Теория древних языков

Солнце сегодня никого не щадило. Погода стояла тёплая, но душная, отчего приятной назвать её было сложно. Ты, как могла, пыталась наслаждаться всем вокруг: улыбчивыми людьми, тихим пением птиц, сладким запахом кофе с ресторанов, и даже тем, какое событие ждёт тебя буквально через несколько минут. Ты, не спеша, проходишь по оживлённым улицам Сумеру, мысленно отсчитывая каждый свой шаг. Хотелось оттянуть этот момент и одновременно закончить его поскорее. Было утро, ты направлялась на раннее занятие с теории древних языков. Тебе нравилось изучать языки, пытаться разобраться в их структуре и смысле, но занятие это было отнюдь не лёгким. Ты это понимала, и хоть успешно окончила Академию ещё пару лет назад, ты ощущала, что с этим предметом слегка схалтурила. И именно поэтому, взвесив немного актуальность вопроса и собственные чувства, решила попросить хорошего друга слегка подтянуть тебя. Поворачиваешь за угол и останавливаешься перед нужным тебе зданием. Ты бы желала лучше простоять перед дверьми хоть весь день, чем заходить внутрь. Но нужно было постучать, и ты, хоть и с тяжёлым сердцем, но таки стучишь, отходя немного в сторону, дабы открытая дверь не сбила тебя с ног. Ты считала, что школой и высшим учебным заведением учёба человека не должна ограничиваться: мы учимся всю свою жизнь, каждый день узнавая что-то новое и черпая новые знания отовсюду, благо, ресурсов было в достатке, особенно в такое время и особенно в стране мудрости. И ты приняла решение глубже погрузиться в то, что тебе искренне интересно. Тебе казалось, ты простояла на пороге целую вечность, прежде чем что-то, наконец, случилось, но такое ощущение было лишь потому, что ты переживала. Слышатся шаги, и спустя мгновение тебе открывают дверь. Улыбаешься человеку на пороге: — Доброе утро, аль-Хайтам. Теория древних языков, безусловно, цепляла тебя и заниматься ею было никогда не лень, но с приближением дополнительных занятий ты только сильнее волновалась… Тебе нравился твой репетитор. Мужчина сдержанно кивает тебе, глаза его холодны и сам он, в целом, не выглядит слишком заинтересованным, но это не делало его менее привлекательным. Ты отчаянно ругаешь себя за то, что при каждой встрече не можешь сдержать себя от того, чтобы хотя бы на секунду не опустить взгляд на его плечи, руки, грудь… Он был чертовски красив, и это отвлекало. Ты искренне не понимала, как люди в Академии вообще умудряются разговаривать с ним и даже не нервировать, не бегать глазами по стенам, запоминать всё, что он скажет, потому что лично ты при беседе с ним только этим и занималась, хотя и внешне держалась очень хорошо. Он был временным Верховным мудрецом, и было глупым поступком отрицать, что он хорошо справляется со своей ролью. Аль-Хайтам не любил общение и старался избегать контакта с людьми, его работа, однако, часто принуждала к этому. Он не был против помочь и дать указания: просто предпочёл бы этого не делать, был бы выбор. Так уж вышло, что с ним ты познакомилась, ещё пока вы оба были студентами. И, признаться честно, ещё примерно с того времени он стал тебе интересен. Ты прекрасно понимала, что надеяться на дружбу с таким нелюдимым и закрытым в себе человеком было бессмысленными надеждами. Но судьба решила всё за тебя: он и сам заинтересовался тобой? Будучи прямолинейным человеком, каким он есть, он говорил, что ему нравятся умные люди. Так вы и начали общаться: не слишком тесно, но спустя годы общения неожиданно сблизились. Ты всегда ощущала какое-то невидимое напряжение между вами, но не могла точно охарактеризовать это. Оно не было плохим, не означало неприязнь, но заставляло тебя всегда волноваться в его присутствии. Иногда ты смотрела на него на лекциях и замечала, что он задерживает свой взгляд больше на тебе, чем на преподавателе. То же самое делала и ты… Вы через многое прошли вместе, от чего ты аль-Хайтаму точно была не чужой, и именно поэтому от не отказал в помощи. Насколько ты знала, он действительно занимался репетиторством, но ты уже не была студентом, поэтому сначала сомневалась в жизнеспособности твоей идеи с дополнительными уроками. Твой друг, если его можно таким назвать, неожиданно согласился. Ты одновременно обрадовалась и осталась недовольна. Сердце ускоренно отбивало ритм в компании аль-Хайтама, и тебя это откровенно раздражало. Прошло много, много лет, и хотя вы поддерживали контакт и после окончания Академии, тебе не хотелось переносить свои подростковые заскоки с собой во взрослую жизнь. Тебе казалось глупым испытывать хоть какую-то симпатию к аль-Хайтаму, казалось это ребячеством, и ты точно не хотела идти на поводу у своих чувств. Но сердцу, как известно, не прикажешь. — Доброе, Т/и. Проходи, будь добра. — он говорил тихо, спокойно, и тебя злило, что он, в отличие от тебя, вовсе не переживал. Аль-Хайтам был уверенным в себе мужчиной, и это качество неизменно цепляло чем-то. Он не был слишком громким и надоедливым; он просто был. Никогда не мешался и всегда был вовремя, был кстати, и именно это качество делало его идеальным учителем. Ты сглатываешь, вперивая свой взгляд ему в спину, когда вы проходите внутрь. Спокойный и симпатичный взгляду интерьер определённо располагал к учёбе, но ты не могла быть уверена, что не будешь отвлекаться. Аль-Хайтам приглашает тебя за стол, после садится сам и настраивается на занятие. — Итак, теория древних языков… В своём письме ты этого не изложила, но, может, есть определённые моменты, в которых тебе бы хотелось разобраться? — он поднимает глаза на тебя, и ты стойко выдерживаешь его почему-то томный взгляд. — Да, конечно! Я порылась немного в источниках… — ты вытаскиваешь из сумки учебники и давние альманахи, которые откопала у себя дома, начиная уточнять интересные тебе разделы. В процессе обсуждения вы наклоняетесь ближе друг к другу, и ты, увлечённая рассказом на интересную тебе тему, даже не замечаешь этого. Твой учитель, хотя называть его так было непривычно, показывает тебе определённые упражнения и задачи, и вы начинаете практиковаться. Ты быстро влилась в процесс и не боялась задавать вопросы, если чего-то не понимала; он охотно отвечал. Ты записывала важные детали и уже спустя пол часа исписала добрую часть блокнота. Вы увлеклись и спустя время начали ощущать откровенную духоту. Пока ты ломала голову над упражнением, утверждая аль-Хайтаму, что попробуешь справиться без его помощи, он откинулся на спинку стула и томно выдохнул. Твои уши чутко уловили этот звук, и ты не сдерживаешься: бросаешь на своего собеседника быстрый взгляд, замечая, как он оттягивает край своего костюма на шее. Капелька пота скатывается по его ключице, и ты внезапно обнаруживаешь, что теперь не можешь думать больше ни о чём. Чёрт. Но заставляешь себя вернуться к упражнению. — Хочешь холодного чаю? — спрашивает аль-Хайтам, сразу поднимаясь с места. Ты не ожидала от него такого гостеприимства и не хотела бы тяготить хозяина дома, но, взглянув на него, понимаешь, что он спрашивает не просто из вежливости, и ему не тяжело исполнить своё же предложение. Ты благодаришь и соглашаешься: уже действительно было нечем дышать. Аль-Хайтам куда-то удаляется, и ты устало сдуваешь со лба влажный волос, не желая отвлекаться от работы и таки добить то несчастное упражнение. Хочется его впечатлить. «Давай, это не так сложно… вы только что делали похожее…» Твой временный наставник возвращается и ставит на стол поднос с двумя чашками твоего любимого напитка. Он открывает окно, наконец впуская в комнату не совсем свежий, но хотя бы не такой удушливый воздух. Вы оба облегчённо вздыхаете. Ты ещё раз благодаришь его и делаешь глоток чая, придвигая к нему сделанное упражнение. Замираешь: он читает написанное, брови его слегка хмурятся, он поднимает глаза на сделанные ранее тобой записи, что-то проверяет, сверяется. Тебя раздражает, что ты так чутко наблюдаешь за каждым его движением, замечаешь каждый вздрог мускула на его аскетичном, аккуратном лице, пока он не смотрит на тебя и не заметит твоего внимательного взгляда. Тот, наконец решив что-то для себя, кивает самому себе, что-то решает в уме, поднимая взгляд на стены. — Объясни-ка… — аль-Хайтам наклоняется к тебе, указывая на написанный тобою текст. Ты фокусируешься на вопросе, но спустя пару секунд активной мозговой работы, в чём твоя ошибка таки не понимаешь. Мужчина терпеливо наблюдает за твоими недопониманиями. — Но почему здесь так, если мы раньше совсем другое говорили? — тыкаешь пальцем на предыдущие задания, озадаченная. Он качает головой. — Язык - гетерогенная система, не гомогенная. Ты путаешь с фонетикой. Отсюда и пошли дальнейшие ошибки, вот здесь. Вспомнила? Ты медленно киваешь головой, наконец осознавая промах. Таки отвлеклась. Это было элементарно, но тот не слишком уместный взгляд на мужскую шею действительно, похоже, всё испортил. Ты вздыхаешь. Разум уже начинал затуманиваться. — В чём дело? Ты минуту назад блестяще похожее задание сделала. — тебе, несомненно, приятно от похвалы, особенно от его, но как ответить на его вопрос ты не знаешь. — Не знаю, может, в жаре дело… — тяжело вздыхаешь, откидываясь на стуле и сползая по нему немного вниз. Аль-Хайтам улыбается: ты признавала, что оказалось неправа, но всегда в такие моменты выглядела, как ребёнок, хоть и отчаянно старалась с этим бороться. «Чёрт, ну не скажу же я ему, что просто засмотрелась на него и теперь не могу выкинуть из головы его портрет!» отчаянно думаешь ты, но решаешься таки подняться и вернуться к работе. Было действительно жарко, это слегка затуманивало рассудок и было бы нелогично отрицать, что это создавало то самое некоторое напряжение между вами. Вы были взрослыми людьми, и вы не привыкли сдерживать свои желания, но прямо сейчас, в этой комнате, тебе казалось, что ты лучше умрёшь, чем предпримешь хоть что-то. Вы продолжили занятие, но тяжёлая атмосфера осталась. Она и вовсе со временем стала слегка интимной, но вы оба упрямо делали вид, что ничего не происходит, хотя ты искренне думала, что аль-Хайтам и правда спокоен и ничего не замечает. Он педантично оглядел ещё одно твоё задание, пока ты оттянула пальцем внезапно ставший тугим воротник. Будь ты у себя дома, ты бы, наверное, ходила по нему в одном нижнем белье, но здесь ты себе не могла позволить такой вольности. — Вот… снова наклоняется он, беря в руку карандаш и надписывая ним правильный ответ над твоим, пока ты подвигаешься ближе и упираешься локтями в стол. Так уж выходит, что в какой-то момент дыхание аль-Хайтама ощущается на твоём лбу, поскольку ты была ниже него, но вместо того, чтобы испуганно отпрянуть, ты просто застываешь на месте, сверля взглядом слегка дрожащий кончик карандаша, зажатый между его пальцами. Сглатываешь. Он так близко, и если ты сейчас отодвинешься, это покажет ему, что тебя его близкое нахождение точно волнует. Ты не хотела признаваться ни себе, ни ему: ты правда волнуешься, потому что он тебе нравится. Достаточно сильно, чтобы твоё дыхание от неожиданной близости сбилось. Ты касаешься кончиком пальца карандаша, и он осторожно отдаёт его тебе - даже такое простое действие всё равно заставляет твоё сердце биться ещё быстрее, хотя, казалось бы, куда быстрее. Уже разобравшись, в чём допустила ошибку, ты быстро стёрла её, затем написав правильный ответ. — Умница. — его голос опустился до шепота, и этот тембр заставил тебя задрожать. Это тебя насторожило, и ты медленно подняла голову навстречу его. Он тоже наклонился поближе к тебе, но никто из вас так и не решался прокомментировать то, что происходит. «Что я делаю?» промелькает где-то на задворках твоего сознания, но приятный парфюм аль-Хайтама слишком сильно вскружил голову, чтобы продолжить прислушиваться к голосу здравого смысла. Он сгорел в горячем воздухе, что повис между вами и с каждым тяжелым, напряженным вздохом только сильнее накалялся, распаляя вас обоих и заставляя дергаться навстречу друг другу, но не прикасаясь. Мужчина прикасается кончиком носа твоей щеки, и ты задерживаешь дыхание, как будто ожидая следующих его действий. Его рука отбрасывает карандаш и стремится к твоему лицу… ты жмуришься, а потом ощущаешь, как он медленно заправил выбившийся локон тебе за ухо, а затем замирает на долгие секунды. Похоже, это стало последней каплей: два силуэта одновременно бросились навстречу друг другу. Учебники полетели со стола. Вы, как в каком-то диком танце, поднялись из-за стола, он схватил тебя за бёдра, ты обхватила его шею и цеплялась за крепкие плечи, как будто от него зависела твоя жизнь. Вы целовались так страстно, что не хотели и на секунду отрываться друг от друга, так самозабвенно, что ты вся задрожала, наконец выпуская наружу все те чувства, что вызывал в тебе этот мужчина, что так долго сидели внутри и мучали. Ещё несколько шагов в сторону стены, твои ноги на его бёдрах, его рука на твоей талии… спиной упираешься в стену, чья прохлада вызывает табун мурашек. Он целует твой подбородок, грубо держит за плечи, явно давая понять, что сейчас он просто так тебя не отпустит. Ты откидываешь голову назад, тяжело выдыхаешь; горячие губы кусают тонкую кожу на шее, и ты уверена, что там останется очень яркая метка, и не одна, так как он не останавливался, не отрывался от твоего тела ни на миг, как будто боялся, что ты вот-вот выберешься, убежишь и он больше никогда не сможет ухватить тебя. Это было так странно, так неожиданно, и, наверняка, так неправильно, но о, боже, как же ты этим наслаждалась. С губ слетали тихие, приглушенные стоны, волосы прилипли ко лбу, к шее, пальцы твои дрожали и не задерживались нигде конкретно, сначала сжимая серебристые волосы, потом тёмную накидку, царапали мускулистую спину. Глубокий голос рычал тебе на ухо, мужские руки не стеснялись и сжимали всё, до чего могли дотянуться: сначала мягкую ляжку, потом предплечья, грудь и слегка надавливали на шею, когда его поцелуи опустились на уровень ключиц. Этот мужчина сумел вытягивать из твоего сердца остатки той бурной юности, которую ты похоронила в учёбе, он разжигал тебя и от этих ужасно тяжелых сердцу, горячих и невыносимо ярких чувств ты с придыханием называешь его так, как называла ещё в Академии… — Хайтам… — голос твой был умоляющим, как будто просил не отпускать тебя, одним лишь словом выплёскивая всё, что ты думала, о чём мечтала долгие ночи и о чём покорно молчала. И он точно услышал. Всё понял. Аль-Хайтам выдыхает тебе куда-то в ключицу, обжигая кожу горячим воздухом, наконец-то останавливаясь. Вы оба пытаетесь вспомнить, что только что случилось, пытаетесь найти в этом хоть какую-то логику, но быстро сдаётесь. Он выпрямляется во весь рост, и твоё сердце замирает от его вида: влажные от поцелуев губи, красные щёки, серебряные волосы растрепались и спадали на лоб, а в прикрытых глазах горел огонь и желание. Ваши лица так близко. Он насмешливо комментирует… — Вернёмся к теории… древних языков или… продолжим? — он несколько раз был вынужден отдышаться, от чего его вопрос звучал ещё более провокационно. Вы оба знали, каким будет твой ответ, ты закатила глаза и обозвала его ласковым «кретин…» перед тем, как заткнуть его таким же грубым поцелуем, замечая, как он хитро ухмыляется. Точно кретин. Ты бы точно не позволила ему оставить тебя одну сейчас. Потом всё было расплывчато: ты помнила, как он торопливо раздевает тебя, нежно целует поясницу, каждую выпирающую косточку на спине, плечи и плоский живот, а ты нежно гладишь его щёки и волосы, пока поцелуями он спускается всё ниже и ниже… Ты была так беззащитна перед ним, но он не сделал больно, не принуждал тебя и был терпеливым, даже слегка ласковым. Эта ласка, впрочем, не помешала оставлять на его спине красные следы от ногтей, сжимать простыню и прогибаться в пояснице, до крупной дрожи, до тихих или громких стонов, до ваших соединенных пальцев. Ты кричала от удовольствия. Это было абсолютно сногсшибательно. В каждом движении мужчины ты отчётливо видела: ему снесло крышу. Ты хотела думать, что это именно ты довела его до такого состояния, но ты бы никогда напрямую не спросила. Но по его влюблённому взгляду всё было и так понятно. После всего, что между вами успело произойти за один день, у тебя болело всё тело, ты до кончиков пальцев пропиталась такой ненасытной любовью к нему, к его присутствию, ко всему, что он делал и говорил, а кожа всё ещё помнила его грубые, но такие приятные прикосновения. Ты так пристально следила за ним, пока он нависал над тобой и приказывал не разрывать зрительного контакта, и ты поклялась себе, что не отпустишь его затуманенный взгляд ни на секунду. Ты много в чём поклялась себе в тот момент, от многого отреклась, о многом подумала заново. Это было так насыщенно и ярко… Ты не знала, что, наверное, именно о нём ты и мечтала, просто не хотела признаваться, что искренне заинтересована в мужчине. Он снился тебе и виделся в каждом прохожем, ты боялась увидеть его, но в то же время и предвкушала это. Но судьбоносная встреча таки произошла, и она прояснила всё то недосказанное, что было между вами. Он тоже мечтал о тебе. Аль-Хайтам сдувает с твоего лба капельки пота, пока ты тяжело выдыхаешь, откидываясь спиной на кровать. Он склоняется над тобой, присаживаясь рядом и хриплым голосом спрашивает: — Вижу, от дополнительных уроков ты просто в восторге. — смеёшься, запрокидывая голову и толкая его в плечо, но не серьезно, просто чтобы показать каприз и сделать вид, что ты недовольна его словами. — Я теперь твоя любимая ученица? — О, да, дорогая. — мужчина посмеивается, зарываясь носом тебе в волосы. После всего, чем вы только что занимались, это проявление нежности воспринималось по-особенному, хоть и немного непривычно, но ты это ужасно ценила. — считай, первый урок ты уже оплатила. — Будут ещё уроки? А если я не хочу? — Я заставлю тебя учиться. — он дразнит тебя, делая акцент на последнем слове, моментально заставляя тебя покрыться краской, хотя после всего откровения стесняться было уже нечего. В свете дневного солнца два неловко влюблённые ума выдают одну и ту же мысль… «Если каждый урок будет оканчиваться так, то я не против.»