Папа, нет

— Папа, хватит. — С просительной, неуверенной интонацией Фаня перешла к уверенным действиям, так не свойственным кроткой и тихой девочке, которой она была раньше, и… забрала более чем наполовину початую бутылку. Эраст поднял взгляд: от удаляющейся бутылки коньяка по тонкой — дрожащей — руке до надутых губ и нахмуренных влажных глаз. — Верни, — твердо сказал он, очень стараясь отчетливо выговаривать буквы. — Сколько можно, — пожаловалась дочь. — Хватит пить, папа. Ты не платишь за жилищно-коммунальные услуги несколько месяцев. У нас уже долг, а ты всё пьешь! Она поднесла горлышко к носу и скривилась от отвращения. — Это просто какая-то отрава, — пробубнила она. — Я вылью в раковину. — Только попробуй! — пригрозил Эраст. Фаня подошла к раковине. — Ты знаешь, какой сегодня день? — отчаянно спасал Эраст своё и презрительно спросил: — Забыла? Ты уже забыла, не так ли? Сработало: рука Фани зависла над раковиной, опасно наклоняя бутылку. Фаня всегда была тихой и нерешительной девочкой, слушающейся папу. Эраст знал, что она блефует, а если нет, то легкой угрозы должно быть достаточно. — Конечно нет, — вздохнула дочь. — Мама умерла год назад в этот день, — проговорила она с напряженной челюстью, не глядя на отца. — Я помню. — Когда она посмотрела, ее глаза казались красными и влажными. — Но ты пьешь уже неделю! — Неправда. — Правда. И уже год ты либо в запое, либо в похмелье. Хватит, папа. Мне тоже тяжело, но жизнь продолжается. Уже целый год! — На глазах дочери набухли капли. Эраст смотрел на нее. Она не убирала бутылку от раковины, но и не выливала. — Верни бутылку, — спокойно сказал он. — И можешь составить мне компанию, если тебе тоже плохо. Давай, ты вроде уже взрослая. — Он опустил взгляд посмотреть на большие выпуклые шары на груди дочери, красноречиво доказывающие взрослость самки. — Уже можно. Эраст махнул рукой на место напротив. Фаня вылупилась, по ее щеке скатилась слеза. Рука повернула бутылку — и жидкость полилась вниз. Эраст вскочил с места спасать коньяк. Удалось не свалиться, хотя от резкого вскакивания Эраста пошатнуло и он задел ножку стола. Но благодаря небольшому расстоянию до раковины, Эраст быстро оказался рядом с дочерью и успел схватить за запястье, выравнивая бутылку. Фаня ахнула, но не отпускала, хотя и не проливала больше. Тогда Эраст другой рукой взялся за бутылку, крепко удерживая, и высвободил запястье дочери, чтобы залепить гадине хорошую оплеуху. Раздался хлесткий звук — и Фаня отлетела, выпустив бутылку. Ударившись головой о шкаф, неуклюжая дочь потеряла равновесие и упала на пол. — Нельзя брать чужое без спроса, — назидательно произнес Эраст, глядя сверху вниз. Дочь не издавала звуков, но сидела на полу, прижав ладонь к щеке, и молча плакала, пока Эраст, переступив через ее ноги, вернулся на место и налил себе еще. — И ты бы лучше за собой следила, — пожурил он, сделав глоток и поморщившись. — Ведешь себя как шлюха. А я вынужден слушать рассказы соседок о том, где, с кем и в каких позах они тебя видели в очередной раз. Думаешь, мне это приятно? Всхлипы Фани затихли — чтобы тут же превратиться в рыдания: обхватив колени, она положила лоб на руки и ревела головой вниз. — И ты уже взрослая девочка. Заработай — и внеси квартплату. Я платил за тебя восемнадцать лет. Твоя очередь. Ты совершеннолетняя. Я вообще не понимаю, почему я тебе всё еще что-то должен, — жестко и безжалостно бросил он. — Я учусь на очном! — возмутилась Фаня, поднимая голову с зареванными щеками и красными глазами. — И на бюджете, между прочим! Ты даже не знаешь, чего мне стоило поступить на бюджет! Сколько времени я провела за учебниками! И благодаря этому ты не платишь за мою учебу! — Это твое дело, — отмахнулся Эраст, наливая еще. — Учиться — твоя инициатива. Я и не собираюсь за это платить. Тем более если учеба мешает тебе зарабатывать. Брось учебу, — пожал он плечами, делая еще один глоток. — Зачем вообще тебе учиться? Кем ты собираешься стать? Чтобы быть шлюхой, как все современные бабы, не нужно учиться. Возможно, он так не думал. А может, думал. Но главное было не в том, что он думал или не думал, а в том, что она сделала больно ему — он сделает больно ей. — Если я покончу с собой, ты даже не заметишь, — тихо, зловеще пробормотала Фаня. Эраст, наклонивший было бутылку над стаканом, замер, остановив поток коньяка, добравшийся до края горлышка. И стиснул челюсти. Перед глазами появилось холодное бледное тело жены. Это воспоминание преследовало и никак не покидало. Холодное безжизненное тело любимого человека. То, что сказала Фаня, было манипуляцией, и Эраст ненавидел манипуляции. Он ненавидел эту детскую спесь. Отставив бутылку, Эраст поднялся с места и подошел к дочери, всё еще сидящей на полу. Она успокаивалась и уже не плакала. Обескураженно посмотрела снизу вверх. Эраст постарался поднять уголки губ и улыбнуться, но знал, что вышло фальшиво. Плевать. Осторожно, чтобы не упасть и не завалиться, он присел на корточки перед Фаней. Ее колени послужили ему опорой — он облокотился на них. Фаня отчего-то смотрела испуганно, будто хотела отползти, хотя странно: он же улыбался. — И что? — спросил он максимально мило. Вероятно, с оскалом. Ну куда деваться. — Что же это должно значить? — Эраст неопределенно махнул кистью руки, лежащей на колене дочери. От легкого движения дочь нервно дернулась, будто ожидала нового удара. — И зачем ты мне об этом сообщаешь? Теперь твоя жизнь — только твоя жизнь. Ты взрослая. Поздравляю, — растянул он губы шире. — Теперь всё, что с тобой происходит и произойдет, — в твоих руках. Или ты хочешь, чтобы я заметил? Что именно ты хочешь сказать своим глупым выпадом? — Ничего, — дрожащим голосом пошла на попятную Фаня. — Я просто сказала. — Просто? Просто не бывает, — настаивал Эраст. Нет, он докопается до сути и выдернет сорняк с корнем. — Ты хочешь умереть? — Нет, — помедлив, испуганно ответила Фаня. Будто Эраст предлагал помочь исполнить ее желание. На глазах дочери опять наворачивались слезы. — Тогда это о моем внимании? Ты хочешь, чтобы я заметил тебя? — Я хочу, чтобы ты вообще хоть что-то замечал, кроме… — она всхлипнула, — кроме бутылки. Я просто подумала, что, может быть, я окажусь ценнее и важнее, чем всё остальное, чем даже бутылка для тебя… Но, видимо, я ошиблась. — Она снова всхлипнула, но в этот раз уже обиженно, а не испуганно. Эраст улыбался, глядя на Фаню, но та всё еще была напряженной, словно ожидала очередного удара. Ну и ладно. — Разве я не смотрю на тебя сейчас, не разговариваю с тобой, не замечаю? И ценность… — Эраст покачал головой. — Не твое ли время доказывать мне свою ценность, а потом уже чего-то ожидать от меня? Я сделал всё, что мог, пока ты была ребенком. Вырастил тебя. Ты взрослая. Твоя очередь проявить заботу и внимание к родителям. Разве не так? К тому же тебе повезло — у тебя остался только один родитель! — усмехнулся он, слегка хлопнув в ободряющем жесте по коленке Фани. Слезы опять потекли по налитым щечкам. Вероятно, это были слезы бессилия. Конечно, она мало что могла сделать, мало чем и мало как могла доказать свою ценность. Как молодая девушка: не тот пол, не тот возраст. Даже если Эраст и называл ее взрослой, даже если весь мир говорил, что она взрослая, даже если это так по закону, она всё равно еще слишком юна для значимых свершений и достижений. Может быть, юноше в этом возрасте было бы легче, но не девушке. И хотя Эраст понимал это, он пользовался тем, что она не понимает. Ему нужно было избавиться от этого сопливого жужжания о том, что он что-то делает не так. Чтобы никто не говорил ему в его собственном доме, сколько и что ему пить и когда и чем оплачивать счета. Он хотел поставить ее на место. Он это сделает. Если раз и навсегда не выйдет — он сделает еще раз и еще, и еще, и еще. И сколько потребуется, чтобы она наконец отстала от отца и оставила его в покое. И действительно зажила бы своей жизнью: чем скорее она это начнет делать, тем лучше для нее и ее будущего. Пусть хоть станет шлюхой, хоть торгует своим телом, ему всё равно. Главное, чтобы отвязалась от него. И больше никогда не смела выливать его коньяк в раковину! Эраст протянул руку и коснулся влажной щеки дочери. Фаня пыталась отстраняться, видя движение, но, когда касание случилось, она вздрогнула, будто ожидала, что прикосновение окажется болезненным. Как недавний удар, оставивший большой яркий красный след на щеке. Пытаясь то ли стереть, то ли размазать слезы указательным и большим пальцами, Эраст будто бы щипал кожу, отчего Фаня болезненно кривилась. — Больно!.. — пожаловалась она, хотя Эраст знал, что не больно. Во всяком случае, не сильно. Он не пытался причинить боль. — Так что? Разве ты не считаешь, что я прав? — настаивал на ответе Эраст, продолжая теребить влажную мягкую щеку. — Я… м… — замялась и растерялась Фаня, ненароком пытаясь избежать щипков, но безрезультатно. — Я… не знаю. Наверное. Но я не знаю как. Я… я не знаю, — выдохнула она, сдавшись: и на словесном фронте, и на физическом, позволив Эрасту щипать ее пухлое, слишком молодое для полноценной взрослой жизни лицо. Размазывая слезы по красной от терзания щеке, Эраст разглядывал это милое личико, впитывая растерянность, страх и отчаяние, источаемые заплаканными глазами. В этом было что-то манящее, притягательное. С одной стороны, хотелось схватить щеку и больно сжать, с другой стороны, хотелось… Эраст провел большим пальцем по пухлой нижней губе, до которой тоже добрались слезы. Всхлипнув, Фаня попыталась отвернуться, отмахнуться, но Эраст быстро сжал щеку и оттянул. Большой палец соскользнул с губ, зато оказался прямо рядом с уголком приоткрывшегося рта. Мгновение — и большой палец оказался внутри, за щекой. Фаня вскрикнула, но произнести что-то членораздельное с пальцем во рту ей было сложно. Эраст внимательно смотрел на нее, словно на букашку под лупой. Слезы на глазах высохли, глаза выражали растерянность и всё возрастающий страх. Эраст тянул щеку, обнажая ровный ряд зубов и мокрый розовый язык. И смотрел на приоткрытую полость как завороженный. Такая розовая, мокрая полость. Абсолютно беззащитная, выставленная напоказ. Фаня мычала, пытаясь что-то бормотать, и качала головой, стремясь высвободиться. В результате язык в какой-то момент скользнул по кончику пальца. Почувствовав касание, язык отпрянул и спрятался за зубами, словно испуганный зверек. Сама Фаня тоже замерла, хныкая. Видимо, сдалась, отдавшись воле Эраста, в ожидании, когда он сам бросит пьяную выходку и наконец отпустит щеку. Но Эрасту нравилось внутри. Там было… тепло. Он продолжал держать щеку, большим пальцем поглаживая гладкую влажную внутреннюю сторону. — Не знаешь? — пробормотал Эраст, внимательно разглядывая открытый рот дочери. — Не знаешь. Потому что ты глупая девочка. Считаешь, что можешь принимать решения. Что вылить, а что налить. Но на самом деле ты глупая, ничего не знаешь и ничего не можешь самостоятельно. Только гонор и спесь. Не смей больше брать мои вещи без разрешения и вмешиваться в мои дела, ясно? — Эраст крепче сжал и натянул щеку, Фаня скривилась, попыталась кивнуть, но, видимо, это было болезненное в таких обстоятельствах движение, поэтому она попыталась проговорить малоразборчивое «Хорошо». Эраст наконец отпустил замученную щеку. Слюна потянулась следом, и Эраст вытер пальцы о губы дочери. Потом похлопал по раскрасневшейся щеке. Фаня подергивалась с каждым легким хлопком, смотря снизу вверх затравленным взглядом испуганной лани. О чем она думала в эту минуту? Что он ударит ее? — Хорошо, — повторил Эраст, выдохнув. Он сделал вид, будто встает. Возможно, он действительно собирался встать. Но голова кружилась и ноги не слушались так хорошо, как хотелось бы. Он оперся на колени дочери — по ладони на каждое колено, — оттолкнулся, но манипуляции оказались не особо удачными: при попытке встать, Эраст неуклюже упал, а в поиске опоры слишком много силы вложил в руки — и ноги дочери раздвинулись. Но может, он так и хотел — и сделал это умышленно. Так быстро. Она вовремя спохватилась — и попыталась соединить ноги, у нее почти получилось. Но Эраст перенес центр тяжести на руки — и оказался сильнее. А может, Эраст надавил с силой умышленно — и прижал разведенные в сторону колени к полу. — Папа! — вскричала Фаня. — Да, — произнес Эраст отрешенно. Он папа. Его взгляд блуждал от раздвинутых бедер по животу к объемной груди, к шее… Руками, прижимающими колени, он чувствовал напряжение, сопротивление, дрожь. — Папа!.. Хотелось выпить. Эраст изо всех сил, со всей злобой вцепился пальцами в дергающиеся колени. Фаня хныкала, елозя на полу, будто пытаясь отползти. Эраст, после неуклюжего падения оказавшийся перед дочерью на коленях, придвинулся ближе. — Папа… — жалобно прохныкала она — как ребенок перед взрывом оглушительного рыдания. Последнее средство в ее арсенале. Меньше всего с трещащей головой Эраст хотел слышать детские вопли. Он наконец посмотрел во влажные глаза, сощурившись в предупреждении. Фаня затаилась, замерла от испуга. — Что? — спросил Эраст на удивление четко, но всё же несколько злобно. — Отпусти меня, — судорожно всхлипнув, сражаясь с подступающими рыданиями, проканючила она. Эраст убрал руки с колен, чтобы тут же схватиться за бедра и рывком притянуть к себе вскричавшую дочурку, заваливая ее на пол. Эраст навис над ней, останавливая попытки высвободиться — оперся руками по обе стороны от ее головы. — Почему? Уже сама хочешь от меня сбежать? — шипел он. — Что так? Я перестал тебе нравиться? Испугавшись, Фаня заплакала, будучи не в силах не плакать. Дрожала — и сжалась бы в клубок, если бы Эраст так хорошо не навис над ней. Фаня не отвечала: видимо, комок в горле, с которым она усиленно сражалась, мешал говорить. — То есть я нравлюсь тебе только тогда, когда удобен и поступаю по-твоему? Эраст положил одну руку на трепыхающийся живот дочери — прямо на кожу, скользнув под свободную хлопковую майку. Фаня поперхнулась, замерев с широко раскрытыми глазами; на краю век собрались жирные капли непролитых слез. После секундного замешательства она пришла в себя и снова попыталась елозить, отползая, но вторая рука Эраста была прямо у ее плеча, у шеи и препятствовала отползанию. Так что Фаня просто вертелась вьюном, но безрезультатно. Эраст не терял времени и провел рукой вверх по животу, одновременно переводя взгляд — с глаз на шею, вздымающуюся грудь, на жаркий мягкий живот, который трогал. Кожа на животе дочери поражала тонкостью, шелковистостью. Если так на животе, то как будет ощущаться… Эраст сглотнул. Хотелось выпить, чёрт возьми. Если бы его дочь была послушней и покорней, лежала бы спокойно, не пытаясь сбежать, он мог бы добраться до бутылки и немного выпить. Но Фаня не давала себя трогать спокойно — всё пыталась куда-то уползти. Эраст знал, что сто́ит ослабить бдительность, даже чуть-чуть расслабиться — и Фаня упорхнет. Не только из-под него, с пола, но и из квартиры. В общем-то, побег дочери — это то, чего Эраст и добивался. То, чего он хотел. Пару минут назад. Но живот такой горячий и мягкий. Грудь так объемна и колышется перед глазами от частого дыхания. Шея так тонка. Ключицы выпирают, образуя ямки. И там, где были в этот момент бедра Эраста, совсем рядом с его пахом… Эраст сжал зубы и не смог подавить то ли стон, то ли рычание. — Папа!.. — снова обрела голос Фаня и, конечно, использовала его, чтобы закапать на мозги, интуитивно чувствуя, что́ может спасти ее от фатального исхода. Да, ее бесконечные «папа» немного отрезвляли. Но Эраст совсем не хотел трезветь. Он хотел и дальше катиться в этот омут, в эту бездну, где так хорошо, где всё растворяется в крепком высокоградусном безразличии. Вот почему нужно было выпить еще. Но он не мог и злился. — Да, папа, — сквозь зубы, злобно и раздраженно подтвердил Эраст. — И что? — Э-это странно… Папа, отпусти меня, я хочу встать… Мне холодно и жестко, — пожаловалась Фаня, практически тараторя. Странно?.. Что странно? То, что он делает? Почему странно? Он мужчина. Она женщина, пусть и очень молодая. Но всё же созревшая. К тому же она ходит практически полуголая перед ним. Шорты и майка. Ничего не сокрыто. Это просто неприлично. Он никогда не позволял себе так раздеваться перед дочерью, как бы ни был пьян. Все эти ее попытки привлечь к себе внимание, полуобнаженный вид, слишком соблазнительное молодое тело, слишком мягкая и слишком горячая кожа под его рукой… Разве она, его дочурка, не сама виновата? Разве это не то, чего она хотела? Оказаться под ним. Под прицелом его безраздельного внимания. А теперь изображает из себя саму невинность. Ободренный самоубеждениями и злостью, Эраст уверенно провел ладонь еще выше по ребрам, до тех пор, пока не смог коснуться большим пальцем возвышения груди. Фаня задохнулась, а потом очень постаралась замереть так, на вдохе, чтобы грудь оказалась как можно дальше от пальца отца. Это рассмешило Эраста. Как нелепо. Он уже коснулся. Он уже касается. Эраст погладил упругую плоть — прямо то место, где начинает возвышаться округлость, — большим пальцем. — А это странно? — спросил Эраст. — П-папа… — испуганно, сражаясь с дрожащими губами и зубами проныла Фаня. — Чем-то отличается от того, как тебя трогают другие? — Эраст смелее обхватил округлость груди, будто подхватывая снизу, поглаживая пальцами, сминая. Фаня заскулила, крепко зажмурив глаза, и отвернулась, сотрясаясь от рыданий. Лицо исказилось в гримасу. Фаня сжала зубами нижнюю губу. — Твои ровесники? Или тебя уже трогают и взрослые дяди? — Он усилил хватку, намекая на то, что мысль ему не очень приятна: кому нравятся шлюхи? Кому нравятся молодые шлюхи, спящие с кем попало? Кому хочется дочь шлюху? Кому хочется дочь, спящую с кем попало? Ах, ну, кому-то, может быть, наверное. Но Эрасту было неприятно на самом деле, как бы он ни притворялся, что ему всё равно. Он сжал в пальцах сосок, потерев. Фаня вскрикнула-таки. И видимо, непроизвольно, рефлексивно схватила запястье руки, ласкающей или терзающей грудь — Эраст не мог сказать наверняка, что именно он делал или даже что хотел делать. — Н-не надо… — блеяла Фаня сквозь всхлипы. Она всё еще лежала с отвернутой головой и зажмуренными глазами — чтобы не смотреть на отца. — Что же не так? — бормотал Эраст, увлеченный соском. Рука, сжимающая его запястье была слишком слаба, чтобы помешать. А может, дочь и не хотела мешать? А опять просто делала вид? — Неужели… как ты там говоришь? Папа? Папа? — издевательски, злобно передразнил он. — Да. Неужели папочка делает это хуже, чем другие? Какие-то другие ощущения? Разве шлюхе не всё равно, кто ее трогает, кто входит внутрь… — Эраст толкнулся бедрами прямо между ног дочери. И только в этот момент вдруг понял, что возбужден, что член уже готов. Но Фаня от резкого толчка в промежность вскричала в голос. Будто это вывело ее из транса. Она открыла глаза, в которых читался ужас. И тут-то она начала брыкаться по-настоящему: всем телом и всеми конечностями. Уже не как испуганная лань, а как муха в паутине. Она уже не тратила времени и силы на слова, на увещевания, на бесконечные бессмысленные «папа». Ну, для Эраста в его состоянии это тоже стало испытанием. Он не помнил, бывал ли в такой ситуации когда-либо в жизни. Нет, кажется, нет. Он никого не принуждал к физической близости. Пришлось импровизировать и получать навыки непосредственно в бою, да еще и в расслабленном после коньяка состоянии. Но Эраст не потерпел бы проигрыша. И категорически не хотел остаться на полу брошенным с эрекцией, глядя с пола, как взлохмаченная дочь выбегает из кухни, а потом слышать громкий панический удар входной двери. Нет, Эраст хотел победы. Хотел встать, поправить одежду и уйти, оставив дочь растерзанной и рыдающей — можно даже с «папа» — на полу. Пойти в магазин, купить еще бутылку и выпить где-нибудь подальше от дома. Вот так он хотел. Поэтому изо всех сил сражался. Руку с груди пришлось убрать: руки — обе — понадобились, чтобы угомонить трепыхания. Эраст поймал запястья дочери, наконец соединил их вместе на животе и навалился сверху. Еще немного подергавшись, дочь замерла под прессом, тяжело дыша — дышать под тяжестью было трудно. Эраст тоже запыхался из-за потасовки. Уже не мальчик. Они так лежали некоторое время, щека к щеке, приходя в себя, восстанавливая силы. Эраст чувствовал щекой горячее влажное дыхание дочери. Ему удалось высвободить одну свою руку и удерживать руки дочери только одной рукой и своим весом. Освобожденной рукой он снова настойчиво полез к груди, только в этот раз к вороту майки, оттягивая его, чтобы оголить грудь. Фаня промычала. — Не надо… — умоляла она, всем тоном передавая усталость и бессилие. Муха, уставшая биться в паутине, в которой только запутывалась еще больше. Лишь легкое трепыхание, дающее понять, что кто-то тут еще живой. Легкое трепыхание, дергающее за ниточки, ведущие к пауку, уже готовому приползти к незадачливой жертве. И вонзить в нее свои хелицеры. — Папа, — жалобно взывала она. Ну, с тех пор, как Эраст осознал свою эрекцию, «папа» уже не работало. Скорее, даже наоборот. — Папу надо слушаться, — напомнил Эраст, приподнимаясь над телом дочери, но всё еще сжимая ее запястья и придавливая нижнюю часть тела, вдавливая эрекцию между ног. — Ты живешь в моем доме. Канючишь тут, будто я тебе что-то должен. Что ж. Я долго выполнял свои обязанности перед тобой и терпел тебя в своем доме. Твоя очередь. Твоя очередь любить папочку, делать ему приятно и… возмещать причиненные неудобства. Фаня плакала. — Я люблю тебя, папа, — хлюпала она. — Не говори так, пожалуйста! Не делай этого, не делай мне больно, пожалуйста! — ныла она. — Я буду слушаться, только не делай мне больно, пожалуйста! Она действительно немного ослабла. И запястья уже не норовили выскользнуть из хватки. Воодушевленный, Эраст наконец оттянул вырез майки, заправляя его под грудь, оголяя ее, освобождая от укрытия из ткани. Фаня сжалась, будто пытаясь прикрыться плечами — единственным, чем она могла осуществить этот порыв, но это лишь сделало ее грудь еще пышнее и соблазнительней, еще больше усилив эрекцию, упирающуюся между разведенных ног. Грудь была действительно восхитительна — как и обещала фантазия, построенная по очертаниям натянутой майки. И мягкая, и горячая — как живот, только более плотная, упругая. Эраст увлеченно поглаживал рукой. Соски торчали, так и упрашивая, соблазняя сжать их и мучить. Ну, устоять было сложно. И хотя Эраст не любил сладкое, но в этот момент был настоящим сладкоежкой, увидевшим перед собой аппетитный десерт. Эраст мог бы сравнить себя с любителем выпить, увидевшим горлышко бутылки, к которой жизненно необходимо припасть. И возможно, это сравнение было бы более точным в его конкретном случае. Но почему-то оно казалось чересчур вульгарным и не соответствующим дочери. Может, Эраст и не сладкоежка, а любитель выпить. Но Фаня точно не бутылка. А красивый вкусный десерт. В общем, Эраст, недолго думая, опустил губы на один из сосков, впиваясь, всасывая. Фаня вздрогнула и заплакала, но Эраст с трудом улавливал реальность. Всосав, он облизал, а потом сжал в зубах. Он не пытался доставить удовольствие в данный момент: нет, он делал то, что сам хотел, и это было для него необычным. Никогда ранее Эрасту не хотелось сосать женский сосок, кусать его и с трудом удерживать себя от того, чтобы съесть это не особо сладкое, скорее, солоноватое лакомство. Соленая карамель. В самом деле. Если он когда и брал в рот женскую грудь и сосок, то только ради удовольствия женщины. Грудь, развалившаяся сейчас перед Эрастом, была слишком соблазнительной, слишком красивой, слишком волнующей. Ему действительно хотелось ее съесть. Выпустив сосок, он укусил ниже, самую мягкую налитую часть груди. Фаня вскричала, дернувшись. Она всё еще плакала, что-то бормоча, что-то с повторяющимися словами «папа» и «пожалуйста», но Эраст уже не вслушивался, ее причитания превратились в белый шум. Эраст не кусал как собака, до крови. Просто слегка прикусил. Но Фаня вела себя так, будто он разгрызал ее в мясо. — Разве больно? — спросил он, проведя языком по месту укуса. — По-моему, я достаточно заботлив. Как отец. М? Фаня ничего не ответила, продолжая реветь и трястись. Но она расслабилась. Точнее, как-то обмякла. Эраст чувствовал это своим телом, прижатым к ее телу. Чувствовал рукой, удерживающей запястье. Поняв, что напряжения там нет, он отпустил, освободив обе руки, и приподнялся над телом дочери, чтобы рассмотреть обнаженную грудь с лучшего ракурса. Но только он отстранился, как Фаня начала пусть и вялые, но попытки закрыться, натянуть майку обратно. Эраст мешал, отбивая руки. Но он сумел полюбоваться видом пышной груди и даже еще сильнее возбудиться. Оставив руки дочери, Эраст взялся за ее шорты: пока дочь была озабочена сокрытием сисек, нужно было успеть стянуть ее шорты. Руки всё еще плохо слушались, но Эраст поднял обе ноги дочери, отводя в сторону, и подхватил шорты вместе с трусами, спуская их. Дочь, снова натянувшая майку на грудь, попыталась сопротивляться, брыкаться, мешаться. Но Эраст видел цель и слишком возбудился, чтобы сдаться на этом этапе. Хотя сражение давалось всё тяжелее. Всё настойчивей мелькал в голове образ бутылки, обуревала жажда. Но эрекция побеждала желание выпить. — Нет, папа!.. Остановись! Не надо! — плакала Фаня, резво сражаясь с неотвратимым сползанием шорт. Отбросив стянутые тряпки, Эраст раздвинул ноги дочери и прижал ее бедра к полу, навалившись всем весом, — как делал это ранее. Только теперь перед Эрастом раскрылся цветок из плоти между ног его дочери. Эраст обычно не был поэтичен в формулировках. Но в этот раз дурацкая метафора так и просилась, до того вагина была нежна, светла, розовея, насыщаясь цветом к центру. Отверстия не было видно, оно было сокрыто розовыми складками, хотя Эраст раздвинул ноги максимально широко. Фаня дышала испуганно, учащенно, отчего живот поднимался и опускался очень быстро. Дыхание и движения живота добавляли дров в топку возбуждения. Наверное, хищнический инстинкт. Эраст попытался вспомнить, что смотрит на вагину дочери, на тело дочери, в надежде унять разбушевавшееся либидо. Но это совсем не работало. Точнее, работало наоборот. Захотелось увидеть все, даже самые потаенные части. Эраст хотел раздвинуть эти складки и посмотреть… Но только он попытался протянуть руку, как осознал, что его запястья схвачены руками дочери: он даже не заметил, не обратил внимание, полностью отвлекшись на молодую вагину. Эраст перевел опьяненный — уже больше зрелищем, нежели выветривающимся без подпитки алкоголем, — взгляд на лицо дочери. На заплаканное, красное, даже будто бы немного опухшее лицо. — Папа… — сипло, практически беззвучно, прошептала она, поймав взгляд Эраста. Всё ее тело натянулось, как тетива лука. Напряженное, будто готовое то ли к спасительному броску, то ли к уничтожению. — Отпусти мои руки, — ровно сказал Эраст, осознавая, что и его голос весьма хрипл. Фаня — с мелькнувшей искрой страха — отрицательно помотала головой. — Не надо, папа, не надо… — канючила она. Из одного глаза потекла слеза. Эраст сегодня уже так устал бороться с ней, вербально и физически. Ему надоело. Он просто хотел снять наконец напряжение. Хотел снять свое напряжение внутри женского тела. У него… давно не было возможности. Действительно, почти весь предыдущий год он снимал напряжение исключительно алкоголем. Его дочери это не нравилось. Ну так пусть обеспечивает альтернативное решение. В любом случае он уже зашел слишком далеко, чтобы останавливаться и делать вид, будто ничего не произошло. — Перестань, — отмахнулся он, поглаживая пальцами нежную и гладкую кожу напряженных бедер. — Я о тебе позабочусь. Так, как нужно заботиться о тебе теперь, когда ты так выросла. А ты позаботишься обо мне. Позаботимся друг о друге. Фаня не велась на увещевания. Слеза покатилась и из второго глаза. — Ты же хотела, чтобы я отвлекся от бутылки. Что ж, я отвлекся. Ты добилась своего. Разве ты не рада? Она всхлипывала. Эраст разочарованно вздохнул и потянул-таки руку, прилагая силу, чтобы вырваться из тисков пальцев дочери. — Нет, нет, нет, — причитала она в панике, ощущая, что он сильнее, и внутренне уже понимая, что ей не удержать его запястья. Вырвав руку, Эраст прижал пальцы освободившейся руки прямо к горячим складкам. Дочь будто током ударило — и всё равно она схватилась за упущенное запястье, пытаясь оттянуть. Эраст игнорировал руку дочери, сосредоточившись на ощущениях влажной горячей плоти под пальцами. Когда он погрузил их глубоко в складки, дочь, дернув руку на себя и осознав, что из-за этого движения Эраст задел клитор, испуганно вздрогнула, ослабила хватку и уже прекратила тянуть. — Хм, понравилось? — усмехнулся Эраст, посмотрев в зареванные глаза дочери. Он погладил клитор. Слегка, а потом настойчивей, надавливая, теребя. — Не надо, — пробормотала Фаня, краснея сильнее некуда. Даже шея стала пунцовой. Эраст медленно провел пальцами с клитора по складкам ниже и, разведя два пальца — указательный и средний, — раздвинул и малые половые губы, наконец открывая трепыхающуюся дырочку. Признаться, слишком маленькую для распущенной красотки, какой была его дочь. Сглотнув, чтобы справиться с сухостью во рту, Эраст прокомментировал: — Смотри, у тебя есть хорошее средство заработка, хорошее отверстие для заработка. Эраст отвел руку от вагины к своему уже весьма напряженному паху — вместе с рукой дочери, всё еще бессмысленно цепляющейся за запястье. Но как только он запустил руку под пояс спортивных штанов, дочь отпустила запястье как ошпаренная. Эраст посмотрел на Фаню. Ее блестящие глаза были широко распахнуты от ужаса. Будто нет ничего страшнее, чем увидеть папин член. Ах, есть. Еще страшнее — коснуться папиного члена. Вот как ему надо было сразу избавиться от назойливой хватки — прижаться эрекцией. Обхватив готовый, твердый член, Эраст быстро провел по длине туда-сюда, глядя на дочь. Та тут же отвела взгляд, кажется, задохнувшись. Фаня уже даже не пыталась отползти. Ее будто парализовало. Она лишь нервно подрагивала всем телом, словно от сильного холода. Приспустив спортивные штаны, Эраст высвободил член и продолжил поглаживать его — теперь на виду. Дочь всё еще сжимала запястье второй руки Эраста. Ему нравилось думать, что Фане просто хочется чувствовать его, его пульс. Любовники любят держаться за руки во время близости. Эраст слегка придвинулся, прислоняя головку члена к тыльной стороне руки дочери. Фаня всё еще отворачивалась и избегала смотреть. Лишь секундная заминка — и вторая рука дочери отлетела как от огня. В этот раз Фаня даже вскрикнула. И посмотрела рефлекторно. Теперь уже разряд в виде легкой дрожи прошелся по телу Эраста от взгляда дочери, направленного на член. Задохнувшись, чуть ли не поперхнувшись, дочь быстро посмотрела в потолок, запрокидывая голову назад, открывая чудесный вид на тонкую длинную шею, в которую так и хотелось вонзиться пальцами. — Что, тебе так не нравится папочкин хуй? — смеялся Эраст, умышленно используя грубое слово. — А что, он чем-то отличается от других? Твоей маме нравился, знаешь. Она говорила — большой. Ей нравилось, что большой. Рассказать, как мы зачали тебя? Фаня вскрикнула, закрывая то глаза, то уши, будто не зная, не в силах определиться, что́ закрывать: — Нет, не надо, не говори это всё!.. — взмолилась она, давая выход новым потокам слез. Сколько человек может выплакать за ограниченное время? Когда-нибудь исток иссякнет? Эраст, поглаживая член, придвинулся ближе к промежности дочери и, пялясь туда, продолжал дрочить. — Я думаю, ты в маму. Тебе тоже нравятся большие? Он коснулся головкой нежных розовых складок. Фаня задержала дыхание. Эраст медленно провел головкой по вагине. Фаня, шумно выдохнув, панически задергалась, вновь пытаясь отстраниться. Она размахивала руками, но касалась, в основном, пола в попытке как-то оттолкнуться, отползти, зацепиться за что-то. Эраста старалась не касаться. — Ну же, прекрати, расслабься, — настаивал Эраст, свободной рукой схватив плечо дочери, мешая отползти. — Давай папочка наконец полюбит тебя. — Нет, нет, не надо… — всё причитала она. — Так, как ты этого заслуживаешь, — продолжал Эраст невозмутимо. Он настойчиво гладил скользкие складки головкой. Выпустив член из рук, Эраст безотлагательно оттянул майку дочери, снова высвободив грудь. — Папочка полюбит тебя, как ты этого заслуживаешь. Плачущая Фаня двигала руками хаотично, то пытаясь оттолкнуться от пола, то пытаясь отстранить руку, касающуюся груди, то порываясь снова натянуть майку. Из-за хаотичности и дрожи у нее ничего не выходило. Ни первое, ни второе, ни третье. А вот из члена Эраста на вагину дочери потекло предсемя. Стало еще комфортнее скользить по набухшим половым губам. Естественная смазка для того, чтобы папочка естественно и беспрепятственно, с наслаждением скользнул внутрь своей дочери. Вот такова истинная природа вещей. Всё сделано, чтобы член входил в вагину. Всё предельно просто. Без лишних заморочек. И даже с собой Фаня — как женщина — не могла справиться: молодое тело неизбежно реагировало на физическую стимуляцию. Соски грубели, становясь чувствительней. Клитор уплотнялся, вагина наливалась влагой, приветливо приглашая пройти в гости. И Эраст не мог не воспользоваться приглашением. Ткнулся головкой в приоткрытое отверстие и слегка надавил бедрами. Фаня попыталась одновременно приподняться и соединить бедра. Но Эраст пресек и то, и другое, он снова навис над телом дочери, нагнувшись вперед. Одной рукой удерживая плечо дочери прижатым к полу, другой он взялся за член, помогая себе прорваться внутрь, в это уже достаточно хорошо смоченное отверстие. Эраст посмотрел в глаза, теперь находящиеся так близко, всё еще заплаканные, красные, залитые слезами. Фаня, столкнувшись взглядом, тут же обиженно отвернулась. И засопела, прикусывая губы. Член был у ее входа. Горячего и многообещающего. И нет, Эраст не замер так, наслаждаясь моментом. Нет, он вдавливал головку внутрь, помогая рукой. По вискам от напряжения катился пот. Эраст вдавливался внутрь, но старался это делать максимально аккуратно. Он предполагал, что легко скользнет. Но дело в том, что легко не получалось. В какой-то момент Эраст подумал даже, что он пытается войти куда-то не туда. Нет, не просто перепутал отверстия: будто там вообще нет отверстия. Но всё-таки он видел и знал, что оно там есть, чёрт побери. Видимо, Фаня так сильно сжалась, что втиснуться стало сложно. Эраст мог бы усилить давление и ворваться внутрь грубо, резко, жестко. Но ему не хотелось бы. Потому что это причинит боль Фани, и та снова начнет активное сопротивление — хотя бы рефлекторно. Эрасту совсем не хотелось бороться. Хотелось расслабиться. — Ну же, Фанечка, деточка, впусти папочку… — проговорил, прошептал он на ухо дочери, отпуская член и поглаживая бедро дочери, его внутреннюю натянутую сторону, скользя к ягодице, прижатой к холодному полу. Гладил, уговаривая. Фаня капризно упрямилась. Зато ей в какой-то момент — Эраст ранее не заметил — снова удалось натянуть майку на грудь, закрыться. Сейчас Эраст заметил, и это разозлило его. Зачем она пряталась, сжималась? Он уже всё видел, он в считанных миллиметрах от того, чтобы головка его члена была внутри. Поздно напрягаться. — Фаня, я всё равно войду, — уверенно сказал Эраст. Она встрепенулась, дернулась. Он быстро надавил своим телом на ее тело, прижимая. — Да, я всё равно войду. Тебе лучше расслабиться. Для твоего же блага. — Он не хотел, но прозвучало как угроза. Чтобы сгладить впечатление и действительно попытаться расслабить дочку, он протянул руку — ту, которой только что держал член, — к ее лицу, к щеке — к той, что пряталась от него, практически прижатая к полу. Коснувшись и погладив, он попытался повернуть голову Фани к себе. Фане это всё не нравилось. Она напрягалась еще больше. Хмурилась. Слезы всё еще стекали с глаз. Большим пальцем обхватывая подбородок, Эраст усилил хватку и всё-таки насильно повернул голову дочери. — Почему другим мальчикам можно, а мне нет? — недовольно осведомился он. — Я так неприятен тебе? Я твой отец. Я неприятен? Она заплакала сильнее, с рыдающими звуками, с закрытыми глазами — не в силах даже посмотреть на отца. Ну, он знал один способ расслабить женщину. Эраст еще немного повернул голову Фани и, притянувшись, прижался губами к ее губам. Фаня дернулась, широко раскрывая глаза, замычала, попыталась отстранить Эраста, но он был настроен решительно. И впился весьма решительно. Во всяком случае она перестала реветь. Сминая ее губы своими, он коснулся языком, явно намекая, что собирается внутрь — благо от мычания рот Фани был приоткрыт. Но как только она сообразила, каковы намерения Эраста, тут же сомкнула зубы. Эраст весело подумал, что хорошо, что он не успел протиснуться внутрь — ведь она бы всё равно сомкнула. В наказание укусив пухлую нижнюю губу, он отстранился. Поцелуй почему-то не помог расслабить Фаню там, внизу: член всё еще тыкался в слишком плотно сжатый вход. Хорошо. Тогда Эраст решил перенаправить ее напряжение, ее внимание в другое место. Эраст немного приподнялся, переместил руку с плеча на шею Фани и надавил, перенеся вес на эту руку. Испугавшись, Фаня потянулась обеими руками к запястью душащей руки. Тем временем Эраст свободной рукой снова толкал член внутрь Фани, помогая, напирая и бедрами. Чувствуя бешеную пульсацию под рукой на шее, Эраст всё же пытался сосредоточиться на проникновении. И хотя Фаня ослабила напряжение мышц влагалища, переключившись на более пугающую и опасную для жизни проблему, Эраст всё равно не мог войти внутрь. Это раздражало. И злило. Не хватало только кончить вот так, на пороге. Решившись прорвать оборону любой ценой, разозлившись, Эраст отстранил член, провел им еще раз по складкам, смачивая влагой и размазывая влагу, и, не теряя времени, настырно полез внутрь, надавливая грубо и резко. Он чувствовал, как Фаня напряглась всем телом. Она приглушенно заныла, болезненно вцепляясь ногтями в руку на шее. Хорошо, что ногти не были длинными. Сжав шею сильнее, буквально опираясь на нее, Эраст нервно и нетерпеливо толкнулся внутрь, практически ударил бедрами. И прорвался. Фаня вскрикнула, но из-за сдавленной шеи несколько хрипло, глухо. Эраст же замер внутри. Он поднял взгляд на дочь. Фаня с трудом дышала. Спохватившись, Эраст быстро отпустил руку с шеи. Он не хотел душить дочь. Просто направить ее энергию в другое русло. Освободившись, Фаня начала шумно, практически со свистом дышать, приподнялась и опустила голову в сторону, к полу. Эраст шокированно пялился на Фаню. Но шокирован он был не тем, что Фаня чуть не задохнулась от его руки, а тем, что ему показалось, почувствовалось, что сопротивление внизу, в вагине дочери было не только мышечным… Пользуясь тем, что Фаня занята вдыханием кислорода, Эраст начал медленно вытаскивать то, что уже успел всунуть. Он успел войти меньше, чем на треть. Медленно вытаскивая, он смотрел на член… и с ужасом увидел то, чего боялся увидеть с тех пор, как прорвался внутрь: алая влага блестела на члене. Слишком много для простого, обычного повреждения. Эраст никогда не лишал девушек девственности, но он был почти уверен, что именно это он сделал только что… со своей дочерью. А он был уверен, что она не девственница. Боже, ей восемнадцать! Она красивая, у нее привлекательное женственное тело! И все эти сплетни, долетающие до него о ее приятелях и ее распущенном поведении рядом с ними… Какие шансы были, что она всё еще девственница? Если бы он знал, он бы не стал… Эраст вздохнул. Он всё равно не остановится. Было бы нелепо лишить дочь девственности и остановиться, пойти полюбить себя самого где-нибудь в туалете, чтобы справиться с эрекцией. И всё-таки ситуация стала весьма отрезвляющей. К сожалению. Казалось, из организма испарились последние высокоградусные остатки. Эраст подумывал чем-нибудь вытереться, но, оглядевшись, понял, что ничего подходящего под рукой нет. Одеждой вытираться не хотелось. Так что Эраст решил проигнорировать кровь и продолжить так — как задумала природа. Он окунулся внутрь жаркой полости снова — в этот раз действительно скользило, даже всасывало, хотя и было тесно, но тесные стенки полости жадно раздвигались, впуская. Эраст вошел одним плавным медленным движением. Фаня глубоко вдохнула и напряглась с приоткрытым ртом. Она снова легла ровно, затылком на пол, глазами в потолок. Войдя внутрь, Эраст практически лег на мягкое тело. Потянув майку, обнажив грудь, он снова принялся гладить округлость. Облокачиваясь на другую руку, Эраст пальцами играл с разметавшимися пышными волосами Фани, накручивая их на пальцы. Лицо Эраста было в нескольких сантиметрах от лица Фани, хотя та и избегала взгляда, упрямо пялясь куда угодно, только не на отца. Она уже не плакала. Хотя глаза всё еще краснели, впрочем, как и вся кожа лица, шеи и груди. Немного выйдя, Эраст снова плавно вошел, прижимаясь губами к щеке — совсем рядом с ухом. Фаня дышала так, будто несла большой графин из тонкого стекла, доверху наполненный водой, и боялась расплескать или уронить. — Я… — начал Эраст, но, ощутив насколько сухо во рту, сглотнул и начал снова: — Не думал, что буду первым. В тебе. Фаня обиженно попыталась отстранить щеку, отвернувшись. Но Эраст последовал, снова неизбежно оказываясь губами на прежнем месте и легонько поцеловал. — Но это же хорошо, да? — продолжил он, плавно, очень медленно двигаясь внутри, ни разу не вынимая полностью. Эраст также томно целовал щеку в перерывах между фразами. — Я люблю тебя. Как никто другой. Фаня судорожно вздохнула, предвещая новые потоки слез. Эраст дотянулся большим пальцем до соска и лениво теребил его. И поцеловал прямо под глазом, как бы упрашивая слезы больше не проливаться. — И ты? Разве ты не любишь меня? Не любишь своего папочку? Эраст поцеловал уголок ее губ. — Люблю… — еле слышно промямлила она. Эраст даже не был уверен, услышал ли он правильно или услышал то, что хотел или, точнее, ожидал услышать. Звучало как «блю-блю». — Тогда в чем проблема? Расслабься со мной. Ты же хотела — всё мое внимание на тебе. Давай, покажи, как ты любишь папочку. — Эраст ощутимо толкнул бедрами, врезаясь членом более резко, и Фаня ахнула, крепко обхватывая плечи. — Да, вот так. Расслабь ноги, раздвинь их шире. — Фаня прикрыла глаза, но Эраст заметил, что они закатываются, он надеялся, от вожделения. И бедра расслабились под весом отца. — Да, так. Молодец, хорошая девочка. — Фаня еле слышно хныкнула с закрытыми глазами. — Такая тесная, мокрая и такая послушная девочка. — Папа… — пробормотала она слезливо. — Да. Я здесь. — Он настойчивей гладил грудь, практически уже мял, и теребил сосок. — Т-ты… — вроде что-то хотела она сказать, но то ли не решалась, то ли не могла из-за спертого дыхания. — Да? — поощрил Эраст, давая понять, что слушает. — Ты не бросишь меня? — хныкнула она. — Нет, — уверенно ответил Эраст, непроизвольно начиная двигаться сильнее, преследуя свое накаляющееся удовольствие. — Никогда. После этих слов Фаня расслабилась настолько, что практически размякла. И можно было двигаться внутри нее еще более уверенно и свободно, чем тут же и воспользовался Эраст, наращивая темп. Фаня задышала чаще. Хотя она по-прежнему не участвовала своими движениями. Разве что только сжималась — уже в поиске ощущений, — периодически сжимала бедра и скользила руками по плечам Эраста, по его спине. Становилось жарче. Отстранившись, Эраст быстро расстегнул рубашку и отбросил. Он снова налег на Фаню, на ее обнаженную грудь, но касался своим торсом уже без каких-либо преград. Опустил руку на бедро, просунул под ягодицу Фани и попытался сжать, массировать, двигать ее немного навстречу. — Двигайся тоже, детка, — попросил Эраст, чмокнув Фаню в губы. — Двигайся мне навстречу. Покажи, как тебе хорошо, — поощрял он, тяжело дыша, запыхавшись. Фаня прикусила губу, но отпустила тут же, чтобы неуверенно, дрожащим голосом произнести: — Я не знаю… У меня не получится… Эраст чуть не рассмеялся, но подавил смех, ограничившись прорвавшимся фырканьем. Это́ называлось синдромом отличницы? — Получится, — уверил он. — Давай, я не буду привередлив. Прикусив губу, Фаня попыталась неуверенно двигаться. Конечно, лежа под тяжелым телом, ей было не очень удобно, но ее движения были достаточными в данный момент — достаточными для понимания, что она тоже приветствует фрикции. — Хорошо. Молодец, — похвалил Эраст, уже теряясь в ощущениях. Он чувствовал, что близок к оргазму, и стоял перед дилеммой, кончать ли внутрь, в свою дочь. Теперь, нечаянно выяснив, что он первый у дочери, что у нее не было сексуальной жизни в данный период времени, Эраст догадывался, что она вряд ли принимает противозачаточные. Впрочем, экстренное предохранение еще никто не отменял. Искушение кончить внутрь было слишком велико, а осознание того, что предэякулят и так уже был выпущен сюда, что тоже могло, пусть и маловероятно, запустить нежелательные процессы, только соблазняло еще больше. Но Эраст собрал всю волю в кулак и начал выходить, отстраняясь от тела дочери. — Детка, я сейчас… — предупредил было он, но Фаня захватила его в крепкие объятия, прижав к себе, и то же сделала ногами, не позволяя бедрам отстраниться. — Детка, я кончу, мне надо выйти из тебя, — прямо объяснил Эраст, предполагая, что она не поняла его намерения. — Нет. Нет, — пробормотала она самозабвенно. — Я… Я… Не уходи. Я хочу… Если Эраст остановился, Фаня активнее двигала бедрами, насаживая себя на папин член. Но всё же Эраст отстранился достаточно, чтобы она не могла вогнать в себя член полностью. Но она пыталась. — Ты пьешь таблетки? — спросил Эраст сквозь зубы, уже с трудом сдерживаясь. — М?.. — Ты пьешь противозачаточные? Она отрицательно помотала головой. — Но у тебя есть что-то… Что-то для экстренных случаев? Она снова помотала головой. Эраст вздохнул. Мама не научила ее всегда иметь под рукой что-нибудь на всякий случай?.. — Папа, пожалуйста… — упоенно двигалась она на его члене, теряясь в ощущениях, уже без участия во фрикциях самого Эраста, который, в свою очередь, сходил с ума, наблюдая, насколько голодной до члена стала его детка, помня при этом, как неохотно и с каким сопротивлением всё начиналось. Страсть — своего рода стихия, бороться с которой бывает крайне сложно. — Конечно, — ответил Эраст, резко и грубо ударив членом, заполняя вагину до предела. Фаня вскричала, сжавшись сильнее. Она явно хотела замереть, остановила свои качания на папином члене, но Эраст только вернулся в игру после паузы, поэтому продолжил движения — теперь быстрые, грубые, лишенные ритма. Фаня дернулась и задрожала со стоном, вжимая пальцы в спину Эраста. — Да, да, вот так, всё хорошо… — причитал Эраст, уже находясь на пределе. — Папа… — хныкнула Фаня, и Эраст толкнулся внутрь, вонзившись так глубоко, что вынудил дочь немного согнуться в животе. Эраст давил в матку, чувствуя, как сам содрогается и потоком спермы выпускает внутрь дочери так долго сдерживаемое напряжение. Кончив, Эраст обессиленно лег сверху и, тяжело дыша, слушал такое же тяжелое дыхание дочери и чувствовал их общее неистовое сердцебиение. Когда член обмяк, Эраст поднялся и вышел из дочери. Встав на колени перед ее разведенными ногами и глядя на то, как он использовал, истерзал недавно девственную вагину, Эраст заправил член обратно в штаны. Из лона дочери вытекала сперма. Думал ли Эраст, что когда-нибудь увидит свою сперму, вытекающую из дочери? Один вид мог бы поднять его снова, вернись он на несколько лет назад во времена молодости, когда он только встретил свою будущую жену. Фаня потянула майку, смущенно закрывая грудь, и попыталась свести ноги вместе. Эраст не стал ей мешать. Но он легонько хлопнул ее по бедру — где совсем рядом с ягодицей — и устало сказал: — Ты красотка, нечего смущаться. Сам он поднялся с пола, пошатнувшись. От падения спас стоящий рядом кухонный стул. Нужно было помыться и поменять одежду. Что Эраст и собирался сделать первоочередно. Да, он трахнул свою дочь. Даже лишил ее девственности. Ну да, а кто застрахован?.. Утром он извинится. Подарит какую-нибудь глупую плюшевую игрушку. Вместе с таблетками экстренной контрацепции. И они забудут об этом. Зато она перестанет жаловаться на его алкогольные расслабления.