Потепление

Франция обеспокоенно глянул на настенные часы. Романо должен был прийти минут эдак двадцать назад. Он не имел привычки опаздывать сильно (зато имел его младший брат, но это к делу никак не относится), вот француз и волновался. Решив дать любовнику ещё времени, мужчина окидывает сожалеющим взглядом стол. Бутылка красного вина, бокалы для него, целая тарелка закусок от бри до чорисо. И всё без дела, ведь самой главной детали здесь нет: юноши двадцати двух лет с забавным завитком-сюрпризом. Жёлтый свет лампочки напрягал. Отдавал чем-то внезапно неживым. Роднёй этому ощущению могло стать чувство, когда понимаешь, что милый котик, свернувшийся в клубочек, к которому ты подходишь поближе почесать за ушком, на самом деле мёртв. Двоюродные братья, если не родные. Под чёртовым светилом и вино оказывалось уже не таким притягательным, его уже не хочется поскорее открыть. Тогда взгляд Франции устремляется за окно. Высокие сугробы, холодно, идёт снег, а из-за пурги виднеются огни города. В этом году зима была какая-то через чур холодная и снежная. Впрочем, не настолько, чтоб волноваться об этом. Разве что чуть-чуть. Хочется к Романо. Сколько они не виделись? Год? Нет, две недели. Всего-то две недели, за которые чего-то существенного и не произошло, по сути. Всё шло, как и всегда, и это почти убивало. Зима казалась вечной. Потому что нет тёмно-каштановых волос, в которые можно безбоязненно запустить руку и играться; потому что нет сияющей, светящейся в темноте пары оливково-карих больших глаз, в которые хочется смотреть и смотреть; потому что нет тонких губ, которые хочется поцеловать; потому что нет мягкого шёпота над ухом; потому что все описания бессмысленны - описываемого рядом нет. Нет его и до сих пор. Франциск глянул на часы. Двадцать пять минут назад Южный Италия, он же Романо Ловино Варгас, он же любовник Франции должен был прийти на свидание. Какого чёрта? Уже ведь точно должен прийти! Если до этого момента Бонфуа нервничал, то теперь заволновался. Может, с ним что-то случилось? Или неожиданная гора дел вновь свалилась на тонкие (тонкие, впрочем, не значит хрупкие, как бы сильно Франциску это не казалось) итальянские плечи? Франции надоедает просто ждать. Страна лезет за телефоном, проверяет историю звонков, все сообщения в мессенджерах - пусто. Следовательно, Романо не писал и не звонил. Следовательно, от встречи не отказывался. Следовательно, Франции остаётся лишь ждать. Чёрт. Лишь спустя минуту Францию озаряет идея: самому позвонить Романо и спросить, нужна ли тому помощь. Может, тот вообще просто забыл о свидании. Хотя Бонфуа месяц назад подметил, что в чём, в чём, а в разного рода любовных делах Италия всегда пунктуален. Поймите, страна любви и забастовок пытается оправдать перед собой возлюбленного. Франция набирает номер, записанный как "Mon Coeur❤️🍅", приставляет телефон к уху, первый гудок, и вместо звучного "Алло?" с хрипцой слышит женский голос: "Извините, абонент временно не доступен, перезвоните позже." Внутри Франции похолодело, словно он оказался за окном, где-то в снегу. Что значит "не доступен"? Какой "перезвоните позже", женщина? Облом. Итак, какие ещё есть методы связаться с Романо, хотя бы косвенно? Может, его брат что-то знает? Хм, может! Хотя бы то, дома ли Лови. Первый гудок, второй... Пятый... А потом Франция перестал их считать... Но когда Франциск чуть ли не смирился с поражением, трубку соизволили поднять. Страна облегчённо вздохнула. - Алло? - Здравствуй, Фели. - Ой, братик Франция! Привет-привет! Как дела? Как экономика? Как... - Прости, я по делу. - Оу... По какому? - Ты знаешь, где Романо? Я имею в виду, он дома? Нет? - Нет, он ушёл... Давно как. - Насколько давно? - Ну... Часа два точно. Почему ты спрашиваешь? - Он должен был прийти ко мне, но опаздывает... До него я не дозвонился. И подумал, что ты можешь знать, где он. На другом конце провода расстроенно хмыкнули. - Прости-и, вряд ли я смог помочь. - Нет, что ты, помог конечно, спасибо. - Ой, всегда пожалуйста тогда, братик Франция! - Ещё раз спасибо, Фели, до связи. - Пока! Итак, дело продвинулось. По крайней мере, Романо вышел из дома. Скорее всего, он пошёл как раз на свидание. Итак. Если идти от Рима до Парижа обычным шагом, выйдет примерно полтора часа. Скажем, Романо не торопился и шёл медленнее, тогда выходит как раз плюс-минус два часа. Но есть и второй способ: автобусы. Сначала на итальянский рейс от Рима до границы, затем на французский от границы до Парижа, всего-то одна пересадка и ещё немного пройти пешком. Сама поездка минут тридцать плюс ожидание автобусов около двадцати. Суммарно почти час. Это не имеет смысла. Просто потому, что если верить настенным часам, прошло сорок минут от назначенного часа. Франция начинает впадать в отчаяние. Где Романо? Это начинало походить на что-то серьёзное. Его нет слишком долго. Бонфуа нервно расхаживает взад-вперёд. Похоже на пытку: мучают всевозможными сомнениями, догадками, теориями, которым грош цена, ведь они ничем не подкреплены, а всё равно волнуешься, ведь тебе неизвестно, что же всё-таки с возлюбленным. Спустя невыносимые двадцать минут, ручка двери дёрнулась. Постучали. Глухо так, и с большими интервалами между стуком. Франция сначала замер, выдохнул и побежал скорее к заветной входной двери. А вдруг Италия? Руки потрясывало, и ключ кое-как оказался в скважине, повернулся и открыл дверь. Перед ним правда стоял Романо. С души Франции спала целая гора страха и волнений. Жив, а это главное! Бонфуа даже расчувственно кинулся на тому на шею, на что Романо лишь оттолкнул возлюбленного в дом, и сам вошёл. Закрыв дверь за собой, Варгас недовольно и даже обиженно зыркнул на Франциска. Тот, не понимая, в чём проблема, вновь занервничал. - Какого чёрта ты не сказал мне, что у вас снега навалило по колено, bastardo? - нежным шёпотом, по которому скучал Бонфуа, даже не пахло. Зато был живой голос, от которого были живые чувства: его обладатель явно сердился, даже злился, - и это трогало. И лишь благодаря сердитому голосу только сейчас Франция трезво увидел ситуацию. У ситуации промокли насквозь низкие берцы и часть штанов, коротенькое и тонюсенькое пальтишко от холода не защищало почти совсем, на голове считай ничего и нет, а перчаток тоже не было. Ситуация мелко тряслась, щёки и нос у неё раскраснелись, а губы едва заметно посинели. - Ох, Романо, раздевайся, срочно, пошли в комнату, найду тебе одежду, - заторопился Франциск, уже наклонившись, дабы снять с итальянца несчастную обувь. Сам итальянец тоже времени не терял - пытался расстегнуть пальто. С задубевшими на морозе пальцами это было крайне проблематично, но Романо всё же смог растегнуть первые три пуговицы. Не без ворчания и проклятия как самой покупки и пальто, так и продавца. - Давай помогу. - Ну помогай, блин. Франция тем временем справился с берцами. Те были полны снега как снаружи, так и внутри. Как только они были разшнурованны, француз принялся за пальтишко, пока Романо стягивал с себя обувь. Верхняя одежда осталась в прихожей (кроме обуви, та теперь покоилась у батареи), а любовники поспешили в спальню. Найдя для Южного Италии одежду по-теплее, Франция сел с ним рядом, приобняв. И в первые минуты Романо молча и гордо сопротивлялся физическому контакту, отворачивался и кривил физиономию. Он до глубины души обижен. Хотя у южанина других обид и не было. Француз вздохнул, улыбнулся. Глянул на затылок Италии. Эти все обидки - призыв к действию, мол, обними меня прямо сейчас, мне плохо, что мужчина с удовольствием делает. Тычется тёмлым носом в до сих пор холодную шею, опаляет спину горячем дыхание, обвивает руками льдинку так, чтобы та расстопилась по-быстрее - прижимая к своей груди. Льдинка вздрагивает, выпремляется, сомневается несколько секунд и всё-таки тает, поворачивается к теплу и кладёт голову тому на плечо, потихоньку подбирая ноги под себя. Тогда пара, не сговариваясь, перестраивается. Франция скрещивает ноги, Романо на них садится, а своими обхватывает туловище француза. Италия кладёт руки на чужие плечи, но Бонфуа берёт их, вздрагивает с их холода и, помедлив, кладёт на свои бока. Руки настолько холодные, что Франция почти шипит, когда те легли на него. Ладони несколько раз сжали обжигающе тёплый стан, а потом неожиданно побежали по пояснице, оставив за собой холодок и мурашки, и оказались на противоположных боках. Голова Романо устраивается на чужом плече. Франция чувствует холодную щёку у своей шеи и не выдерживает: - Ты где был, чтоб так замёрзнуть, ma tomate froide? - К тебе шёл, чёрт. - Так долго? Романо отстраняется, просто чтоб сердито зыркнуть в фиолетовые глаза напротив. - Вообще-то, кое-кто, - тут Ловино тыкнул пальцем в грудь возлюбленного. Видимо, желая показать, кто именно. - забыл меня уведомить, что в его городе выпало очень много снега, а ещё что у него автобусники начали бастовать. Теперь Романо обратно прижался. - Второй раз за месяц? - вслух подумал Франция. - Второй раз за месяц, bastardo! - подтвердил Романо. Франциск задумчиво поглаживает теплеющую - слава Богу! - спину Италии. Как же так? Что им опять не угодило?... К чёрту, потом подумает о чёртовых водителях. Наверняка просто бензин опять подорожал. Ничего такого. - М, там вино на кухне, будешь? - Вино? - оживился Романо. - А давай. Может, хоть так согреюсь. Пришлось вставать с насиженного места. Пошли на кухню почти в развалку, совсем не спеша, не отпуская друг друга из теплеющих объятий. Там до сих пор горел свет. Уже живой, настоящий, взаправду тёплый. Завидев ассортимент закусок на столе, Романо довольно муркнул. Как богато застолье! Не зря пёрся. Красное полусухое. Италия глянул на этикетку - изотовитель: Испания. Юноша вопросительно покосился на Франциска. - Испания подарил, - усмехнувшись, отвечает мужчина. - Какая благодетель, - саркастично произносит юноша. - Но тебе же нравятся испанские вина? - Нравятся, более чем. Испанские вина сильно нравились Романо, как бы он не отнекивался перед их изготовителем. Наверное, сказалось долгое прожевание под боком испанца, вот и появились у них общие вкусы. Но итальянское всё равно лучше! И французское неплохó... Италия ставит бутылку на место и выключает свет: в полумраке вино пилось лучше, откровенные разговоры лились легче, а обстановка отдавала интимом и романтикой. Лишь тусклый свет из окна давал представление о происходящем. Любовники сели за стол рядышком друг с другом. Глаза привыкли к темноте. "Разве не идилия?" - подумалось вдруг итальянцу, пока француз разливал вино по бакалам. Романо пододвигает закуски поближе к ним и кладёт кусочек сыра на язык, запивает. Франция делает тоже самое с вяленым слайсом колбасы. Италия ставит бокал на стол и прижимается к телу француза, обнимает. Тот опешил, но против не был, и даже начал гладить итальянца по спине. - Так куда ты пропадал? - отхлебнув ещё вина, спрашивает Франция. - В Рим, - со вздохом отвечает Юг. - Это я знаю. Но почему? - Охх, ты не представляешь. Какой-то мудак из правительства... Если обобщить всё, что только поведал итальянец, прерываемый распитием красного напитка, то причины были вескими. -... А я это всё разгребать должен. - Теперь-то всё в порядке? - Более-менее. - Ну слава богу. Франция убирает со лба чёлку Италии и аккуратно чмокает. Италия же тянется к его губам своими, в чём Франциск ему помогает. Звуки ленного поцелуя распространяются на кухне. Ленный, не потому, что нет страсти, просто спешить некуда. Италия соврёт, если скажет, что не скучал. Тосковал, сильно. Иногда до слёз. В подушку и ночью, но тем не менее. С у меня учал таксильно, что тёплое несмотря на зиму римское солнце едва ли его грело. Политиков он проклинал каждой частичкой своего тела. Но сейчас, после двух недель ада, Романо наконец в тепле и счастлив. И, что самое главное, с возлюбленной страной.