***
Разговор о танцах, как ни старайся, повторяется из раза в раз — и причины тому в абсолютном большинстве посторонние. Хогвартс стоит на ушах, жужжит разговорами, точно потревоженный улей — и чем ближе роковая дата, тем чаще в коридорах древнего замка слышны шепотки о волнующем и насущном. Даже сейчас Габриэль краем уха улавливает сдавленные смешки группки пятикурсниц с Гриффиндора. Улавливает он и характерный звонкий стук каблуков мадам Пергамм — и направляется она явно в сторону забывшихся студенток. Неповезло... — …так кого ты пригласишь? Габриэль, увлеченный совершенно посторонним, дергается от неожиданности. Себастьян косится на него, но, в конце концов, никак не комментирует и продолжает шкрябать пером по пергаменту: они оба получили по двадцать дюймов доклада о необходимости соблюдать «регламент волшебной дуэли в ограниченном учебном пространстве»… в общем, профессор Гекат не особенно впечатлилась их дружеской схватке — и очередному случайному посягательству на ее драконий череп. Так что, потеряв пару очков из общего бюджета своего факультета хитрых и коварных, Габриэль и Себастьян были вынуждены проторчать вечер субботы в печальной компании книг. Молчание странно затягивается, и Новак вздыхает, наконец, отвечая: — Ну, не знаю? Я не думал ещё об этом, — он скашивает глаза на проходящую мимо мадам Пергамм и любопытничает на порядок тише: — А ты? Себастьян пододвигается ближе, наклоняется и тоже шепчет: — Не определился. Знаешь ли, у меня довольно широкий выбор. Габриэль ухмыляется криво, но мысли его занимает ощущение их столкнувшихся под столом колен и прижавшегося к его плечу плеча Сэллоу. Разумеется, им не нужно находиться так близко, чтобы услышать друг друга — но внутри этому обстоятельству ничего не противится. Напротив. Габриэль совершенно не удивлен. — Что насчет танцев? — звучать отвлеченно удается лишь наполовину. — Я думал, неблагодарным развлечениям ты предпочтешь приличную компанию пыльных мемуаров очередного гения. — И упустить из-за этого такое событие? Какого ты обо мне мнения, Новак? — Себастьян вскидывает брови, и краешки его губ дергаются в улыбке. О, ну естественно. Упрямство и никакого благоразумия — или какой там девиз у Сэллоу?.. — Впрочем, я тут подумал, — продолжает Себастьян, — твое предложение еще в силе? Помочь, я имею в виду. Габриэль чувствует искреннее удивление. Не то чтобы он шутил в тот раз, но… Возразить, впрочем, ему нечем. Да и не хочется. — Отлично, — получив кивок, Сэллоу поднимается со скамьи, подбирая со стола свои записи. — Встретимся в крипте перед отбоем. — Это всего через несколько часов... — Именно. Будь добр не опоздать.***
Габриэль, увы, не сразу понимает, что встреча в крипте предполагает определенную… уединенность их предстоящего урока. В этом он убеждается, стоит только проскользнуть в печально известную комнату. Здесь нет даже Оминиса, чьи колкие комментарии могли бы разрядить обстановку. Хватило бы даже молчаливого присутствия... Но нет. Себастьян тут абсолютно один. Интересуется, подходя, совершенно спокойно: — Чего замер? Габриэль все ещё стоит у выхода, и в животе его совсем некстати закручивается узел волнения. Он естественным движением трет вспотевшие ладони о брюки, стараясь выглядеть невозмутимо, и приближается к другу. — Знаешь, манекен в качестве партнера кажется не самым удачным решением. И у нас не будет музыки. Себастьян сцепляет пальцы в замок, наклоняет голову — и под его взглядом Габриэль закономерно чувствует себя идиотом. — Разве отсутствие музыки сейчас — большая проблема? — Новак отрицательно качает головой вместо ответа. — Так и думал. Что до партнера, — Себастьян на мгновение замолкает, хмурится, и в его взгляде появляется вызов, — будет продуктивнее, если им станешь ты. Габриэль сглатывает. Опять кивает. — Да, конечно. Продуктивнее. Разумеется. В полупустой крипте для них двоих пространства более чем в избытке, но Габриэль отчего-то чувствует, что стены вот-вот сомкнутся — ему мало воздуха. Над головой полыхают жаровни, разбавляя полутьму скудным светом, и желание затушить их почти болезненно. Габриэль не привык считать себя трусом. Мерлин, да он в одиночку расправлялся с несколькими троллями за раз! Запретный лес его второй дом! Но танцы с Себастьяном Сэллоу? Ох, нет, это уже чересчур. — Ну? — Себастьян, замерев со скрещенными на груди руками, глядит вопросительно. — Как мне встать? Что делать? Габриэль шумно вздыхает и заставляет себя сосредоточиться. Он не будет… торопиться. Отдастся течению судьбы и все такое, а последствия — он с ними как-нибудь разберется. Как всегда. — Ты уже делал это, не так ли? — дождавшись нетерпеливого кивка, Габриэль продолжает: — Значит, с принципами знаком. Я покажу тебе шаги — ты будешь повторять. — А потом? — Не спеши, — Габриэль заставляет себя ухмыльнуться. — Посмотрим на твои успехи, мистер Сэллоу, а затем решим. Под внимательным взглядом Себастьяна Габриэль первые мгновения ощущает себя деревянным. Он сбрасывает это чувство усилием воли — пусть практиковаться и доводилось давно, мышечная память делает половину работы — а с остальным он справиться способен. Габриэль несколько раз описывает широкий квадрат базовыми шагами, прежде чем жестом подозвать Себастьяна. Тот присоединяется, становится сбоку, упрямо глядя под ноги, и теперь они двигаются вдвоем. — Не смотри вниз, — делает замечание Габриэль, отходя в сторону, и кивает замершему другу. — Продолжай, я наблюдаю. — Фу, — тот фыркает и, вздернув упрямо подбородок, в конечном итоге с поставленной задачей справляется на удивление хорошо. Не то чтобы от Сэллоу стоило ожидать меньшего… от этого, впрочем, Габриэль недоумевает: Себастьяну далеко до неуклюжести, и, может быть, он кажется чуть зажатым — но это скорее от нервов, чем от отсутствия каких-то задатков. А, быть может, это потому что Габриэль прекрасный учитель? Вместо карьеры мракоборца ему стоит задуматься о должности профессора. Улыбаясь этим мыслям, Новак останавливает друга и подходит к нему. — Хорошо, а теперь попробуем… эм, вместе. Они замирают в трех футах друг от друга, как пара ослепленных лунтелят. Вся концентрация Габриэля растворяется в то самое мгновение, когда он сталкивается со взглядом Сэллоу. Шагнуть навстречу — испытание едва не тяжелее тех, что поручали ему хранители. Это даже смешно. Гордость Габриэля униженно воет от той застенчивости, с которой он продвигается ближе и в приглашающем жесте протягивает свою руку. — Ты должен вести. Голос его почему-то тише и глубже, и Новак заставляет себя не обращать на это внимание. Не обращать внимание на то, как сильно сжимаются пальцы Себастьяна на его ладони, увы, выходит гораздо хуже. — Положи руку мне на лопатки, — командует Габриэль торопливо, укладывая собственную на чужое плечо. — Сначала попробуем медленно. Я буду считать… Они начинают двигаться, и происходит самая глупая вещь, которую Габриэль может от себя ожидать: его тело поддается привычке, а ведомая роль в эту привычку, увы, совершенно точно не входит. Они закономерно сталкиваются, путаются в ногах и удерживают равновесие, инстинктивно цепляясь друг за друга — а потом замирают. Габриэль может поклясться, что выражение его лица сейчас — апогей слабоумия. Он ощущает жар, который спешно растекается по лицу, и отстраненно радуется, что в неровном свете жаровен и полутьме крипты его смущение едва ли можно рассмотреть. В то же время реакция Себастьяна для него становится таинством — и Габриэль не торопится отойти лишь оттого, что замечает нечто уязвимое в его лице. Это открытие сковывает на месте. А дурацкий огонь превращает темноту чужой радужки в жидкий янтарь. Очень… красиво. И немного неуместно — в их-то обстоятельствах. — Я… извини, — Габриэль старательно отводит взгляд и принимает попытку тактически отступить — сбежать — но удается ему только шаг. Себастьян, не разжимая ладоней, ступает следом. — Э-э… — Мы начали? Неуверенность на лице Сэллоу сейчас кажется глупым наваждением. Он явно в порядке, у него все под контролем. Габриэль страшно завидует такой невозмутимости, потому что думать о чертовых танцах сейчас ему совсем не удается. Он даже не может найти в себе силы свести этот казус в шутку. — Слушай… — Я думал, мы танцуем, а не болтаем? — Себастьян наклоняет голову и шагает вперед, вынуждая опять отступить. Это вовсе не танец, думает Габриэль. Больше похоже на очередную дуэль. И в глазах напротив он опять видит вызов. Это странно: Себастьян будто ожидает от него удара, ожидает… осуждения? Он часто такой: готовый защищать собственные убеждения, до последней крови драться за них — и они оба знают это наверняка. Но сейчас? Габриэль не понимает, что заставляет Сэллоу делать такое лицо. Поэтому он останавливается. На этот раз неловких столкновений не случается — Себастьян будто ожидал от него подобного действия. Это, впрочем, совсем не мешает ему выглядеть чуть недовольно — и, может быть, немного нервно. — Что не так? Я ошибся? — он опускает взгляд к полу, затем поднимает, хмурится и, что ж, теперь Габриэль видит его нервозность насквозь. — Что случилось, Себастьян? Сэллоу отступает на шаг, освобождаясь от чужой хватки, и выглядит так, будто вот-вот запрется на семь замков. Габриэля этот расклад, впрочем, не удовлетворяет — и поэтому он ступает в чужое личное пространство опять. Он знает, что таким образом врать сложнее — и в завершении кладет руку на чужое предплечье. Этот жест скорее дружеский — попытка поддержки, мягкий пинок в сторону честности и ответов. А в худшем исходе — тиски, которые не дадут Себастьяну сбежать. — Ты срываешь урок, очевидно? — Сэллоу огрызается. Габриэль вздыхает. Он понимает: Себастьян сложный. И упрямый. И… да много всего. Но происходит что-то странное, и Новак чувствует себя обязанным понять это прямо сейчас. Потому что если не сейчас — потом будет поздно. С Себастьяном часто бывает поздно. — Слушай, — начинает он, потирая переносицу свободной рукой, — буду откровенен, — Габриэль набирает в грудь воздух и выдает то, о чем жалеет почти сразу: — Ты странный. — Это я-то? — Новак чувствует, как под пальцами деревянные мышцы Сэллоу напрягаются, и как вся его суть из бегства обращается в нападение. — Ты сам давно смотрел в зеркало?! Габриэль одергивает руку и возмущенно хмурится. — Я в порядке, полном. И это ты глядишь сейчас так, будто собираешься набить мне лицо. Если тому существует причина, ты мог бы любезно о ней сообщить, знаешь? Габриэль ждет взрыва, но ошибается. Взрыва нет, хотя выражение лица Сэллоу и становится на порядок мрачнее. Он резким движением запускает в пальцы в собственную всколоченную шевелюру, яростно превращая ее в гнездо. Он чертыхается, как животное, и Новак почти ожидает, что в самом деле получит в нос, но Сэллоу лишь шипит уязвлено: — Знаешь, что?! — Пошлешь меня к черту? — Габриэль вскидывает подбородок, скрещивая на груди руки. — Не знаю, Себастьян. Объясни. Он следит за тем, как пальцы Сэллоу сжимаются в кулаки. И беспомощно разжимаются уже спустя пару мгновений. Как они вообще пришли к этому?.. Но, похоже, Габриэлю сегодня везет. Себастьян в раз сдувается и, шумно вздыхая, трет переносицу. Он отворачивается, и с губ его слетает полушепотом: — Бред все это, Оминис. Ты ошибся… Но Габриэль слышит отлично. И это уже подсказка. Он обходит Себастьяна в попытке заглянуть в лицо, спрашивает: — При чем здесь Оминис, Себастьян? В чем он не прав? Сэллоу косится на него в этот раз с выражением такой усталости, что становится немного неловко за свой допрос. Но Габриэль не сдается. Он тоже умеет быть упрямцем. — Иногда ты чертовски раздражающий, — хмыкает Сэллоу без прежней озлобленности. — Так ты никого еще не пригласил? Этим вопросом Габриэль оказывается загнан в тупик. Он моргает, в недоумении глядя на друга. Ход чужих мыслей кажется ему недостижим полностью и целиком. — Эм… нет? — Хорошо. Отлично, — Себастьян кивает, кажется, самому себе, а затем вскидывает взгляд и тычет пальцем Габриэлю в грудь. — Потому что тебя приглашаю я. Габриэль моргает опять, искренне растерянный, а затем просто жмет плечами. — Ладно. Но, постой, ты перевел тему! Объясни, что происходит, иначе я-... — «Ладно»? — перебивая, тупо повторяет Сэллоу. На лице его — сплошное недоумение. — Так просто? Ты вообще понял, о чем я? — Мы посетим Святочный бал в качестве партнеров, — закатывая глаза, рапортует Габриэль, и тут же переключается, начиная раздражаться. — Перестань уклоняться. Я-... — Стой, — Сэллоу вскидывает ладонь, вынуждая Габриэля замолкнуть. — Почему… Мерлин, тебя вообще ничего не смущает?! Ты понимаешь, почему я позвал тебя? Новак открывает рот, но язвительный комментарий с его губ так и не срывается. Он моргает. Хмурится. О. О… — Дошло? — Себастьян усмехается, умудряясь выглядеть одновременно насмешливо и напряженно. — Итак… что скажешь теперь? Говорить — это довольно тяжело, думается Габриэлю, чья способность подбирать слова в любой ситуации вдруг его предает. Это несправедливо, потому что сказать хочется много и сразу, но он просто не знает, с чего начать. — Я… все еще согласен, — в конце концов, выдавливает он из себя с уймой усилия. Себастьян кивает. Выдыхает с заметным облегчением и, хмыкая, опять бормочет под нос: — ...все-таки прав… Габриэль с трудом понимает, что тот, должно быть, опять об Оминисе. Недоумения, впрочем, меньше от этого не становится. — Я… я должен сказать это вслух? Себастьян вновь напрягается и с деланным безразличием разводит руками. Габриэль кивает сам себе. — Ладно. Хорошо. Ты мне нравишься? — Ты действительно спрашиваешь? — Сэллоу хмурится, но Габриэль замечает, как дрожат уголки его губ в попытке обуздать улыбку. — Хоть в чем-то ты ужасен. — Тебя это, несомненно, радует, — чувствуя облегчение, Габриэль, наконец, улыбается. — Но, постой… неужели все это, — он обводит рукой полупустое темное помещение крипты, имея в виду гораздо больше, — было не просто так? Да и танцуешь ты, стоит полагать, получше тролля. — Это нам еще предстоит узнать, — Себастьян усмехается. — Что до всего остального… ну, может быть? Самую малость? Оминис убедил меня в том, что сыграть на твоем альтруизме — отличный план. Я сомневаюсь, что он сам в это верил. Но решил попробовать. — Но... к чему такие сложности? Я думал, что… ну, достаточно очевиден. Себастьян глядит на него с изрядной долей скептицизма, и от такого напора становится немного неловко. Впрочем, это не мешает Габриэлю, осмелев, приблизиться и аккуратно подхватить чужую ладонь. Сэллоу, уставившись на их сплетенные пальцы, молчит гораздо дольше необходимого. — Недостаточно. Ты добр ко всем, и дружелюбен, и… довольно сложно чувствовать себя особенным, когда к тебе относятся ровно так же, как к какой-нибудь заблудшей пушишке, — Габриэль хихикает, и хмурый взгляд Сэллоу ему совсем не мешает. — К тому же, учитывая некоторые прошлые обстоятельства… справедливо было бы считать, что связываться с таким человеком, как я — ошибка. — Эй, — Габриэля тут же тянет возразить, но Себастьян его останавливает. — Нет, послушай. Я серьезен. Тот факт, что ты и Оминис поддержали меня… до сих пор поддерживаете после всего, что я сделал… после моего дерьмового отношения к вам обоим, факт, что мы все еще общаемся — настоящее чудо. Я не могу просить о большем. И я бы не стал. Габриэль мажет внимательным взглядом по лицу напротив. Они в пространстве друг друга, их разделяет меньше, чем пара футов — но откровение делает их гораздо ближе, чем если бы они опять повисли друг на друге из-за глупой неуклюжей ошибки. — Что изменилось? — осторожно интересуется он, заглядывая в чужие глаза. Себастьян хмыкает, а затем осторожно улыбается. — Я решил, что мне стоит больше слушать друзей. И в этот раз, насколько я могу судить по твоему не вполне однозначному взгляду… я не опоздал. — Нет. Ты очень вовремя. Себастьян смеется — и с этим смехом его тело, кажется, наконец покидает остаток напряжения. Они разглядывают друг друга по-новому, впервые как следует. Тайны и недомолвки растворяются в полутьме крипты, и Габриэля они не волнуют более совершенно, потому что распирающего грудь чувства слишком много, чтобы осталось место для чего-то еще. В следующее мгновение Себастьян тянется вперед, а Габриэль начинает говорить — и они оба замирают, неловко глядя друг на друга. Сэллоу спешно отстраняется, но не отходит, и на его усыпанных веснушками щеках едва различимо темнеет румянец. Габриэль проклинает себя за неумение соответствовать моменту. Но он уже начал — и считает важным закончить. Себастьян был с ним честен. И на это стоит отвечать тем же. — Я просто хочу сказать, что для меня ты всегда был больше, чем… пушишки. — Приятно знать. — Помолчи, — Габриэль хмурится в ответ на чужую ухмылку, и продолжает: — Я говорю о том, что с момента нашей первой… ну, может быть, со второй встречи… в общем… — Просто признайся, что был очарован мной, стоило только увидеть. Габриэль стонет, хватаясь за переносицу. Он всегда умел молоть языком — так от чего сейчас так трудно?! И Сэллоу, черт возьми, ему совершенно не помогает! — Это плохо скажется на твоем самолюбии, так что не стану. — Тебе стоит поработать над признанием, — Себастьян вновь льнет ближе, улыбается самодовольно, и его руки до неприличия естественно укладываются Габриэлю на плечи. — По крайней мере, я сказал об этом прямо. В отличии от тебя. — Нам стоит поработать над признанием, — легко уступает Сэллоу, и Габриэль, утомленный словами, подается вперед, сокращая, наконец, остаток разделяющего их расстояния. У него не кружится голова от водоворота чувств, и не дрожат колени, как это порою описывают. Но ощущать губы Себастьяна на своих собственных определенно приятно. Габриэль чувствует себя так, будто все, наконец, становится на свои места. Будто он находит то, что потерял, того даже не осознавая. Этот поцелуй — верх целомудрия, и они отстраняются уже через пару мгновений, оба в попытке оценить ситуацию. Габриэль неловко улыбается, и Сэллоу расслабляется, выдыхая. — Ну… полагаю, теперь я должен нашему принцу. — Пора бы привыкнуть, — Габриэль улыбается шире, и шуточный тычок под ребра заставляет его лишь рассмеяться. — Не могу поверить, — Себастьян рук не убирает — оставляет прямо так, на боках, собирая складками ткань чужой рубашки. — Я вам двоим не мешаю? У него дразнящий тон, но в нем Габриэль чувствует тепло и благодарность. Это отзывается щекоткой внутри — и улыбаться хочется шире. — Ты никогда не был лишним, Себастьян. Сэллоу фыркает и тянется вперед, но в этот раз для обыкновенных объятий. Новак встречает этот порыв с готовностью, и цепляться друг за друга сейчас им удается без неловкости. Это поразительно приятная возможность — и Габриэль ловит себя на мыслях о том, что очень давно хотел сделать это вот так — крепко, долго. Правильно. И за этот шанс он чувствует благодарность.