***
Вуаль со шляпы развевается на ветру, сине-фиолетовые пряди чёлки лезут в глаза. Юноша сидит на верхушке горы и наблюдает за странным самураем. Его меч точным движениями рассекает воздух, а движения лёгкие и непринужденные. Он словно находится далеко от этого мира, где-то в своём измерении. Все хиличурлы вокруг него умерли от одного его непринуждённо движения. Он определённо неплох. Проницательный взгляд тёплых алых глаз поднялся вверх, заметив наблюдателя. Он определённо неплох.***
На равнине было хорошо видно звезды. Фальшивое небо выглядело неплохо, но всё же на вид было слишком неубедительным, не похожим на настоящее. Скарамучча смотрел на него, едва не заливаясь смехом оттого, насколько же глупы все остальные. Рядом послышался шелест травы и чужое присутствие. Самурай сел рядом и принялся рассматривать фальшивку. — Я так и не спросил как тебя звать? — Скарамучча. — Казуха, — парень мягко улыбнулся и протянул руку, на что второй опешил, но всё же пожал руку. И в тот же момент пожалел о том что пожал. Глаза расширились от ощущения тёплой кожи в своей руке. Вот сколько лет к нему никто не прикасался? Очевидно, что много, раз он уже забыл как ощущается тепло других людей. Быстро прийдя в себя, он отпустил руку, замечая непонимание такой реакции в чужих глазах. Благо, тот не стал донимать расспросами и тактично сделал вид, что ничего не заметил. — Ну и что ты так смотришь на это небо? — Я не на небо смотрю. Я слушаю ветер, — парень прикрыл глаза, будто наслаждаясь тем, как лёгкий порыв ветра щекочет кожу. — Может ещё землю послушаешь, она наверное тоже что-то интересное скажет, — Скарамучча закатил глаза, но юноша а спокойно реагировал на его слова. — С детства я хорошо слышу ветер и запахи. Если неподалёку будет что-то опасное, я узнаю об этом первым. Ветер доносит мне всё обо всех. — Ну и что же он сказал обо мне? — юноша нахмурился, стараясь не рассмеяться. — От тебя веет электричеством, но это не из-за твоих способностей. Ты наполнен агрессией и злобой на мир, от тебя веет слезами, я их чувствую в воздухе особенно сильно. Ветер сказал мне, что ты несёшь раздор и хаос, но внутри ты сломлен. Твоя душа ранима, но ты не признаешь этого ни за что. — У меня нет души и нет сердца. Мне чужды человеческие чувства и эмоции. Я не человек и никогда не стану им. Не сравнивай меня с ними. — Я не сравниваю. Но у тебя есть чувства, как бы ты их не отрицал, — Казуха потянулся и обнял Скарамуччу. Его словно прошибло током, а собственное тело не хотело слушаться, не хотело оттолкнуть наглеца. Внутри всё сжималось от странных чувств, ощущений. По щеке скатилась одинокая слеза. — Видишь, — голос раздался совсем близко, собственное холодное безжизненное тело непривычно окружало тепло. А от чужой шеи, в которую он уткнулся, веело необычайно сладкими цветами и морем. Аромат заполнил собой всё сознание, навсегда отпечатываясь в памяти и не желая оттуда выходить.***
Скарамучча завершил свою миссию в Инадзуме, забрал сердце Бога и больше не возвращался в Инадзуму. Он не хотел бы в неё возвращаться никогда, ведь она наполнена самыми счастливыми и одновременно несчастными воспоминаниями. Там он родился, вырос и там он изменился в корень, там его предали и не один раз, там его выбросили как ненужную вещь. Но как бы он не хотел признавать, он постоянно думал о том милом парне, который видел его насквозь. В груди больно тянуло от воспоминаний о нём, и спазмом сжималось горло. Странное чувство тепла проходилось по всему телу, следом отдаваясь холодом. Алые глаза и такая же прядь волос среди пепельно-белых точно отпечатались в голове вместе с мягкой улыбкой. В ней не были злости, фальши, лжи. Она была настоящей… Хотелось вновь услышать мягкий голос, который звучал без упрёков и насмешек. Этому идиоту было даже наплевать кто он и сколько всего он натворил. В нём не было недоверия и неприязни, которую так открыто показывают все остальные. Но как ведь говорят, мы ценим только когда теряем.***
Шли месяца, густой чередой текли события. Мягкая улыбка Казухи постепенно утекала из воспоминаний. Начинало казаться, что это был какой-то сон или галлюцинация, плод его поломанного воображения, но никак не реальность. В реальности остались лишь слезы, отвратительные прикосновения Дотторе, холодные резиновые перчатки, белая кушетка. Чувства были на нуле. Лишь ночью, когда он оставался один, в свете луны блестели слезы на щеках и скатывались по подбородку. Само своё существование и вовсе казалось бессмысленным. Богом он так и не стал, он лишь позорно летел на пол с огромной высоты с абсолютно потухшим взглядом, в котором не осталось ничего.***
Скарамучча сидел на склоне и смотрел на поднимающееся солнце. Наступает очередной бессмысленный день, а желание сдохнуть всё сильнее и сильнее. Вокруг него кружат кристальные дендро бабочки, а горло сжимается спазмами, когда сознание рисует вместо них электро бабочек и несколько обычных белых бабочек. Лучи солнца проходятся по горизонту и освещают Сумеру. Всё кажется слишком зелёным, слишком тошнотворно-живым. Юноша зажмурил глаза, желая просто исчезнуть или вернуть время назад, желая сбежать из реальности и быть где угодно, но только не в Сумеру — Так внимательно любуешься лучами солнца? Тело будто бы проткнули насквозь мечом. Глаза удивлённо расширились и уставились на лицо парня. Горло с силой сжималось, не давая сказать ни слова в ответ, оставляя возможность лишь пялиться на умиротворенную улыбку. Из глаза незаметно покатилась слезинка, но юноша и не заметил её, пребывая в шоке. Кадзуха подошёл и так же легко заключил Скарамуччу в объятиях. Слезы текли с ещё большей силой. Юноша обнимал тело, всё дрожащее от всхлипов. Оно было очень сильно напряжено, холодный кончик носа уткнулся изгиб плеча, шея немного намокла из-за чужих слез, но это ведь совсем не важно. Намного важнее было то, что тело расслабляется и перестаёт трястись во время поглаживаний по спине. Намного было важнее то, что чужие руки обхватили его в ответ и скрестились сзади. Каэдэхара одарял его всей нежностью, на которую он способен, а кукла едва верил, в то что он настоящий, в то, что он стоит и без какого-либо отвращения прижимает к себе монстра, бездушного убийцу и шепчет: «Тише, тише, расслабься». А тело как будто инстинктивно повинуется ему, его как будто парализовало. Солнце уже почти полностью вышло из-за горизонта, но парни всё ещё сидят вместе и безо всякой надежды когда-нибудь насытиться обществом друг друга. Скарамучче не хотелось его отпускать. Настолько сильно он привязался к юноше. Но выражать свои мысли словами было очень сложной задачей для него. В голову сразу лезли сотни, тысячи, миллионы сомнений, которые обрезали всё развитие мысли, но ещё меньше было желание снова потерять его без надежды на воссоединение. — Казуха, — позвал его юноша, обдумывая своё дальнейшее предложение. — Мм? — тёплые алые глаза с интересом изучали его лицо, наблюдая за бурей в его мыслях. — Могу я странствовать вместе с тобой? — внутри всё сжалось в ожидании ответа. — Конечно, буду рад твоей компании, — и снова эта тёплая улыбка без насмешки, безо всякой лжи и ненависти. — Спасибо? — юноше казалось, что он говорил это слово кому-либо в первый раз, настолько неестественно оно звучало из его уст. И пусть день сменяет ночь, пусть ясное небо затянется тучами, пусть лето сменит холодная зима и занесет всё в округе белым снегом, но я желаю лишь одного — чтобы твое присутствие было неизменно, чтобы тепло твоего тела вечно грело меня, чтобы твоя улыбка создавала во мне заново душу и заполняла собою пустоту в груди, вместо которой должно было находиться сердце***
Скарамучча странствовал с Казухой уже месяц, а чувства к нему всё теплели и теплели. Появлялись странные, незнакомые ранее ощущения, когда он смотрел на него, появлялись странные ощущения внизу живота, всё сильнее хотелось прижать его к себе и не отпускать и целовать, целовать, целовать. Раньше он не понимал, зачем люди вообще это делают, раньше его только выворачивало от подобного, а сейчас он готов был вечно касаться его тела, не отпуская его никогда. Все мысли смешивались и перепутывались между собой, оставалось неизменным лишь желание, которое он сдерживал, до последнего отрицая. Парни сидели возле озера в Ли Юэ. Один из них наблюдал за озером и искренне восхищался его видами, а другой наблюдал далеко не за озером, а рассматривал мягкие черты лица, внимательные алые глаза, прядку волос, что была схожа с листом клена по цвету, наверняка очень мягкие губы, которые часто изгибались и лёгкой полуулыбке. Светлые волосы хотелось распустить, и зарыться в них пальцами. — Что ты так на меня смотришь? — усмехнулся Каэдэхара — Ты просто прекрасен, — протянул Скарамучча, ещё не до конца осознавая, что он сказал это вслух. Рука Кадзухи потянулась к лицу куклы. Ладонь опустилась на щеку и провела большим пальцем по скуле, будто наслаждаясь ощущениями и удивлённым жадным чужим взглядом. — Ты даже не представляешь, на сколько прекрасен ты. Глаза Скарамуччи слегка начали слезиться, они без слов выражали всю благодарность парню просто за то, что он есть, за то, что он с ним. Кадзуха приблизился и потерся кончиком носа о щеку, следом аккуратно целуя её. У Скарамуччи всё сжалось внутри, и будто бы стерлась последняя грань, которая сдерживала его. Он обхватил двумя руками лицо юноши и припал к чужим губам. Прикрыв глаза, он окончательно потерялся в ощущение, когда Казуха отвечал ему, целуя в ответ и играя с его языком. Скарамучча слегка прикусил его нижнюю губу и зализал ее, когда Кадзуха усмехнулся прям в поцелуй. Они целовали друг друга, выражая всё то, что нельзя было сказать словами. Они оба были счастливы дарить друг другу поцелуи и прикосновения, до самого конца жизни.***
Они сняли номер в Ваншу, чтобы переночевать и отправиться странствовать дальше. Лунный свет освещал комнату и два силуэта. Скарамучча начал напористо целовать Кадзуху, намекая на что-то большее. Тот довольно улыбнулся и, отстранившись, принялся усыпать поцелуями всё, что видит: шею, щеки, лоб, ключицы. Слегка прикусив кожу на шее, он посмотрел на Скара, спрашивая разрешения, и тот кивнул. Каэдэхара взял его за руку и повёл до кровати и, сев на неё, потянул возлюбленного на свои колени. Скарамучча был удивлён таким разворотом событий, но ничуть не против. Казуха аккуратно снял него верхнюю часть одежды и провёл руками по обнаженному телу. — Просто прекрасен, — Каэдэхара наслаждается видом его тела и получает ещё большее эстетическое удовольствие, чем от вида того озера. Скарамучча млеет от таких нежностей, в то время как юноша продолжает целовать его, а горячие руки проходятся по спине, ощущая там странные шрамы. Но они никак не портят его прекрасный вид. Его ничего не испортит. Казуха слегка прикусил кожу на выпирающих ключицах, пальцами играя с сосками. Послышался тихий протяжный стон Скарамуччи. Он не привык к таким ощущениям, не привык, когда к нему относятся с такой нежностью. По щеке скатывалась слеза от переизбытка ощущений. — Оказывается, ты такой тактильный, — прошептал ему на ухо Казуха и прикусил мочку уха, на что Скарамучча отозвался едва слышным стоном. Каэдэхара аккуратно стёр со щеки дорожку слез и принялся целовать в губы, попутно оглаживая бока возлюбленного руками и стараясь передать всю свою любовь ему. Казуха долго смотрел Скарамуччу. Его голубые глаза отливали фиолетовым, прямо как волосы, а собственные алые погрязли в них, как в вязком болоте, не тая и доли надежды на то, чтобы выбраться. На веках, вокруг глаз лёгкой дымкой растушеваны красные тени, что слегка размазались от слез. Выглядит просто прекрасно. Взяв возлюбленного под бёдра, Каэдэхара повалил его на кровать, в то время как сам, нависнув над ним, стал снимать оставшуюся одежду. Скарамучча тоже начал стягивать одежду с парня, едва отрываясь от его губ, словно его поцелуи были такой же важной вещью как и дыхание для человека. Скара уже успел стянуть с волос резинку, что удерживала их в хвосте, и теперь его руки невозможно было оторвать от мягких прядей. Рука Казухи опустилась ниже, прошлась по бедру, опустилась на уже вставший член и провела по нему. Он наблюдал, как юноша стонет с лёгким смущением, как алеют его губы от поцелуев. Он, определённо, хотел бы почаще видеть такую картину. Каэдэхара постепенно наращивал темп, но так и не давал кончить. Под внимательным взглядом Скарамуччи, Казуха встал и подошёл к прикроватной тумбочке, на которой стоял пузырёк с ароматическим маслом. Он подошёл обратно к возлюбленному и снова спросил, готов ли тот, не желая принуждать к чему-то или переходить границы. Скара просто кивал и был искренне благодарен ему за то, что тот так возится с ним. — Если тебе захочется, ты всегда можешь сказать мне и я прекращу в ту же секунду, запомни это. Каэдэхара поднес пальцы к колечку мышц, сначала вводя один палец и нежно массируя. Он втянул возлюбленного в поцелуй, чтобы отвлечь и снять напряжение. Следом добавился второй палец, в то время как Скарамучча уже откровенно стонал в поцелуй, желая большего. С третьим пальцем он стал уже сам насаживаться, попутно покусывая чужие губы. В один момент пальцы исчезли, внутри осталась неприятная пустота, а Казуха сильнее развёл ноги возлюбленного и устроился между ними. Он поцеловал внутреннюю сторону бёдра и вошел сначала наполовину, останавливаясь и давая привыкнуть. Скарамучча застонал, от ощущений заполненности, что были ранее неизвестны. Он уткнылся в чужую шею, вдыхая самый родной запах. Казуха начал двигаться плавными медленными движениями, постепенно немного ускоряя темп. Скара извивался от переизбытка ощущений и крепко держал за руку Каэдэхару. Оргазм подступал к ним, заставляя двигаться чуть быстрее. Скарамучча кончил первым, сильно сжимая внутри член Казухи, после чего тот, едва успев выйти из него, кончил. Каэдэхара обнял своего возлюбленного, поправил спутавшуюся чёлку и нежно поцеловал его, пока тот спокойно прикрывал глаза и желал никогда не разрывать эти объятия. Казуха уже уснул и тихо сопел на плече Скарамуччи, в то время как тот смотрел на его умиротворенное лицо и просто хотел, чтобы так было вечно. И ему не нужно было ничего более, лишь его тёплые объятия, слова и поцелуи. И для этого даже не нужно было быть божеством, не нужно покорять мир, не нужно сердце Бога и всякое прочее. И пусть его ненавидит хоть весь Тейват, ему всё равно будет наплевать, если с ним рядом будет Казуха. И пусть их имена никто не будет знать, пусть их значение в этом мире будет ничтожно, но они будут жить, пока из значение друг для друга будет превышать любые возможные единицы во всей вселенной. На моём плече засыпает моё счастье Счастье…