"Сказки Нового Орлеана"

Маленькая Тиана до отвращения ненавидит всех этих противных лягушек. Ребёнок, маленький, восприимчивый, носится по гетто и помогает взрослым; вечерами собираются все жители, и кто-нибудь (чаще всего старуха Наната) пихает в зубы трубку и начинает рассказывать всякие городские и народные предания. Фольклор Нового Орлеана был богат и обширен, в основном за счет того, что жили там самые разные люди самых разных народностей. Богатые британцы привезли с собой жуткие истории о Человеке с Крюком, наказывающим любовников, состоящих в непристойных отношениях до брака, и о Мешке с Костьми — странной белой костлявой руке, хватающей за ноги детишек, не помолившихся перед тем, как пойти в туалет ночью. Нищие чако за пару пенсов могли поведать сказку о Злой Куре, выходящей из пучины морской, чтобы зажевать первого попавшего человека словно зернышко, о жуткой Чупакабре, задирающей скот, или бедной плакальщице Ла Йороне. А уж сколько народных сказов знала старуха Наната — всего и не перескажешь. Больше всего она любила истории о Мами Уате («watermama», как говорила Наната, щербато улыбаясь) и вообще про любых водных тварей, включая лягушек. Когда живешь в Новом Орлеане, будь готов к любому чуду любой страны: тебя может облагодетельствовать Дева Мария Гваделупская, проклясть нищий и злобный бокор (они всегда стоят на перекрестке переулков и широких улиц, грязные, вонючие, с ожерельями из человеческих зубов на шее), или же к тебе будет приставать противная лягушка с требованием немедленно выйти за неё замуж, такой урок уяснила для себя маленькая Тиана. И последнее было страшнее всего, даже страшнее таинственных злых бокоров, подзывающих и подмигивающих тебе из-за страшных углов — к ним хотя бы не так брезгливо подходить. И их не давили машины, не распластывались они в позе Иисуса Христа, раскинув передние лапки поверх кишок и вытянув задние. Старуха знала о страхе девочки и наслаждалась её отвращением. Эодора, мама Тианы, не раз кричала на неё за это, брала девочку на руки и уносила подальше от костра жителей гетто. Это не помогало, Тиана всё равно прибегала назад — помогая кому-то, или же из принципа, испытывая свой страх, и, застыв, слушала жуткие россказни старухи Нанаты. Тиана не была наивной и романтичной, как её богатая белая подруга Шарлотта, и иногда, когда рядом не было взрослых, подробно пересказывала ей истории Нанаты, заметно преувеличивая и присочиняя ещё какие-нибудь мерзости. — Глупости ты рассказываешь, — топала ножкой Шарлотта. — Принцы они не такие! Даже лягушки! — Да ну? Мне бабка Наната рассказывала, что лягушачий принц своей человечьей невесте лезет в рот в виде лягушки! — Фу-у, хватит! — А потом она зеленеет, покрывается пятнами, квакает и сама превращается в жабу! Он везёт её в свое лягушачье царство и там её кроет перед всем лягушачьим народом! — Да ну тебя сочинять! Не так всё! — А вот и так! И Шарлотта пихала в руки своей подружки котёнка, и они отвлекались на игру с этим маленьким, лишь бы больше не возвращаться к страшным фантазиям Тианы. Сама Тиана испытывала одновременно гордость за саму себя, что она такая стойкая и может рассказывать такие истории прямо как взрослая, а с другой — невероятное, разрывающее, мерзкое чувство отвращения от самой темы. Лягушки. Мокрые, слегка шершавые, склизкие. Мерзкие. И она плакала, когда говорящий лягушачий принц, вызвавшийся ей помочь в самое трудное время, залезал к ней в рот; рвотные позывы просились наружу, а среди темноты плотно зажмуренных глаз взрывались яркие огни. Маслянистое, скользкое, слегка шершавое создание покусывало её за стенки рта, небо и язык — неужели лягушки именно так и целуются? Зачем, почему он шевелится во рту — если б он просто спокойно сидел, а не упирался мускусными лапками в горло, обед Тианы не шёл бы наружу... Но хоть бы он её не обманул. Хоть бы он её не предал. Хоть бы... Ведь она это делает не ради себя, это всё ресторан, он нужен ей, он нужен всем бедным и добрым людям... Там будут яркие огни, свет, льющийся со стен и из полов, куда она спрячет маленькие электрические лампочки... Там будет и водопад, и пение птиц, и лучшая кухня на свете, и все это будет не только для ленивых и жадных богачей, но и для простого народа, как и она сама... Только эти мысли помогали справляться с выворачивающим желудок омерзением. Сказки были неправы: лягушонок стал принцем. Он выполз из её рта, и Тиана с ужасом наблюдала, как эта лягушка растёт, как лопается тонкая зелёная кожа, как она опадает на пол, как из перепончатых лапок выходят тонкие кисти рук — испачканные слизью и мускусом, но всё-таки руки. Он, этот принц, даже был хорош собой, и на голове его сверкала маслянистым отблеском света золотая корона. — Благодарю тебя, прекрасная принцесса! — улыбнулся принц, и зубы его сверкали королевской белизной. В эту минуту Тиану вырвало.