Ты теперь не сможешь мне сказать: нет!

— Ты теперь не сможешь мне сказать «нет»! — Послышался треск ткани. Девушка, прикованная цепями к кровати, замычала через кляп. По её лицу покатились слёзы страха и боли. — О Лифея, как же ты прекрасна. — Мужчина, нависавший над ней, не был человеком.       Это был тёмный эльф со смуглой кожей, песочными глазами и серебристыми волосами. Его длинные уши немного дёрнулись, выдавая нетерпение. Он столько ждал этого момента, да, в первый раз он увидел святую вражеской страны, когда ей было около двенадцати. Это светлое и наивное дитя не испугалось его и излечило смертельные раны, спасая его жизнь. И даже спрятала его от людей, нежно улыбаясь, несмотря на войну. Тогда Шуре и понял, что она должна стать его. Но не мог ничего поделать, ведь вскоре святую забрали в столицу человеческого государства.       Шуре не смог с этим смириться и пробился в генералы армии, им управляло только одно желание: забрать тот свет, что спас его, себе. И так, спустя восемь лет с той встречи армия его страны захватила столицу людей. А святая Лифея была взята в плен. В награду за заслуги ему позволили забрать её себе. Но сколько бы Шуре ни был нежен и заботлив, запертая девушка отвергала его. И вот терпению эльфа пришёл конец.       Мужчина рассматривал следы, что остались на нежной коже девушки после болезненного разрывания одежды на ней. Невинная, никем не опороченная дева смотрела всё тем же светлым взглядом, что и восемь лет назад. Шуре нежно стал гладить напряжённое тело святой, её нежную кожу. — Какая жалость, что ты меня не помнишь. — Его взгляд был полон любви и желания. — Но ничего, это неважно, я запомнил каждую секунду. — Эльф наклонился к ней, проводя языком по её уху.       Девушка старалась дёрнуться в сторону, но сильная рука удержала её голову на месте. Его язык был немного длиннее человеческого и немного заострённым, позволяя Шуре не пропустить ни одного миллиметра нежной кожи. Мужчина уже совсем не замечал страха в глазах своей любимой. Столько лет он мечтал о ней. И с тех пор, как они виделись, девушка расцвела, став самым прекрасным цветком. Он провёл языком по её щеке, оставляя мокрый след, а после увидел, как струйка слюны стала стекать от уголка губ Лифеи. Девушка не могла сглотнуть из-за кляпа, связанная, она совсем не управляла своим телом, находясь в довольно унизительной ситуации. Шуре же блаженно стал слизывать мокрую дорожку. — Ты такая вкусная. — Его ушки дёрнулись в блаженстве.       Месяц прошёл с тех пор, как она оказалась в его руках, а он не позволял себе лишнего. Он кормил её лучшей едой, приносил лучшие вещи. Мало того, что позволил ей молиться человеческому богу, так и маленькую святыню разрешил в комнате сделать. А тёмные эльфы считали религию людей ересью, которую надо искоренять на корню. Но Шуре ради неё смирился с этим, даже помогал, хотя это можно было бы назвать преступлением против своей страны. Эльф старался всеми силами сделать её жизнь лучше, несмотря на заточение. Но Лифея не оценила этого, сторонясь его. И поэтому сейчас, когда он отбросил всю осторожность, когда он воплощал свои желания, это было счастье. Экстаз от прикосновений к ней поглощал его, заставляя позабыть о чувствах девушки. Одержимость ей брала верх, над желанием быть хорошим в её глазах. Раз она его отвергает по-хорошему, то ей придётся смириться с реальностью. Она больше не почётная святая дева, а пленница. Женщина, что была передана в награду, словно вещь. — Лифея, прекрасная Лифея, моя Лифея, — повторял мужчина как одержимый, целуя и вылизывая тело девушки. — Как ты вкусно пахнешь, так и хочется скушать тебя.       Тёмный эльф прикусил кожу на бедре, заставив девушку вскрикнуть, но послышалось лишь приглушённое мычание. Святая задёргалась, но цепи не дали ей сжаться, лишь немного поёрзать. Ей было страшно, очень страшно. Впервые Шуре вёл себя так с ней. Сначала она его побаивалась, думала, её казнят, как и большинство из церкви, что занимали высший сан. Но на удивление этого не случилось, с ней обращались настолько хорошо, что жизнь в церкви рядом не стояла. Её всегда учили быть милосердной, жертвенной и скромной. Она пример для народа.       Лифея жила в часовне, в которой были лишь кровать, стул, стол и полка с книгами. В её комнате было лишь одно окно и пару шагов свободного места. Из одежды у неё были лишь церковная одежда и одно платье для мероприятий. Ела она лишь самую простую еду, чтобы быть ближе к народу. Лишь на приёмах знати она могла попробовать иные блюда. Иногда люди, которых она исцелила в тайне от церкви, дарили ей что-то вкусное. Но если она попадалась епископу, то её запирали на три дня без еды.       В плену же всё было иначе. Она жила в просторной комнате, что больше была похожа на банкетный зал, по её мнению. Девушка могла делать всё, что желала. Но ей вспоминались слова епископа: «Все остальное лишь искушение». А что, если тёмные эльфы так хотят её извратить и испортить? Такие мысли не давали ей покоя, заставляя её напрягаться от каждого жеста доброты со стороны Шуре. Но сейчас она поняла ,как ошибалась. Отвергая его доброту, она вынудила его пойти на жёсткие меры.       Лифея, может, бы и смирилась с такой судьбой, но боялась потерять свою силу. Разве святые не должны быть непорочны? Она боялась, что бог ей не простит связи с мужчиной, а тем более с тёмным эльфом. Но уже не могла ничего с этим делать. Её воспитали очень скромной, заставляя привыкнуть быть лишённой всего. И страх изменений терзал её душу, заставляя молиться каждый день, замалчивая всё благо, что она получила от врага.       Но вот конец всему, нет никакого выхода из сложившейся ситуации. Она не может пошевелиться, она не может ничего сказать. Только Шуре мог решить её судьбу. Она не помнила его, точнее, она считала, что всю жизнь росла в главном храме. Она не помнила ни родителей, ни деревни, в которой жила, ни тем более эльфа, которого спасла. В итоге она была лишь инструментом церкви, что использовала её для своей выгоды, не давая ничего. Они отняли у неё всё, а Лифея об этом не подозревала. Даже если ей все будут говорить об этом, она не поверит в это просто так. Её вера в бога была уж слишком велика. Девушка не сможет поверить, что те, кто служат высшему созданию, могут нести зло.       Пока святая тряслась от страха и читала про себя молитву, тёмный эльф вылизывал её тело. Его язык оставил мокрую дорожку от места укуса на бедре, поднимаясь к её животу. Он наслаждался каждой секундой, каждым миллиметром. Тем временем он добрался до груди святой. Как же она его завораживала. Он прильнул к затвердевшему от холода и страха соску. Его язык скользил по нему, обводя кругом. Лифея дёрнулась, ощущая странное чувство, её тело покрылось мурашками. Что с ней происходит? Это какое-то колдовство? А разве эльфы могут очаровывать? Нет. Тогда почему чем больше, тем ей самой становится приятнее. Её напряжённое тело, не знающее ласки, жаждало её. Рука Шуре скользнула вниз, его длинные и тонкие, по сравнению с человеческими, пальцы стали поглаживать трусики. Нежно и осторожно, словно показывая, что эти прикосновения не так плохи. Сначала девушка пыталась, несмотря на цепи, сдвинуть ноги, но поняв, что это невозможно, сдалась окончательно. Всё было бесполезно, мужчина словно не видит её слёз. Святая сдалась, она лишь смотрела в потолок, молясь, но её мольбы не были услышаны никем. Тонкие пальцы с удивительной силой разорвали последний элемент одежды, причиняя очередную порцию боли. И снова он ласково гладил её между ног. — Лифея, ещё немного, и мы будем связаны с тобой навсегда. Ты больше не будешь стареть и проживёшь столько же, сколько и я. — Сказав это, Шуре протянул руку к тумбочке, взяв с него кольцо и надевая его на палец девушки. — Ты станешь моей женой, я так счастлив.       Кольцо болталось на пальце, но стоило эльфу уколоть свой палец и нанести на её капельку крови, как оно тут же плотно село на руке. От кольца по всему телу начался расходиться жар. Казалось, тело святой горело, ей казалось, что она задыхается. Девушка снова замычала, испугано смотря на мужчину, не понимая, что происходит. Но он продолжил свои ласки. В глазах девушки всё поплыло, она забыла все молитвы. И вот он в неё вошёл. Боль, невнятный вскрик сквозь кляп. Тёмный эльф прищурился от удовольствия, шевеля своими ушками. Его мечта сбылась, святая дева теперь его навеки. Он стал снова вылизывать её лицо и шею, дожидаясь, когда тело девушки перестанет его сжимать так сильно. И только стоило Лифее привыкнуть, как он начал двигаться в ней, медленно и размерено, словно пытаясь всё почувствовать, всё проверить. Мужчина продолжал ласкать её тело руками и языком. И вот святая издала странный звук. Это был первый приглушённый стон. Радостная улыбка появилась на его лице, его любимая наконец-то застонала. Он стал целовать её плечи, грудь с большим энтузиазмом, желая услышать ещё раз этот прекрасный звук. Эльф стал двигаться в ней уверенней и ритмичнее. Лифея застонала, отдавшись удовольствию и жару в её теле. Она потеряла девственность, потеряла страну и храм. Ей оставалось лишь сдаться. Она больше не святая. У неё ничего не осталось.       Шуре вслушивался в каждый приглушённый стон. В следующий раз желая услышать их полноценно, без кляпа. Она теперь его. Святой не убежать, пока на ней то кольцо. Теперь их души, даже сама жизнь связаны, и это исправит лишь их смерть. Подавшись этой радости, он не сдержался, начиная входить в деву грубо и резко. Он вжимал её в мягкий матрас, наседая с новой силой. Лифея начала дёргаться, её тело не было готово к такому напору. Цепи натянулись, причиняя боль запястьям и лодыжкам. Её мышцы напряглись, стоны и крики приглушались кляпом. Ей было хорошо и плохо одновременно. И вдруг всё внутри девушки дошло до напряжения и так же резко спало. По её телу пробежала волна удовольствия, заставляя чуть ли не задохнуться на мгновение, мышцы влагалища стали сокращаться, заставив эльфа издать полустон-полурык, кончая в неё. Цепи в последний раз звякнули, и святая перестала дёргаться, пытаясь отдышаться.       Шуре тоже лёг рядом, выравнивая дыхание. Он был настолько счастлив, что готов был сейчас же рассмеяться в голос. Немного переведя дух, он решил освободить Лифею. Первым делом был снят кляп. Тёмный эльф не спешил, он с наслаждением смотрел, как слюнки тянулись вслед за кляпом. Как милое личико было испачкано в них, наравне со слезами. Затем он неспешно стал освобождать ноги. Целовал её ступни, следы, оставшиеся на лодыжках. Всё это было теперь его. И вот он освобождает её руки. Целуя каждый её пальчик, потом ладонь, спускаясь к следу на запястьях. Его уши снова дёрнулись в блаженстве. Но стоило ему освободить последнюю руку, как девушка оттолкнула его. Прикрывшись одеялом, дева разрыдалась. — Я больше не святая, так отпусти меня, я не имею ценность, — выпалила она. Девушка потеряла всё, для чего жила, ведь она только и знала, как быть святой. — Мне неважно, святая ты или нет. — Эльф протянул к ней руку, начиная гладить её по щеке. — Для меня нет ничего ценнее тебя. Я сделаю всё, что ты попросишь, кроме одного. Я не могу тебя отпустить. — Но как мне жить… Я… Я… — Ну что с тобой поделаешь? — Шуре взял меч у своей кровати и глубоко порезал свою ладонь, густая, коричневатого оттенка кровь стала капать на простыню. — Зачем? Что ты делаешь?! — Лифея тут же ухватила его за руку, подаваясь своей доброте. И свет окутал рану. — Что? — растерялась святая, смотря, как рана затянулась. — Но как? — Она не понимала, почему не потеряла силу. — Люди лживые существа, неважно, кто они, — усмехнулся тёмный эльф, которого забавляла растерянность святой. — Это только ты такая святая простота, вот тобой и воспользовались. И ты всё ещё веришь тому, чему тебя учили? — Девушка замерла потупив взгляд, всё, что она знала, во что верила, рушится на глазах. — Не переживай. — Он обнял Лифею, что теперь совсем ничего не понимала. — Не нужно спешить, просто верь мне и только мне, я тебе никогда не лгу. Я единственный, кто по-настоящему тебя любит. — Он гладил её по волосам, успокаивая и зная, что мир святой больше не станет прежним.