бесконечное возмездие. А ещё Венди, судя по всему, и впрямь собиралась вырасти. Пэн не взрослел, чёртов поганец, некоторые Потерянные Мальчишки тоже, да и сам капитан уже много десятков лет, если не столетий, как застрял в своём возрасте, а вот Венди… ох, эта Венди ещё точно доставит ему хлопот. И, если бы Крюк мог заранее знать, каких, то, может быть, не был бы так беспечен. А, может быть, и был бы. «Маленькая Венди, маленькая Венди. Сладкая Венди, милая Венди, куколка-Венди, нежный цветочек, птичка, зайка, малышка, звёздочка. Шея лебёдушки, ключицы мраморной статуэтки. Осиная талия, хрупкие плечики, тоненькая леди, изящная юная мадемуазель, блистательная синьорита. Красавица, озорница. Моя девочка, моя конфетка, моё сокровище, моя ласточка, мой солнечный лучик. Миледи». Из девичьего ли восторга, из призвания к литературе, из любви к красивым оборотам, из жажды романтики или просто из какой-то пытливости и секретного восхищения, Венди записывала за капитаном каждое новое уменьшительно-ласкательное обращение. Тайком, конечно же. Идея вести «дневники Кровавой Мэри» (прозвище пришлось постыдно кстати) посетила девочку в первое же путешествие в порт: то был небольшой, но очень колоритный городок Джовинаццо, в котором Крюк и спустил на свою гостью неприличную кучу денег, накупил ей гору платьев, настоял на пошиве двух пиратских нарядов, отправил её одну по «дамским бутикам», желая сохранить приватность маленькой леди и лишний раз подчеркнуть прозрачность и чистоту своих намерений, подарил парфюм, украшения, средства для волос, зеркальце. Ни за что в жизни Венди бы не подумала, что злодей-капитан на такое способен. Сам Крюк, кстати, тоже немного себе поражался, но был доволен, он всегда был джентльменом, да ещё и голубых кровей, однако количество возможностей проявляться подобным образом в Нетландии для него сократилось до нуля. Он давно всецело принадлежал острову, был неволен сбежать, предать свою великую месть, но высокие манеры и духовные идеалы сохранил также, как и интеллект, пылкую любовь к творчеству, изобретениям, способность тонко чувствовать окружающий мир. Гнев отравлял его душу, но Крюк сильно старался не оскотиниться, оставался благородным настолько, насколько это было реально для пиратского капитана. А тут, пожалуйста, такая удача! Маленькое чудо на борту его парусника, ещё и девочка! Можно заботиться, покровительствовать, баловать, лелеять вдоволь! Красота! Крюк предполагал, что Венди не станет гостить у него слишком долго, детей у него не было, возлюбленной тоже, так что он планировал насладиться подвернувшимся шансом побыть для этой крошки настоящим джентльменом. Крошка же, не такая уж и маленькая, как заставлял себя думать капитан, запуталась в Крюке и его красивых словах по самые уши, и, после «первого взрослого приключения», как он со всей учтивостью обозначил это событие, решила записывать всё в дневник. Когда пожилая медсестричка-француженка в следующем порту голосом, полным любви и понимания, рассказала Венди, как ей управляться с «новым телом», а также вскользь похвалила капитана, который, по её мнению, проявил невероятную для молодого отца мудрость («Ваш папа, мисс Венди, просто молодец, такой молодой и так мудро поступил, не постеснялся рассказать Вам, как мы устроены, и привёл Вас ко мне! Надеюсь, он не слишком страдает из-за своей личной травмы? Выглядит весьма довольным жизнью…»), Венди ещё некоторое время сидела за ширмочкой в кабинете, переваривая этот случайный комментарий. Венди должно было бы задеть то, что миссис Кларк посчитала Крюка её отцом, но семейная тема как-то всё время ускользала от девочки, забывалась окончательно, зато во внимание попали следующие подробности: во-первых, Крюк, оказывается, считался молодым. Интересно, сколько ему лет? Во-вторых, миссис Кларк, женщина, нашла его мудрым. Его, капитана Крюка, пирата. А в-третьих… тут Венди готова была лупить себя по лбу, она-то воспринимала Крюка таким, как нечто само собой разумеющееся… а ведь Крюк, вообще-то, и правда имел серьёзную травму. Жуткую. И наверняка страдал из-за неё. Отругав себя за слепоту и бессердечность, Венди, прежде чем покинуть кабинет, спросила у миссис Кларк на ушко, какого рода страдания может приносить подобное увечье. Замялась, когда медсестра округлила на неё глаза, скомкано предложила что-то вроде «папа предпочитает этим со мной не делиться». Кларк тогда вздохнула, мечтательно прошептала «ах, какой мужчина…» и объяснила, что после такого ранения человека могут мучить фантомные боли, кошмары, иллюзорное ощущение присутствия потерянной конечности, и, как следствие, глубокая депрессия, особенно если пострадавший пользовался этой рукой, как основной. Венди с ужасом осознала, что понятия не имеет, был ли Крюк правшой, зато точно знает, что был – и является – музыкантом. Клавишником. – Нужно любить его сильно-сильно, тогда он с лёгкостью преодолеет все трудности, - заключила пожилая Кларк, – Но Вы, мисс Венди, кажется, справляетесь? Ваш папа вон какой с Вами счастливый. Берегите его, будьте с ним ласковы, он у Вас умничка. Венди вышла в коридор, где покорно ожидал её капитан, пунцовая, и Крюк, не подозревая об истинной природе её смущения и сделав свои выводы, не стал ничего у неё спрашивать. Думал предложить локоть, но тоже не стал. И чуть не обалдел, когда на полпути к бригу заметил, что маленькая Венди скромно держит его за крюк. А Венди заметила, что он – увидел. – Простите, сэр, - пролепетала она и отпустила ручку, – я… случайно. Розоватые лепестки распустились у девичьих скул, окрасили носик, и Крюк тогда, поддавшись волне нахлынувших эмоций, прямо посреди улицы опустился перед Венди на колени, оказываясь таким образом с ней почти одного роста, предложил ладонь, в которую девочка осторожно вложила пальчики, мимолётно сжал. – Венди. – Капитан? – Послушай. Это важно. Также важно, как сообщать мне, если ты чем-то или кем-то будешь огорчена, обижена или недовольна. Послушай внимательно. Я бы хотел, чтобы ты также говорила мне о том… э-э… в общем, если с тобой что-то происходит. Если ты чего-то боишься. Если у тебя что-то болит. Если ты чего-то хочешь или тебе что-то нужно, если даже просто плохо себя чувствуешь. Пока ты со мной, ты под моим крылом. Можешь делиться со мной абсолютно всем. Я не обижу тебя, не осужу, не выдам никому твоих тайн, да мне – и некому, ты же понимаешь? Если тебе тоскливо и хочется подержать меня за руку, а у меня пока ещё осталась для тебя рука вместо этого опасного лезвия, ради бога, не стесняйся, можешь взяться за неё, я с радостью тебе её предоставлю. Как ты себя чувствуешь? Тебе грустно? Прохожие так и глазели на эту необычную парочку в центре мостовой, кто-то кому-то что-то шикал, кто-то показывал пальцем, кто-то отводил взгляд, но капитан никого не видел. Он, как казалось Венди, существовал по своим собственным правилам где-то вне времени, вне бытия, вне мирской суеты и излучал удивительное ощущение безопасности, в которое хотелось укутаться целиком. – Я подумала, что грустно может быть Вам, сэр, - призналась Венди и тут же ужасно смутилась. – Мне?.. – Ну… да. И я подумала, что это у меня есть рука для Вашего лезвия… извините, пожалуйста. Но… да, я Вам скажу, если что. С чувством, будто его застали врасплох, капитан открыл рот, брови его поползли вверх и образовали глубокую морщинку на лбу. Никто никогда не думал, что ему может быть грустно. Никто никогда вообще не думал о нём. Он встал, постоял, покачался с носка на пятку. Потёр переносицу. А потом молча протянул Венди крюк, девочка снова зацепилась за него и, капитан успел подсмотреть, даже немного пригладила стальное лезвие пальчиками, прежде чем кружевной манжет скрыл его из виду. Маленькая Венди. Милая Венди. Капитан, не произнеся больше ни слова, повёл её в сторону доков. * Венди забыла своих братьев ещё быстрее, чем родителей. Крюк изредка спрашивал у неё, что она помнит, и, постепенно, на его вопросы она начала отвечать «Какой Джон?» и «Какой Майкл?», позже стала говорить «Папа? У меня никогда не было папы», а «Мэри, кажется, мама», последней стёрлась из памяти. Как и капитан, Венди помнила кое-что, и помнила ярко: некоторые школьные истории, звёзды над Лондоном, своё полное имя, жгучее желание написать роман в трёх томах. Роман, кстати, был глубоко в процессе, первый том как раз основан на «дневниках Кровавой Мэри». Судьба вендиных братьев капитану была неизвестна, к моменту, когда Крюк вернул девочку в Нетландию от миссис Кларк, Джон и Майкл просто исчезли с острова, может быть, улетели домой, а, может, погибли. Пэн, конечно же, забыл и их, и Венди тоже, Венди он знал теперь другую, ту, которая Кровавая Мэри, и не подозревал, что это была одна и та же девочка. Кровавая Мэри, к удивлению капитана Крюка, оказалась на редкость талантливой пираткой, она быстренько излечилась от разбитого Пэном сердца, но обиды не простила, и нападала на него и Мальчишек с яростью, какую только молодая леди способна проявить по отношению к недобросовестному мальчику. Из капитанских покоев Венди не упорхнула. Крюк ей запретил. Сказал, что лучше сам займёт одну из кают экипажа, если леди почувствует, что ей маловато места, взял с Венди обещание известить его, когда момент настанет, но девица пока вполне миролюбиво разделяла с ним пространство. Было не слишком понятно, сколько прошло времени, измерялось ли это время в месяцах или годах, Крюк привык к Венди, а Венди – к Крюку. Вместо Сми она помогала ему мыть и укладывать волосы (Крюк никогда бы, разумеется, в этом не признался, но это были самые счастливые мгновения в его жизни), ухаживала за новыми ранениями и, да, с удовольствием штопала-таки жилеты и блузы. Крюк сочинял для неё этюды, любил удивить яствами из разных уголков мира, обожал оплачивать разные нужные и ненужные покупки, и иногда (вторые по зашкаливающему уровню счастья мгновения), прежде чем Венди скрывалась за дверью спальни, просил её рассказать ему историю на ночь. Позволял себе при ней освободиться и отдохнуть от гильзы с крюком. А Венди тогда разрешала себе мимолётно пригладить его покалеченное запястье. Однако, по большому счёту, обстановка на корабле за этот неопределённый промежуток времени не изменилась. Пока не настал момент, когда Венди почувствовала, что с ней снова «что-то происходит». Нет, она не призналась в этом капитану сразу же. Не смогла окончательно понять, как сформулировать. К тому же, странные чувства настигали её и раньше, с самого начала, по чуть-чуть, затем сильнее, и ещё сильнее, а сегодня, когда Венди читала для Крюка какой-то художественный роман с чувственной сценой, переполнили настолько, что пришлось попросить разрешения выйти на квартердек и подышать прохладным ночным воздухом. Крюк почти дремал, не приметил изменений, а, когда Венди вернулась, собрав всю свою отвагу в кулак и намереваясь задать вопрос, капитан уже спал. Вообще, разговор кое-о-чём «взрослом» однажды состоялся между капитаном и леди, это после него Крюк предложил ей занять его каюту целиком, но Венди тогда не совсем поняла, почему. О, капитан убеждал себя, что Венди тут не при чём, и пока успешно обманывался этой мыслью. Дело было так: как-то раз Венди пробудилась рано, раньше Крюка, и случайно застала его спящим в очень типичном утреннем мужском состоянии. Нельзя сказать, чтобы она сильно смутилась, она видела такое и раньше у маленьких мальчиков, но грандиозный вид капитана запустил в её теле какие-то совершенно новые процессы, и Венди предпочла тогда спрятаться в спальне и подождать, чтобы Крюк проснулся. Потом она ещё несколько раз вставала пораньше, тревожная, снова подглядывала за видом капитана, испытывая безумное волнение и влечение, а один раз осмелилась подойти ближе, половица скрипнула и выдернула капитана из сна. Он сразу понял, что к чему, виновато улыбнулся, сказал, что это и есть то, что происходит с мужчинами, и что иногда, например во сне, это невозможно проконтролировать, извинился. Но объяснять, что именно это значит, не стал. А Венди не стала расспрашивать, только наблюдала за своими собственными реакциями, тонула в них, испытывала головокружение, и вот сегодня, когда читала Крюку роман, вдруг ощутила себя так, как в тот самый период в месяце, хотя было ещё не время. Капитан всего этого знать не мог, но то, что Венди изменилась, и сильно, понял следующим же утром. Он встал с первыми лучами, намереваясь увести бриг из нетландской бухты, чтобы пополнить запасы в очередном городе, вернулся в каюту уже почти в полдень и… едва ли не лишился чувств. Венди порой могла выйти к нему в ночной сорочке, в халатике или в пиратской блузе, но то, что оказалось перед его глазами сейчас, вызвало такой бурный отклик, что Крюк чуть не сбежал из собственных покоев: Венди стояла перед зеркалом, спинкой, изогнувшись, чтобы зашнуровать корсет, нижней юбки пока на ней не было, блузочки тоже, зато были шёлковые чулочки на подтяжках да нижнее бельё, такое красивое, что слов не подобрать, и – полупрозрачное!!! – совсем не девчачье, а – до умопомрачения женственное. Красный до корней волос, как варёный рак, капитан увидел грудь, столь аппетитную, что слюнки потекли, с задорно торчащими ему навстречу сосочками, и ещё что-то такое, виднеющееся сквозь коротенькие, под самую попку, панталончики, что тело его тут же отреагировало самым безупречным образом. Сию секунду капитан снял с себя камзол, ненароком разорвав крюком рукав, бросился к испуганной Венди, которая, видимо, вообще не поняла, что случилось, сдуру назвал её на «Вы» и со всей возможной срочностью туго завернул девицу в алую ткань. – Боги… Боги… Венди… ты… Вы… Леди Венди, мадам… ой-ой-ой… Вы что… не… не… не выходите так, прошу Вас… так нельзя… ой-ой… ой… ох… Он неосознанно прижал её к себе, покачал, пытаясь унять бешеное сердцебиение, и Венди задрожала в его объятиях, испытывая нечто особенно интенсивное, ощущая бедром то самое «мужское» состояние капитана, и слыша его ускоренное дыхание. Одна её рука оказалась в тесном плену, а другая, свободная, как-то сама собой приобняла Крюка за талию, и тот отшатнулся с глазами, похожими на блюдца, но крепко удерживая камзол на месте. – Венди, Венди… Что Вы делаете… – Что..? - она едва дышала, – Почему на Вы… Я не знаю… Что, Джеймс, что происходит… Это был первый раз, когда Венди назвала капитана по имени без навечно прилипшего к нему прозвища. Джеймсу показалось, что он сошёл с ума. Венди так и дрожала, щёчки у неё были пунцовые, губки приоткрыты, и вот тут-то капитан и увидел то, что не смог однажды распознать: в самом уголке рта, спрятанный от любопытных глаз, укрылся скромняжка-поцелуй, заманчивый, робкий, жаждущий момента, чтобы кто-то особенный снял его со сладких невинных уст. – Венди… - он сглотнул, отошёл на вытянутые руки, хотел подтолкнуть её в сторону спальни и попросить одеться, но леди не сдвигалась с места, – Венди, умоляю. Не делайте так. Вы… Вы другая. На «ты», я полагаю, больше неуместно… Чёрт… Вы… Вы… Вы взрослая… я… не заметил… и… Боги, Вы… такая… красивая… нимфа… богиня… О, что я несу… Чёрт, вот же чёрт… – Не делать как… я не понимаю… я… Джеймс, со мной что-то творится… у меня есть вопросы… – Чё-ё-ёрт… нет, пожалуйста, я не готов на них отвечать… не сейчас… прошу… Что творилось с Венди, Джеймс вполне мог догадываться. Он знал множество девиц, ни одной достойной, да, но, тем не менее, множество самых разных. И прекрасно понимал, как работает их… возбуждение. Но хуже всего было то, что творилось – с ним. Капитан Крюк вдруг осознал, что был влюблён в леди Венди, влюблён давно и неумолимо, сначала восторженно, как в маленькое чудо, а теперь – страстно и отчаянно, как в молодую женщину. У Венди трепетали реснички. Интересно, сколько ей теперь лет? Выглядит на девятнадцать-двадцать… Это ж сколько времени они уже вместе, капитан и его сказительница? Го-о-осподи, и как он только проморгал такое неприемлемое большое чувство… и что теперь делать… Он хотел отпустить её, но Венди никак не перехватывала спасительный камзол, а упади он на пол, капитан точно сделал бы какую-нибудь глупость. – Обнимите меня?.. - прошептала Венди, сгорая перед капитаном Крюком, – Вы когда-то просили сообщать о том, что мне нужно… по-моему, я хочу, чтобы Вы ещё раз обняли меня… Находя, что сопротивляться подобной просьбе, ещё и изложенной столь целомудренно, крайне тяжело, Джеймс закусил губы и – не шелохнулся. Венди тогда сама шагнула ему навстречу. – Нет, - дрожащим шёпотом ответил капитан и осторожно обвил руку вокруг вендиных плечиков, – Ты хочешь не этого… – Снова на «ты»… не понимаю… да, хочу чего-то… чего-то… не знаю… Вы знаете, да? Вы всегда знаете… – Знаю… – А Вы… или ты?.. Ты тоже хочешь, Джеймс? – Чё-ё-ё-ё-ёрт, - он вжался ей в низ животика сквозь камзол, и Венди издала такой протяжный стон, что Джеймсу пришлось силой подавить пульсирующее желание взять эту птичку здесь же, – чёрт, Венди, чёрт! Да!!! Вот это… - теперь он интимно приласкался к ней нарочно, наплевав на все границы и разумные пределы, а Венди опять придыхательно застонала, – значит, что я хочу… Хочу тебя… Сильно… Венди пришлось посильнее сжать ножки, потому что стало как-то очень скользко, и Джеймс, наверное, почувствовал это, так как заскулил. – Чёрт… чёрт… ты… девочка… ты… ты… мокренькая, да?.. Там… Ты… Господь всемилостивый… ты… течёшь..? Это хотела спросить?.. Скажи мне… Тело Венди реагировало вперёд головы, она не успела даже смутиться, пугающая и страстная искра пронзила её на секунду, внутри всё сжалось, девица ахнула, сильнее прильнула к капитану, захныкала. Только сейчас вдруг осознав, что с тех самых пор, как малышка-Венди появилась на корабле, он не баловал себя женским вниманием, Крюк чуть не кончил прямо в свои расходящиеся по швам бриджи. Даже не пытаясь изгнать из воображения вид обнажённой невинной Венди, так как это было всё равно бесполезно, он, исступлённо захлёбываясь, вымолвил: – Да… да… девочка… ты тоже хочешь меня… м-м-м… мм! М-мф… дьявол… нет… я не могу… нельзя… мм! М-м-м!!! Ты ещё маленькая… дьявол… дьявол!!! Я сейчас взорвусь… что, если… если я… о… если я поцелую тебя, Венди?.. – Я хочу тебя, - повторила за ним Венди, чтобы знать, как это называется, и коленки у неё подкосились, – Я тебя хочу… поцелуй меня, пожалуйста… научи… Как вышло, что он уложил малютку на своё царское ложе, Джеймс не понял, также, как и не заметил, куда и когда исчез камзол. Венди лежала перед ним, как божественный подарок, в расшнурованном корсете, в чулочках, в провокационном белье, её всю трясло, и цвет румянца явно давал понять, что не от страха. Капитан не посмел ласкать её, только нырял безумным от желания взглядом к груди и ниже, представлял, как мог бы прикусить спелый бутончик или перебрать пальцами лепестки, и голова у него шла кругом, в глазах расплывались цветные переливчатые волны. Приподнявшись на локотках, Венди по-девчоночьи вытянула губки ему навстречу. – Нет… - лёгкая улыбка тронула кончики чёрных усов, – не так… Он с осторожностью взял её за подбородок, а другой рукой предложил лечь поудобнее, склонился ниже и вложил губами в губы: – Открой ротик… Немножко… – Ах… ах… - Венди выгнулась, хмельная, сделала, как было велено, и капитан, изо всех сил сдерживая себя, чтобы не быть чересчур резким и жадным, немного нарушил границы сахарных уст, в полной уверенности, что ничего слаще во всём мире не сыщешь. И чуть не ополоумел, когда ласковые ручки закопались в его диких кудрях, а несмелый язычок сделал движение навстречу. – Я… я… - выговаривала Венди сквозь стоны, – я, по-моему, влюблена в тебя… о… о… я… хочу потрогать… Джеймс… можно я тебя потрогаю… У Джеймса из глаз посыпались искры, он теперь был уверен, что сбрендил, успел сказать лишь: – Люблю… давно… можно… А потом, когда Венди осторожно коснулась его напряжённой плоти сквозь штаны, застонал так высоко и ярко, что не узнал собственный голос. – Потрогай… себя… - выдохнул он и начал, пока ещё мог, осыпать поцелуями длинную шею, плечики, декольте. Потребовалось каких-то несколько секунд, чтобы Венди поняла, что нужно делать. Ротик её широко открылся, глаза распахнулись, она ещё пыталась немного исследовать Джеймса, но волна быстро захватила её, подняла высоко в небо и без предупреждения с размаху кинула в пропасть, а капитан только успел в срочном порядке стянуть бриджи, разразившись судорогой, длинной и частой, как никогда, прямо на женственные бёдра. – ЧЁРТ, ЧЁРТ, ЧЁРТ, ЧЁРТ, ЧЁРТ, ЧЁРТ..!!! - рычал он, а Венди с ручкой, бессовестно утонувшей в полупрозрачных кружевных панталончиках, буквально пела, грациозно извиваясь под ним. Всё закончилось, ой, как не быстро, возбуждение продолжало зашкаливать, Джеймс не расслабился ни на йоту, хотя бриджи вернул на место, чтобы не шокировать и без того сильно впечатлённую леди, достал платок из внутреннего кармана жилетки, стёр с вендиных ножек следы своей несдержанности и, никак не устояв, сомкнул губы на нежной коже бедра у самого края соблазнительных кружавчиков. Обмякшая девица вздрогнула, прогнулась с томным выдохом, случайно, наверное, раздвинула ножки (капитану пришлось зажмуриться, чтобы не смотреть туда, куда хотелось нырнуть, как в омут), и Джеймс подумал, что готов продать душу, лишь бы только леди Венди замерла в своей цветущей юности и осталась с ним навсегда. – Ох, я дурак… Венди… Венди… Сев перед ней, как перед алтарём, прямо на пол, Джеймс припал к одной ножке в шёлковом чулочке, исцеловал у колена, и ниже, а потом уткнулся в неё лбом, не в силах себя унять. – Прости меня… Прости… я люблю тебя… я идиот… Повинуясь каким-то неизвестным инстинктам, Венди потянулась к нему, совершенно не заботясь о том, что едва ли не нага, подняла его к себе, прижала буйную кудрявую голову к груди и обняла крепко. – Джеймс… ты меня любишь… почему ты молчал… – Я не знал… нет, знал, догадывался… но игнорировал… и не хотел тебя пугать… и… ты маленькая девочка… а я старый пират… – Джеймс. Ты молодой, все говорят, что молодой. Сколько тебе лет? – Было тридцать четыре… до Нетландии… а потом – я застрял… не знаю, как давно я уже здесь… – А сколько лет мне? Я выросла? Стала взрослой? – О, да… ты… совсем другая… Ты… ты… бо-о-оги… я понятия не имею, сколько тебе лет. Двадцать два? Шестнадцать? Девятнадцать? Боги. Я не имею никакого права делать такое с тобой… – Мне нравится девятнадцать. Пусть будет девятнадцать. Делать – какое?.. Я… хочу ещё… что это было? Это потому, что я тебя люблю? Мне понравилось… И Венди, как будто ей самой было все тридцать четыре, а не девятнадцать, приподняла от своей трепетной груди лицо Джеймса, погладила его, заправила лихие кудри за уши, и ласково прильнула к колючим губам, вкладывая в этот второй в своей жизни взрослый поцелуй всё своё доверие. – Венди… моя Венди… любишь… меня… Боже, зачем?.. О… о-о-о… нет, это было не потому, что любишь, но, если любишь, то это – ещё лучше… – Джеймс. Ты говоришь, что у меня шея лебёдушки, зовёшь своим сокровищем, цветочком и звёздочкой и думаешь, что я могу тебя не любить? Да, ты правда дурак. Джеймс виновато рассмеялся, смелее сжал юную красавицу в объятиях, поцеловал ушко, вдохнул аромат волос, и Венди дышала страстно, подставляя под его любопытные губы больше шеи. – Сокровище… - шептал он, – мой маленький цветочек… моя невинная конфетка… мой ангел… – Джеймс… Джеймс… я… я хочу тебя? Да? Так называется? Я хочу… Научи меня, что нужно делать?.. Я… потрогаю тебя ещё раз? – Чёрт… нет, пожалуйста, не дразни, умоляю. М-м-м, чёрт… давай… давай… Давай лучше я доставлю удовольствие тебе, м?.. Ты мне разрешишь? Но меня не трогай… иначе я не в силах буду защитить тебя от себя… Ты ведь не знаешь, да, что мужчина может сделать с женщиной?.. – Нет, наверное… ты расскажешь? Ты… дотронешься до меня? Там? Джеймс, бедный Джеймс. И как злодейка Судьба только позволила, чтобы это невинное дитя, эта юная целомудренная крошка попала в его пиратские лапы? Чтобы влюбилась в него… а он – в неё… Зачем всё это… Всё вдруг стало так сложно. И так… сказочно… Разве можно сопротивляться? – Дотронусь. И… я тебя раздену?.. - беззвучно вымолвил Джеймс одними губами, так как голос вдруг отказал. Мысль о том, чтобы раздеть красавицу-леди, и не какую-то там абстрактную воображаемую леди, а Венди, ту, которая трепетала перед ним в предвкушении, раздеть не когда-то там, а прямо сейчас, и – коснуться её между ножек, чуть не отправила Джеймса в обморок. Ещё сегодня утром он, как всегда, с позором изгнал из головы все свои крайне неподобающие сны и фантазии и был для Венди обычным Крюком, её капитаном, покровителем и защитником, а теперь вдруг стал глубоко и открыто влюблённым в неё Джеймсом, вожделеющим женской ласки и навек прикованным к её стройным ножкам мужчиной. – Отнеси меня в спальню? - тихонечко предложила Венди. О, эта её наивность… Джеймс подхватил Венди на руки. Он обещал Венди, давно, много лет назад, что не будет нарушать её покой, и – держал слово. Изредка заходил к ней, чтобы положить на тумбу свежее постельное бельё, иногда клал на подушку крошечный, ни к чему не обязывающий букетик или саше, чтобы Венди было приятно. Конечно, это было от любви, но капитан не смел о подобном даже думать, просто оказывал маленькие знаки внимания и наслаждался тем, как расцветает чудная улыбка на вендиных губках. Но он ни разу с тех пор, как маленькое чудо осветило своим присутствием его пиратское логово, не ложился в свою постель, безропотно дневал и ночевал на кушетке у клавесина и был вполне доволен. Он уложил Венди в мягкое одеяло, немного неуверенно сел рядом. Впервые за всё время подумал о том, что никогда не приводил женщин на бриг, никогда не разделял с ними своё ложе. Всё пахло Венди, дурманило, опьяняло, укачивало похлеще, чем волны, ритмично ласкающие корабль. Венди дышала ускоренно, сжимала ножки, смотрела в преданные голубые глаза из-под полуопущенных ресниц, а капитан всё не мог поверить, что этот сюжет ему не снится. – А я… можно я раздену тебя? - спросила она осторожно, пока Джеймс молча нежил её взглядом и медлил, – Я хочу снять с тебя жилет и блузу… ты… ты знаешь, что ты чертовски хорош собой? Она тронула одну пуговку, другую, распустила шнуровку, и Джеймс лишь развёл руками, не находясь, что ответить. Никто не делал ему комплиментов. Точнее, делали, конечно, и в красочных эпитетах, но то было за деньги, такие дамы любому наговорят. Изящные пальчики потянули шелковистую ткань, пробрались к упругому животу, познакомились с ним поближе, так, как, по мнению Венди, не дразнило бы Джеймса, хотя Джеймс, она видела, выглядел крайне… напряжённо. – Сними..? - попросила она, поиграв со шнуровкой ворота, и капитан повиновался. Венди мало видела его рельефный торс, хотя Джеймс не особенно его прятал, просто стеснялась разглядывать при всех, когда он ходил так по палубе, а наедине с Венди капитан всегда был одет по форме и с иголочки, за исключением утреннего и вечернего времени, когда дозволялась лёгкая небрежность и так называемый «домашний стиль». – Расскажи мне… - она пригладила кудрявые волоски на груди, нарисовала ноготком контур стального пресса, звякнула застёжками ремней, удерживающих на покалеченной руке гильзу с крюком, – что мужчина может сделать с женщиной? Это приятно? Мне понравится? Я хочу, чтобы ты это со мной сделал? В Аду, - подумал Джеймс, – мне непременно будет уготован отдельный котёл. – Венди… это… это… чёрт. Ты меня мучаешь… да, ты, наверное, хочешь… но… в первый раз это больно. Мужчина… и женщина… они… ну… могут стать одним целым. – Как это?.. Ты мне покажешь?.. Я… я… Джеймс, по-моему со мной скоро опять случится… ну… это… Не сумев себя побороть, Джеймс взглянул в точку всех своих самых секретных мечтаний и фантазий, а потом, не отдавая себе особого отчёта и закусив губы, едва ощутимо коснулся Венди пальцем сквозь кисейное бельё. Венди, раскалённая, вскрикнула и выгнулась, бесстрашно раскрыла ножки навстречу, сжала простынь в кулачках. – О!!! О!!! О… ах… ах… ах… Джеймс… Джеймс… о боже… Было невыносимо тяжело контролировать ситуацию, но капитан держался из последних сил. Он склонился к сумасбродной девице, прошептал ей что-то восхищённое и глупое, ещё раз попросил разрешения её раздеть, руку на всякий случай убрал. – Да… да… пожалуйста… раздень… и… сделай так ещё раз… Стараясь не спешить, капитан зубами стянул лямки с нежных плеч, в очередной раз подивился тому факту, что до сих пор не валяется в обмороке, и с великой деликатностью поцеловал самое чувствительное место на груди. И немного прикусил. – О боже… о боже… Джеймс… о боже… Его рука заскользила по внутренней стороне бедра, как бы случайно задевая Венди и вызывая сладострастные выдохи, отцепила подтяжечки, поднялась выше. Не желая отрываться от Венди и не выпуская невероятного лакомства из осторожного, но крепкого захвата, Джеймс сипло процедил: – Помоги мне немного… - и он потянул панталончики вниз. Сгорая от стыда и удовольствия, Венди сама спустила с себя полупрозрачную кисею, но Джеймс не спешил снова ласкать её там, так как сам находился на грани безумия. – Пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста… - начала умолять его Венди, хотела снова потрогать себя сама, но не знала, можно ли, ждала разрешения. – Венди… Венди… боги. Я… я посмотрю на тебя… Выпустив карамельно-сладкий сосочек изо рта, капитан направил свои поцелуи чуть ниже, прямо по корсету, а затем сел, теряясь взглядом в нежной женской мягкости, аккуратно положил ладонь и запястье на порозовевшие девичьи коленки и приоткрыл их ещё чуть-чуть шире. Шумно выдохнул. Ничего более прекрасного он в жизни не видел. Предательская кисть сама отправилась туда. – Я не сделаю тебе больно, клянусь… не пораню… Он снова коснулся этого места, только уже живьём, невесомо, Венди опять закричала, дёрнулась, прикосновение случайно стал ярче… – О-О-О, ЧЁРТ!!! ЧЁРТ!!! - Джеймс так и опешил, провёл скользкую линию вдоль, утопая в озере прозрачного вожделения, отвёл палец, глядя, как тянутся за ним две тоненькие ниточки, и Венди приподнялась, чтобы вернуть этот фантастический контакт, – ЧЁРТ!!! Девочка… о… да, ты хочешь точно… и… тебе точно не шестнадцать лет… ты готова… ты могла бы… чё-ё-ё-р-р-рт… – Ах… ах… ах… - пролепетала Венди, и капитан приласкал её там, где собрались все электрические импульсы, запуская в её тело разряды один за одним, – Джеймс… Джеймс… О, ДЖЕЙМС!!! Я сейчас… сейчас… о… О!!! О!!! Она не знала, «что» она сейчас, но сделала это так бурно, что, кажется, потеряла связь с реальностью. Когда мир вокруг снова обрёл более или менее ясные очертания, Венди почувствовала, что дрожит, что музыкальные пальцы капитана продолжают играть на ней там, но медленно, открыла глаза, увидела, как Джеймс гоняет воздух сквозь открытые пересохшие губы и, видимо, неосознанно массирует себя запястьем, голова у неё закружилась. – Джеймс… Джеймс… если я готова… сделай со мной то, что тебе хочется… я хочу… хочу быть с тобой целым… и хочу тоже на тебя посмотреть… покажи мне… Наплевав на просьбу капитана не трогать его, Венди, всё ещё немного не в себе, потянулась туда, куда ей хотелось, попробовала повторить рукой то, что делал Джеймс, ойкнула, когда он глухо зарычал, и ей показалось, что его палец в этот момент сделал с ней ещё что-то новое. Что-то… настоящее. Она застыла, потерянная в ощущениях, Джеймс тогда снова показал ей ту, другую точку, деликатно погладил её и медленно нарушил границы ещё раз. – Венди… тебе больно?.. - прохрипел он. Палец, скользкий до неприличия, снова сделал своё дело. – Нет… вроде бы… – А страшно?.. – Точно нет. – Чёрт… Сапоги были скинуты в мгновение ока, бриджи улетели вслед за ними. – Ого… о… ого… ничего себе… я потрогаю? - она коснулась Джеймса несмело, оцарапала ноготками, сжала, – Так? – Да-а-а-а… ар-р-р-гх… о… у-ум-мф… м-м-мф… чё-ё-ёрт… и… вот так… - он перехватил её кисть покрепче, направил вдоль, – Только медленно… о… о!!! Дьявол… Венди, Венди… ты уверена..? Если нет… чёрт, чёрт!!! Просто ускорься… и я кончу… о-о-о, дьявол… и ты останешься невинной… м!!! М!!! Пока..! Останешься…! М-м-м!!! Я… не лучший вариант… чтобы вот так… безрассудно… подарить мне..!!! Свою!!! Девственность!!! М-м!!! М… м… Венди… Венди? Венди остановилась. Посмотрела на Джеймса внимательно, насколько могла. Сказала: – Хочу, чтобы мы были целым. Хочу быть твоей, а ты чтобы был моим. Так говорят? Мне будет очень больно? Ты меня поцелуешь? У меня был когда-то поцелуй, скрытый, вот здесь… Прикрыв глаза и улыбнувшись, Венди указала на то самое секретное местечко в уголке рта, и Джеймс, кажется, только что влюбился в неё ещё сильнее. – О… о… малышка… девочка… да. Я давно его заметил, но не сразу понял… ты ведь маленькая… была… этот поцелуй теперь мой. А я – твой. Весь. Целиком. Принадлежу тебе. – Джеймс… – Да… И ты… ты будешь моя… я осторожно, обещаю… но… в первый раз это всё равно больно… Чёрт… Не имея представления, как облегчить для целомудренной леди то, что он теперь уже однозначно собирался с ней сделать, капитан стал покрывать поцелуями её плечо, щекотать усами и бородой шею, говорить нежности. Всё это получалось у него скомкано, возбуждение диктовало свои условия, Венди, горячая и текучая, как лава, после того как дважды неожиданно испытала высшее наслаждение, дышала глубоко, но прерывисто, закапывалась ногтями в кудри, царапала плечи. Джеймс дотронулся до неё самым чувственным образом, задохнулся, стал влажно скользить вдоль… – О… о… о… - выдохнула Венди и сжала кудри в кулачки, – о… о… – Будет… вот так… - он остановился, немного надавил, совсем чуть-чуть, и женское тело поддалось его стальному желанию, – как… Как ты? – О… ай!.. Да… немного больно… но я хочу… Джеймс надавил сильнее. Венди сдавалась ему без сопротивления, но он почувствовал, как она напряглась. – Прости… чё-ё-ёрт… я это делаю… Чёрт! С тобой! Чёрт… ещё немного… да, девочка… – Помедленнее!.. – М-м-мф! Да… да… Венди… Венди… Медленно было мучительно. Мучительно хорошо. Джеймс больше не двигался, чтобы девочка к нему немного привыкла, её тело пульсировало вокруг него в мелкой дрожи, Венди постепенно перестала впиваться коготками в широкую мужскую спину, расслабилась, и капитан тогда поцеловал её со всей нежностью, на какую только был способен. – Теперь мы – одно?.. прошептала Венди ему на ухо. – Одно… Как ты себя чувствуешь?.. Я хочу… хочу… ещё немного… - Джеймс чуть отстранился, вернулся обратно, сделал так ещё раз, стараясь не спешить и не травмировать свою леди сильнее, – вот так… можно?.. Пожалуйста… – Ай… да… Было больновато, но Джеймс так сладострастно стонал, что это сильно нравилось Венди, ему потребовалось совсем немного времени, он вдруг напрягся, вытянулся струной и, видимо, чтобы не закричать, вцепился зубами в изгиб плеча. Где-то внутри яркими вспышками разразилась сумасшедшая судорога, которая принадлежала Джеймсу, стало очень горячо, очень скользко, и, желая быть в этот момент ещё ближе к капитану, Венди обняла его и прижала к себе до упора. – М-м-м-мф!!! Мф!!! Мф!!! - глухо дышал Джеймс, не выпуская плеча из своего хищного оскала. Венди решила, что никакая боль и близко не может испортить это невероятное блаженство стать единым с мужчиной, которого она полюбила. Измотанный нежданной страстью, Джеймс не нашёл больше сил и – так и рухнул прямо на Венди, укрывая её всю своим мускулистым загорелым телом, уставший, шокированный и счастливый. Буркнул только: – Я люблю тебя… люблю… моё сокровище… мой вечно юный цветочек… моя… моя… моя… И Венди, тоже счастливая, зацепила руки у него под разлохматившимися кудрями в крепкий замочек: – Мой. Так они пролежали до вечера. Венди, умаянная переизбытком эмоций, уснула, а капитан, старый дурак, плакал ей в плечико от великой любви, и слёзы его не шипели ядом, а были чистыми, как светлая душа ангела. Он забыл, что бриг шёл в порт за провизией и боеприпасами, забыл Пэна, забыл очередной коварный план по свершению возмездия, всё забыл. Зато вспомнил – себя. Вспомнил, как бежал из дома не столько от обязательств, сколько потому, что хотел найти любовь, по этой же причине стал мореплавателем, случайно попал к Чёрной Бороде, проявил амбиции, мечтал, что будет вечно независим от законов короны или других, что будет сам себе хозяин, и что найдёт однажды счастье, такое же свободное и крылатое, как он сам, где-то у очень далёких берегов. Мечтал иметь семью, настоящую, не погрязшую в политических интригах, как его собственный дворянский род, а ту, в которой царили бы только любовь, доверие и уважение. Получается… он мечтал о Венди? И его мечта теперь сбылась? Он свободен, богат, Венди говорит, что ещё молод, и… он влюблён, наверное, впервые в жизни так глубоко и искренне… он, капитан Джез Крюк, нашёл своё счастье у далёких берегов? А что, если Венди опомнится? Одумается и сбежит от него к кому-то… законопослушному..? Тогда он, Крюк, умрёт от горя, но будет вспоминать Венди, как самое сказочное и счастливое явление, как чудо, коим она для него и являлась. – Я люблю тебя… - прозвучал сонный шёпот откуда-то из-под широкой мужской груди. Джеймс подумал-было, что спит, что ему всё примерещилось, что ему, злодею, не могло быть уготовано счастье, но тонкий голосок повторил эти слова сладкой мелодией, Венди попробовала потянуться, ойкнула, и капитан скорее выпустил её тело из плена, заботливо накрывая одеялом. – О… о… девочка… моя, моя маленькая девочка… здравствуй… Тебе больно? – Немного… здравствуй, Джеймс… это же не навсегда? – О, нет… на первое время… потом будет только хорошо… если ты будешь рассказывать, как тебе нравится… – А можно как-то по-разному? – Можно… – И… ты меня научишь? – Венди… Господи Боже. Да, научу. Обязательно нужно, чтобы тебе со мной было только хорошо. – «Хорошо», это называется «кончить»? – Венди!!! Боги, боги!.. О! Моё наивное дитя… да… не говори это слово при людях!.. – А при тебе можно? Это не стыдно? – При мне – ничего не стыдно. – Джеймс. – Да, мой… бессовестный… цветочек? – Хи-хи! Я теперь тебе… кто? Как бы… Как жена? – Ты… Ты моя сказка. Моя леди. Моя единственная любовь. Моя неотвратимая судьба, моё счастье, которое я искал много лет и нашёл. Жена – если захочешь. Миссис Венди Крюк, м? Если тебе девятнадцать, хотя, по-моему, ты всё же постарше, сколько лет мы уже вместе, лет десять? Можно уже на тебе жениться, чтобы ты от меня не сбежала? Господь всемилостивый, у меня, Крюка, будет жена, и ей станешь ты. Я точно не сплю? Следующее кольцо, которое я тебе куплю, будет обручальным? – Почему я должна от тебя сбежать, Джеймс? – Потому, что я пират. Злодей. Плохой человек. – Ты дурак. – Не спорю. – Мне нравится «миссис Венди Крюк». Нет, погоди, неправильно. Я помню. Надо говорить «миссис Джеймс Крюк». Да.