Засыпай, мой милый Дос-кун

  Остро заточенный нож мягко рассекает тонкую, почти прозрачную кожу. Она совсем серая, и кажется, словно это и не человек вовсе, кажется, что не бьётся ещё сердце в глубине грудной клетки.  Человек дёргает руками, пытаясь освободиться от пут. Его глаза полны удивления и страха, надо же, он впервые в жизни просчитался. Просто не предусмотрел такого поворота событий, и эта ошибка стала для него фатальной.  Рука в перчатке продолжает вести ножом по коже, почти не прилагая усилий. Выступающая кровь стекает ниже, пачкая белоснежную рубашку. Острые ключицы теперь покрыты мелкими порезами, и от каждого нового парень невольно вздрагивает, но не отрывает взгляда от Николая. — Ты любишь меня, Феденька?  Вопрос действительно застаёт врасплох. Парень сжимает губы в тонкую полоску, не в силах что-либо ответить. Резкое движение руки — и лезвие грубо распарывает ткань рубашки, задевая кожу и оставляя продолговатый, прямой порез вдоль груди. — Молчание — знак согласия! Я так рад, что мои чувства оказались взаимными!  Гоголь широко улыбнулся, продолжая изящными взмахами тонкой кисти полосовать и так побитую кожу. Фёдор тяжело дышит, словно прямо сейчас отправится к Господу; а ведь это всего-лишь порезы. Он тяжело вздохнул, опуская голову, позволяя тонким волосам закрыть лицо. — Нет-нет-нет, мой дорогой друг, смотри на меня!  Николай поддел пальцами его подбородок, поднимая на себя. Отложил злосчастный нож, и сейчас лишь любуется своим произведением искусства. Смотрит на него даже не совсем безумно; видимо, в нём всё ещё остаются крупицы здравого смысла. Но что-то подсказывало Фёдору, что это ненадолго.  Он вновь пытался освободить руки от верёвки, которая болезненно натирала запястья. В другой ситуации у него наверняка нашёлся бы нож в рукаве, однако Николай и вправду показался внезапно, объявился, когда Достоевский думал, что тот мёртв.  Фёдор болезненно поморщился, когда Гоголь надавил на порезы пальцами, растирая кровь по всему телу. Это было до того неприятно и мерзко, что Достоевский чересчур сильно отшатнулся назад, стул потерял равновесие, и вместе с привязанным парнем упал на спинку. Парень болезненно простонал, затылок тут же заболел.   Но пульсирующая боль отошла на второй план после того, как его схватили за порезанные плечи, нарочно надавливая сильнее, чем нужно. Однако Гоголь помедлил; с минуту просто стоял, с серьёзным видом что-то размышляя, но потом вновь расплылся в широкой, безумной улыбке.  Склонился над головой Фёдора, сверху вниз смотря в его глаза. Парень ничего не предпринимал, просто ожидал удачного случая выбраться. И вот когда это произойдёт.. Гоголю точно не поздоровится. Пребывая в своих мыслях, Достоевский не сразу заметил, что плащ снова оказался на Николае. Тот уже спрятал в него одну из своих рук, и через секунду Фёдор почувствовал холодное дуло револьвера у своего виска. Сердце пропустило удар, в горле тут же образовался ком, отчего Достоевский какое-то время не мог и слова вымолвить.  — Видно, пришло время нам прощаться, милый мой друг! Чего же ты молчишь? Скажи хоть что-нибудь напоследок!  Достоевский глубоко набрал воздух в лёгкие, едва не закашлявшись. Облизал пересохшие губы. — Николай, отчего ты решил внезапно убить меня? Я ведь люблю тебя. Говорить такие слова было более чем легко, Фёдору всегда легко давалась ложь. Наверное, не будь он носителем такой важной земной миссии, то непременно пошёл бы на актёра. Хотя нет, он бы отвратительно играл, ведь совсем не понимает тонкости людских эмоций и не умеет их выражать. И чего это такие мысли посещают его именно сейчас.. когда он буквально на смертном одре?  Гоголь чувствовал чужое притворство, однако продолжал ломать ужасную комедию, продолжал вести эту одностороннюю игру. Но вот щёлкнул затвор; Фёдор, ожидая боли и освобождения своей грешной души, недоуменно покосился на Николая. Он почти освободил руки.  — Николай?  Даже без продолжения фразы было понятно, о чём он. Очевидно, это была подстава Гоголя, но для чего? Что за молчаливая шутка?  — Я подумал, что будет весело, если я устрою какой-нибудь каламбур вроде этого! Тебе ведь понравилось?  Достоевский мягко улыбнулся. — Ну разумеется понравилось, я люблю все твои шутки.  — Правда?? Нет ничего приятнее!  Николай прокручивал оружие между пальцами, то и дело нажимая на курок, но патронов, очевидно, не было.  Фёдор отцепил последний моток верёвки, пытаясь не касаться израненных кистей. Ещё пару секунд не двигался, но после резко дёрнулся вперёд, пытаясь подняться и удержать равновесие, будучи всё ещё со связанными ногами.  Он едва не упал, но сумел удержаться, однако стоило ему поднять голову, как он встретился с безумным взглядом Николая.  — Феденька.. что это за фокусы такие?  Голос был обманчиво спокоен, однако нервная улыбка выдавала его с головой. Он сильнее сжал рукоять револьвера, пока Достоевский пытался развязать ноги. Действовать нужно было быстро, время шло на секунды. Гоголь приставил оружие к его лбу. Фёдор сжал его руку, пытаясь активировать способность, но сделать этого не удалось. Он непонимающе окинул его взглядом.  — Засыпай, мой милый Дос-кун. Николай нажал на курок, Фёдор прокричал что-то нечленораздельное, прежде чем замертво упасть на холодный пол, выкручивая стопы. Кровь растекалась от его головы тёмной лужицей, наверняка, её будет очень тяжело смыть.  На посеревшем ещё пуще лице навсегда застыло выражение страха, боязни умирать, и чего-то ещё, чего-то, что Гоголь так и не смог разобрать.  Может, это была бесконечная тоска? Или действительно чувства к нему? Кажется, он больше никогда об этом не узнает.  Коля осел на пол, подползая к мёртвому телу. Достал из-под плаща тесак, резко опуская его прямо Фёдору в живот. Тело не дёрнулось, похоже, он действительно был мёртв. Отчего-то Гоголь только сейчас это осознал. Он кромсал тело на мелкие кусочки, разбивая кости, отрубая красивые тонкие пальцы, срезая мясо.  Николай погрузил руку в его разодранную грудную клетку. Кровь была ещё тёплой, как и постепенно остывающее тело. Парень резко выдернул горячее сердце. Сжал его в руке, почти что протыкая. Наконец.. наконец он добрался до него. Добрался до самого сердца.. Гоголь лизнул орган, его губы окрасились бурой кровью. Немного солоноватая, она приятно перекатывалась на языке, то и дело приобретая новые нотки. Николай считал это высшим деликатесом.  Николай откусил левое предсердие, вгрызаясь в плоть, как изголодавший. По лицу, по подбородку на одежду стекала красная жидкость, но он не обращал на неё внимания. Только более ожесточённо грыз чужое сердце. — Ах, Феденька, знал бы ты, какой ты вкусный.. Будто в забытье приговаривал Коля, доедая орган. Он задыхался от эмоций и ощущений, которые сейчас наседали на него с головой. Гоголь утёр рот рукавом рубашки, вовсе не заботясь о её сохранности. Отбросил остатки сердца, ложась рядом со своим другом. Пепельные волосы промокают, становясь розовыми. *** Николай просыпается внезапно, почти в крике. Грудную клетку словно сдавливают, с каждым вдохом становится всё труднее дышать. Сердце бешено бьётся при любом воспоминании о кошмаре.  Парень находит в себе силы повернуться набок, и замечает фигуру, неподвижно лежащую под одеялом, совсем рядом, так, что, протянув руку, можно прикоснуться; Коля пытается коснуться, однако к своему ужасу обнаруживает собственные руки тёмно-красными от впитавшейся чужой крови. Человек лежит на боку спиной к нему, поэтому Гоголь не сразу замечает, что тот вовсе не дышит.  Он протягивает руку, всё-таки касается оголенного плеча, но в ответ получает лишь мертвенный холод, исходящий от тела. Николай переворачивает его к себе и отшатывается на постели, пустые аметистовые глаза смотрят прямо в душу, одновременно с этим не фокусируясь ни на чём.  Во лбу видна запёкшаяся вокруг отверстия кровь, и кровь эта совершенно везде; если глянуть чуть ниже, то она растекалась по всей постели, своими убийственными объятиями обхватывала матрац, простыню, подушку и одеяло. Она впилась своими когтями и в Гоголя, не собираясь отпускать.  У него перехватывает дыхание, он не знает, что произошло. Невольно в сознании мелькают картинки недавнего кошмара. Неужели.. это было наяву? Николай совсем не мог вспомнить.