***
Впервые пересекнувшись с ним, Джисон уже жалел об этом. Ему и вовсе не стоило глядеть на фигуру напротив, что величественно вздёрнула подбородок и насмешливо смотрела на него сверху вниз. Никак не нужно было смотреть прямо в глаза с таким вызовом, внутри Хана казавшимся лишь жалким щенячьим взглядом. Дни были спокойнее до появления этого человека, были светлее и ярче обеденного солнца, громче и веселее счастливого детского визга. Если Джисон раньше принимал влюблённость как должное, ранее никогда не испытывая его на себе, то первую, и вероятно последнюю любовь, он и вовсе пытался отвергать, только вот делал намного хуже.***
12:34. Перемена. Группа друзей, состоящая из трёх человек, в том числе и Джисона, спокойно шла по коридору в столовую. — Что хотите поесть? Я плюшку в пудре. — Перекушу сладкой булочкой. А ты Джисон? — внезапный вопрос. Феликс толкнул его в плечо. — А? Да-да, я наверно сок попью. — Хе, а спорим опять вишню? Черри-бой, — Чонина пихнули локтём и он засмеялся, ущипнув Хана за щёчку. — Не, мистер бомбастик! — Бомба-фантаста, — парировал дальше Ёнбок и кротко хихикнул при виде возмущённого лица друга, что притворно замахнулся для удара. — Я вообще-то- Он врезался в чью-то спину, чертыхнулся и едва ли не упал назад, но, благо, его поймал Чонин. Лицо друга было напряжённым, а глаза бегали с фигуры на фигуру, Хан почувствовал чужие вспотевшие ладони и вылез из объятий, моментально ощутив чей-то взгляд. Он поднял взор и увидел высокого парня с выцвевшими рыжеватыми волосами, и понял свою ошибку, как только заглянул в тёмно-карамельные глаза, в которых читалось полное равнодушие. — Извините, — быстро пролепетал он и поклонился, стеснительно рассматривая парня перед ним. — Не думаю, что одним извинением всё ограничится, белочка. “Белочка?!” — Белочка? В смысле белочка? — Джисон.. — Феликс коснулся чужого плеча, но его руку скинули. — У меня имя есть, а всякие погоняла я не принимаю, запомни на будущее. Незнакомец растянулся в стальной ухмылке и склонился над Ханом. — Не разговаривай со мной в таком тоне, мальчишка со страусиными яйцами вместо щёк. — А то что? — Джисон поднялся на носочки и презренно посмотрел в глаза в паре сантиметров от лица незнакомца, — Что ты мне сделаешь, мальчишка с кошачьими глазами вместо нормальных? — Хан считал, что уже перегнул палку, но предпочёл отстаивать свое честное имя, без всяких погонял и унизительных кличек, до конца. Позади стоящие друзья побелели до неузнаваемости, словно с вен спустили литр крови. Губа неизвестного ни на секунду не расслаблялась, она застыла в недоброй ухмылке ровно до того, как он коснулся щеки Джисона и мягко провёл вниз, спустившись на подбородок и приласкав к себе, как кота. Его лицо исказилось в непонятном выражении, когда Джисон оттолкнул холодную руку, чей взгляд являлся пиком остервенения. — Ничего, — ни слова больше, парень развернулся и исчез за дверью. Лишь Хан облегчённо выдохнул, в то время, как Феликс и Чонин остолбенели и задержали дыхание. — Эй, ребят, вы что? — Чёрт подрал бы нас. — Что? — Идёмте в столовую, мы же хотели туда.***
Он долго раздумывал насчёт загадочной фразы Яна, что тогда стремительно бледнел на глазах и слышно было его участившееся дыхание, ежесекундно прерываемое томной задержкой. Голова была забита тем незнакомцем, чей образ отпечатался на обратной стороне век. Он до тех же пор не понимал всю серьёзность своей минутной оплошности, гордо защищавшей слепленные воедино крупицы гордости, которые вскоре мигом развалились и стухли на разбитом кафеле школьного коридора. — Что.. Что ты делаешь? — всё тело непроизвольно дрожало под гнётом ледяных глаз, он не мог это контролировать, оно само сьёживалось и подчинялось чужому напору, — Отойди, — говорит Хан, но собственные руки сами тянутся к парню. Опять же, ничего здесь он не решает, всё под властью или неподготовившегося сердца, или человека напротив. Не успев и моргнуть, как Джисон оказывается в другом месте, на нечто мягком и пружиннистом. На его губах чужие, жадно сминающие и грубо кусающие, но он вроде и не против, его тело не против. — Мин.. Минхо? — его не слышат. Дыхание опаляло изгиб шеи, зубы впивались в кожу – из него высасывают кровь? Смешно, но Хану не до смеха. — Х-Хо. Мокрое и горячее спускалось ниже. Это язык? Минхо обволок им потвердевшую бусину и широко мазнул, оставляя за собой неприятный холодок и нарастающее возбуждение. — М-Мин.. Хо.. — прерывистый вздох, — Чёрт.. — тощие руки хотели оттолкнуть, но они лишь упали тяжёлым грузом, и с оставшимися силами, сжимали простынь. — П-подожди.. — хрипло вымолвил Джисон и весь сжался, выбивая из Ли рычание, — С-стой, медленнее, прошу, — он ничего не понимал, перед глазами мутная пелена; слёзы скапливались в уголках и жгли нежную кожу, когда скатывались вниз по щекам. И это будто подстегнуло Хо, он резко толкнулся и словил губами болезненный стон. Хан зажмурился до звёзд в глазах и закусил губу до первых капель крови. — Прости, бельчонок. Мне стоило быть медленнее? — ему кивнули, но и этого хватило для прекращения чужой жгучей боли внизу. Хан судорожно выдохнул и зацепился за шею Ли, как за последний спасательный круг в безграничном море. — Я.. Я.. — всхлипнул и уткнулся носом в изгиб, вдыхая чёртовый вишнёвый гель для душа, ласкающий рецепторы и забивающий всё пространство в лёгких. Слишком***
Весь округ постепенно обростал короткой зеленью, жёлтые пожухлые травинки уже покоились под слоями почвы. Было всё ещё прохладно, но терпимее, чем в прошлые февральские недели, когда каждый человек кутался в тёплый пуховик и натягивал шапку до ушей, только бы не замёрзнуть насмерть. Небо перестало быть пасмурным, вместо этого окрашиваясь в долгожданный насыщенный голубой цвет, а тяжёлые свинцовые тучи прекратили загораживать солнце, за всё время пытавшееся пробиться через них и дать жителям города свет, пусть и белый, как мел. За этими переменами наблюдал Джисон, шагающий по тротуару и иногда подбирающий белоснежные подснежники с золотистой сердцевиной внутри. Пыльца легко ложилась на подушечки пальцев и рассыпалась на ещё мельчайшие частички при трении их между собой. Собрал он штук восемь таких и связал их стебельки между собой бордовой веревочкой. После того случая, что произошёл неделю назад, Минхо редко контактировал с ним и поведение менялось – стал избегать. Хан приписал ему простуду и преданно ждал его «выздоровления», собрав в качестве приятного подарка – цветы – красивые невинные подснежники. По словам друзей Джисон свихнулся, раз виделся с Ли больше одного раза, да и на регулярной основе пересекался. Но он не понимал, с чего это они вскипели, зато отчётливо видел в их глазах беспокойство и печаль. Их ежедневная мимика при упоминании Минхо всё сама за себя говорила, но для полной картины нужно и слова использовать, Чонин до сих пор не объяснил смысл тогдашней фразы, словно что-то удерживало его от пояснения. Хан в тупике. С Ли они даже номерами обменялись, из-за чего Джисон ликовал как в не себя, прыгал на месте, но недолго, боль в пояснице припоминала его первый, немного болезненный, половой опыт. Он не разобрался в своих чувствах, но его притягивало к Минхо, ему хотелось быть рядом с ним, он желал только его. Первая любовь всегда такая, так ведь? В покое не оставляла лишь одна мысль, а она про то, что Ли не любит его. Сколько раз Джисон говорил слова любви, адресованное точно Минхо? Может и немного, но тот в свою очередь только отмалчивался, и странное выражение на лице появлялось, что больше всего и напрягало. Ещё нервировало то, что он постепенно отдалялся, смотрел с таким холодом во взгляде, отчего тело сьёживалось, кровь стыла в жилах, а сам Хан становился маленьким по сравнению с ним. Иногда Джисону казалось, что он в какой-то степени зависим от Минхо и, как бы эгоистично это не звучало, отпускать дальше от себя не желал. Он ревновал каждый раз, когда видел его с кем-то другим, даже подумывал напакостить людям, пытавшимся «отобрать» его Минхо, хотя на самом деле, таких планов у них в мыслях не было. По крайней мере, Ли хотя бы не мутит с кем-нибудь другим на стороне, да? Хан очень надеется на это. За всеми этими раздумываниями он не заметил, как небеса затянулись серыми тучами и на его макушку упало пару капель, оповещая о скором дожде. Странно, в прогнозе не писали о сегодняшнем ливне, у Джисона ни дождевика, ни зонтика. Нужно быстрее вернуться домой, пока он не промок до нитки. “Надеюсь, что он сейчас дома или успел скрыться под козырьком какого-нибудь магазина.” Хан мчится по переулкам, закрываясь руками и едва ли не поскальзывается на луже, успевшей брызнуть и оставить грязную кляксу на штанине. “Чёрт.” Ему стало плевать на свою одежду сразу же, как ступил на асфальтированную дорогу перед входом во двор школы и увидел его. Джисон просиял и рванул к любимому, не беспокоясь о подвижном хрустящем гравии, из-за которого мог запросто упасть по собственной неуклюжести. — Минхо! — крикнул он и почти налетел на Ли, но тот вовремя схватил его и оттолкнул дальше от себя. — Кх, Хо? Снова этот холод в глазах. — Чего тебе. — Минхо, если я сделал что-то неправильно, так и-, — Хан приблизился к нему и раскинул руки для объятий. — Отвали, — Джисона толкнули. — В.. В смысле, Хо? Всё в порядке? Почему ты- — Исчезни из моей жизни. Ты мне не нужен, — врёт ли он? Хан поднял голову и увидел такой же, как и при первой встрече ледяной взгляд. Эмоций на лице не было, Ли никак не реагировал, только пялился в ответ, заставляя вздрогнуть. Не может быть. —...в каком смысле? Минхо..? — руки начали подрагивать, пальцы неприятно покалывали на концах, ресницы волнительно трепетали, будто не верили в происходящее. В горле тихонько образовывался ком, мешающий не только глотать, но и говорить. Тот ничего не ответил и развернулся. Его руки сжаты в кулаки настолько сильно, что лунки после них образуются глубокие. Вопреки внезапному оцепенению, Джисон схватил того за предплечье и заставил посмотреть себе в глаза: — Ты меня любил? — Отвали я тебе сказал, — Минхо попытался вырвать руку, но её стиснули ещё крепче. — Скажи мне, любил же? Любил же, да? — с каждым словом голос ломался, он едва сдерживался, переступая по тонкому незатянутому канату, разделяющий стабильное состояние и подступающую истерику. — Отцепился от меня. — Почему ты не можешь мне ответить! — повысил голос Хан и впился короткими ногтями в руку. Канат медленно рвался при повторном шаге. Прорезь находилась в самом конце, ему не остановить неизбежное, финал только один. — Я говорю, чёрт тебя побери, отвали от меня! — Ли оттолкнул Джисона, тот чертыхнулся и упал в лужу. — Значит.. Всё до этого было ложью? — его плечи вздёрнулись, а голова опустилась. Вставать не хотелось, зрение мутнело с новыми подступающими слезами. — Ты обманывал меня всё это время? Всхлип. — Так и скажи.. Пожалуйста. Минхо смолк и перевёл взгляд на сидящего в грязи парня. Лица Джисона не было видно и это к лучшему, не пришлось бы стыдиться своего измученного опухшего лица и реку солёной жидкости, перемешивающейся с моросящим дождем. Вся одежда промокла, грязь и чувство липкости распространились по телу, но сил встать не имелось; ранее тёплый ветерок стал ощущаться холоднее, Хан озяб и подрагивал, сдерживая недуг в виде надвигающейся истерики. — Я не люблю тебя, Джисон. И сорвало все тормоза, Хан кротко всхлипнул и зарыдал. Со стороны это выглядело жалко, но остановиться просто не мог. Он обхватил себя руками и уткнулся в колени, хныкая. Ему показалось, что никого здесь нет и Минхо в том же числе. Джисон медленно поднял голову и встретился с безразличным взором, режущим только что разбитое сердце, делающим невыносимо больно. Вот, что испытывают люди, которым врали и которых использовали? — М-Минхо.. пожалуйста, по.. стой.. — он заикнулся и попытался встать, но снова упал. Джисон елозил по карманам и вынул оттуда букетик цветов, с немалыми усилиями встал и дрожащей рукой протянул их. — П-Пожалуйста. Ли обвёл самодельный букет равнодушным взглядом и взял. Не посмотрев на хныкающего парня, он провёл пальцем вдоль общего сплетённого стебля и разломал ровно пополам. Чужое сердце на миг замерло. — ...Минхо? Хан непонимающе глянул на него. Сердце восстановило былой ритм, но стучало медленнее, плавно растекаясь в красную лужицу. — Я не люблю тебя, не любил и никогда не полюблю. Треск. Оставшийся кровавый сгусток отвердел и мгновенно треснул, разломался на острые осколки. Последствия разбитого сердца не нужны никому, теперь им быть только втоптанными в многолетний асфальт, скрываясь от чужих глаз и пытаясь восстановить не прежнюю форму, но хотя бы слиться в подобие капли и покрыться толстой прочной оболочкой, желательно с шипами. Джисон глубоко вдохнул и зажмурился. Белые израненные цветы неподвижно лежали напротив него, лепестки их, покрывшиеся слоём грязи, колыхались на ветру и словно тоже плакали вместе с виновником их короткой жизни. От Минхо тоже след простыл и тогда Хан зарыдал навзрыд, опершись о кирпичную стену и обхватывая свои колени. — Джисон? Он разлепил веки и увидел перед собой размытый силуэт, нависнувший над ним. Тот смотрел на него обеспокоенно. Хан сквозь слёзы разглядел Минхо и вцепился в его предплечья, уткнулся ему в изгиб и заплакал сильнее, закинув руки за шею. — Я сделал тебе больно? — Джисон слышно захныкал, загнанно дыша. — Я люблю тебя, люблю тебя, Минхо! Слышишь? Блядь, люблю! Неожиданно стало легко, вес на нём исчез, и Хан подумал, что всё это было лишь обнадёживающей галлюцинацией. Чего он не ожидал, так это удивлённого и смотрящего с нежностью на него Минхо, после нежно целующего его в уголок рта. Под Джисоном мягко и тепло, простынь приятно обволакивала медовую кожу и скользила вдоль обнажённой спины, пересчитывая острые позвонки. В комнате пахло свежестью и вишнёвыми нотками, в воздухе повисла тишина, прерываемая тихими всхлипами и шмыганьем заложенного носа. — Я тоже люблю тебя. — ...что? — Я люблю тебя, Джисон. Любил, люблю и буду любить Горло заволок ком, отчего речь давалась ему с трудом. Джисон ошарашенно смотрел в чужие глаза, ища любые признаки лжи. — ...л-любишь? — Люблю. Губы соприкоснулись с чужими. Аккуратно и нежно, это невинный поцелуй. Руки обхватили чужое лицо и вложили все накопившиеся за время чувства, спустились ниже на шею и повисли на ней, легонько впиваясь и царапая загривок. Медленные и тягучие поцелуи, мягкие и невесомые касания, искреннее хихикание и совсем тихое-тихое: «люблю». А на окне неподвижно стояла и отсвечивала проникающий вглубь комнаты свет стеклянная банка, с восьми белоснежными подснежниками, сплетенными между собой бордовой верёвочкой.