Якорь

— Макс… — нарочито усталый голос тянет гласные. Родной голос, тихий, властный, спокойный, вечный. Утопающий в тишине кабинета самой высокой башни Иафаха. — Ты обещал дать мне дочитать. Макс появляется на подоконнике, позади кресла. У него в руках тлеет сигарета, он безбашенно улыбается и дышит прерывисто. С лохматых волос капает вода в перемешку с кровью — лоб прочертила некрасивая, неровная красная полоска. Великая Магистр делает (хочет сделать) вдох на двенадцать, но ноздрей касается сладкий запах вершительской крови. Шурф моментально оказывается рядом, в одно движение, она грациозна словно кошка, даже магистерская мантия не шелохнулась лишний раз. Умная ткань понимает, когда нужно красиво и эффектно развиваться вокруг стройных ног хозяйки, чтобы все Послушники и Младшие Магистры млели; когда устрашающе раздуваться, чтобы Старшие Магистры расползались по темным щелям коридоров; а когда уютно обволакивать, чтобы Шурф могла позволить себе еще один пирожок авторства леди Сотофы. Сейчас умная ткань не мешает — хозяйка сосредоточена. Пришел ее Вершитель — а с ним шутки плохи. Шурф пускает по телу Макса простенькое целительское заклинание — «рентген и МРТ в одном флаконе», лаконично заключает он. Второй рукой отводит непослушные светлые пряди со лба, ее тонкие пальцы оказываются в крови. Рана неглубокая, лезвие (или что бы то ни было) прошло по касательной, но залечивать его нужно осторожно иначе потом придется целительствовать еще и шрам. — Кто? — она продолжает залечивать лоб, попутно запихивая рвущуюся наружу Рыбник. «Оближи его, выпей его, высоси из него все, что он сможет тебе дать». Шурф отмахивается от этих мыслей — хотя кровь неимоверно жалко. — Правильнее будет задать вопрос «Когда?», — Макс продолжает улыбаться, хотя желваки ходят, а кадык дергается от боли. Но он не может так нагло расстраивать Великую Магистр, за это наверняка можно угодить в Нунду на дюжину-другую лет. — Ты обещал оповещать меня о своих прогулках по Мосту Времени, — Шурф последний раз проводит пальцами по лбу возлюбленного, высушивает его волосы и одежду. Он смотрит сиротливо и немного виновато. — Когда тебя угораздило провалиться? — Тетенька, не злитесь, я все-все расскажу и даже в угол сам себя поставлю, если захотите. По брови скатывается еще одна капелька крови и Шурф не сдерживается, порывисто проводит языком по коже лба, чтобы сохранить хотя бы эти крохи бесценной жидкости. Рыбник урчит от удовольствия. Вкус вершительского могущества, сладкого, пылкого, легкого, сумасшедшего, веселого, юного и бесконечного, захватывает ее полностью на несколько долей секунды — она уже привыкла к воздействию его силы и может приводить себя в чувства после небольших порций крови достаточно быстро. Со спермой иначе. Когда он кончает в нее — в лоно, в рот, в задницу, не важно — ее разрывает на кусочки, она заполняет собой все пространство, она и есть пространство. Она темнота и свет. Сила и бессилие. Ей хочется кричать. Она — мать мироздания, новое и немыслимое рождается в ней вместе с оргазмом. Первый секс выбрасывает их на Темную Сторону — благо, никаких экскурсионных групп орденских послушников там в тот момент не было. Они долго лежали на сиреневой уютной траве голыми, он чертил своим эякулятом какие-то бессмысленные круги на ее теле, слизывал их, они смеялись и наслаждались приобретенной легкостью. Еще неделю она все посматривала на свой живот в зеркало после утренних омовений — знала, что не может выносить ребенка, но все равно ждала, что вот-вот почувствует в себе жизнь. Он ведь Вершитель, а вдруг?.. Макс порывисто выдыхает, всматриваясь в окровавленные губы женщины напротив. Такая взрослая и мудрая, такая юная и любопытная. С тех пор как ее лицо стало текучим, как и его собственное, во время работы она набрасывает на себя маску постарше — в волосах появляется чарующие седые пряди, залегает морщинка между бровей, кожа рук чуть истончается. Сейчас эта маска сползает и перед ним его Шурф — юная, пышущая здоровьем и красотой, с невероятно тонкими чертами лица и озорными чертятами в глубине серых глаз. Он притягивает ее, не руками даже, а безумным и неостановимым желанием, к себе, и она легко поддается, приоткрывая рот и выдыхая в приоткрытые губы любовника, как поддавалась сотни раз до этого. Как заставляла его поддаться сотни раз до этого. Поцелуй длится и длится, он влажный, тягучий, обещающий. Она вылизывает его язык и десны, Макс стонет, сильнее сжимает руки на ее талии. Складки белого лоохи быстро приходят в беспорядок под его пальцами. С Макса падает и утопает в зеленой глубине орденского сада тюрбан — интересно, сколько его собратьев выгребли садовники из-под окна кабинета Великой Магистр? Макс слитным движением слезает с подоконника и делает решительный шаг вперед, вдавливая поясницу Шурф в спинку кресла. Чиффа недовольно ворчит, разбуженный тряской стола, но покорно спрыгивает с него и прячется куда-то за стопки книг и самопишущих табличек. Макс перебирает в руках ткань её лоохи и скабы, оголяя невероятные, длинные, сильные и изящные ноги Шурф. Чувствительная кожа тут же покрывается мурашками — еще холодный ветер ранней весны мечется по кабинету, не находя выхода, и задувает под приподнятое одеяние Великой Магистр. С губ Шурф срывается тихий вздох — контраст горячих рук Макса, оглаживающих ягодицы и бедра, с прохладным ветром с Хурона будоражит и без того распаленное тело. — Макс, — голос тихий, но спокойный. — Это не решение проблемы. — Несомненно, незабвенная. Это просто перекур, — он улыбается ей в губы, не отводя взгляда от серебристых в свете грибного освещения глаз. Запускает одну руку ей в волосы и расплетает сдерживающую их ленту. Черные длинные локоны распадаются по спине и плечам. Она смотрит на Макса пронзительно, словно говоря: «Мы все равно вернемся к разговору»; а потом сдается — моргает, и в глазах закипает пламя. Он благоговейно опускается перед ней на колени, целуя кончики пальцев левой руки, обводя каждую руну языком, заглатывая указательный и средний в рот, посасывая их так, как она любит. Облизывает напоказ, смотря ей прямо в глаза снизу вверх. Дразнит языком перепонку. Его Великая Магистр, он сделает все, как она хочет. Сегодня. Всегда. Она чуть улыбается ему, трахает его рот пальцами, как можно глубже, чтобы он слегка подавился, собирает стекающую тонкую ниточку слюны большим пальцем. — Отлично, сэр Макс, просто отлично, — он почти стонет от ее тона. Дышит тяжело и невесомо касается внутренней стороны ее бедер кончиками пальцев. Шурф устраивается на краешке стола, раздвигает ноги и рукой, все еще находящейся во рту любовника, тянет его на себя. Макс поддается и делает два маленьких шага на коленях, чтобы оказаться между ее ног. Свободной рукой она накрывает его голову, вплетая пальцы в лохматые светлые волосы, гладит его свежевыбритый затылок (нет, он все еще не может дойти до цирюльника, ей приходится делать это самой, отменяя очередную встречу с Канцелярией Королевских Выездов). Он почти мурчит в ее руках, Шурф так любит, когда он послушный. На самом деле, когда он непослушный, она тоже любит — просто беспокоится чуть больше. Отпускает его рот и закидывает левую ногу ему на плечо. Макс нежно целует щиколотку, проводит языком по выпирающей косточке, сгибает ногу в колене, присасывается поцелуем к внутренней стороне бедра. Почти рядом с половыми губами, но не совсем. Шурф чуть откидывает голову назад, прикрывает глаза. Правая нога упирается в угол стола для равновесия — еще не хватало свалится сверху на своего любовника (ему бы понравилось). Он смотрит на ее вульву влюбленно, она почти смеется от этого взгляда. Мягко прижимается к гладкому лобку, ведет носом вверх к пупку, оставляет легкий поцелуй под ним. Делает плавный вдох, наслаждается ее запахом — чуть кисловатым, пряным, морским. Макс облизывается, предвкушая. Тут у нее все как-то невероятно эстетично устроено — не то, чтобы Макс до этого воротил нос от вульв своих подружек, но тут, на его, Максов, вкус все идеально, как будто неизвестный художник собрал все его предпочтения и выписал на ее теле. Большие половые губы чуть пухловаты, он обхватывает их по очереди мягко губами, чуть посасывает и с тихим чмоком отпускает. Они идеально закрывают ее лоно — и чтобы идти дальше, нужно, чтобы она сама поддалась и раздвинула ноги чуть шире. И она, конечно, поддается, выгибается в пояснице совсем чуть-чуть, съезжает ниже по столу и опирается на руки сильнее. Он сильно засасывает и облизывает малые половые губы — с ними можно не церемонится, он знает. Проводит носом, губами и чуть колючим подбородком по клитору, совсем легко нажимая, скорее просто обмазываясь в ее смазке, чем даря ласку. Он любит думать о том, что ее предэякулят остается на нем где-нибудь на щеке — и в таком виде он сидит на совещании в Управлении. Весь такой сэр Грозный Колдун, помеченный ею. Нумминорих в первый раз чуть с потолка не упал, когда унюхал на Максе ее запах — сексом от него разило, наверное, так, что и невнимательный Луукфи бы учуял. Макс лишь улыбнулся сэру Куте и приложил палец к губам. Шурф дышит размеренно. Естественный вдох, довдох, длинный выдох через рот. Но в голове мысли скачут и не могут успокоиться. Ее мужчина, ее Вершитель сидит перед ней на коленях и не может оторваться от ее вульвы. Обводит языком клитор, отводя в сторону капюшон, поддерживает ее под ягодицы, сжимая на грани боли и наслаждения. Проходится языком и губами по входу, пока не проникая. Ведет языком ниже, дотрагивается до колечка ануса, лижет широко, просто размечая территорию. Макс возвращается ко входу и проникает в нее языком и пальцем одновременно, и Шурф вздрагивает почти разочарованно. Одного пальца мало. Она чувствует, как стенки влагалища сжимаются и разжимаются, утягивая его палец в мягкую, горячую глубину. — Не медли, — выдыхает она почти со стоном (но еще нет, чертова дыхательная гимнастика). — Все, как вам угодно, леди Лонли-Локли, — шепчет он, вводя второй палец и чуть сгибая их подушечками вверх, поглаживая ее изнутри. Он мягко поднимается с колен, смотрит на нее сверху — и на секунду в его глазах исчезает вселенская мудрость ее Вершителя, она снова видит перед собой смешного и до неприличия юного мальчишку, которого сэр Почтеннейший Начальник зачем-то притащил в Управление одной теплой осенью. На мгновение она вспоминает о том, как впервые увидела его — нелепого, укутанного в тайну как в лоохи, улыбающегося и настойчиво требующего всеобщей любви. Она на миг замерла, утонув в его меняющих цвет глазах: сначала разглядела в голубых бессмертие и обещание вечности на двоих, а потом — в золотисто-коричневых, буревушьих — веселое легкое счастье и жизнь полную путешествий. Его глаза предложили ей поверить в это пророчество, но тогда она слишком испугалась огоньков безумия и неприкрытой силы. Лишь отметила про себя, что он слишком юн, чтобы всерьез им заинтересоваться — но почему-то не рассказала о своем интересе Хельне, как делала обычно. Да и что бы она сказала своей тогдашней жене? «Хельна, дорогая, мы обещали друг другу честно говорить о влюбленностях и чувствах к другим людям. Во исполнение нашего договору хочу сообщить тебе, что сэр Халли привел из другого Мира тридцатилетнего мальчишку, неземной красоты и почти невероятного могущества. Моя Тень дрожит и рвется к нему. Его могущество расходится волнами, как теплое море, окутывает меня и тянет, манит. Мне было видение о нашей бесконечной жизни и бесконечной любви. Я хочу быть для него всем, чем он попросит. Но пока что мне слишком страшно и я предпочитаю забыть об этом, так что дюжину лет наш брак еще продержится. Хорошего дня, любовь моя, я в Дом у Моста». Из секундного раздумья ее выдергивает его стон. Макс уже успел стащить с себя лоохи и теперь обхватил член ладонью сквозь скабу, не переставая трахать ее левой рукой. Шурф голодно облизывается, глядя на мокрое пятнышко на скабе там, где ткань касается чувствительной головки. Лонли-Локли снимает себя с его пальцев, в секунду испепеляет скабу на нем и остатки магистерской мантии на себе. Тянется руками к его члену, обхватывает сразу двумя толстый ровный ствол и пару секунд просто наслаждается ощущением тяжелой плоти в ладонях. Размазывает предэякулят по головке и стволу — он тоже течет, все-таки им не доводилось касаться друг друга больше полудюжины дней. Макс легко подхватывает ее под колени и прижимает к себе, держит ее на весу спокойно и уверенно — он на удивление сильный, хоть и не выглядит грозным с этими его почти мальчишескими ключицами и выпирающими тазовыми косточками. Шурф обвивает ноги вокруг его талии, руки закидывает на плечи. Макс поддерживает ее под задницу и осторожно, каждый раз как в первый, помогает ей опуститься на член. Он стонет, оказавшись в ней. Она позволяет себе сделать более резкий выдох. Взгляд друг от друга не отрывают. Великая Магистр чуть двигает бедрами по сторонам, устраиваясь поудобнее, находя комфортный угол. Обвивает ладонью его бицепс и чуть сжимает, чтобы мышца непроизвольно напряглась. Улыбается — не уголками губ, как обычно, а всем лицом, всей собой, почти как на Темной Стороне. — Выеби меня, сэр Вершитель, — не просьба, не приказ, что-то среднее. Макс рычит утробно, начинает двигаться медленно, но ритмично, постепенно увеличивая амплитуду. Перехватывает ее под задницу чуть удобнее и прижимает к стене — она, конечно, каменная и об нее легко разодрать кожу, но уж с этой то бедой Великая Магистр Ордена Семилистника, Благостного и Единственного, как-нибудь справится. «В крайнем случае, пошлем зов Абилату», — хихикает про себя Макс. Одну ногу Шурф опускает на пол на носочек — роста они одинакового, но для проникновения под таким углом этого недостаточно. Вторую Макс легко закидывает себе на плечо, складывая свою любимую ведьму в почти идеальный вертикальный шпагат. Ее тело гибкое, женственное, но сильное — за годы работы наемной убийцей, а потом Истиной на Королевской Службе она довела его до совершенства. Она Афина, его богиня, если бы в этом грешном Мире были какие-то боги кроме Мертвого Арварохского, он бы выстроил ей Пантеон размером с восемь замков Рулх. Он касается ее груди, легко обводит пальцами соски, не прекращая фрикций и не замедляясь. Она благосклонно, но тихо стонет. Макс улыбается — у него ни одну дюжину дюжин дней ушло на проламывание маски безупречной Лонли-Локли в сексе. Она не была холодной и отстраненной, нет. Дарила невероятное наслаждение языком и пальцами, раскрывалась для его члена, страстно отвечала на поцелуи — но молчала и дышала на счет шестьдесят шесть, не сбиваясь. Сейчас она позволяет себе намного больше, и он радостно наблюдает, как она учится находить баланс между леди Лонли-Локли и Безумной Рыбник — как становится еще более могущественной просто засчет мягких волн эмоций, преображающих пространство вокруг нее. В ней сокрыта сила, невероятная и бесконечная, и он рад присутствовать при ее постепенном высвобождении. Он мотает патлатой головой из стороны в сторону, находит в ее глазах одобрение и начинает двигаться шире и быстрее. Шурф в поисках опоры сжимает стену и многовековая каменная кладка, окруженная десятками дюжин заклинаний, скрипит и шатается под ее пальцами. Резиденция, как и Орден в целом, очень зависимы от настроения Великой Магистр — и как еще ни сэр Рогро, ни горожане не додумались сложить два и два не вполне понятно. Иафах напитывается их любовью и страстью, становится сильнее. До конца ее магистерского срока Шурф вполне способна сделать из Семилистника Орден настолько могущественный, что в пору его будет закрыть от греха подальше. Иногда леди Сотофа подшучивает над ней, мол, еще немного, девочка, и твои Послушники и мои девчонки начнут кидаться друг на друга в коридорах, не в силах выдерживать пагубного влияния расцветающей за их спинами любви. Рыбник в этот момент потирает руки, предвкушая зрелище. Макс забывается, ускоряется, целует ее в шею, шепчет на грани слышимости: — Люблю тебя, моя, лучшая, прости, люблю тебя. И она, конечно, прощает его невнимательность и стремление спасти всех и каждого, мало задумываясь о себе. Надеется, что с возрастом это пройдет — он ведь просто напросто пятидесятилетний мальчишка, она в его возрасте закатывала отцу истерики из-за неправильного цвета праздничного лоохи. Шурф обхватывает его лицо руками, дышит скомкано и шепчет древнее кейифайское заклинание — просто, чтобы проверить. Тысячи мелких рун загораются на нем — она сама выписывала каждую своей кровью, пока он спал, обнимая ее бедро. — Живой, настоящий, — она облегченно вздыхает. Не иллюзия, не наваждение, не воспоминание, не сон. Ее сэр Макс, теплый, живой и глупый. — Я не брошу тебя, — он задыхается, вбиваясь в нее все быстрее. — Я не дам тебе умереть без меня, — она отвечает также сбивчиво, все-таки не железная. — Не отдам твое сердце. Он натурально рычит, выходит из нее рывком и опрокидывает на спину на подоконник. Вставляет в нее два пальца и трахает остервенело и жадно. Второй рукой нежно придерживает ее голову, она цепляется пальцами за него — за руку, за талию, за задницу. Хватает воздух рывками и с оглушительным, протяжным криком кончает долго и мокро, орошая струей эякулята свои и его бедра. Он слизывает каплю, попавшую ему на губы и улыбается — ни одна женщина до этого, ни в Мире Стержня, ни в Мире Паука, ни в одной из его жизней не дарила ему такие свои оргазмы. Словно ее сила сдается под его напором, вырывается из нее, разливается вокруг их уставших тел. Шурф прикрывает глаза и дышит на счет двадцать четыре. Он проводит рукой по ее промежности и бедрам, собирая влагу, и обхватывает свой член, начиная жестко дрочить, не сводя глаз с ее медленно движущейся грудной клетки. Ему не нужно много, он уже на грани, дыхание срывается и он протяжно стонет, вспоминая сладость и тесноту ее влагалища. Шурф мгновенно оказывается на коленях перед ним — как только не разбивает их в кровь. Не спрашивая, берет яички сначала в руку, мягко перекатывая и взвешивая на ладони, а потом и в рот, заглатывая сразу оба. Смотрит снизу вверх властно и — ох! — с безграничной любовью. — Шурф, пожалуйста, можно я?.. — он не договаривает. Она мягко нажимает языком в местечко пониже тестикул, он захлопывает рот в середине предложения и воет. Натурально так воет, чиффа аж подпрыгивает и на него, кажется, валится какая-то из стопок самопишущих табличек. — Можно я кончу тебе в рот? Она выпускает его яйца изо рта с пошлейшим чмоком. — Да, пожалуйста, — спокойно отвечает она. С готовностью открывает рот и аккуратно смыкает губы вокруг члена. Она мягко обводит головку языком, пары движений хватает, чтобы довести его до грани, и она чувствует первые капли семени во рту. Магия в Максе начинает истерично биться, ища выход, от их сплетенных тел исходит бесконечно яркое свечение. Шурф чувствует, как их на секунду обступает темнота Коридора Между Мирами, но тут же отпускает обратно. Макс уже валяется на мягком полу, и она обессилено валится на своего Вершителя сверху. — Все-таки нужно что-то придумать с этим свечением, хоть в Холоми сексом занимайся, — выдает Макс через пару дюжин секунд. Она выгибает бровь, откатывается так, чтобы посмотреть ему в лицо, но ничего не отвечает. — Ну что ты так смотришь? Мне страшно за твою репутацию перед леди Сотофой! — Грешные Магистры, сэр Макс. Я ведь не одна из ее девочек, я Великая Магистр Ордена. И беспокоится за мои моральные качества не входит в должностные обязанности леди Ханемер, — Шурф задумывается на секунду и продолжает: — К тому же, я ни капли не сомневаюсь, что и она, и сэр Халли, и сэр Кофа прекрасно осведомлены о наших отношениях. Так что маловероятно, что их смущают периодические вспышки света из моего кабинета. — И с крыши Мохнатого дома, и из туалета Трехрогой луны, и из подвала Дома у Моста, — смеется Макс, подхватывая ее руку и целуя в основание большого пальца. Его тон меняется с игривого на серьезный: — Ты великолепна, идеальна, я люблю тебя, спасибо, что ждала меня. — Ждала? — она вновь выгибает бровь. И вдруг картинка в ее воспоминаниях приобретает стройность. То, как Макс сваливается на нее пару часов назад, как она просит дать ей немного времени наедине с самопишущими табличками и свежей книгой из Мира Паука («Старик и море» красуется на обложке и она благоговейно проводит пальцами по корешку), а он обещает вернуться после заката и оставляет на границе роста волос сзади шеи теплый след своих губ, который все еще ощущается теплым, спустя почти три часа. То, как она начинает неосознанно ждать его, и работа не клеится, и она утыкается носом в книгу, просто чтобы отвлечься и сосредоточиться хоть на чем-то. Как она постоянно бросает взгляд за окно и мысленно торопит солнце — ну же, сползай быстрее за горизонт, ну что тебе стоит? — Ты оставил меня якорем, — выдыхает она. — Смотри-ка, сегодня я умный, а ты красивая. Разнообразия ради, — он смеется и трется носом о ее щеку. — Ты была потрясающим якорем, незабвенная. Ровным, ярким, надежным. У меня не было возможности не вернуться к тебе. Спасибо, — он целует ее щеки, брови, нос, глаза, лоб, подбородок, ухо, линию челюсти. Она помнит, как важно помнить, куда тебе нужно вернуться, идя по Мосту Времени. И что для этого требуется невероятная концентрация, которой у ее возлюбленного и так дефицит. Что ж, она готова поделиться своей. — Я ведь не так много прошу, Макс. Просто сообщай мне, что уходишь, — она говорит устало и тихо. Опять кого-то спасал. — Если честно, мне показалось, что ты меня не отпустишь, — он прячет лицо на ее груди, легко прикасаясь к коже губами. — Как можно не отпустить Вершителя, — флегматично отзывается Шурф. — Так в когда ты ходил? — В день, когда вы поймали Лойсо. На лбу — это на меня твое родовое гнездо обрушилось, — он фыркает и поднимает взгляд. Она хмурится, зачем ему приспичило проваливаться в самый конец Эпохи Орденов? Он встряхивает рукой и из его пригоршни на пол обрушиваются стопки книг из семейной библиотеки Лонли-Локли. Великая Магистр неверяще хлопает глазами. — Ты идиот. Я тебе голову откушу за такие выходки. Он заливисто смеется, и стены Иафаха вибрируют, сдаваясь под его силой. — Как же я без головы буду доставлять Вам удовольствие ртом, леди Великая Магистр? Она широко улыбается вместе с ним. Абсолютно безумный мальчишка.