***
Первое, что вижу, когда открываю глаза, помимо слепящего света — квартира не моя. Хотя, по слишком ярким лучам солнца могла бы догадаться, ведь моя собственная спальня находится на северной стороне здания. Второе — еще не до конца растворившаяся шипучка от похмелья, плещущаяся в бокале с живительной водой, которую тут же, вскочив с подушек, опрокидываю в себя и обессиленно падаю обратно. Третье — Коу, нижняя часть тела которого обернута полотенцем. Черт возьми, этой ошибки состояться не могло. Четвертое — я под одеялом голая. Значит, ошибка произошла. — Мы же вчера не, — тешу последнюю надежду. — Не знаю, что сказать, Тэно, — он садится рядом, давая мне еще один стакан на этот раз с чистой водой. — Наверное, для тебя «увы», но я бы так не говорил. Собрав последние силы, сажусь рядом так же, как он, свесив ноги. Крепко держу одеяло на груди. — А что было? — смотрю прямо перед собой. — Не будешь драться, если я тебя коснусь? — смотрю на него и машу рукой. Чего уж там, наверняка, пощупал меня уже везде, где можно. — Сначала я поцеловал тебя так, — мягко, почти невесомо касается губами за моим ухом, что отдается в теле приятным ощущением нежности. — Ты схватила меня за волосы и дернула к себе так… Берет меня за руку и зарывает ее в своей копне. Рывком соприкасается с моими губами своими, увлекая в наполненный страстью жаркий поцелуй, сквозь который я сначала попыталась сказать, что не надо в таких подробностях, но сдалась под напором ласк. — Ты повалила меня на кровать и оказалась сверху, — дернул меня на себя так, что оказался под моим телом. — Укусила в плечо и поцеловала грудь. Он выжидающе смотрел на меня, намекая на повторении. Я же смотрела на оставленный синий след от моих зубов на его коже. Вопреки здравому смыслу, наклоняюсь и целую поврежденное плечо, переходя дорожкой поцелуев к груди. — Я бы воспользовался и моментом и сказал, что ты делала дальше, но боюсь, что, протрезвев, ты скорее откусишь мне член, — сажусь прямо и непонимающе смотрю на него, пока Сэйя заливисто смеется, будто все, что происходит совершенно нормально. Приподнимаясь на локтях, он заговорщицки закусывает губу и отбрасывает движением головы челку с лица. Смотрит на мое недоумение и гипнотизирует. — А ведь мы так и не дошли до ответочки, — смотрит из-под бровей, изучает меня и мои эмоции, которых, подозреваю, из-за полного непонимания ситуации сейчас нет. Профессиональная привычка не показывать чувств. Лицо привыкло за годы использования, поэтому выражает сейчас абсолютное ничего. Его это никак не беспокоит, такое чувство, что он полностью понимает мое замешательство, связанное с тем, что вопреки законам логики и своим убеждениям, у него прекрасно получается своей игрой вовлечь меня в обоюдное желание. — И что ты подразумеваешь под ответочкой? — голос становится грубее, более спокойным. Вместо ответа он подхватывает меня за бедра и резким движением переворачивается, приковывая к мягким шелковым простыням. Нависает сверху, не давая возможности возразить поцелуем. Глубоким и тягучим, смакующим, обезоруживающим. — Ты отлично танцуешь, Тэно, — шипит сквозь зубы от захватившей его разум похоти. — Ты где-то училась? В перерывах между словами касается губами моих губ, не разрывая контакта. Все, что я могу под натиском его жилистого сильного тела — мотать головой, лишенная возможности полноценно двигаться. — Тогда у тебя отлично получается, — шепчет он, переходя к шее. — Получается что? — стону я, когда его рука откидывает одеяло, а бедро прижимается к моему паху. — Жить, — выдыхает он, спускаясь дорожкой поцелуев ниже. Его слова теряют смысл под напором точных и мягких движений его языка. Воздуха не хватает из-за сковавшего грудную клетку томного оцепенения. Мои мышцы перестают мне принадлежать, откликаясь только на действия нового временного владельца этого тела, управляющего им, как дирижер оркестром. Избитые метафоры об осколках, на которые разбивается душа, кажутся чем-то совершенно неточным, недостаточным. Теплые руки и горячие губы Коу заставляют меня усомниться в своем существовании, настолько они освобождают мои настоящие желания из оков страха и излишней сдержанности. Быть сильной. Быть всегда готовой. Быть сдержанной и контролировать себя. К черту все! Я тяну его за плечи, чтобы зарыться пальцами в жестких влажных волосах, втянуть запах его кожи, уткнувшись в шею и раствориться еще сильнее в его обжигающем поцелуе, обещающем свободу от самой себя. Требовательный язык Сэйи ласкает мои губы, которые дрожат от контраста ласк с укусами. Спина изламывается от его касаний — жестких, но заботливых, контролирующих. Из горла вырывается трепетный стон, когда рывком он вторгается в мое тело, изнемогающее от желания бесконечного наслаждения. С каждым толчком я чувствую все большее напряжение, которое достигало грани сладостных мук. Мышцы совершали непроизвольные содрогания, бедра сами двигались к нему навстречу. Шуршание свежих простыней сменилось влажным скрипом, а запах прохладного утра давно померк и уступил страсти, наслаждению и возможному стыду. Лишь бы ничего не заканчивалось. Чтобы не думать о произошедшем. Но движения становятся агрессивнее, ярче, жестче. Я кладу руку на его шею и переворачиваюсь, оказываясь сверху. Мне хочется видеть его ухмылку, но Коу лишь блаженно морщится, сдерживая громкий голос, будто его хриплые стоны не передают удовольствия. Смыкает пальцы на моей шее в ответ. Мы чувствуем одно и то же. Волна прокатывается по всему телу и бьется в заключительной феерии нашего экстаза. Тяжелое дыхание, легкость и ватность. Невесомость. Распахнутые веки. — У тебя есть потрясающий талант заткнуться в нужный момент, — сбивчиво говорю я, все еще продолжая переводить дыхание. Смеется. — Это все, что ты хочешь сказать после этого? — Ты великолепен или типа того? — улыбаюсь, все еще сидя сверху. — Типа того, — отвечает он и тянет за руку на себя, оставляя на губах поцелуй. — Что насчет повторить? — Если только ты не торопишься на Кинмоку. Коу сгребает меня в охапку и заключает в объятия. Слишком нежные для дружеских хотя бы из-за наготы и всего, что было сейчас и ночью. Слишком небрежные для возлюбленных. — Я выбираю жить. И готов поклясться, что ты тоже.Кир-рояль, и выбрать жить
13 марта 2023 г. в 15:54
Конец января никогда не был приятен погодой или атмосферой. В эти дни я очень сильно жалею, что никак не могу решиться уехать в Китай, где конец года по лунному календарю насыщен традициями, обрядами… всем тем, что мы уже давно проехали месяц или больше назад. Есть в этом какая-то прелесть, отмечать праздник каждый год в разное время. Поежившись от дуновения сырого вблизи реки ветра, я посильнее запахиваю пальто и иду по направлению к бару, где по традиции забронирован столик на одного.
Теплый драп покосило от талого мокрого снега, превратив солидную вещь в кусок облезлой кошатины. Хорошо, что в таком виде меня никто не увидит. Наверное, я должна была быть в одном из любимых платьев, в туфлях из последней коллекции Bottega Veneta, или кто там в этом году прописан в моем контракте?
Ну, да. Никто не знает, что этот день значительно отличается от всех остальных. Вообще, конечно, он существует каждый год, но каждый год является особенным только для меня. Даже у Мичиру никогда не хватало любопытства узнать, а когда же, собственно, этот день приходит в мою жизнь? Нет, слишком просто. За больше, чем пятнадцать лет дружбы, о его существовании можно было бы догадаться и без прямого вопроса. Впрочем, сегодня он действительно отличался ото всех прочих.
Абсурдность ситуации заключалась еще и в том, что прочие сенши старательно пытались ускорить ход времени, потому как ничего интереснее свадьбы Усаги и Мамору в этом тысячелетии больше не должно было произойти. Поэтому все смиренно разбрелись по своим собственным жизням, проживая их так бесполезно, чтобы и умирать было не слишком жалко. Ведь совсем скоро, буквально через каких-то девятьсот с копейками лет, все будет по-настоящему здорово. Тьфу на них!
Дверь мне открывает приятный хостес. Странно, что в этом заведении его роль выполняет не симпатичная девчушка, а приятный парень.
— Харука! — придерживает мне дверь субтильный малый лет двадцати со стильной стрижкой. — Тебе как обычно, у окна?
— Привет, Акихиро. Мне там, где можно курить, — бодрее внутреннего состояния отвечаю я и иду следом за Акихиро.
— Ямара всера составил новую коктейльную карту, — начал презентацию парень. — Этих позиций еще нет в меню, но я настоятельно советую заказать «Печеный колдун».
Смеюсь с их дурацких названий. Солидное место, которое бармен Ямара всегда умел разбавить ядреным градусом алкоголя, перемешанного с испанским стыдом названий.
— Мне, как всегда, — улыбаясь, прохожу к приготовленному для меня столику.
— Кир-рояль? — насупился Акихиро, помогая мне снять пальто. — Как же скучно.
Он подошел к вешалке, осторожно повесив на подплечник ставшее безнадежным пальто. Брезгливо посмотрев на него, он добавил прежде, чем уйти на свой законный пост:
— Погода, конечно, мрак. Надеюсь, приятный вечер в нашем заведении поможет поднять настроение.
И, сделав кроткий учтивый поклон, ушел прочь, шепнув по дороге Ямаре про кир-рояль.
Обычная процессия — официант приносит мне мой аперитив, подает меню, я убираю его в сторону, ведь знаю любимые блюда по памяти, но в этот раз озвучить мне не дают, нагло перебив:
— Утиная грудка конфи с вяленой грушей и сливочными жемчужинами, — этот задорный хамоватый голос я узнаю из миллиарда людей. Даже, если он будет говорить шепотом, а миллиард будет кричать, ему удастся меня выбесить. — И через пятнадцать минут после подачи блюда повторите кир-рояль.
— Давненько я не наматывала твои волосы на кулак, Коу, — оборачиваюсь, глядя в его наглые глаза. — Ты что, следишь за мной?
— Каждый год двадцать седьмого января ты приходишь в «Passage» и заказываешь кир-рояль с уткой конфи, — ухмыляется и пересаживается за мой столик.
Одариваю его угрожающим взглядом, на что он никак не реагирует, а лишь подвигает стул ближе к столику и маячит официанту, чтобы перетащил его заказ следом.
— Так вот, в честь юбилея могла бы заказать что-нибудь поинтереснее, — подмигивает, отпивая из бокала свой негрони.
Киваю головой в сторону его напитка:
— Говорит мне человек с самым банальным коктейлем в руках.
Крутит его, заглядывая в отражение люстры между гранями:
— В нем хотя бы составляющих больше, чем в твоем.
— Как Кинмоку? Смотрю, слишком скучно, раз вернулся сюда.
Разваливается, кидая руку на спинку мягкого стула, ведет себя раскованно, фривольно:
— А-а-а, не то слово. Кажется, наши две мадам окончательно рехнулись на будущем, — в его голосе слышно явное раздражение.
— Разве ты не поддерживал Цукино и Какюу в этом бреде?
— Пф, упаси Космос!
— И чего ты тогда хочешь? Зачем здесь?
Должно быть, день действительно особенный, раз меня интересует очередная вылазка Файтера на нашу планету. Тот, судя по всему, удивлен расспросами не меньше, поежившись на стуле:
— А я сейчас жить хочу. Только нормально жить. Так, будто эта жизнь у меня одна, а не одна из.
Горестно усмехаюсь, чувствуя в его словах то, о чем постоянно думаю сама:
— И как, получается?
— О, да, — он хлопает в ладоши, а затем роется в кармане черного пиджака, почти такого же, как сейчас и на мне. — Вот, тебя поздравил с днем рождения.
Он достает тонкую продолговатую коробочку и протягивает ее мне. Как завороженная принимаю ее, не понимая, что именно меня смущает. Он видит мое замешательство:
— Открывай, открывай, — подбадривает и поторапливает он меня жестом руки.
Открываю коробочку и смотрю на совсем простой, не в его духе выпендрежника, тонкий браслет с единственным желтым камнем по середине, блестящим под светом хрустальных люстр и искусственных свечей.
— Откуда ты узнал, что у меня день рождения? Я никому…
— Тэно, ну ты дурная. Ты же мировая звезда! Вся твоя жизнь в красках изложена в википедии.
— Точно, — еле слышно шепчу я, рассматривая камешек, который в своем сиянии похож на планету, наделившую меня силой.
Но в этот момент в моей голове мелькает мысль о том, как же легко было узнать, когда я родилась. Ведь, и правда, меня можно было даже не спрашивать, а просто посмотреть в интернете. И почему-то эта информация была интересна всего лишь одному человеку. Не Мичиру, не Сецуне, даже не любящей абсолютно все дни рождения новоиспеченной госпоже Джиба. Этим интересовался только Сэйя Коу, который в эту секунду застегивал на моем запястье браслет, горделиво усмехаясь:
— Ничего себе, на глаз угадал, — он наклоняется чуть ниже и говорит шепотом. — Наверное, потому что очень часть видел твою руку в опасной близости от моего лица.
— Спасибо, — еле слышно шепчу я, не отрывая глаз от браслета.
За последние пятнадцать лет это был первый подарок не от соперников, спонсоров, рекламодателей и прочих деловых и спортивных партнеров. Это был подарок от просто…
Я не знала, кем был Сэйя. Боевой товарищ? Вряд ли, потому что слишком давно нас ничего такого не объединяло, да и в прошлом это случалось довольно косвенно. Знакомый? Тоже не то. Знакомый — это что-то вроде контакта в телефоне, который никогда не используется. У Коу я даже номера не знала. Друг? Да мы даже знакомые так себе…
— С днем рождения, Харука, — он салютует мне бокалом, а я отзеркаливаю его жест и залпом выпиваю все содержимое стройного хрустального бокала, испещренного витиеватым узором.
Первый бокал разрядил обстановку. В ход пошли разговоры о придурях ближних наших и о том, что нас объединяло — полное нежелание сидеть у окна в ожидании следующей жизни, протест, внутренний бунт и желание начать революцию против этой хтони.
Второй бокал открыл тему баек о первой любви, неудачах и чувствах. Ничего такого, просто бывает, что два человека, которые казались друг другу не более, чем бойцами и машинами для защиты принцесс, открывают большую тайну — они живые.
Третий бокал внес толику юмора. Обсуждение нелепых казусов, которые окружали нас в карьерах, делах, жизни. Он рассказал о том, что на Кинмоку все непроходимые тупицы, живут среди деревьев. Я сравнила их с африканскими обезьянами, на что он сказал, что у обезьян и тех есть крепкая мотивация в виде добывания пищи, что значит, что даже животные не так безнадежны.
Четвертый бокал сделал нас друзьями. Закурив по сигарете, мы сидели и присматривали друг другу партнеров. Сэйя пересел на мою сторону, чтобы наши кулуарные обсуждения были тайной для других. Мне начал нравиться его парфюм и странные прикосновения ко мне. Дружеские, почти братские, но кажущиеся такими приятными, черт их дери.
Пятый бокал и я стою посередине зала, танцую как-то дергано, слишком раскрепощенно, Сэйя снимает на телефон и делает комплимент, что вполне себе профессионально. Мир становится ярче. А Коу гораздо привлекательнее. Точнее, не так. Он остается таким, каким был всегда, просто теперь открываются мои глаза на причину, по которой вокруг него всегда было слишком много женщин.
Шестой. Последний, который выбивает из-под ног пол, заставляя, громко смеясь, рухнуть в крепкие руки Сэйи.
— Ой, мать, тебе достаточно.
— Шсть чсло диа-а-авола, — лепечу я, находясь в опасной близости от его лица, когда он застегивает пуговицы на моей белой рубашке.
Недовольно морщусь, потому что, вообще-то, специально их расстегнула. Набрасывает на мои плечи и заботливо упаковывает их в мой пиджак, который я даже не помню, в какую сторону кинула, пока танцевала.
— Ямара, повтори еще разок, — совершенно спокойно говорит он и, когда я открываю рот, чтобы попробовать что-либо съязвить, затыкает меня пальцем на моих губах.
Его кожа грубая. Все еще играет на гитаре. Пахнет виски — наверное, пролил на руку немного коктейля. А еще табаком. Каким-то слишком терпким, травянистым и коньячно-пьяным.
Ямара протягивает из-за стойки еще один бокал, к которому я тут же прикладываюсь, пытаясь быстро осушить до дна, пока Коу меня не выволок.
— Харука, какой у тебя, — я закрываю глаза и проваливаюсь в пьяную дрему, услышав лишь, — да еб твою мать…