Некоторые нюансы содержания домашних извергов

      Пауэр кусает Аки за плечо и с упоением глотает кровь – у дьявольского отродья, вцепившегося в Хаякаву, потрясающе завораживающие стоны и острые рога, упирающиеся ему в щёку, а когда она отстраняется, их всё ещё соединяет густая нить слюны вперемешку с его кровью. У Пауэр бешеные глаза, не отягощённые и каплей разума, она жадная и мерзкая, как дорвавшееся до лакомого кусочка животное, но её на удивление проще успокоить, чем прижимающего тело Аки к постели с другой стороны Дэнджи. Он окончательно сходит с ума, выживает из него, но самым красивым способом из возможных. Аки смотрит на них из-под полуприкрытых век, и сглатывает, игнорируя острую боль в плече, чуть отворачивает голову, чтобы затянуться сигаретой, а когда поворачивается, случайно роняет её на грязную наволочку и матерится сквозь зубы, быстро выбрасывая бычок в стакан с водой на тумбочке и приминая локтем обгоревший след, чтобы убедиться в том, что ничего не загорелось.       Пауэр и Дэнджи целуются, нависнув над ним, и их пальцы переплетаются на его члене, пока они капают на впалый бледный живот Хаякавы кровью. Ничего не могут сделать, не насвинячив, даже поделиться друг с другом кровью, но это всё равно горячо. Аки зарывается пальцами в их волосы и заставляет сблизиться ещё, а когда Дэнджи начинает протестующе стонать от нехватки воздуха, отпускает – и тут же вбивается затылком в подушку, не сдерживая стон, потому что Пауэр, лишившись чужого языка во рту, тут же жадно слизывает то, что не смогла втолкнуть в рот Дэнджи вместе со своей слюной, обжигая лобок Аки прерывистым дыханием.       Дэнджи отвлекается, чтобы щёлкнуть кнопкой пульта, приглушая все звуки в комнате, кроме стонов и тяжёлого дыхания. Трахаться при тусклом свете экрана телика ему нравится больше, чем в полной темноте, но сейчас хочется слышать только, как они разрушают Аки, как делают его жизнь Адом, как пропитывают своей грязью, как сливаются с ним и заставляют упасть даже не на свой уровень – ниже.       Аки никогда не подумал бы, что до такого дойдёт. В первый раз они просто были пьяными, поцелуи пришли в голову как самое дешёвое развлечение, которое они могли себе позволить, а потом сами перетекли в жаркую до духоты ночь, после которой Пауэр громко ныла, что у неё трясутся ноги. Во второй раз Пауэр продула им с Дэнджи в карты. В третий – у них был тяжёлый патруль, и всем троим необходима была разрядка... сегодня не было даже предлога, даже малейшей возможности оправдаться перед самим собой за сладко саднящее чувство грехопадения – изверги просто облепили его с двух сторон, раздели, целовали до головокружения и тёрлись об его бёдра, как животные.       Животные они и есть. Пауэр лишний раз напоминает об этом, прижимаясь окровавленными губами к уху и издавая утробное рычание, лениво дразня поглаживаниями прижатый к животу член Аки: – Мы убьём тебя, Хаякава... Дэнджи вскидывает голову, зачарованный видом на её задницу, и резво соглашается: – Ага. И сожрём! Аки прикрывает глаза, тянет его к себе, чтобы поцеловать, и как-то уже привычно отмечает, что чувствует в поцелуе металлический вкус собственной крови. Ебаные изверги с их извращёнными развлечениями. – Значит, так тому и быть, – просто отвечает он и усмехается, опуская взгляд ниже и наблюдая за тем, как Дэнджи ласкает себя рукой.       Пауэр хнычет, садясь на его член, и Аки нежно поглаживает её поясницу, шепча, что она хорошо справляется. Пауэр всегда плачет поначалу – это тело на удивление девственно для изгибов, созданных для греха, – а потом успокаивается, несколько раз неловко столкнувшись с Аки зубами в неумелых попытках поцеловать, не откусив ему язык. Дэнджи пристраивается позади, целует её в затылок и трётся членом между ягодиц, бархатно смеясь над тем, как Пауэр дрожит, поглаживая её живот мозолистой ладонью. Его рычащий шёпот заставляет Аки прикусить губу до крови: – Тощая ты, Павка, я через живот могу Аки прощупать!       Пауэр падает к человеку на грудь, в конце концов перестаёт хныкать и просто стонет что-то едва разборчивое, царапая отросшими когтями бока Аки, не находя себе места, пытаясь поцеловать его и вылизывая его шею. Дэнджи гладит ладонями её грудь, сжимает между пальцами соски, играется с ними и наваливается на неё, вгоняя член глубже, так, что Пауэр вскрикивает и шипит. Хаякава укоризненно смотрит на Дэнджи и отвлекает её – убирает от лица волосы, целует в щёки, в губы, в нос и лоб. Пауэр морщится, – Аки пахнет сигаретным дымом, – и с намёком потирается рогом об его ладонь. Аки удивлённо хмыкает, но послушно обхватывает его пальцами, гладит от кончика к основанию, сжимает в кольце пальцев, наблюдая за тем, как Пауэр медленно тает совсем, как глаза её плывут к переносице, а рот остаётся раскрытым. Она не прекращает стонать – когда Дэнджи ускоряется, стоны становятся громче и требовательнее.        – Ещё, – повторяет она полубессознательно, и Дэнджи приходится схватить её за подбородок и развернуть лицом к себе вполоборота, чтобы вернуть в чувства поцелуем, чтобы Пауэр окончательно не упала. Это срабатывает, однако Пауэр в сознании гораздо опаснее, чем без него – в и без того жарком воздухе, пропахшем похотью, сигаретами и жареным хлебом, виснет жалобная просьба, на мгновение загружающая мозг Дэнджи: – Поцелуйте оба.       Он вытаскивает язык и вдавливает Пауэр в Аки. Хаякава сначала не понимает, что от него требуют, а потом высовывает язык тоже и прикасается им к языкам извергов, сгорая от стыда и возбуждения. Пауэр довольно и хрипло стонет, насколько это возможно с высунутым языком, и подмахивает бёдрами, сжимая оба члена внутри. В ней и без того узко, жарко, мокро – она безнадёжно течёт на бёдра Хаякавы, но тот и не думает злиться. Позже приберётся, это неважно.       Важно только то, что Пауэр на пределе, и Дэнджи тоже – Аки кончил бы ещё пару минут назад, но держался, чтобы его изверги не припоминали это потом. Он всё-таки кончает первым, заполняя Пауэр горячей спермой, и обессиленно выдыхает, поглаживая её по волосам дрожащими руками.       Пауэр яростно прыгает на его члене, как будто выжимает до капли всё, что может выжать, а потом вгрызается в нетронутое плечо Аки, и он позволяет ей, несмотря на то, что в глазах уже темнеет от кровопотери, жары и возбуждения. Пауэр сжимает Дэнджи внутри так сильно, что тот грязно ругается и нажимает на её спину, всем телом вбивая в Аки быстрыми движениями, и тоже кончает внутрь – боже, они такие грязные, и грязнее всех Пауэр, которая и так моется через раз! Это ебаная катастрофа.       Аки, по завету Скарлетт О'Хары, подумает об этом завтра, а пока, с хлюпающим звуком вытащив из тяжело дышащей Пауэр член, обнимает её и целует в макушку. Дэнджи слезает с неё и падает рядом, привычно забрасывая на них ногу и руку.       На языке Хаякавы вкус его крови смешивается со слюной извергов. Он закрывает глаза, прислушиваясь к шуму крови в ушах, к тихому сопению Дэнджи и Пауэр, и неожиданно спокойно понимает, что больше не хочет жить ради мести.       Только ради любви.