угасшая память

Он хорошо запомнил тот день, когда впервые за долгое время струсил. От мороза покалывало кончики пальцев, но Аякс не двигался с места, смотря, как подхваченные неспокойным ветром снежинки оседали на темных волосах его спутника. Холодным пеплом они покрывали его голову, застывая во времени с обманчивой безмятежностью чужого лица. Подобно статуям канувших в лету божеств, он хранил молчание, наблюдая за выступлением на дворцовой площади с небольшого балкона. Такая холодная отчужденность была незнакома Аяксу. Поэтому он хотел дотронуться до него, провести ладонью по волосам, заправляя короткие пряди за ухо, и сбросить эту маску вместе с запутавшимися снежинками, увидеть крохотную улыбку на губах — недолгую, неуверенную, которую тот, непременно, захотел бы сразу спрятать, отвернувшись в сторону. Только Аякс знал его уже слишком хорошо. И знал, какой мягкой могла быть его улыбка. — Не смотри на меня так. — Как? — Словно ты влюблен. Аякс не сдержал хриплого смешка и, чувствуя, как что-то давит в груди, отвел взгляд к площади. Их безмятежную тишину прервал звук его голоса, но именно рокот ликующей толпы не оставил от нее и следа — выдохнув клубок пара изо рта, Тарталья вцепился пальцами в балюстраду, оглушенный их криками и отголосками торжественной речи Пульчинеллы. Глухое биение сердца. Ветер взвыл над их головами, сметая снег с крыш домов. Холод кусал щеки. Они касались локтями, и от этого тепло разливалось по телу. По-прежнему неподвижный, он, казалось, был так близко, но Аякс чувствовал — сейчас их разделяло слишком многое. — Я не влюблен в тебя, — ложь горечью оседала на языке, и он искал в себе силы не поморщиться от ее жгучего вкуса. — Я знаю. Он ответил тихо, оставляя Аякса гадать, предназначалось ли это ему или блуждающим по столице ветрам. От воцарившегося между ними молчания веяло холодом не меньше, чем от пронизывающего взгляда Царицы. Аякс считал секунды, издалека разглядывая лица горожан, приведенных на площадь, и пропуская мимо ушей почти все слова мэра, что доносились до них. Постукивание пальцев. Аякс сбился на ста двадцати восьми. Сердце сжалось в груди. Пульчинелла говорил о могуществе их страны, ее великой миссии и необходимости бороться за восстановление порядка в государствах Тейвата. Его слова отозвались в Аяксе пустотой, и он продолжал бесцельно водить взглядом по площади, прислушиваясь к натянутому молчанию со стороны лишь одного человека. Когда речь была окончена — очередной всполох оваций и радостного волнения людей, — Аякс почувствовал движение рядом с собой. Его спутник сделал шаг назад, все еще придерживаясь за балюстраду, и новый порыв холодного ветра заставил кожу Аякса покрыться мурашками. Они больше не касались друг друга. Тарталья повернул голову, изучая взглядом сжатые пальцы, укрытые черными перчатками, и медленно поднял его выше, заглядывая в чужие глаза. И не смог прочесть того, что было сокрыто за пеленой равнодушия. — Я ухожу, — Аякс хотел бы остановить его. Хотел бы придержать за руку, попросить остаться. Хотел бы уйти вслед за ним, оставляя промозглый холод столицы далеко позади, укрыться в месте, что принадлежало бы только им. Но он не мог. — Хорошо. Мгновение, обернувшееся вечностью. Кивок напоследок. Аякс провожал его взглядом, чувствуя жжение так и не произнесенных слов. Аякс запомнил этот день. Запомнил слишком хорошо, как запомнил и дни, что последовали после него — холодные, окутанные сумрачной дымкой и лишенные чего-то важного. Он был его луной. Такой же далекий и неприступный, он рассеивал тьму его одиноких ночей. Аякс помнил его касания и гладкую бледную кожу. Грубую ласку, губы, растягивающиеся в очередной колкой усмешке, и проницательный взгляд, блуждающий по его лицу. Иногда Аяксу казалось, что он мог бы заглянуть в темные воды Сэйрая — отражение сгустившегося шторма, молний и гроз — через его глаза. Аякс помнил его искренний смех над дурацкими шутками, что он каждый раз пытался сдержать, и вздернутые вверх брови, стоило опрометчиво сказать что-то действительно глупое. Помнил острый ум и не менее острый язык, тихую, неторопливую поступь и гордую осанку. Едкие слова, направленные в сторону врагов и друзей. Хотя друзей, кажется, у него и не было — только временные соратники. Он морщился, когда Аякс клал две ложки сахара в чай, и тяжело вздыхал, услышав, как он в очередной раз бросал кому-то вызов. Он прокрадывался в его спальню без лишнего звука — подступал со спины, взъерошивая волосы и путая пальцы в мелких кудряшках. Он закатывал на него глаза в окружении людей, но когда они оставались наедине, скользил пальцами по груди, подцепляя застежки офицерской формы, и шептал, приблизившись к уху: — Снимай. Он любил отдавать указы, а Аяксу нравилось им следовать; пусть порой и по-своему. Нравилось исследовать его тело — покрывать поцелуями, переходящими в укусы, лишь бы сорвать с его губ еще один стон, обхватывать тонкие запястья, заводя их над головой, прижиматься ближе, вдыхать его запах и касаться, касаться, касаться. Нравилось видеть неприкрытую улыбку на его лице и приятную усталость, овладевавшую телом. Нравилось чувствовать его пальцы в своих волосах и лежать рядом, переплетя ноги, пока первый рассветный луч не прорежет полумрак спальни. Аякс помнил о нем все. Кроме его имени.

***

— Я был влюблен в него, — подувший ветер разнес сноп искр от костра, и его спутник вздрогнул. Напряженное молчание ненадолго повисло между ними. — Но ты не говорил ему об этом. Чужой голос звучал непривычно тускло. Аякс перевел на юношу взгляд, но тот словно не замечал этого и продолжал вглядываться в мириады холодных и далеких звезд, зажигающихся на темнеющем небе. Они находили отражение в глазах инадзумца, и издалека Аяксу показалось, что они почти похожи на его глаза. — Я боялся, — отчего-то признаваться практически незнакомцу в этом куда проще, чем самому себе. — Как мальчишка. Его спутник вдруг усмехнулся. — Ты и есть мальчишка. Аякс улыбнулся в ответ. — От мальчишки слышу. Крохотная улыбка тронула чужие губы, и он прикрыл глаза, тихо выдыхая. Треск огня и ночной шепот сумерского леса не мешали тишине, что окутала их. Аякс вглядывался в незнакомое лицо и думал о том, что ему пошло бы имя этого странника.