Время — это вечный круг. Ветер — это нежный друг Звёзды — это первый дом. Люди — иллюзорный сон.
***
Данис иногда мог выпить с уральскими городами. Как например сегодня. Он сидел и перебирал струны, пока Юра открывал ему очередную бутылку пива. Костя же дремал, развалившись на кресле, а Илья отправился в «уборную». Остальные уже разошлись, ссылаясь на свою занятость. После того как прошёл самый раж, делать ничего не хотелось. — Чё киснем? — Чуть касаясь из стороны в сторону в зал вошёл Томин и приземлился рядом с Юрой. — Думал, мы посплетничаем, пока дам нет, а вы как старики. — А кто мы по-твоему? — Приподняв бровь спросил Данис, — Мне скоро полвека будет, если ты не забыл. Под тихое сопение Кости и ленивые звуки гитары, разморило даже Юру. Илья посмеялся и пошёл за пледами, накрывая спящих друзей, один из них давая Уфе. Посмотрев на брата, Данис отставил инструмент и подобрал ноги под себя. Плед был тёплый, если быть честным, душный, было хорошо. — Влюблялся когда-нибудь в смертного? — Неожиданно задумчиво спросил Курган, отхлебнув разом весь виски из стакана. — С чего бы? Я же не дурак. — А вот я, похоже, дурак! — Агидель наконец впервые за вечер нормально посмотрел на Илью, не слушая его весёлый голос, и увидел тоску и что-то особенное в его глазах, — Я влюбился в смертного, когда мне было где-то лет сорок отроду… — «Смертного»? — Удивлённый Данис задёрнул бровь. — Именно, — Подтвердил Курган, — самое грустное, что я даже не помню его лица, только спину, когда он встал на мою защиту. Колчан со стрелами и лук с туго натянутой тетивой, вот что я запомнил. — Уже мертвецки пьяный он продолжил, — Его конь был красивый-красивый, весь черный, но с ромбиком на лбу и четырьмя носками… Хоть убей, лица не помню. Не сказать, что Уфе были интересны сердечные метания Ильи, особенно его пьяный лепет, но что-то кричало, что это важно. Особенно когда тот, кто ведёт себя обычно как жигало открывается с новой стороны. Гитара сама попросилась в руки и Данис её всё-таки взял. А Илья смотрел из-под ресниц и улыбнулся как-то неопределённо, чуждо своему образу и лицу. Но так по истинному возрасту. — Я так его люблю, его мощную спину… Он тогда меня поругал на родном языке, не помню даже, то ли татарский, то ли башкирский, а может вообще ногайский… Я искал его с той попытки разграбления, но мне сказали, что он был убит по пути в Казань. — Ты лишь привязался к образу защиткика и счастлив его любить. — Отчеканил Уфа в любимой манере, но тут же осёкся. — А что, нельзя? — Илья вплотную сел к Данису и заглянув ему в глаза спросил: — Я просто хочу увидеть его ещё хотя бы раз, нельзя? Только одним глазком, — Нижняя губа Илья задёргалась и он надсадно задышал, слабо повторяя, — нельзя? Я ничего не помню! Только лошадь и лук со стрелами, а я хочу увидеть лицо, даже если оно изъедено оспинами… Мне всё равно, если нет человека уродливее его на свете… Нельзя? — Нельзя. — Отчеканил Агидель. — Смертного, после трёхста лет жизни ты не увидишь. Даже его потомки под вопросом. Илья нашарил руками плед и и закутался в него, обиженно бурча что-то под нос. Он завозился, а потом вскочил с места и побежал к себе в спальню. Хоть и немного, но Денису даже стало интересно, что могло случиться. Вот уж глупость, полюбить смертного до одури, до того, что оспа не страшна. — Вот, он мне подарил, мне многих трудов стоило сохранить его в первозданном состоянии. — Илья горделиво вздёрнул нос, открывая шкатулку, в которой как самая большая драгоценность, лежал бронзовый волчий клык с мелкими башкирскими письменами, — Он сказал, что это сбережёт меня. Нежное выражение лица пьяного Томина полностью выражало нетерпение. Только вот, у Даниса чуть не выпала гитара из рук. Оказывается, судьба превратнее, чем хочет показаться. Именно этот кулон Агидель с своё время отдал мальчишке смертному. О существовании этого украшения можно было бы забыть, но слова на них высеченный были его рукой. — Ты знаешь… Знаешь, что там написано? — Да, там на башкирском: «Когда луна покажет своё новое лицо, я восславлю славные великие горы, в которых был рождён…». — Илья не стал читать дальше, — Там намаз. Я не смею читать… — Весело… — Ухмыльнулся Уфа, — А если он был не смертным, что бы ты сделал? — Я? — После некоторых раздумий, лицо Ильи будто засветилось и он улыбнулся так искренно и нежно, что у Даниса защемило в груди, — Я поблагодарю его за спасение и за то, что мог любить его в своём сердце. Уфа ничего не смог ответить. Он никогда не посмеет сказать правду. Он не имел права на это чистое чувство.***
Данис схватил застывшего мальчишку за рубаху на спине и затащил на своего коня. Правду говорили, больно много проблем с этим Курганом. Кто только на него слюни не пускает. Ещё больше раздражает, что смертный ребёнок оказался в самой гуще событий. Теперь непонятно, куда того засунуть. — Беспризорный мальчишка! Не сиделось тебе дома! Смерти ищешь? Непутёвый! В ответ на ругань послышались испуганные всхлипы. Данис приказал командующему прикрыть его, а сам поскакал к городу. Уже на месте он сошёл с коня и спустил напуганного мальчика. У того были изодранный руки и колени, а вполне богатые одежды выглядели ужасно. «Непутёвый» — снова цокнул Уфа и сняв с шеи свой амулет, надел на тонкую детскую шею. — Себя береги, и на рожон не лезь… Ей Богу, непутёвый.