***
Едва Кан У вошёл в квартиру, слуха коснулось гудение стиральной машины; в остальных комнатах было тихо. Кто-то другой ошибочно бы предположил, что здесь никого нет, но накануне мужчиной была найдена ещё одна комната: вход можно найти, лишь с силой толкнув полку у стены. Дверь поддалась ему сразу, и стремительные шаги Кан У, отдавая ненавистью, уже достигли ушей. Мин Чжун только и успел подумать: «Я снова сделал что-то не так», а следом: «Наверно, всё-таки зря я надел её». Он глубоко вдохнул — какая-то невидимая стена вдруг вдавила его в кресло, затем поспешно утёр лицо ладонью и постарался придать себе обычный равнодушный и слегка нагловатый вид. На пол с шумом полетела стопка бумаг. — Совесть совсем потерял?! Мин Чжун почувствовал боль на спине. Он остался сидеть на своём кресле, лишь слегка выпрямившись, чтобы кофта не прилегала к нему так плотно. Надо бы утихомирить Кан У, дать успокоиться, ведь никто не любит боль, но у Мин Чжуна не получается. Страх сдавил горло, он с трудом сглотнул слюну. Что бы он ни говорил вслух, в мыслях не дать Кан У увидеть кровь — кофта, наверно, уже всё впитала. Ненависть сейчас застилала глаза мужчины мутной пеленой и буквально причиняла Мину Чжуну боль. Это беспокоило. Пуга́ло. Кан У был больше и шире в плечах, весь он источал ауру силы. И сейчас, стоя напротив, Мин Чжуну казалось, тот подавлял своей мощью. Главное внешне не подавать виду, что вся эта ситуация на него хоть как-то действует; он лишь слегка отклонился назад, потому что Кан У незаметно оказался совсем близко. Он знал, как реагировать, и хотел побыстрее закончить разговор, прежде чем мужчина что-то заподозрит. Однако по плану всё перестало идти ещё вчера, когда Кан У нашёл эту комнату. — Что это? — Сильная рука вцепилась в край кофты и потянула на себя. Мин Чжуну даже смотреть туда не нужно было и так понимал: пятно уже сильно расплылось. Мин Чжун напряжённо замер, чувствуя себя жертвой, загнанной в угол хищником. Спустя мгновение прозвучал его нарочи́то равнодушный голос. — Как будто тебя это на самом деле волнует, — скептически хмыкнул мужчина, повернулся другим боком, что позволило ему освободить одежду, и сложил руки на груди. — Ты всё сказал? Если да, уходи. Он смерил взглядом собеседника, но тот лишь нахмурился вместо ответа, а в следующее мгновение резко схватил Мин Чжуна за плечо в попытке развернуть к себе. В карих глазах вспыхнул страх, напускно́е равнодушие слетело в один миг. Каково же было удивление Кан У, когда он увидел, как с этого маленького наглеца сошла вся дерзость. — Уходи! — Боль раненного зверя слышалась в его голосе. Мин Чжун едва заметно затрясся и так сильно сжал кулаки, что пальцы заныли. — Я только… — Кан У закрыл глаза и замер ненадолго, чтобы перевести дыхание. Он шёл сюда с твёрдым намерением узнать, чего добивается этот сопляк и зачем он вообще втянул их во всё это, но совершенно растерялся от такой реакции. Было в крике Мин Чжуна что-то до боли знакомое. Что-то, что заставляло вылезать наружу спрятанные в глубине чувства. Эти двое бесспорно в чём-то похожи друг на друга. — С этим нужно что-то сделать! — Продолжил он наконец и неожиданно для них обоих слегка ослабил хватку. Мин Чжуну хотелось просто закрыть глаза и оказаться в своей постели. Этому мужчине сопротивляться было бесполезно, и наверно, поэтому он как-то быстро признал собственное поражение. Он уже не думал, что будет, просто отдался на волю случая и лишь немного колебался, когда Кан У сначала задрал, а потом и вовсе начал стягивать с него кофту, подумал — сбежит. Каким бы безразличным ко всему Мин Чжун не казался внешне, внутри всё содрогалось. По всему телу пробежал озноб, то ли от холодного воздуха, то ли от ощущения пристального взгляда. «Изучает, — подумал, — противно, наверно». Придав лицу как можно более отстранённый вид, повернулся. Он показал ему всего себя и будто говорил: «На, смотри», а Кан У переводил растерянный взгляд от шрама к шраму, пока не остановился на пяти наиболее глубоких. На груди. У сердца. — Откуда… — Его тело было сплошь покрыто шрамами. Сильная мужская рука дрогнула, как будто желая прикоснуться, но отчего-то не решаясь. Трясущимися пальцами Мин Чжун, ведо́мый сиюминутным порывом, взялся за запястье Кан У. Почувствовав небольшое сопротивление с его стороны, потянул чуть решительнее. Он и сам сейчас не понимал, что творит. — В тот день, — собственный голос звучал глухо и как-то неуверенно. — В тот день — день крушения — помнишь ли ты, как кричал и бился в дверь морга? Отношения этих двоих не задались изначально. У них было одно горе, и нельзя сказать, кому несравнимо тяжелее. Мин Чжун крепче перехватил чужое запястье и вновь потянул к груди. — Открой дверь, — провёл по шраму на правой груди. От неожиданно пронзившей грудь боли у Мин Чжуна тогда подогнулись колени, он упал, ударившись коленными чашечками об пол. — Брат Ким Бом Чжуна, выходи, — наискосок на соседний. Та встреча была их первой, но при каждой последующей… — Выходи, — ещё один, — выходи, — и ещё. Остановил ладонь на самом глубоком — над сердцем. — Брат Ким Бом Чжуна, — после каждого слова пауза. Сам вспоминал, как болезненны были первые шрамы, но на Кан У не злился — ему тоже было тогда больно. — Выходи. Вернее, каждый раз, когда Кан У выражал сильную ненависть к Мин Чжуну в мыслях или словах… Под конец у него задрожал и сорвался голос, а от коротких фраз пересохло во рту, будто он неделю ничего не пил. Чужая рука так и покоилась на его груди, наверняка ощущая быстрое сердцебиение. Кожа уже слегка вспотела и горела огнём под пристальным взглядом Кан У, но он твёрдо выдержал его, хотя каждый нерв был натянут, как струна. — Всё посмотрел? А теперь проваливай. …на теле последнего появлялся шрам. Он не стал дожидаться, когда Кан У сам уйдёт, и заперся в ванной, но не прошло минуты, как входная дверь захлопнулась. Схватившись за волосы и обессиленно сползая по двери ванной прямо на пол, он подумал, что сегодня вновь придётся спать на уже приевшемся тёмном комплекте постельного белья. Он не заметил, что от нового шрама уже не осталось и следа.***
12 марта 2023 г. в 10:26
Утро. Наступил очередной день, которому суждено лишь быть зачёркнутым зелёным маркером: красный закончился накануне. Не было отсчёта до какого-то события, просто отчего-то приятно видеть клетки календаря закрашенными. Он не закончился внезапно — это не чернила — крестики заметно тускнели с каждым днём, и вот однажды полностью зачеркнуть уже не получилось. Если присмотреться к предыдущей клетке, то под тёмно-зелёными штрихами можно разглядеть пробивающиеся красные. Такие бледные, что их почти не видно, но на следующем листе остался чёткий след от нажима.
Выдавив на ладонь порцию геля, он шагнул под горячие струи воды и принялся с остервенением мыться, будто желал очиститься от только ему известного… С особым усердием прошёлся по затянувшимся шрамам, задерживаясь на самых больших — на груди; кончиком пальца провёл по тому, что у сердца, делая тонкую кожу бледнее на мгновение и в глубине души желая перекрыть, как зелёный маркер — красный.
Вот только след уже остался на всю жизнь.
Ночью на спине появился новый шрам. Он столько раз обводил каждый из них пальцами, что новый ощутился почти сразу. Вот он: ближе к правому боку, как раз, где заканчиваются рёбра, небольшой — наверно, с мизинец, потому-то ночью и не проснулся. Небольшой. Затянувшийся. Это же хорошо?
Только бельё, наверно, кровью успело запачкаться. В этот раз ему отчего-то захотелось спать на светлом постельном, словно не он потом сидит в ванной и пытается отстирать пятно в крошечной раковине, а уж если не удаётся вывести кровь, то белью одна дорога — в мусорку.
А эту простыню удалось спасти, да. Руки, правда, замёрзли, и пальцы уже тряслись — кровь по-другому и не отстираешь — но ведь удалось! Он по-быстрому загрузил стиральную машину полным комплектом белья и наконец-то пошёл одеваться. Его тело определённо было красивым: пресс с кожей, плотно обтягивающей кубики мышц, полоской волос, идущей вниз от пупка и скрывающейся под низко сидящим на бёдрах полотенцем. Если бы не эти шрамы… Говорят, они украшают мужчин, но здесь как-то не до эстетики.
Окна всюду закрывали плотные тяжёлые шторы. Он подошёл и попытался их отдёрнуть, но крючки застряли в карнизе. Как только у него это получилось, лучи утреннего солнца тотчас заполнили пространство комнаты, мягким светом отгоняя остатки ночи. Он заглянул в отражение зеркала под косым углом, чтобы рассмотреть спину, вновь нащупал шрам и кивнул каким-то своим мыслям, будто подтверждая правильность догадок.
Выходить он сегодня никуда не планировал — его нигде не ждут, но всё равно долго искал в шкафу кофту, выбирал. Предпочтение отдавалось одежде более тёмных тонов — со светлой потом хлопот не оберёшься с его-то особенностью. Однако ясное ли утро, горячий ли душ стали причиной тому, что рука среди этого мрачного вороха вещей вытянула-таки вязаную кофту нежно бежевого цвета. И уже надевая её, он отогнал так больно царапнувшую мысль, что хотел бы однажды утром проснуться без шрамов.