Kina (feat. Snøw) — Get You The Moon
Чонгук аккуратно открывает дверь в спальню, стараясь не создавать много шума, но та всё равно противно скрипит, заставляя замереть на месте и крепко зажмуриться от злости.
Давно хотел смазать старые петли солидолом, но всё никак руки не доходят.
Он тихонько, на носочках, проходит вглубь комнаты, боясь разбудить Тэхёна, но тот не спит. Тэхён вообще в последнее время мало спит — его мучает безжалостная бессонница, ослабляя и без того измотанный организм. Чонгук даже колыбельные пытался петь, чтобы помочь своему любимому; читал вслух тихим голосом уже заученные на память книги и стихи, ласково гладил покрытую липким потом кожу, перебирал меж пальцев слегка засаленные кудри, потому что у
его Тэ нет сил даже на то, чтобы элементарно сходить в душ.
Но Чонгук всё равно его любит больше всего на свете. Вне зависимости от того, как тот выглядит, что говорит в порыве злости или отчаяния, когда душевная боль раздирает его на ошмётки. Тэхён —
драгоценность для Чонгука. Самое ценное и важное в его жизни вот уже пять лет, и это никогда не изменится, он знает это.
В спальне темно — шторы опять задёрнуты, не пуская закатное солнце разгуливать по комнате. Тэхён лежит на боку, укутавшись по подбородок одеялом, на прикроватной тумбочке тускло горит ночник-силуэт Наруто, освещая родное, но такое печальное лицо. Чонгуку достаточно даже едва видимого освещения, чтобы рассмотреть блеск глаз его драгоценности от застывших слёз, а на подушке — следы уже пролитых, превратившихся в мокрое пятно под бледной щекой.
Выть хочется от безысходности и невозможности помочь. Видеть своего любимого человека настолько разбитым — каждый раз крошиться на осколки самому.
— Детка, ты как? — вопрос, который раздражает Тэхёна, но Чонгук не может не спросить, потому что ему важно знать, что тот чувствует. Он спрашивает тихо, почти шёпотом, чтобы не было слышно, как дрожит его голос.
— Я умираю, Гук-а, — в ответ бесцветно, отсутствующе. Безжизненно.
— Не говори так, любовь моя, — два шага к кровати, чтобы присесть на корточки и потянуться кончиками пальцев к любимому лицу. — Ты же обещал, что не бросишь меня, помнишь?
— Почему мне кажется, что я умираю? Что внутри меня больше ничего не осталось? Я пустой, Гук-а. Я пустышка, — и снова дорожки слёз повторяют путь прежних, высохших. А Чонгуку хочется кричать, потому что больно.
Потому что его Тэхёну больно.
— Ты — моя драгоценность. В тебе так много хорошего, — говорит ласково, а рукой зарывается под одеяло, чтобы взять
чужую родную ладонь и сжать крепко, безмолвно обещая не отпускать никогда. — Ты самый красивый, безумно добрый и очень талантливый из всех людей в этом мире, Тэ. И я люблю тебя. Бесконечно люблю, ты же знаешь это?
— Я не красивый, — морщится в отвращении. — Из-за этих таблеток всё лицо в прыщах. Я поправился, хотя ничего не ем. Как ты можешь любить меня такого? — и смотрит разбито, будто и правда не верит.
А Чонгуку не сложно напоминать ему об этом каждый день. Лишь бы Тэхён никогда не забывал, лишь бы не думал, что его оставят одного с той болью, что сжирает изнутри.
— Я любого тебя люблю. Каждую клеточку твоего прекрасного тела и души.
— Я не понимаю… Как можно любить того, кто сам себя не любит?..
— Очень просто. Поверь, моя драгоценность, то, что я к тебе чувствую, такое необъятное и бесконечное, что хватит на нас двоих.
Тихий всхлип разрывает душу. Чонгук никогда не привыкнет и не сможет смириться со слезами Тэхёна. Ему так хочется забрать эту боль себе. Разделить её, чтобы любимому было хотя бы чуточку легче. Но психотерапевт говорит, что всё, что можно сделать в этой ситуации — просто поддерживать, иногда оставлять одного, когда тому хочется побыть наедине, выслушивать и не пытаться переубедить в том, что он чувствует. Просто быть рядом и принимать его таким, какой он есть.
Чонгук так и делает, но ему кажется, что этого недостаточно.
— Мы договаривались завтра сходить к Юнги и Чимину. Я не хочу. Пожалуйста, давай останемся дома? — устало просит Тэхён.
Так происходит каждый раз, но Чонгук не злится. Привык. И друзья тоже привыкли, что иногда Тэхёну становится лучше и он вновь пытается быть социальным. Сам пишет или звонит, предлагает куда-то сходить, но потом снова всё рушится, он запирается в комнате и лежит практически неподвижно, не моргая глядя в потолок.
— Конечно. Хочешь, посмотрим что-то? — очередной вопрос, на который Чонгук заведомо знает ответ.
— Я ничего не хочу.
И так уже два года. Долгих два года борьбы за чувство счастья и принятия себя. Тэхён часто говорит, что он ничтожен, бездарен, что он обуза и Чонгук должен уйти, чтобы не мучиться с ним. Что он никогда не излечится и всегда будет несчастен, слаб и отвратителен. И уверен, что Чонгук тоже это скоро поймёт, просто слеп от любви. Пока что.
— Я сижу у тебя на шее. Не работаю, не уделяю тебе времени, у нас не было секса уже несколько месяцев. Зачем я тебе, Гук? Почему ты не хочешь быть счастливым? Найти себе кого-то нормального? — в стенах спальни эти вопросы звучат почти ежедневно, но ответ на них всегда один и тот же:
— Потому что ты и есть моё счастье, Тэхён.
Не верит, глупый. Всегда закатывает глаза и устало качает головой. Переубедить пытается, дурачок.
— Я этого не заслуживаю. Тебя не заслуживаю. Вообще ничего в этой жизни не заслуживаю, чёрт возьми. Почему я такой неправильный?
А в это зачем-то верит. Вбил себе в голову, что не такой, и твердит об этом постоянно.
Чонгук знает, что Тэхён не такой. Он ведь и правда не такой как все. Он — особенный. Нежный, чуткий, открытый, порой странный и сумасшедше весёлый. Просто сейчас забыл об этом, но когда-то знал. Бесконечная тьма забралась глубоко в душу и сознание, закрыла собой его настоящего, но она ведь уйдёт со временем, рассеется, и Тэхён вспомнит.
Вспомнит, каким был, когда Чонгук впервые увидел его. Такой сумасбродный, вечно в своих светлых свитерах растянутых, брюках широких и с шарфом на шее. Красивый. Улыбался часто своей прямоугольной улыбкой, шутки глупые шутил, но Чонгуку они всегда нравились.
— Мои родители уверены, что я натурал. Помоги доказать им обратное, — с этими словами Тэхён подкатил к скучающему за столиком в кофейне Чонгуку.
И разве можно было ему отказать? Глаза цвета янтаря светились озорством, пухлые губы растягивались в умилительной улыбке, а крохотная родинка на кончике носа заставила сердце Чонгука замереть. Сейчас, спустя пять лет, он знает каждую родинку на теле своей драгоценности. Каждую пересчитывал губами по вечерам, пока Тэхён хохотал от смущения и щекотки.
В последнее время Тэхён почти не смеётся. Очень редко, когда ему бывает не так тошно, и он на короткое время становится блеклой копией себя настоящего. Но целовать родинки больше не даёт. Даже раздеваться при Чонгуке стесняется, потому что считает себя толстым и мерзким. И никакие слова или действия не могут его переубедить в обратном.
Ему каждый день напоминают, какой он прекрасный и неземной, а тот лишь отмахивается, раздражаясь.
— Ты так говоришь, чтобы я отстал и перестал ныть, что поправился.
— Я так говорю, потому что так считаю, Тэ. Я тебя никогда не обманывал, почему сейчас не веришь?
— Да потому что я не слепой! — кричит, руками взмахивает, краснея от злости. — Я жирный и отвратительный! Весь в прыщах, постоянно плачу, и… Чёрт, да у меня даже член не стоит, Чонгук! Что ты пытаешься мне доказать? Просто уйди. Я хочу побыть один.
— Детка, на следующей неделе пойдём к врачу и он сменит препарат. Ты снова похудеешь, сыпь пройдёт и, возможно, либидо повысится. А даже если нет, то в этом нет ничего страшного. Мы и это преодолеем.
— Просто оставь меня одного.
И, конечно, Чонгук уходил. В другую комнату, чтобы дать Тэхёну время остыть. Иногда засыпал там, скручиваясь в позу эмбриона на неудобном диване, а потом просыпался от щекочущих поцелуев и тихой просьбы вернуться в спальню.
Он знает, что просто нужно пережить это тяжёлое время. Знает, что не нужно воспринимать всерьёз слова Тэхёна, брошенные в порыве злости, что бы он ни говорил. А иногда это действительно бывают неосторожные и обидные фразы. Но Чонгук научился пропускать всё через фильтр, чтобы было легче.
Потому что знает, что это говорит в Тэхёне затяжная и глубокая депрессия. Потому что так бывает не всегда.
Чаще бывает так, как сейчас, когда Тэхён, укутанный в одеяло, ластится к руке, которая нежно гладит его заплаканное лицо, и просит лечь рядом.
— Обними меня, Гук-а.
И Чонгук обнимает. Прижимает к себе крепко, осыпает короткими поцелуями открытые участки кожи, игнорируя недовольный бубнёж Тэхёна о том, что он грязный и плохо пахнет. Для Чонгука это совсем не важно. Важно — что Тэхён с ним, что он всё ещё рядом, улыбается, когда ему лучше, иногда поёт громко какие-то дурацкие песенки, которые придумал сам, и смеётся в ответ на хохот Чонгука. Такие моменты дают веру, что всё будет хорошо. Такие моменты дают силы проходить это вместе, рука об руку, и не забывать, что они друг для друга и навсегда.
— Убери руки с моего живота, — снова бурчит, когда Чонгук прижимает к себе со спины за талию. — Я начинаю его втягивать и не могу нормально дышать.
— Так не втягивай. Я люблю твой живот.
— Не начинай, Гук, — а в голосе слышна улыбка.
Чонгук так скучал по ней. Так скучал по такому Тэхёну.
— Будешь выделываться, сейчас ещё и целовать его начну, — и сам не может не улыбаться в ответ.
— Ты не посмеешь, — возмущается, из объятий вырываться пытается, но его держат крепко, беспорядочно целуя в шею и затылок. — Господи, ты такой невыносимый, — и смеётся.
Его драгоценность смеётся, а у Чонгука вновь сердце замирает.
— Но ты же выносишь меня. Целых пять лет, между прочим.
— Это потому что я ослеплён любовью к тебе. Любовь делает человека глупым, — отпираться пытается. Смешной.
— Тогда я самый глупый человек в мире.
— А я ещё глупее.
И в этот момент Чонгук так счастлив. Потому что любит. Потому что его любят. И он верит и знает, что настоящий Тэхён скоро к нему вернётся. А он подождёт.
Столько, сколько потребуется.
