Enivrer

      Мария Меривеззер делает глоток десертного вина перед обедом - поддразнить аппетит. Марсала ударяет в голову, и пространство смазывается резким падением капли воды в акварель. Меривеззер делает вид, что абсолютно трезва, когда спускается в столовую и садится на свое место подле дяди. Отказывается от супа и переходит сразу ко второму, крошечному перепелу. Она изящно откусывает от жареной ножки, заставляя брызнуть слегка розоватый сок. Мария требует от Мармадьюка не доводить мясо до готовности и оставлять его "rare", чуть "кровавым". Любить сырое мясо - дурной вкус для леди. Робин Де Нуар в шутку зовет ее "маленьким упырём".       Смоковницу посадил Догвуд специально для молодой госпожи, которая так любит зажаренных маленьких ортоланов. Несколько недель их кормят инжиром, прежде чем заживо утопить в арманьяке десятилетней выдержки. Нет ничего вкуснее певчей птицы, которая разжевывается целиком, вместе с костями. Её сладкое мясо насквозь пропитывается смоквой и виноградным бренди и почти напоминает французский десерт. Меривеззер, как когда-то ее тёзка, австрийская эрцгерцогиня, пробует один за другим.       Летом, когда в оранжерее Меривеззеров начинает поспевать инжир, Мария откусывает его с ветки. Тонкая кожица лопается под резцами, и кровавая мякоть истекает прямо ей в рот. Она срывает уже надкушенный плод и высасывает остатки, слизывая их с пальцев. Однажды ее прямо за этим занятием застанет Де Нуар. Подойдя к дереву, он срывает смокву вместе с веткой и протягивает Меривеззер. Отдергивает, когда та тянется за ней и заносит над ее лицом. - Ешь. - Отдай, я возьму рукой. - Вздор. Мария приподнимается на носочках и кусает так, что сок льется по подбородку. Его можно поймать губами и излечиться. Робин болезненно сглатывает, когда видит, как прозрачная кровь стекает по молоку ее шеи.       Окна Марии выходят прямо на лес, разделяющий владения Меривеззеров и Де Нуаров. Из него ведет еле заметная тропинка, выйдя по которой можно подсмотреть в окно башни. Однажды Мария выглянет на улицу ночью и увидит, как прямо у входа в лес стоит Де Нуар и не отрываясь смотрит прямо на нее. Мария оставляет лампу горящей и снимает ночную сорочку. Выливает в уже нагретую ванну эфирное масло, тетя учила ее, что так полезней для кожи. На стенах комнаты дрожит ее размытая тень вплоть до момента, когда она опускается в раскаленную воду и скрывается в густом пару. Робин не может сойти со своего места. Он почти осязает бледную кожу, покрасневшую от воды с перечной мятой.       Мать Марии, ирландка, примерная католичка, научила ее читать требник. Мария ходит в церковь, потому что считает, что исповедь в черной вуали через деревянную решетку sedes confessionalis носит особый эротизм. Она шепчет Confiteor и ударяет себя в грудь, а после спокойно надевает неприметную мантию и идет танцевать на гору как когда-то ее бабушка из Дублина, почитая праздники Колеса года. Меривеззер могли бы предать очищающему огню. Де Нуар догадывается о том, что Мария молится старым богам, и мечтает увидеть, как она сдирает колени в экстатических поклонах Леанан Сидхе.       Любимый прием пищи Марии - вечерний. Она сама составляет меню и подбирает напитки, славится утонченным вкусом. Приемы в поместье Меривеззеров носят декадентский характер. У нее всегда лучшие гости к ужину. Сегодня приглашены Де Нуары.       Готовится особое меню. Она хочет угодить будущей главе клана и готовит все, что он любит: много дичи и мяса слабой прожарки, вместо вина - Bon Extrait d’Absinthe из одиннадцати трав и специй и себя в нефритовом атласном платье. Меривеззер заказывает Мармадьюку крохотных ортоланов, не столько, чтобы поразить гостей, сколько из-за зудящего ощущения на языке. Мария знает, как птицу подготавливают к зажарке, но предпочитает закрыть на это глаза. Она надеется, что бог ничего не увидит за шелковым белым платком.       Мария сама разливает аперитив для гостей. Ставит на ободок особого бокала серебряную ложку, изрезанную крестострелами. Обычно посередине кладется кубик сахара, на который льется ледяная вода, и мутно-белая струя разбавляет зеленый настой. В Чехии поджигают пропитанный абсентом сахар, чтобы он плавился и стекал прямо в напиток как жидкая карамель. Мария предпочитает огонь. Робин делает глоток, и обеденный зал Меривеззеров размывается как абсент каплей сиропа. Напротив него пылает единственный четкий объект - зеленая фея. Она сбрасывает платье, под которым нет даже нижней юбки, и забирается на стол, сбрасывая с него тарелки с уже нарезанным мясом. Они не звенят, разбиваясь о каменный пол. Мария Меривеззер свешивает ноги с края стола, почти касаясь ими коленей Робина. От ее бледной кожи исходит ядовито-зеленый свет. Де Нуар чувствует, как блаженно яд растекается по венам, и проваливается в болезненный опиумный сон. «Как ты, Лора? Заждалась? Расцелуй меня тотчас! Не гляди на синяки, Это, право, пустяки. Я — как яблочный пирог: Мякоть сладкая и сок С шеи капают, со щек!» Пробуждение будет мучительным. Ему снится Мария, лежащая посреди стола на серебряном блюде, обложенном полынью.       Мармадьюк уходит спать в дальнюю комнату для прислуги, и кухня пустеет на короткую летнюю ночь. Здесь до сих пор стоит запах поджаренной птичьей кожи. Пары арманьяка почти загустели в духоте кухни. Мария пробирается через внутренний двор, чтобы доесть остатки иссиня-черного ягодного сорбета. Она слизывает обжигающе холодную смесь с края медной миски. От него сводит зубы. Она прекрасно знает, что за спиной у двери стоит Робин и ждет, когда она повернется. Запрыгнув на высокую столешницу, продолжает тянуть тающий десерт. Липкие капли падают в разрез ее сорочки. Мария знает, что Робин сорвется и возьмет ее прямо на этом столе. вчера за ужином я вытирал твоей шеей скатерть. ты размахивала руками, и посуда билась. В волосы Мерривезер вплетается зелень, оставшаяся от украшения блюд. Пока она пытается приподняться, он заглушает её, пригвоздив к поверхности за шею. Распахнутый от удушения рот Де Нуар закрывает рукой, в которую она тут же впивается зубами до кровоподтеков. Ему бы хотелось покромсать её тончайшим лезвием до самой кости. Заставить кровоточить от движений, вколачивающих её в стол. я вдавливал твою шею в стол. ты размахивала руками, и стены перечёркивались полосками муската. Пока Меривеззер распята, она выгибается точно ядовитый плющ, и сквозь тонкую кожу почти просвечиваются её рёбра. Де Нуар хотел бы просунуть руку и достать прямо из-под них ее сердце. Он представляет его раскаленным и темно-бордовым, как ягодное мороженое. А может, такое же холодное. Все, что ему достается - ее ледяные от сорбета губы. Их он терзает до онемения, надеясь хоть на какой-то след. даже когда ты стала бездыханной, я всё равно продолжал выжимать твоё горло, и наш кот слизывал с пола капли вина.       Де Нуар остается почти бездыханным, будто Меривеззер вытянула из него всю жизнь. Она легко приподнимается, уперевшись ладонями в стол. На её щеках пятнами играет багровый румянец. Робину кажется, будто Мария обглодала его до костей.       Она оставит на его плечах пару кровоточащих отметин, чтобы облизать их еще холодным языком. Робин не помнит, что видел похожие на шее своего старшего брата, Демиана. Для Меривеззер не имеет значения, какой десерт отведать перед сном: любимый Екатериной Медичи sorbetto или кровяной sanguinaccio dolce. На следующий день к ужину будет Демиан Де Нуар.