На память

Как всегда именно Эйс являлся генератором безумных идей. Время близилось к августу. Скоро у Ло намечалась командировка — благодаря работе придется пребывать около месяца в жарком Техасе, где асфальт начинал превращаться в тягучую лужу с самого утра, к тому же, он был довольно далеко от привычной сердцу Вирджинии. Пережить двадцать дней ему ничего не стоило, он частый посетитель отелей в других штатах родного США, да и кондиционеры там работали как надо, что даже плавящая кожу жара не ощущалась, но отказываться от Эйса было тоскливо и, как казалось в эти знойные времена — несправедливо. В череде скучных советов и конференций по повышению квалификации для хирургов, приходя обратно в своеобразный временный дом — отель — никто не будет целовать в щеку после долгой смены, даже если сам Ло в самом начале показушно отмахивался от этих нежностей, никто не будет говорить, как же заебало учиться на пожарного, и, что грустнее всего, работа лишит его чертовски горячих вечеров! Это безобразие! Столько всего упускать из-за контракта с престижной клиникой — зло, конечно, но до ужаса дорогое и важное, так что, пожалуй, придется перетерпеть. *** — Ло, — Эйс сидел на подоконнике, свесив ногу, и мял полупустую пачку дешевых сигарет. От него сильно разило табаком, грело приятным знакомым запахом, но это не мешало ему тянуться за новой дозой никотина. Из форточки сквозило. Он дождался, когда Ло "угукнет", давая понять, что слушает, и продолжил, — давай снимем видео. — И зачем же? — Разве не знаешь для чего делаются хоум-видосы? Чтобы тебе не было одиноко, там, в Техасе. Подрочишь, повспоминаешь как тебе хорошо со мной, может, мотивация вернуться как можно скорее появится. Свернул ладони калачиком, подпаливая кончик, скорее по привычке, нежели укрывая хрупкий огонь от ветра. Откинулся на оконную раму, полностью отдаваясь во власть синеющей ночи, что тянулась дымом по скользкому небу. Без единой тучи, но звезд все равно не было видно. Что-то сродни аномальному. — Так ты про порно. — Ага, оно самое, но... все-таки не совсем. Только наше, — Эйс выдыхает дым, прикрывая глаза, но отвечает чуть более эмоционально — задорно и с некой долей лукавости, нежели показывает игривость на лице. Ло сидит на кровати, согнувшись, в одних легких шортах, листает старенький роман, который посоветовал ему дядюшка Коразон, жмурится от тусклых наплывов прикроватной лампы и слащавых моментов. Однако включить основной свет себе не позволяет — вся атмосфера пропадет, и Эйс надуется. А пока тот сидит, облокачиваясь на внутренние откосы из пожелтевшего пластика, жует фильтр с надоевшей своим привкусом мятной кнопкой и чувствовал, что эта ночь, как и большая часть других, останется с ним. Когда спокойная, не рябящая слабость начинает омывать, и он наслаждается немым обществом Ло, все же пытаясь выудить его на разговоры. — Так ты согласен на видео? Ло мычит, перелистывая страницу. — А ты хочешь записать его прямо сейчас? — Если ты дашь мне часок на подготовку, то я с радостью. Уже через пару дней твой отлет, кажется, сегодня — самое подходящее время. Наконец, тот опускает книгу на коленки, все еще придерживая нужный разворот большим пальцем, смотрит на студента вынуждающе и с легкой поволокой. Эйс хочет снять с ним порнушку. Да еще надрывно уговаривает его на сие чудо. Серьезно? Похоже, его эмоции выражают куда больше, и Эйс продолжает свою тираду, будто бы Ло ответил ему словами, а не приподнятой бровью: — Ну, как? Мне кажется, это будет чертовски горячо. — Кажись, у кого-то есть фетиш на секс на камеру. — Возможно, — Эйс улыбается, и резво спрыгивает с подоконника, лавируя меж предметов в комнате. Скорым шагом огибает кровать, тянется к тумбе, сразу пряча небольшой, но пузатый бархатный пакетик в карман. Начинает улыбаться еще больше, выдавая себя с головой. Что-то задумал, подогнал план под себя — и радуется! — Постараюсь быстрее, хотя с этим нельзя особо торопиться, ну ты знаешь. — Я еще не сказал, что согласен. — А я вижу все по глазам, твое согласие ясно и без слов. Для наигранности не хватало воздушного поцелуя. Захотелось фыркнуть. Ло следит, как тот чуть ли не вприпрыжку выбегает из спальни, будто заряженный энергией тысяч звезд, и слышит, как щелкает дверь в ванную, сменяясь тихим шипением душа. Ему ничего не остается кроме как хмыкнуть и продолжить читать, следя за историей, полностью состоящей из "розовых соплей". Он бы и не открыл ее по своему желанию — ни за что в жизни. Но Коразон чуть ли не со слезами на глазах рассказывал о героях, уговаривая Ло, у которого в руках все книги кроме медицинских атласов — смотрелись странно и неестественно, прочесть берущий за душу роман, и он пытался. Ей-богу пытался! Даже проникнуться героями: молодыми влюбленными — почти смог. Но попытки тщетны перед судьбой, ведь сам дьявол во плоти — Эйс пришел по его душу. И было непонятно, почему выбравший благородную профессию пожарного, так неестественно дико тревожил что-то жаркое, там, в паху и под грудиной, заставляя раздвинуть пределы своих ребер, и норовя втиснуться туда. И ему было, нужно сказать, совсем не тесно. Так глубоко в Ло еще никто и никогда не бывал. Во всех смыслах. Прочитав с полсотни страниц, Ло услышал, как закончила шуметь вода. Как включился фен, и продолжал раздражать своим громким, прогоняющим воздух звуком несколько минут. Дверь ванной тотчас звонко хлопнула, идя вразрез с тихим пением, отражающимся от стен небольшого коридора. Влажные шлепки босых стоп продолжали свой звук до входа в их спальню, остановились, прислушиваясь. Дверь беззвучно приоткрылась. — Тс-с, включай камеру, Ло, — половина лица Эйса выглядывала из-за двери. Он прятался от него. Уже совершил дело, которое скрывал? — Уже? Ты хоть ко мне выйди. — Хочу чтобы на записи было все, даже то, как я зашел. Так будет душевнее! Ло цокнул, но-таки отложил книгу на пол и полез за телефоном в складки простыни; с третьего шороха рукой нашарил мобильник. Он был изрядно потрепан, с громоздкой трещиной прямо посреди экрана — Эйс выронил в парке, когда пытался сделать селфи. Камера оставляла желать лучшего, но другого варианта не было, да и выходило правда... душевно. В основном из-за плавающих цветных шумов. Домашняя порнушка была слишком очевидной — с плохим качеством и пытающимися казаться уверенными актерами. Запись пошла, Ло повернул камеру в сторону двери. Эйс показался из коридора со светлым полотенцем на бедрах, которое в тусклом свете единственной лампы, казалось мутным и зеленоватым, и бусами на шее. Почти ничего вызывающего. После того, как он отказался зайти к нему сразу же после душа, Ло казалось, что он будет и без полотенца вовсе. Эйс улыбнулся, щуря темные глаза. На него рано находило, все признаки возбуждения медом капали на полное веснушек лицо — глаза темнели и лихорадочный румянец тек с лица все ниже и ниже. Преодолевая алые бусы, спускаясь к груди. Хотя кожа, почти красная от жгучего кипятка, распаренная, еле подвергалась атаке смущения. Портгас показушно закусывает губу, удостоверяется в том, что Ло снимает его и одновременно — жадно следит за каждым движением, опускает свои ладони на полотенце. Качает бедрами. Все это выглядело бы до безумия смешно, если не подхвативший волну Трафальгар, застывший от движений — Эйс бы сам обязательно засмеялся. А пока стоит, крутит край полотенца, дразнит и виляет крепким корпусом из стороны в сторону. У Ло чуть слюна на такие виды не капает. Такая реакция определенно устраивает их обоих. Полотенце не торопится покидать свое место, а все так же висит узлом на уровне тазовых косточек. Когда Ло чувствует приятную тяжесть колена рядом, там, где сгибаются в тысячи складок простыни, он почти отбрасывает съемку на второй план. Держится и не тянет руку к любовнику только из-за того, что снимать — почти приказ Эйса, и он выполнит его на славу. Но бороться с пышущей теплом и вожделением кожей не пытается, ведь та касается его сама. Колени в аккурат охватывают его, Эйс сразу невозмутимо жмется к паху, но быстро съезжает на середину бедра, будто ничего и не было. Будто не он сейчас сидит на Ло со съехавшим полотенцем, весь красный и готовый. Полотенце на удивление, холодит. Оно сырое и остывшее, жутко контрастирует с парнем на Трафальгаре. Телефон трясется, изображение на включенном экране мажется, как густые краски по холсту, объединяются в темные очертания силуэтов. Те плывут, покачиваются сухой рябью, пока Ло не приходит идея выгнуться, поставить мобильник на тумбочку и включить желтую прикроватную лампу еще ярче, так, чтобы сплетение тел было видно в несколько раз лучше. Засмотревшись, оценил, что картинка, на удивление, выходит аппетитной. И вот, потихоньку начал подниматься шторм. Эйс переводит дух. Льнет сразу к шее, нагревая ее дыханием, цапает жесткой хваткой за ломкие волосы. Возбуждение короткими циклами звенит у него в ушах, перемешиваясь с трещанием сверчков за окном — невероятно опьяняющая смесь, дико бьющая по голове. Целует ключицы, оставляя мокрые синяки, помечает кожу нераскрывшимися бутонами, больше похожими на пионы. Лижет, собирая кисловатый запах тела — весь день их морила жара, а Ло еще не успел ополоснуться, в отличии от него. Эйс — мальчишка, любитель полизаться, спускаясь холодными следами от кадыка к татуировкам, и нередко отвлекаясь на мелкие шарики бижутерии, коих было не так уж и много. Если напрячь извилины и вспомнить где те находятся: уши, язык и.... — Черт, Эйс, — проклятие срывается с языка, когда с особым энтузиазмом его кусают ниже груди, почти в середину колючего сердца татуировки. Губы спускаются ниже, а ладошка, опустившаяся в форме ковша на твердость, уже прощупала все, что только можно. В основном — как Ло терпит ради красивой картинки и не решается прервать укусы. Пускай играется, сегодня — день соизвольности. Заканчивает свои поцелуи-укусы когда доходит до лобка. Чтобы расцеловать низ живота, ему приходится прибегнуть к хитрости — оттянуть шорты еще ниже, чем они были, вызывая дрожь и пульсацию члена без белья под ними. Очертания уже давят на ткань, расплываются лужицей естественности и твердости. Эйс елейно-хитро скалится, смотрит вверх, где плывут золотые глаза, и не прерывая зрительного контакта, обхватывает губами кончик. Прямо так — через ткань, не удосуживаясь стянуть за долю секунды легкую вещицу, чувствует жесткое и маленькое кольцо — пирсинг посреди уздечки на обрезаном члене, и тихо стонет, вытягивая покрасневшие губы. Еле слышно, но даже среди оглушающего тяжелого дыхания они оба замечают. Пальцы с вытатуированной меткой смерти зарываются в волнистые прядки, тянут вверх, пока их зубы не встречаются резко, чуть больно. Разводят челюсти, давят, пока слюна мешается и мажется по губам. Они почти забыли о камере; целуются, поймав искру, и тянут ее, как мягкую жвачку, слишком приторную, но желания выплюнуть та не вызывает. Пытаются насладится сладким вкусом подольше, работать губами до поры, когда челюсти окончательно обессилят и перестанут двигаться. Эйс тягуче прихватывает верхнюю губу, возвращаясь в умиротворенное положение на бедрах. Насколько вообще можно считать нечто, когда член под съехавшим полотенцем перестает гнуться от опьяняющего желания, умиротворенным. Несчастные шестнадцать мегапикселей на старом телефоне Ло ловят каждое движение, вздох и дрожь. Даже умудряются захватить крупные и не очень пигментные пятна на лице Эйса. Следят и за тем, как они неровно дышат, широко поднимая грудь. Прикосновения их рук жгутся, оставляя после себя хоть и не ожоги, но раскаленные следы — боль от них не такая сильная, зато те в полной мере передают чувствительность кожи после языков пламени. Запыхавшись, Эйс с перебоями говорит: — Не могу терпеть, — мычит, трется о пахом живот, на котором сидит, чтобы хоть как-то ослабить напряжение, — скажи, что смазка у нас здесь, а не в ванной. Пожалуйста. — Здесь, да. Только я ее не достал. Пару минут, — руки хватают за талию чуть выше полотенца, прогоняют с нагретого местечка, даже когда Портгас согласен и на секс без лубриканта. Звучит аморально и грубо. Попытки заставить Трафальгара остаться звучат только как: — "Нет, не уходи только. Давай обойдемся слюной". Понять по глазам эти слова недостаточно. Почти фиксирует своими бедрами поперек торса, так, что и не сдвинуться на пару сантимеров в бок — очень крепкие ноги, жаль, что не шибко гибкие. Тянется к своим алым бусам, которые по непонятным причинам отдают матовостью заместо масляного блеска. Эйс непозволительно долго возится с застежкой, разряжая обстановку своей неловкостью. — Сейчас, сейчас. — Зачем снимаешь-то, они не мешают. — Оставлять их на шее — кощунство, — улыбнулся, протягивая бусы со странной застежкой ближе к Ло, — да и не для нее они. Уверен, что в твоих руках бусы будут нести гораздо больше пользы. Трафальгар принимает красный каскад украшения, проводит по бусинкам, отмечая, что те не кружатся на нити, да и перемычки меж рубиновыми кругами неестественны. Почти бархатный налет на силиконовой цепочке будоражит. Неподдающейся пальцам застежкой оказалось кольцо на конце — Эйс пытался зацепить стоппер за последнюю бусинку, имитируя свое привычное излюбленное колье. И ему получилось провести Ло; игрушку на шее любовника тот не приметил. Даже не подумал, что в знакомых деталях может таиться что-то подобное, что будет отдавать приятной сладостью весь оставшийся вечер. Он знает, что воспользуется этим предложением сполна, ведь сидящий на нем Эйс, сверкающий улыбкой с парой неровных клыков, кажется, только за. И ведь продолжает удерживать, усевшись поперек живота, и дразниться. Наверняка думает, что отвлек внимание игрушкой; ведет себя как ребенок. Заставить Ло забыть о банальных удобствах в постели почти невозможно. Комфорт должен быть у каждого. — А ну, потерпи еще немного, — теряясь в густом шуме собственных мыслей, вполне вовремя разыгравшаяся фантазия подкидывает желанные картинки. Те, словно кинолента быстро мелькают перед глазами, нагоняя еще больший мрак на глаза. Даже если Эйс сейчас не уберется, он не будет брать его без смазки! Чего тот добивается? Когда твердые уверенные ладони обхватывают, по ощущениям, всего Эйса — мурашки бегут по коже. Они трогают, почти невинно ласкают успевшее напрячься тело. И как контрольный выстрел сжимаются на лопатках, перекидывая через себя, роняя спиной на жесткий матрас, — без смазки мы не начнем. — Да ну тебя, — Эйс, обидевшись, вновь льнет на другую часть кровати — снова ближе к камере. Почти жалуется, приближаясь лицом к многослойному кругляшку объектива, — уверен, если бы я не сказал ему об анальных бусах на шее, просто так до него бы не доперло. Слепой, как крот. — Жалуешься телефону? Кха-ха, — Чуть посмеивается, гипнотизируя уголками губ, роется в захламленной тумбочке в поисках лубриканта без ароматизаторов, и, будто победив в ожесточенной схватке с комьями медицинский масок, неоплаченными счетами и парой тетрадок из колледжа Эйса, — что-то про чрезвычайные ситуации, судя по надписям на обложках — он гордо поднимает руку. В сжатых пальцах — заветная баночка. У Эйса сползло полотенце окончательно, от неаккуратных движений узел распался, и теперь то сбилось влажным и неприметным комом у конца кровати. На боку, уже отвернувшись от камеры, и подложив руку под голову, делая скучающий вид — парень ожидал Ло без всего лишнего. Буквально. Хоть и старался показушно зевать-взыхать, себя не обмануть — он любовался. Приятный профиль с продолговатым, но прямым носом, частые родинки, тело с сухими мышцами, и как казалось, ни капли жира под смуглой кожей. Пара сережек в ушах — Эйс знает, что с другой стороны те же самые сережки отдают металлическим вкусом во рту, абсолютно симметричные тем, на которые сейчас смотрит — отливали исключительно холодом. Бижутерия будто преследовала его, безумно шла, сочеталась с каждой деталью идеального тела, будь то чернильный рисунок или чертов член, до сих пор скрытый тканью. — С резинкой или без? — Без, иди уже, ну. — Сегодня не будешь возмущаться, если закончу в тебя? — А-ах, да ты же... буду возмущаться, если ты проторчишь там еще хотя бы минуту! Мне прохладно! — Не ври, ты уже вспотел после душа. — Потом несет только от тебя, — говорит не обижая, ведь Ло послушал его, захватил бутылек смазки и сидел почти рядом, что можно дотянуться. Портгас действительно вспотел, духота никуда не делась, как и желание, стекающее густотой к лобковым волосам. Кончик почти обнажился из под крайней плоти, задрожал, когда Ло уверенно взял того в руку, под отрывистый выдох и свист через зубы. Приглушенный звук — фокус на мобильном настроился, начал снимать еще четче, будто знал, что дело подходит к пикантостям. Бусы ловко завертелись меж пальцев молодого хирурга. — Ну-ка, насколько тянулся? — водит одной ладонью по члену медленно-медленно, другой — по низу живота с небрежно волосистой дорожкой, бросив игрушку рядом. Спрашивает, ведь Эйс проторчал невесть сколько в ванной, наверняка подготовился так, что сейчас с разгону пара-тройка пальцев влезет, и зря Ло дразнил его своим небольшим уходом к тумбе. — Ни на сколько, я другим был занят. Считай, что лишь на палец. — О как, — прекращая ласки, тянет Портгаса ближе к себе за ноги, заставляя проскользить по простыням, хватается за предметы лежащие рядом. Теперь обзор камеры удобно захватывает их обоих: Ло в горячке, рядом с ним — нагой, которому явно не хватает тактильности, хотя, казалось, куда больше. Долго это не длится. Когда на первый шарик от бус выдавливается горошина смазки, камеру жадно выхватывают покрытые рисунками пальцы. Ло крутит ее в одной руке, боясь случайно выключить запись, и найдя ракурс, останавливаются. Эйс сгорает в свете от лампы. Грудь подсвечивается, и так безумно хочется прикоснуться к ней, но чертова камера и игрушка в руках не позволяют. — Расставь ноги пошире, да, так, молодец, — и Трафальгар отвлекается на похвалу, смотрит в нагло улыбающееся лицо, но после неожиданно опускает взгляд и видит, что меж ног — гладко. На лобке еле отросшая щетина, колючая и темная, небольшая — Ло совершенно не против нее, но задница без волосков играла на контрасте и на каком-то новом кинке. Что еще может его ждать? Что мог тот еще придумать? Обласканный солнцем Эйс, с веснушками, удивительно, даже на ягодицах, терпит. Не пытается приласкаться, хотя видно, как его желание тянется каплями на живот. — Чудно. И даже без вопросов понятно, почему не готов. — Не издевайся, Трао, — говорит, а у самого багрянец и стекляшки с карими отблесками рыжей лампы. Видит, что у Ло уже все наготове, и тот, пронзая его затекающими желанием глазами, — как только так сразу — приступит к сладкой пытке. Камера сейчас смотрит только на него — мысль об этом возбуждает. Она скатывается по согнувшимся бедрам, облизывает каждый сантиметр и неожиданно, но так желанно перебегает на Трафальгара. На его руки, когда шарик, пачкая смазкой, наконец касается ануса. Эйс шипит, скорее всего — думает Ло — от дискомфорта. Крупная бусина с небольшим усилием упиралась внутрь, скользя по гладкой мышце, но не проникая. Узость сейчас не играла на руку, и Ло быстро мазнул по успевшему перенять влагу с игрушки входу, проникая одним пальцем полностью, до костяшки. С негой Эйса охватила и забытая дрожь, низ живота острее всего отреагировал на живое, упругое, когда ожидал лишь прохладный силикон. Приятно. Ведь один палец — не о дискомфорте. Близость всегда резкая и впадающая в небытие, но и мягка в своей идее подготовки и отношений. Вместо шипения с губ срывается выдох, намешаный с карамелью звуков, грудь вновь наполняется воздухом, и первый счет тягучих постанываний открывает Эйс. Выдох вместе с тянущим гласные голосом нежно обволакивает слух, играется с вошедшими в альянс чувствами, собирая самые яркие и жгучие из них в один букет. Приступ асфиксии у Портгаса сопровождается хриплыми и непонятными просьбами. Бесчисленные — да, Торао! — проникали под кожу, возводя на вершину, и заставляли к указательному присоединиться еще и среднему пальцу. Ло тянет первый наружу, тот весь в геле — мутный и с вкраплениями из мелких пузырьков от быстрой стимуляции и особого секрета. Попробовал проникнуть вторым — чудо! Расслабленный вход пустил оба до предела и скулежа сверху от Эйса. Быстро и поступающими движениями Ло массирует промежность, но держит в голове, что вся эта подготовка лишь для того, чтобы Эйс даже не задумался о боли во время игрищ с секс-игрушкой. Чтобы Эйс побывал на вершине всех наслаждений до закатанных глаз и после — не было явного дискомфорта в пояснице и заднице, на которые тот хоть и не жаловался, но по утрам нередко кряхтел, слезая с постели. Лишь для подготовки к главному блюду его пальцы тонут в гладком и упругом. Как бы не заиграться, ведь Портгас уже подобрал ноги и чуть не бьет своими лодыжками по плоской заднице Трафальгара, подбадривая к более интенсивным и вгоняющим в краску обоих, действиям. Хочет, чтобы его наконец вознаградили за охи-ахи, что стопроцентно слышно даже в плохих динамиках телефона. Было бы просто чудесно, если помимо вызывающей картинки на записи будет ласкающее слух звуковое сопровождение. Тогда Ло на своих двоих прибежит в Вирджинию прямиком к Эйсу. Даже если тот будет на занятиях по пожарной подготовке — зацелует сразу как увидит и утащит в закрома исполнять все, о чем думал пока засматривался на снимаемое сейчас видео. Ведь и без поездки в Техас слюнки капали на открывающейся пред глазами вид. Пальцы неожиданно вытянули, тревожа мягкий вход резким действием. Прижавшийся тут же скользкий шарик выбил вздох из Эйса, и он непроизвольно сжался. Все пошло куда стремительней, когда у Ло начало кончаться терпение — тот чувствует, как с трудом удается приструнить к себе первобытное и дальше играть по правилам. Бусина давит, проникает своим мягким ободом внутрь, не держась в диаметре, а сразу скользя прямиком к простате. Палец следует за ней, преследует почти так же глубоко и сверху крик почти что ощущается в пространстве, заполненным потом, терпкой смазкой и легким, чуть осязаемым шлейфом табака. Громкое: "Блять!" — тонет в последующих стонах, которые наконец стали звучными и яркими. Как раз к моменту, когда в гладкое и влажное начал проникать второй ярус игрушки — чуть объемнее и, по ощущениям на пальцах, Ло может сказать — бархатнее. Торао пальцами позволяет игрушке уходить все дальше, следит, как бы Эйсу было комфортно и одновременно — за экраном своего мобильника, — как тот захватывает пикселями полуприкрытые глаза Портгаса, прикованные к собственной мошонке; как в очередной раз стонет, когда верненица продолжает дальше входить в его тело. Пара шариков еще пролезли внутрь — такие же, как и второй — крупные. Громкость уже царапала Эйсу горло, спертый воздух лез глубже в глотку и заставлял хрипеть. Палец с чернильной меткой все еще следовал за цепочкой. Проталкивался после бусин, исследуя слизистую изнутри и растирал гель от обильно смазанной игрушки. От его прикосновений жгло и бурлило, застревало комом в горле невысказанными словами восхищения. Пятый шарик оказывается внутри, обхватывается плотно-плотно, и Эйс, подгоняемый острыми ощущениями, сжимается. Бархатный материал втягивается, давит, а из-за огромного количества смазки внутри все хлюпает и течет наружу, пачкая одеяло. Кричит, когда кольцо силикона, придерживаемое угловатыми пальцами с иссиня-черными рисунками, притягивается к анусу, вводя игрушку глубже; робко тянет простыни, накрывая пристыженное терпкой лаской тело. Ло продолжает держать камеру на уровне, где видно очаровательные розоватые половинки, вздымающуюся грудь и приоткрытый рот, чуть выше украшенный толпами рыжих веснушек. Когда он наклоняет камеру выше, так, чтобы жгучие глаза Эйса попадали в экран, он видит блеск. Не слюну, и даже не пот, стекающий под тембр мелодичных звуков. Слезинки катились, перебегали веснушки неровными островками, обводя их соленой водой. Ло стало до тошноты плохо. Противно от себя, что он довел Эйса, родного и сильного в своем духе парня, до пекущих слез. Только сейчас он в полной мере расслышал всхлипы. Он опустил руку с мобильником, не заботясь о кадре, протиснул ладонь, ранее увлеченную игрушкой, на напряженный живот, приблизился как смог и попытался успокоить движениями. Неужели он переборщил. Вроде бы чутко следил за всем и всегда. Гребаная камера. — Мне прекратить? — Я сейчас задохнусь просто. Так глубоко... А-ах, блять. — Ты до этого не плакал, все нормально? — Продолжай снимать, мне слишком хорошо, не бросай, дава-а-ай. О-о, — выгнулся, подбадривая и возвращая прежний настрой, его ресницы уже здорово пропитались влагой и склеивались, на манер пышных и накладных, прямо как у его одногруппниц. Глаза покраснели, а лицо запылало влажной пленкой еще сильнее, чем в тридцатиградусную жару. Про багрянец на лице в целом можно было молчать — тот плавным градиентом перетекал на еле видные кубики пресса. А Ло видит, как слезы продолжают литься, перемешиваясь с потом в завитках черной смоли. И все равно продолжает видеоряд, наводя экран на мокрые щеки, после — на румяный зад. Влажный анус сжимается вокруг перемычки и следом тянется кругом до побелевшей кожи, когда побывавший в нем шарик попытается выскользнуть наружу. Доходит до крупности, держится в диаметре и проталкивается снова внутрь пальцем, под хлюп сверху — Эйс все еще плачет, ощущений для того слишком много. В нос бьет кислый запах пота от Ло, немного резковатый эйсов шампунь и мятный табак. И от этих шлейфов их кроет словно от дурмана. Торао тянет рядки вновь наружу, наблюдает, как ярусы вслед за другими скользят из Эйса, как обхватываются тонко и дрожаще. Когда последний шарик падает на простынку, ничем не держимый, из задницы крупной каплей следует за ним лубрикант. И Портгас контрольно сжимается. Доигрались. — Надеюсь, ты готов к тому, что я сейчас трахну тебя, Эйс, ты слишком задразнил, — говорит Ло и резко тянется, перегибаясь через Эйса к тумбе, ставя на нее телефон прямо под лампой, и тот понимает — перегнул палку. Ло никогда не оказывался пред ним с настолько темными глазами-оводами, никогда не говорил резко, так, что ходили жевалки. Это предвкушение — не трах, как назвал это Трафальгар. Конечно, он готов к этому. — Да! Да, готов, не тяни-и, су-ука, — пока Ло стягивает пропитавшиеся потом шорты, Эйс наблюдает за ним и ерзает, расставляя ноги еще шире, ведь меж ними сейчас будет тело намного крупнее тех рук, что дразнили. Член, небольшой, в самый раз Эйсу — тот любит всего Торао, детородный не исключение. С колечком под уздечкой, тяжелый и без лишней плоти, касается бедра, трется, пока Ло отбрасывает игрушку и тянется за смазкой чуть в бок. Тот вспоминает, что разрешил Ло действовать без резинки и сейчас не корит себя за это. Давно следовало попробовать. Первый толчок — ободом сжатые мышцы. Немного неприятно, резко и тягуче. Чужеродное тело давит, как кажется, со всех сторон. Заполняет так полно и медленно, не дает опомниться — внутри чуть больше половины. — Я-я столько раз чувствовал эту штуковину в горле, но, черт возьми, — Портгаса трясет, — в заднице она ощущается просто божественно, о-охуеть. Скольжение раскаленного украшения почти незаметное и еле уловимое, но прошивающее через все тело, словно ток. Теперь съемка не помеха — два тела могут схлестнуться вместе, двигаться без ограничений. Ло просовывает ладони под коленные чашечки и гнет от себя, сгибая Эйса больше, глубже. Ведет губами по влажным щекам, целует и в губы — изрядно покусанные, оттого и с металлическим привкусом, красные и налитые. Глаза предательски продолжают слезиться, а движения становятся быстрыми, упруго шлепая по заду и проходясь пирсингом по чувствительному. Эйс не выдерживает — первым сжимается сильно-сильно: — Сейчас, сейчас! Близко, черт... Еще, прошу, быстрее-е, Торао! А-ах... БЛЯТЬ! — тянет простыню на лицо, стыдится, когда шею гнет к скудному изголовью кровати. Выплескивается лужицей с разводами на свою грудь, сипло дыша и вытягивая гласные. Мучительно и сладко зазывает Торао вслед за собой. К падению, к резкой вспышке. И тот в правду вжимается в него — Эйс ничего не чувствует, кроме мелкого тремора внутри, но знает — тот уже закончил. Иногда даже жаль, что Ло кончает почти беззвучно, лишь дышит рвано. Немного погодя отдышится, упадет рядом, смяв постельное окончательно в потный и дурно пахнущий комок, и попросит у любовника сигаретку. Но Ло тянется к телефону, выключает, сохраняя видео, и отшвыривает его куда подальше. Набрасывается на Эйса с поцелуями щек и губ, сминает — чуть ли не в десна, они мягко задевают штангу на мышце внутри рта. Как изголодавшийся пес "облизывает" всего, сводит с ума чмоками по всему лицу, хотя вот он — Эйс, прямо тут, перед ним. Но соскучился, играя на камеру новую, еще не опробованную роль, которая хоть и пришлась на зубок, но обошлась в огромную цену — поцелуев было критически мало, губы пересыхали, а сближаться было неловко — те перекрывали весь кадр. Нацеловавшись, становится липко и скользко. Пот покрывает их, лежащих друг на друге, принимающих ночь вперемешку с близостью. Было бы неплохо сейчас закурить дешманские сигареты прямо в кровати, не удосуживаясь даже подойти к форточке, но тело приятной тяжестью успокаивает никотиновую ломку. — Ты удивил, конечно, — слова сказанные в шею, вызывают табун мурашек, — мне понравилось, но жалею, что не целовал тебя больше в процессе. Похуй на кадры. — Можно было и поцеловать. Не запрещено, знаешь ведь. — Ага, знаю, конечно, — с совсем неестественной улыбкой прячется куда-то под ключицу, чувствуя как наконец начала остывать кожа спины и бедер. Эйсу хочется копию этого безумного видео к себе на мобильный.