Тюрьма моей мечты

•Глава 1 Номер 55, Накаджима Ацуши, 19 лет, ограбление, нанесение физических и психических травм, срок 5 лет. Номер 78, Доппо Куникида, 38 лет, взлом военной базы и незаконное изменение боевой стратегии, на его совести смерти двух сотен человек и измена , срок пожизненный. Номер 127, Ёсано Акико, 28 лет, хирург, опыты над людьми, пытки, серийные убиства, срок пожизненный. Номер 56, Осаму Дазай, 25 лет, бывший полицейский, на данный момент серийный убийца, вор, насильник, три пожизненных срока. Номер 172, Фукудзава Юкичи, 43 года, убийство политиков, покушение на призедента, срок пожизненный. –Интересные кадры,- пошутил молодой тюремщик Рюноскэ Акутагава, но все лишь улыбнулись, так как даже шутки из его уст звучали мрачно,- а этот Ацуши со своей пятилеткой, смотрится рядом с ними смешно, мда, скатился не туда, я вон,в его годы в полиции работаю. К нему подключился Чуя Накахара 25ти летний тюремщик, с ростом пятнадцатилетки и копной ярко рыжих волос: –А этот Дазай вроде у нас раньше работал, говорят хорош был. Хироцу Рюро, старый охранник, заставший годы другого начальника (при чем учитывая то, что нынешнему уже за сорок) тут же влез: –А то, Осаму был лучше всех, его даже собирались в настоящую полицию отдать, но к несчастью в полицейском отделе на задании погиб его лучший друг и он от горя ушёл, а потом всплыл в преступности,- с важным видом рассказал седой Хироцу с моноклем на серебряной цепочке,- помню как сокрушался Огай (Огай Мори - нынешний сорокатрехлетний начальник тюрьмы). Все трое вздохнули. Рюро от скорби, Чуя от скуки, а Акутагава от маленькой порции риса в его обеде. Трое были друзьями, несмотря на разницу в возрасте, росте и вкусах. Этим троим как раз и достались трое из новых заключённых, а еще скоро закончится обед и первым на обход пойдёт Чуя. Он знает, что в секторе, за который отвечают они с Рюноскэ добавятся Осаму Дазай и Ацуши Накаджима, а вот Ёсано Акико досталась Хироцу, куда поступили двое других им было не интересно. Накахара поправил форму и вошёл в сектор B, оглядывая каждую камеру. Заключённые играли в карты, болтали, шумели, кричали на него, показывали неприличные жесты, словно приматы. Наконец он нашёл камеры с новенькими. Ацуши был просто парнишкой с пепельными волосами, двуцветными глазами и одной длинной прядкой с права. Он просто лежал на койке и читал книжку. А вот Дазай был с причудой. Лишь только Чуя подошёл к решётке, Осаму тоже подошёл и встал в плотную. Он был бысокий с шоколадными волнистыми волосами, кариеми глазами и, видимо как он думал, с ослепительной улыбкой. –Огогошеньки, какой милый охранник~ Рыжуля, как вас зовут? Накахара не стал отвечать, на бейдже все написано, значит брюнет просто привлекает внимание. Дазай вновь протянул: –Чууя~ Какое великолепное ииимяяя~ Накахара скривился. Как же противно он растягивал слова. Но заключённый тут же возмутился, отбросив растягивание: –Ты немой что-ли? Чуя не выдержал: –Чего тебе, мне надо идти. Дазай сделал очень благородное лицо и галантным жестом пригласил рыжика идти дальше. Тот фыркнул, присел в реверансе, поднимая воображаемую юбку и пошел дальше. Проверив всех заключённых, он направился обратно к выходу, к стулу для охранников у дверей. По пути Осаму вновь его звал: –Чуууяяяя, давай хоть поболтаем, все равно ведь тебе здесь сидеть. Тюремщик прошел мимо и уселся на стул, открыв газету. Минуты три было относительно спокойно, но тут вновь раздался бесячий голос: –Господиин тюрееемщик, я собираюсь сбежаааать~ Чуя бросил из-за газеты: –Удачи. Дазай раздосадованно протянул: –Но я не хочу теперь покидать вас, Чууууя, отбывать свои три пожизненных с вами, сударь - рай для меня~ Господи, как Чуя вообще выжил свои два часа смены, когда на фоне шумят заключённые, а тебя то и дело зовёт бинтованая шпала. Выходя из сектора, он облегчённо вздохнул, желая ооогроооомной удачи Рюноскэ. Выйдя в коридор, ожидая, когда ему дадут задание, он перебросился парой словечков с Рюро, что только-только пойдет в свой сектор: –Ацуши норм парень, а вот этот Дазай,- Чуя назвал имя брюнета так, словно его сейчас стошнит,- просто ужасен, подъёб на подъёбе, скумбрия, чем я ему так понравился? Хироцу пожал плечами и предположил: –Может он со всеми так? –Не знаю, посмотрим. Тем временем, в сектор B вошёл Акутагава и мельком оглядев камеры, выхватил взглядом новеньких. Дазай Осаму сидел за столиком в камере подперев руками голову и стирал пальцем пыль между кирпичами. А вот с Ацуши его прямо потянуло поговорить. –Эй, номер 55, как тебя, Накаджима. Парень поднял желто-фиолетовые глаза от книги, встал с койки и подошёл к тюремщик, что был почти его возраста, может на год старше. –Чего вам,- голос даже ещё не сломался, хотя уже как четыре года должен был. Акутагава и не знал чего ему надо, вроде просто посмотреть хотел, а сказать то надо чего. Оглядев хорошо сложенное тело, тюремщик спросил: –Это не мое конечно дело, но... Из-за чего ты стал преступником? Накаджима опустил взгляд на пол, подумал, потом поднял глаза и посмотрел в лицо Рюноскэ, а потом неожиданно все же ответил: – В приюте ко мне относились как к животному, а потом выгнали, ссылаясь на то, что у них не хватало места и что я никому не нужен такой. Три дня я ходил по улицам и ничего не ел, а когда на воровстве я изрядно повысился, я...,- он психованно улыбнулся,- дал этому приюту достаточно денег, чтобы у них были места для таких как я, а потом я их УБИЛ. ВСЕХ, ДАЖЕ ТЕХ ПРИДУРКОВ ЧТО НАСМЕХАЛИСЬ НАДО МНОЮ. Акутагава мысленно содрогнулся, но всё равно почувствовал некую даже жалость и понимание, ведь он тоже был сиротой, тоже бродяжничал, однако вот, он на отличной работе, а он в тюрьме на пять лет (видимо убийства ещё не раскрыли). Акутагава бросил, с нескольким отвращением: –Слабак, а я смог выбраться из ямы. И он ушел на своё место. Ацуши невольно посмотрел ему в след. Рюноскэ был первый кто отреагировал и при этом не с жалостью на его историю. Уйдя обратно на кровать, он отвернулся к стене. Дазай слышал их короткий разговор, но думал о другом. Он не мог перестать думать о том, почему окликнул рыжего тюремщика. Словно рот сам его позвал, а Осаму не имел ни малейшей к этому причастности. Не, конечно может так быть, что этот фанфик превратится в индийский фильм и в конце вдруг окажется, что Чуя его брат, но родители их разделили в детстве, но это как же надо было жёстко и беспалевно изменять, чтобы родить двух детей совершенно не похожих друг на друга. –Ха-ха, очень смешно, буркнул Дазай своей фантазии, и попытался забыть свое тупое поведение. В следующий раз когда Чуя вновь вошёл в тот самый сектор, он заранее вздохнул и представил, что камеры полностью пусты и он один. Проверяя заключённых, он специально пошел по другой стороне, не обращая внимания на очередные подъёбы Дазая. Вот он перешёл на сторону камер с новенькими, и брюнет чего-то затих. Благодаря небеса, рыжик стал заканчивать обход, но случилось максимально непредвиденное обстоятельство. Когда Чуя проходил мимо камеры с Осаму, тот между прутьями просунул руку и крепко ухватил тюремщика за запястье. Раздался лязг и щелчок наручников. Чуя обомлел: –Откуда они у тебя?! Дазай хихикнул застёгивая вторую часть на свою руку: –Позаимствовал у охранника на обязательных работах~ Чуя зарычал. Достался же бесячий кадр. Вообще то, Дазай был интеллигентный и спокойный. Лучшего заключённого не сыскать. Не буянил, не кричал на полицию, с улыбкой работал позитивно ел что дают, ходил в библиотеку, читал Чехова, не дрался, в общем белый и пушистый, но... Чрезмерно голубой. Дазай притянул Накахару, и тот прижался в плотную к решетке. Тут же забинтованный схватил того за вторую руку, так что теперь рыжик был в некотором роде пристегнут к решетке. Заключённые тут же за буянили «Отними у него ключи!» выруби его!», но как же все офигели (и честно в том числе сам Дазай), когда брюнет тоже прислонился к решетке на против тюремщика и поцеловал между прутьями. Ну как поцеловал, просто чмокнул в губы и его... того... ударили под дых, а потом ловким движением, выхватили ключ от наручников и высвободившись,пристегнули обе руки высоко на решетке. Дазай расстроенно стоял с руками на верху и смотрел в пол, неожиданно покраснев. Накахара сплюнул: –Тьфу ты, пидорас несчастный, жди, ты станешь местной шлюхой. Накахара сел как ни в чем не бывало на свой стул и укрывшись газетой, стремительно краснел со стыда, что заключённый находясь за решеткой, смог его повергнуть, хоть и не надолго. Ещё и поцеловал в придачу скотина, опозорил перед другими. Заключённые же орали на Дазая: –Ты мог ключи спереть!! –Мы могли бы сбежать!! –Пидорас!!! –Лучше бы вырубил его, а не сосался! Дазай не обращал внимания на них. Руки его уже затекли, лицо было безразличным и непроницаемым, однако глаза смотрели в пол, изредка поглядывая на рыжего охранника со скорбью и стыдом. Он и даже не попросил себя отстегнуть, когда рыжик уходил, хотя руки уже скоро начнут синеть. Да тот и не собирался обращать на него внимания, а лишь кивнул Рюноскэ. Тот провёл свои два часа работы совершенно без проблем. Единственное, что отвлекало его от газеты, это мысли об Ацуши, кряхтение Дазая и возбужденные разговоры заключённых. Из сплетней он узнал все, что тут произошло, так что с мыслью о том, что Чуя уже успел пососаться с Осаму, он уже продумывал подъёбы над другом. Это ж как так можно, всего за пять минут от смены, успеть поцеловаться, подраться и ещё и пристегнуть того к решетке. Акутагава невольно ухмыльнулся, слыша, как кто-то восхищается ловкостью их обоих. Накаджима не появлялся. Рюноске вздохнул, похлопал по плечу Дазая и даже не подумав отстегнуть его руки, удалился. Было изрядно темно, мигали лампочки в секторе. Рюноскэ клонило в сон - выспаться перед ночной сменой ему не удалось, так что влив в себя две чашки кофе, неся в руках третью и пытаясь угомонить, дергающийся от передозировки кофеина глаз, Акутагава вновь вошёл в сектор B. Раздавался храп, некоторые заключённые переговаривались, но тут же замолкли - за разговоры после отбоя, сильно наказывали мытьём полов, опасной и трудной работой, ну и тому подобным. Рюноске прошёлся вдоль камер. Проходя мимо камеры Осаму, он остановился, собираясь отстегнуть страдальщика, но тот, засыпая стоя, отказался: –Нет, меня отстегнет тот, кто пристегнул. Рюноске пожал плечами: –Надеюсь понимаешь, что Чуя скорее помрёт чем отстегнет тебя, ты так и подохнешь, ну или руки атрофируются. –Я сказал не отстёгивать. Я заслужил. Кто-то из мужиков прыснул, но Рюноске тут же шикнул и пошел дальше, пожелав брюнету удачной ночи. Он подошёл к камере Накаджимы. Тот сидел спиной к решетке и глядел на стенку с маленьким окошком высоко под потолком. Его пепельные волосы, прислоненной к решетке головы, торчали между прутьями и было неумолимое желание прикоснуться к ним. Но Акутагава прошел мимо, стараясь не обращать внимания и закончив обход, вновь уселся на злополучный стул. Думаю вы заметили, что я ленивая задница, и не удивитесь, если я вновь пропущу часик из истории, так как кроссворды из журналов для бабушек мало кому сейчас интересны, а кроме них, у Аку не было развлечения. Была уже поздняя ночь. Все заключённые давно спали и только Рюноске с Ацуши бодродствовали. Тюремщик то и дело кидал взгляды на спину парня. Наконец, когда даже дыхание Дазая выровнялось, Акутагава отложил журнал и подсел к камере пепельноволосого. Сев спиной к его спине, он тоже стал просто молчать и довольствоваться малым - они понимали друг друга молча. Акутагава мог бы рассказать про свое бродяжное детство, Накаджима мог поведать ему свои мысли и всякое такое, но им было итак все понятно. Они сидели и буквально читали мысли друг друга. Все заключённые спали, а храп и посапывание, создавали ощущение, что они только вдвоем. Некое чувство, напоминающее комфорт и уют. Тишину разорвал Акутагава, задавший вопрос, что давно сидит у него в голове: –Почему ты рассказал мне о себе? Ацуши, явно догадывался, что вопроса не избежать и пожал плечами: –Ты был единственным, кто слушал и единственный кто понимал. И единственный, кто не жалел. Ненавижу когда меня жалеют, мне становится несколько противно. Рюноскэ, опустил взгляд в пол, хоть это было и не нужно: –Однажды меня поймали за кражу в магазине и отвели в полицейский участок. Я не помню полицейского, что увидел во мне потенциал, но благодаря ему, я тут. Если бы не он, то я бы сидел сейчас в камере по соседству. Накаджима ухмыльнулся: –Какая разница, ты итак по соседству). Ацуши невольно вздрогнул - холодная, бледная рука скользнула между прутьев и легла на его руку. По телу потекло вязкое, словно расплавленный свинец тепло и словно дурман, заставило расслабиться и насладиться тишиной. –Знаешь,- почему-то прошептал Акутагава,- я впервые в жизни перестал чувствовать себя одиноко. Накаджима не выдержал и сжал руку Рюноске, теперь они крепко держались за руки. Пепельноволосый спросил, прерывая коллективное размышление о своей жизни: –А Осаму всё ещё пристегнут да? Может все же его отцепить, пока он спит? Акутагава отрицательно покачал головой: –Нет, это их с Чуей дело, я в это ввязываться не собираюсь. –А во что собираешься? –В наше с тобой. Тюремщик развернулся и неким захватом повернул Ацуши к себе. Они сидели лицом к лицу. Глаза Накаджимы округлились и он глядел на Акутагаву, которого знал буквально пару дней, но умудрился найти в нем родственную душу. Тот же смотрел на него серыми серьезными глазами и изучающе бегал ими по Ацуши. Наконец он пробормотал: –У тебя красивые глаза. Накаджима неловко бросился в краску: –С чего это жёлтый с фиолетовым являются красивыми? По моему гадость какая-то... Акутагава его оборвал: –А твоего мнения и не спрашивали, красивые, значит красивые, а ещё, ещё... Накаджима поджал ноги к подбородку и протянул –а ещееее? Рюноске сплюнул и отвёл взгляд: –черт, забей –ну уж нет, теперь договаривай, чем ещё я хорош~ –а вот сперва ты мне скажи! Мужик из камеры напротив, что-то пробубнил во сне и перевернулся с боку на бок. Парочка подождала, когда его дыхание вновь выровняется и продолжила: –а...э...у тебя руки приятные...шершавые –ну спасибо, словно стариком назвал. –почему словно?~ –эй!) Нечестно, я делаю комплимент, а в ответ меня обижают!) Я протестую! Они просмеялись. О да, с этой ночи, Рюноскэ заобожал ночные смены, ведь когда они остаются на едине, стена между ними рушится, хоть решетка все равно оставит преграду между ними, сокращая прикосновения и объятья. –Погоди, ты сказал "комплимент"?) •Глава2 А пока жизнь в секторе B идёт таким "дружным", в случае Дазая и Чуи, и любовным (без кавычек) в случае Рюноске и Ацуши, чередом, в секторе С, где работал Хироцу и ещё один молодой тюремщик Тачихара, было довольно однообразно, но при этом, романтика тоже имелась. Напомню, что в секторе Рюро назначена заключённая Ёсано Акико. Женщина была феминисткой от носа до кончиков пальцев, болтала с мужиками так словно сама была их пола. Обладала довольно сильной рукой и ввязывалась в драки. Один заключённый ее жутко обидел, сказав, что готов отдать почку, за то, что врачом она стала угрожая тесаком директору больницы. Она сказала, что он не угадал и потребовала почку. Тот рассмеялся и ушёл. На следующий день она вырубила его в туалете и обычным осколком окна вырезала почку, а потом еще и зашила спину. Мужик орал как мог, но она перебила ему шейный поперечный нерв, чтоб угомонился. Он ещё очухался потом и пытался выйти из помещения, измазав все стены в крови и в общем скончался от потери крови. Тюремщики спать не могли какое месиво было в туалете, все к чертям собачьим в кровище и мужик без почки с профессиональным швом, долго пытались узнать кто это сделал, потом нашли почку у Ёсано под кроватью и засадили на три недели в изолятор. Короче страшная женщина, ни один мужик к ней не клеится, зато с Хироцу, Акико довольно разговорилась, рассказала, про универ, свою первую докторскую все такое, они вместе стали шипперить Чую с Дазаем и Ацуши с Рюноске, ну короче, как говорится, старикам старики чуть младше (ладно, нигде так не говорится, просто я решил, что надо что-то добавить). Но однажды к ним в сектор добавили мужика - Куникиду Доппо, жуткий перфекционист и зануда, так он так зашёл Ёсано, что та буквально допытывалась до него, чтоб по болтать. Да чего уж и говорить, очкарик был крутым, знал офигенные приемы самообороны, был идеален во всем, знал все, но к сожалению не про всех и тут же завоевал авторитет. Куникиде не нравилась Ёсано, она не подходила ему ни по каким критериям, абсолютно, однако, он ей понравился, и точка, его мнения не спрашивали. Даже когда Ёсано умудрилась где-то раздобыть бутылку саке, она схватила Доппо за шкирку и потащила бухать, пригрозив расчленить или кастрировать, если не повинуется. Так что Хироцу было вообще офигенно каждый день выслушивать от Чуи три короба ругательств в сторону Дазая и наблюдать за этими двумя, рождая в голове все новые и новые неприличные мыслишки. Раз уж история сектора С такая короткая и менее интересная, перепрыгнем на сектор А, где сейчас сидит Фукудзава Юкичи. Раньше тут был и Куникида, но когда заметили, что эти двое часто болтают и похоже готовят побег, Куникиду отселили. Юкичи остался наедине с оравой придурков. Ему стало скучно. И одновременно стало интересно, а что будет если пиздец как буянить, до такой степени, что даже изолятор не помогает? Ну а что? В сорок три много чего в голову приходит. В общем он делал все, на что только возможна его старческая особа, орал, буянил, стучал, гремел. Как он и догадывался его упекли в изолятор. Там он отдохнул, но только его выпустили как он продолжил. Никакие мольбы не помогали, угрозы, голодовки, изоляторы, ему было скучно, и все. И наконец, в сектор А пришёл сам директор тюрьмы Огай Мори. Немного поговорив с Фукудзавой он приказал отвести его в свой кабинет и на этом начинается самая интересная и заковыристая история той самой тюрьмы. Фукудзава вошёл в кабинет директора тюрьмы. Помещение было просторное, с диваном, столом, креслом и креслом для посетителей. На шкафах стояли разные награды, фотографии. На столе стоял маленький кактус, телефон, стопка неких бумаг и фото детей с подписями «Элис» - выгравировано на одной рамке и «Кью» на другой. Мори сел в свое кресло и предложил сесть заключённому. Огай был одет в полицейскую форму, волосы были убраны сзади в хвост а спереди по бокам торчала челка. Кожа мужчины была бледная, глаза красные, грубые, смотрящие с некоторой насмешкой и интересом, сухие тонкие губы. Юкичи больше походил на старика, повидавшего все на своем веку. Его волосы были серые толи покрашенные, толи с рожденья, толи от возраста, глаза тоже серые, но какие-то более живые, с похожим на огаевский взгляд. Они сидели и изучающе глядели друг на друга. Наконец Мори проговорил: –Ну вот и встретились, Юкичи. Перенесемся в прошлое. Лет этак, на пятнадцать. Фукудзава Юкичи шел по коридору здания тюрьмы. Каблуки форменной обуви отстукивали ритм. Его вызвали к директору. Юкичи сейчас двадцать пять. Он один из лучших работников тюрьмы. Постучавшись, он вошел в кабинет. В кресле перед директорским столом сидел его ровесник. Почему Юкичи только один из лучших? Потому что есть второй. Огай Мори. Брюнет хитро улыбнулся в приветствии и оба вопросительно посмотрели на директора. Он был уже седым мужчиной, с серьезным взглядом и ,честно говоря, слегка чокнутый. Директор облизал губы и сказал: –Юкичи, Огай, я ставлю вас в напарники, будуте все делать вместе, в паре, что бы вам не задали делаете вместе". Парни недоуменно воззрились на мужчину, но как обычно от загадочного старика ничего не последовало. Огай встал:. –Ну, мы пойдем тогда что-ли? Директор кивнул, добавив:. –Всё, в паре, напарники, все в паре. Выйдя в коридор и закрыв за собой дверь, они шумно выдохнули - обоих он довольно пугал. Но тут же оба приняли спокойный вид и Юкичи залихватски ухмыльнулся:. –Вообще из ума выжил, старый дурак. –А то! что нам, тюремщикам, делать в паре?,- согласился Мори. Но ответ на вопрос тут же нашелся. Войдя в столовую для заключенных, они наткнулись на яростную потасовку. Заключенные бешено, чуть ли не с пеной у рта, били друг друга, тягали за волосья, царапались, кусались, а охранники пытались их угомонить. На сцену вышли двое лучших. Двое ЛУЧШИХ. –А ну угомонились!,- приказал Юкичи. Несколько драчунов испуганно вышли из потасовки. –Прекратить! Немедленно!,- подал голос Мори и еще двое прекратили лупить друг друга. Из дерущихся остались лишь четверо. Фукудзава и Мори переглянулись. Короткого зрительного контакта достаточно чтобы понять весь план и алгоритм действий. Замелькали руки-ноги. Ловкие, умные парни, всего двадцать пять лет. Четыре здоровенных качка. Четыре здоровенных качка лежат на полу с руками за головой. –Всю четверку в изолятор и плюс час на обязательных работах!,- скомандовал Юкичи, грубым тоном, в ответ на что охранники поблагодарили и увели буянивших. Фукудзава перевел взгляд на Огая. Тот тоже смотрел на него. С полминуты они стояли глядя друг на друга, а потом сговорившись одним взглядом, дали друг другу пять. Сейчас им тридцать. Они шагают по коридору, стуча каблуками. Сбежал один из заключённых и спрятался где-то на территории тюрьмы. Звезды на погонах, фамилии Огай и Фукудзава на спинах. Они уже не одни из лучших. Они лучшие из лучших. –Он рядом! Тихо. Оба замерли затаив дыхание за углом. Заключённый вооружен. Они тоже. Курки на пистолетах уже взведены. Они медленно выглянули. Качок в полосатой тюремной одежде, выглядывал из-за другого угла, сжимая в руке пистолет охранника. Оба знали, что в таком пистолете три пули. Один выстрел уже был точно. Юкичи сжал пистолет и нацелился на руку, сжимавшую оружие. У него день рождения, но мысли об этом улетучились. Мори приготовился выстрелить в ногу. Качок резко оглянулся не успел дернуться, как напарники выстрелили и беглец осел на пол от болевого шока. Хромая, он пытался бежать, но Огай в два прыжка оказался рядом и схватил его. Юкичи надел наручники. Тюремщики посмотрели друг на друга и дали звонкое пять. А потом Юкичи ушел в долги. Ушел в преступность. И сам того не заметив стал убийцей. Вором. Изменником. Но как на зло, Юкичи это... Нравилось. Ему нравилось причинять боль, доставлять страх и получать выгоду. Он сам стал заключённым. Он изменил своим изначальным идеалам и целям. Он. Преступник. Одному сорок три. И другому теперь сорок три. Парнями их даже с натяжкой не назовешь. Они смотрели друг на друга и знали, что оба они вспоминают о времени их напарничества. Когда они были лучшими из лучших. –Ну чтож,- улыбнулся Мори,- теперь я единственный лучший Фукудзава прикрыл глаза и ответил: –Ты ошибаешься, я лучший в своем, ты – в своем. На лицо Мори пала тень тоски: –В своем?. Мы же были напарниками. Друзьями. Лучшими из лучших. Но тебе приспичило устроить равновесие, пойти на перекор всему. –Это мой выбор, тебя это не касается. –Нет, касается. Мы были одним целым, идеалом всех сотрудников, дуэтом лучшей тюрьмы для опасных преступников. Ты это разрушил. Юкичи упустил глаза. Слова бывшего друга укололи его. –Твоя вина тоже имелась. Помнишь того заключённого, что мы ловили в мой день рождения? На тридцатилетие. У него была семья, больная дочь. Он собирался сбежать, чтобы спасти ей жизнь. Но мы не дали этого сделать. Мы поступили не человечески, рефлекторно, по инструкции. Он замолк. В глазах было видно, что он лишь пытался придумать отмазку. Огай и сам внутренне понимал, что не смог бы дальше работать в тюрьме, если он не ушел. Они замолчали. Они сидели молча. Глаза смотрели в низ, так как по ним можно было все понять. Хотя по тишине и неловкости, оба итак уже догадались обо всем. О причине ухода Фукудзавы, о причине, по которой Мори его не пытался вернуть. И причина была особенная. За пять лет, они настолько привыкли, сдружились, привязались, что между ними вдруг образовалась искра. Неожиданное чувство, которого они вот вообще не ожидали. И эта искра – Любовь. Директор явно не догадывался, что его дуэт достигнет такой степени привязанности. Появилось, знакомое желание. Желание поцеловаться. Чувство, что не посещало их уже тринадцать лет. Их пальцы сами собой сплелись. Глаза устремились на чужие губы, лица приблизились и глаза закрылись. Они не виделись тринадцать лет. За такое время можно многое понять. •Глава3 Чуя зарычал. Как же его бесит это лицо, эти губы, эти глаза, да блять всё! Но ничего не поделаешь, Накахара нравился Дазаю и всё, он в его вкусе и точка. –Я потребую смертного приговора!,-орал он на брюнета, прижимающего его к стенке изолятора. Ну вот как этот придурок смог обмануть и затащить туда где их никто не услышит, ЕГО одного из лучших тюремщиков. Да их не то что не услышат, их не увидят - Дазай занавесил камеру. –Смерть вместе с тобой будет лучшей наградой для меня~, пропел Осаму, глядя в прекрасные голубые глаза рыжика. –ПОМОГИТЕ!! НАСИЛУЮТ!!! Да я знаю, что меня никто не услышит,- пожал плечами Чуя на то как Дазай закатил глаза,- Но надежда умирает последней. Дазай его не слушал, уже три недели, а то и четыре, он пытался понравиться тюремщику, но все попытки не удались, так что он перешёл в наступление. Чуя слишком прекрасен, чтобы слышать с его уст только ругательства. Накахара же был оооочень ооочень против. Ну прям ОЧЕНЬ. У него не было ни одной мысли согласиться с Осаму. Эта бинтованая шпала его только и делала, что бесила, так что менять свою ориентацию из-за отбитого кадра не собирался. Он ударил ногой между ног, но попытка обвалилась - Дазай запросто увернулся. Тогда он пытался ударить и другими частями тела, пытался вывернуться, но НИЧЕГО не помогло. Вы понимаете, этот придурок Осаму за четыре недели тупо запомнил все его приемы и способы защищаться. Может он и не придурок... Осаму вдруг положил руку на его пах. Рыжик пытался убрать руку, но брюнет резко поменял руку на колено, и прижал руки рыжего к стене. Крепко - крепко. Он начал двигать коленом вверх вниз, заставляя Чуя смотреть себе в глаза и начав говорить сладко, низко, с придыханием: –Чуя, я четыре недели, почти месяц пытался добиться твоего сердца, я был жутким бабником, не пропускал ни одной юбки Йокогамы, но как только я увидел тебя, подошедшего к моей камере, я не поверил своим глазам, ты - истинный идеал красоты, моя мечта, идеальное слияние хамства и изящества, я подошёл ближе к решетке, чтобы лучше тебя рассмотреть и наши взгляды соприкоснулись на миг, я утонул в твоих прекрасных глазах, сияющих как сапфиры на дне океана. А когда я не удержался и поцеловал тебя, твои губы были с привкусом крови и вина - моих отныне любимых наркотиков. Когда ты ловко вывернулся и приковал меня наручниками, я подивился не только твоей ловкости, грации и умениям, но и тому, как двигаются твои прекрасные пальцы в черных перчатках. У тебя такой характер, такие великолепные волосы, лицо, а голос? Он лучше всех голосов, что я когда-либо слышал! Теперь у меня лишь единственное желание, услышать в его исполнении сладкие стоны наслаждения. Чуя с ужасом смотрел на брюнета. Жёстко же его заело, расписывает его, словно Накахара выиграл награду «Мужик года». –Не неси чушь, у тебя просто недотрах, я на это не поведусь. Осаму замолк непонимающе глядя на Чую: –Чу, ты мне не веришь?,- в его голосе сквозила неподдельная тоска. –Эй, как ты меня назвал? Брюнет тут же уцепился за новый подкол: –Чу, Малыш Чу, мне нравится, Чу, Малыш Чу, маленький поцелуй, а тебя не спрашивали,- гордо сказал Дазай, целуя рыжего в губы. Тот сжал их до тоненькой линии губ. Дазай надавил на пах Чуи и тот вздрогнул, приоткрыв рот, и Осаму тут же углубил поцелуй, и вытанцовывая языком, расстегнул ширинку на форменных штанах тюремщика и сунул руку в трусы, не смотря на протестующие повизгивания. Рука стала слегка надрачивать и Накахара, стал выкручиваться, пытаясь высвободиться до наступления возбуждения. Дазай разорвал поцелуй и между ними потянулась тонкая ниточка слюны. Чуя закусил губу стараясь не застонать от наслаждения. Дазай это заметил: –И всё-таки тебе нравится. Рыжик нахмурился прикрыв глаза и запрокинув голову. Спустя минуту он простонал: –Хорошо, давай это сделаем. Рюноскэ стучал каблуками по направлению к кабинету директора. На входе он пригладил волосы, но вдруг замер, уставясь в маленькое дверное окошко. Там сцепив руки, Директор Мори целовался с неким заключенным. –Вот это поворот,- пробормотал Рюноскэ, резко развернулся на каблуках и побежал к тюремщикам - дело подождёт. Подбежав к Чуе и Хироцу он протараторил: –Там Мори-сан целуется с каким-то кадром! Побежали на камеры! Троица спринтанула к охране и теперь они вместе с охранниками полились на экранчик с кабинетом директора. Вскоре толпа увеличилась, все хотели посмотреть с кем это целуется их Огай Мори и один из молодых тюремщиков сказал: –О, это заключённый из сектора А! Вроде.. Щас, о, Фукудзава Юкичи! Номера не помню. Все за голосили, болтовня, сплетни пошли и наконец вышел Хироцу вместе ещё с двумя старыми тюремщиками: –Фукудзава раньше тоже работал в нашей тюрьме и был напарником нашего директора. Они все делали вместе и были лучшими из лучших. Но потом Юкичи пропал, уйдя с работы, а теперь спустя ТРИННАДЦАТЬ лет объявился. –Они знали друг друга семнадцать лет, а за пять лет работы вместе сильно сблизились. Поговаривали, что у них роман, так как Мори себе места не находил после пропажи Юкичи. Видимо правда это. –Эх им уже за сорок, как романтично –Фу блин педерастия. На того, кто сказал последнюю фразу, устремились глаза почти всех работников, что были в помещении. Тот замялся, откашлялся и скрылся по - добру по - здорову. –Так, хватит глазеть, это личные дела босса,- рявкнул Хироцу,- все разлетелись, кроме Акутагавы и Накахары,- а вам шкеты отдельное предложение надо? Или решили набраться опыта чтобы удивить своих дружков? Парни залились краской и тут же их след простыл. Хироцу повернулся обратно к экранам. Юкичи и Мори крепко обнялись и что-то стали говорить, что-то другу сказали, объяснили, потом ещё крепче обнялись и даже закружились по кабинету. Он перевел взгляд на другой экран, там, в секторе С, Куникида читал какие-то стихи, а Ёсано с интересом слушала, прикрыв глаза. На другом экране был сектор В, куда вошёл Чуя, весь красный как помидорка, потёр спину и что-то проныл Осаму, хохочещему и восхищённо на него гдядящему. Так же на ещё одной камере, он нашел Рюноскэ, направляющегося в библиотеку для заключённых и улыбающегося, машущему ему Ацуши. Рюро улыбнулся: «Любовь есть везде, в раю, в аду, в утробе матери и даже в вонючей полусгнившей тюряге для опасных преступников, ведь любовь зарождается из истинных чувств, как бы они не выражались. Любовь сильнее обстоятельств, сильнее ненависти, сильнее времени. Любовь приносит в жизнь таинственный, особый смысл, накрывая словно огромной пищевой плёнкой всё остальное». Охранники смотрели на Хироцу, стоящего с лицом гения, который вдруг познал смысл существования жизни, смерти и таких придурков как они. КОНЕЦ(AU где ВДА преступники , а ПМ тюремщики) •Глава 1 Номер 55, Накаджима Ацуши, 19 лет, ограбление, нанесение физических и психических травм, срок 5 лет. Номер 78, Доппо Куникида, 38 лет, взлом военной базы и незаконное изменение боевой стратегии, на его совести смерти двух сотен человек и измена , срок пожизненный. Номер 127, Ёсано Акико, 28 лет, хирург, опыты над людьми, пытки, серийные убиства, срок пожизненный. Номер 56, Осаму Дазай, 25 лет, бывший полицейский, на данный момент серийный убийца, вор, насильник, три пожизненных срока. Номер 172, Фукудзава Юкичи, 43 года, убийство политиков, покушение на призедента, срок пожизненный. –Интересные кадры,- пошутил молодой тюремщик Рюноскэ Акутагава, но все лишь улыбнулись, так как даже шутки из его уст звучали мрачно,- а этот Ацуши со своей пятилеткой, смотрится рядом с ними смешно, мда, скатился не туда, я вон,в его годы в полиции работаю. К нему подключился Чуя Накахара 25ти летний тюремщик, с ростом пятнадцатилетки и копной ярко рыжих волос: –А этот Дазай вроде у нас раньше работал, говорят хорош был. Хироцу Рюро, старый охранник, заставший годы другого начальника (при чем учитывая то, что нынешнему уже за сорок) тут же влез: –А то, Осаму был лучше всех, его даже собирались в настоящую полицию отдать, но к несчастью в полицейском отделе на задании погиб его лучший друг и он от горя ушёл, а потом всплыл в преступности,- с важным видом рассказал седой Хироцу с моноклем на серебряной цепочке,- помню как сокрушался Огай (Огай Мори - нынешний сорокатрехлетний начальник тюрьмы). Все трое вздохнули. Рюро от скорби, Чуя отскуки, а Акутагава от маленькой порции риса в его обеде. Трое были друзьями, несмотря на разницу в возрасте, росте и вкусах. Этим троим как раз и достались трое из новых заключённых, а еще скоро закончится обед и первым на обход пойдёт Чуя. Он знает, что в секторе, за который отвечают они с Рюноскэ добавятся Осаму Дазай и Ацуши Накаджима, а вот Ёсано Акико досталась Хироцу, куда поступили двое других им было не интересно. Накахара поправил форму и вошёл в сектор B, оглядывая каждую камеру. Заключённые играли в карты, болтали, шумели, кричали на него, показывали неприличные жесты, словно приматы. Наконец он нашёл камеры с новенькими. Ацуши был просто парнишкой с пепельными волосами, двуцветными глазами и одной длинной прядкой с права. Он просто лежал на койке и читал книжку. А вот Дазай был с причудой. Лишь только Чуя подошёл к решётке, Осаму тоже подошёл и встал в плотную. Он был бысокий с шоколадными волнистыми волосами, кариеми глазами и, видимо как он думал, с ослепительной улыбкой. –Огогошеньки, какой милый охранник~ Рыжуля, как вас зовут? Накахара не стал отвечать, на бейдже все написано, значит брюнет просто привлекает внимание. Дазай вновь протянул: –Чууя~ Какое великолепное ииимяяя~ Накахара скривился. Как же противно он растягивал слова. Но заключённый тут же возмутился, отбросив растягивание: –Ты немой что-ли? Чуя не выдержал: –Чего тебе, мне надо идти. Дазай сделал очень благородное лицо и галантным жестом пригласил рыжика идти дальше. Тот фыркнул, присел в реверансе, поднимая воображаемую юбку и пошел дальше. Проверив всех заключённых, он направился обратно к выходу, к стулу для охранников у дверей. По пути Осаму вновь его звал: –Чуууяяяя, давай хоть поболтаем, все равно ведь тебе здесь сидеть. Тюремщик прошел мимо и уселся на стул, открыв газету. Минуты три было относительно спокойно, но тут вновь раздался бесячий голос: –Господиин тюрееемщик, я собираюсь сбежаааать~ Чуя бросил из-за газеты: –Удачи. Дазай раздосадованно протянул: –Но я не хочу теперь покидать вас, Чууууя, отбывать свои три пожизненных с вами, сударь - рай для меня~ Господи, как Чуя вообще выжил свои два часа смены, когда на фоне шумят заключённые, а тебя то и дело зовёт бинтованая шпала. Выходя из сектора, он облегчённо вздохнул, желая ооогроооомной удачи Рюноскэ. Выйдя в коридор, ожидая, когда ему дадут задание, он перебросился парой словечков с Рюро, что только-только пойдет в свой сектор: –Ацуши норм парень, а вот этот Дазай,- Чуя назвал имя брюнета так, словно его сейчас стошнит,- просто ужасен, подъёб на подъёбе, скумбрия, чем я ему так понравился? Хироцу пожал плечами и предположил: –Может он со всеми так? –Не знаю, посмотрим. Тем временем, в сектор B вошёл Акутагава и мельком оглядев камеры, выхватил взглядом новеньких. Дазай Осаму сидел за столиком в камере подперев руками голову и стирал пальцем пыль между кирпичами. А вот с Ацуши его прямо потянуло поговорить. –Эй, номер 55, как тебя, Накаджима. Парень поднял желто-фиолетовые глаза от книги, встал с койки и подошёл к тюремщик, что был почти его возраста, может на год старше. –Чего вам,- голос даже ещё не сломался, хотя уже как четыре года должен был. Акутагава и не знал чего ему надо, вроде просто посмотреть хотел, а сказать то надо чего. Оглядев хорошо сложенное тело, тюремщик спросил: –Это не мое конечно дело, но... Из-за чего ты стал преступником? Накаджима опустил взгляд на пол, подумал, потом поднял глаза и посмотрел в лицо Рюноскэ, а потом неожиданно все же ответил: – В приюте ко мне относились как к животному, а потом выгнали, ссылаясь на то, что у них не хватало места и что я никому не нужен такой. Три дня я ходил по улицам и ничего не ел, а когда на воровстве я изрядно повысился, я...,- он психованно улыбнулся,- дал этому приюту достаточно денег, чтобы у них были места для таких как я, а потом я их УБИЛ. ВСЕХ, ДАЖЕ ТЕХ ПРИДУРКОВ ЧТО НАСМЕХАЛИСЬ НАДО МНОЮ. Акутагава мысленно содрогнулся, но всё равно почувствовал некую даже жалость и понимание, ведь он тоже был сиротой, тоже бродяжничал, однако вот, он на отличной работе, а он в тюрьме на пять лет (видимо убийства ещё не раскрыли). Акутагава бросил, с нескольким отвращением: –Слабак, а я смог выбраться из ямы. И он ушел на своё место. Ацуши невольно посмотрел ему в след. Рюноскэ был первый кто отреагировал и при этом не с жалостью на его историю. Уйдя обратно на кровать, он отвернулся к стене. Дазай слышал их короткий разговор, но думал о другом. Он не мог перестать думать о том, почему окликнул рыжего тюремщика. Словно рот сам его позвал, а Осаму не имел ни малейшей к этому причастности. Не, конечно может так быть, что этот фанфик превратится в индийский фильм и в конце вдруг окажется, что Чуя его брат, но родители их разделили в детстве, но это как же надо было жёстко и беспалевно изменять, чтобы родить двух детей совершенно не похожих друг на друга. –Ха-ха, очень смешно, буркнул Дазай своей фантазии, и попытался забыть свое тупое поведение. В следующий раз когда Чуя вновь вошёл в тот самый сектор, он заранее вздохнул и представил, что камеры полностью пусты и он один. Проверяя заключённых, он специально пошел по другой стороне, не обращая внимания на очередные подъёбы Дазая. Вот он перешёл на сторону камер с новенькими, и брюнет чего-то затих. Благодаря небеса, рыжик стал заканчивать обход, но случилось максимально непредвиденное обстоятельство. Когда Чуя проходил мимо камеры с Осаму, тот между прутьями просунул руку и крепко ухватил тюремщика за запястье. Раздался лязг и щелчок наручников. Чуя обомлел: –Откуда они у тебя?! Дазай хихикнул застёгивая вторую часть на свою руку: –Позаимствовал у охранника на обязательных работах~ Чуя зарычал. Достался же бесячий кадр. Вообще то, Дазай был интеллигентный и спокойный. Лучшего заключённого не сыскать. Не буянил, не кричал на полицию, с улыбкой работал позитивно ел что дают, ходил в библиотеку, читал Чехова, не дрался, в общем белый и пушистый, но... Чрезмерно голубой. Дазай притянул Накахару, и тот прижался в плотную к решетке. Тут же забинтованный схватил того за вторую руку, так что теперь рыжик был в некотором роде пристегнут к решетке. Заключённые тут же за буянили «Отними у него ключи!» выруби его!», но как же все офигели (и честно в том числе сам Дазай), когда брюнет тоже прислонился к решетке на против тюремщика и поцеловал между прутьями. Ну как поцеловал, просто чмокнул в губы и его... того... ударили под дых, а потом ловким движением, выхватили ключ от наручников и высвободившись,пристегнули обе руки высоко на решетке. Дазай расстроенно стоял с руками на верху и смотрел в пол, неожиданно покраснев. Накахара сплюнул: –Тьфу ты, пидорас несчастный, жди, ты станешь местной шлюхой. Накахара сел как ни в чем не бывало на свой стул и укрывшись газетой, стремительно краснел со стыда, что заключённый находясь за решеткой, смог его повергнуть, хоть и не надолго. Ещё и поцеловал в придачу скотина, опозорил перед другими. Заключённые же орали на Дазая: –Ты мог ключи спереть!! –Мы могли бы сбежать!! –Пидорас!!! –Лучше бы вырубил его, а не сосался! Дазай не обращал внимания на них. Руки его уже затекли, лицо было безразличным и непроницаемым, однако глаза смотрели в пол, изредка поглядывая на рыжего охранника со скорбью и стыдом. Он и даже не попросил себя отстегнуть, когда рыжик уходил, хотя руки уже скоро начнут синеть. Да тот и не собирался обращать на него внимания, а лишь кивнул Рюноскэ. Тот провёл свои два часа работы совершенно без проблем. Единственное, что отвлекало его от газеты, это мысли об Ацуши, кряхтение Дазая и возбужденные разговоры заключённых. Из сплетней он узнал все, что тут произошло, так что с мыслью о том, что Чуя уже успел пососаться с Осаму, он уже продумывал подъёбы над другом. Это ж как так можно, всего за пять минут от смены, успеть поцеловаться, подраться и ещё и пристегнуть того к решетке. Акутагава невольно ухмыльнулся, слыша, как кто-то восхищается ловкостью их обоих. Накаджима не появлялся. Рюноске вздохнул, похлопал по плечу Дазая и даже не подумав отстегнуть его руки, удалился. Было изрядно темно, мигали лампочки в секторе. Рюноскэ клонило в сон - выспаться перед ночной сменой ему не удалось, так что влив в себя две чашки кофе, неся в руках третью и пытаясь угомонить, дергающийся от передозировки кофеина глаз, Акутагава вновь вошёл в сектор B. Раздавался храп, некоторые заключённые переговаривались, но тут же замолкли - за разговоры после отбоя, сильно наказывали мытьём полов, опасной и трудной работой, ну и тому подобным. Рюноске прошёлся вдоль камер. Проходя мимо камеры Осаму, он остановился, собираясь отстегнуть страдальщика, но тот, засыпая стоя, отказался: –Нет, меня отстегнет тот, кто пристегнул. Рюноске пожал плечами: –Надеюсь понимаешь, что Чуя скорее помрёт чем отстегнет тебя, ты так и подохнешь, ну или руки атрофируются. –Я сказал не отстёгивать. Я заслужил. Кто-то из мужиков прыснул, но Рюноске тут же шикнул и пошел дальше, пожелав брюнету удачной ночи. Он подошёл к камере Накаджимы. Тот сидел спиной к решетке и глядел на стенку с маленьким окошком высоко под потолком. Его пепельные волосы, прислоненной к решетке головы, торчали между прутьями и было неумолимое желание прикоснуться к ним. Но Акутагава прошел мимо, стараясь не обращать внимания и закончив обход, вновь уселся на злополучный стул. Думаю вы заметили, что я ленивая задница, и не удивитесь, если я вновь пропущу часик из истории, так как кроссворды из журналов для бабушек мало кому сейчас интересны, а кроме них, у Аку не было развлечения. Была уже поздняя ночь. Все заключённые давно спали и только Рюноске с Ацуши бодродствовали. Тюремщик то и дело кидал взгляды на спину парня. Наконец, когда даже дыхание Дазая выровнялось, Акутагава отложил журнал и подсел к камере пепельноволосого. Сев спиной к его спине, он тоже стал просто молчать и довольствоваться малым - они понимали друг друга молча. Акутагава мог бы рассказать про свое бродяжное детство, Накаджима мог поведать ему свои мысли и всякое такое, но им было итак все понятно. Они сидели и буквально читали мысли друг друга. Все заключённые спали, а храп и посапывание, создавали ощущение, что они только вдвоем. Некое чувство, напоминающее комфорт и уют. Тишину разорвал Акутагава, задавший вопрос, что давно сидит у него в голове: –Почему ты рассказал мне о себе? Ацуши, явно догадывался, что вопроса не избежать и пожал плечами: –Ты был единственным, кто слушал и единственный кто понимал. И единственный, кто не жалел. Ненавижу когда меня жалеют, мне становится несколько противно. Рюноскэ, опустил взгляд в пол, хоть это было и не нужно: –Однажды меня поймали за кражу в магазине и отвели в полицейский участок. Я не помню полицейского, что увидел во мне потенциал, но благодаря ему, я тут. Если бы не он, то я бы сидел сейчас в камере по соседству. Накаджима ухмыльнулся: –Какая разница, ты итак по соседству). Ацуши невольно вздрогнул - холодная, бледная рука скользнула между прутьев и легла на его руку. По телу потекло вязкое, словно расплавленный свинец тепло и словно дурман, заставило расслабиться и насладиться тишиной. –Знаешь,- почему-то прошептал Акутагава,- я впервые в жизни перестал чувствовать себя одиноко. Накаджима не выдержал и сжал руку Рюноске, теперь они крепко держались за руки. Пепельноволосый спросил, прерывая коллективное размышление о своей жизни: –А Осаму всё ещё пристегнут да? Может все же его отцепить, пока он спит? Акутагава отрицательно покачал головой: –Нет, это их с Чуей дело, я в это ввязываться не собираюсь. –А во что собираешься? –В наше с тобой. Тюремщик развернулся и неким захватом повернул Ацуши к себе. Они сидели лицом к лицу. Глаза Накаджимы округлились и он глядел на Акутагаву, которого знал буквально пару дней, но умудрился найти в нем родственную душу. Тот же смотрел на него серыми серьезными глазами и изучающе бегал ими по Ацуши. Наконец он пробормотал: –У тебя красивые глаза. Накаджима неловко бросился в краску: –С чего это жёлтый с фиолетовым являются красивыми? По моему гадость какая-то... Акутагава его оборвал: –А твоего мнения и не спрашивали, красивые, значит красивые, а ещё, ещё... Накаджима поджал ноги к подбородку и протянул –а ещееее? Рюноске сплюнул и отвёл взгляд: –черт, забей –ну уж нет, теперь договаривай, чем ещё я хорош~ –а вот сперва ты мне скажи! Мужик из камеры напротив, что-то пробубнил во сне и перевернулся с боку на бок. Парочка подождала, когда его дыхание вновь выровняется и продолжила: –а...э...у тебя руки приятные...шершавые –ну спасибо, словно стариком назвал. –почему словно?~ –эй!) Нечестно, я делаю комплимент, а в ответ меня обижают!) Я протестую! Они просмеялись. О да, с этой ночи, Рюноскэ заобожал ночные смены, ведь когда они остаются на едине, стена между ними рушится, хоть решетка все равно оставит преграду между ними, сокращая прикосновения и объятья. –Погоди, ты сказал "комплимент"?) •Глава2 А пока жизнь в секторе B идёт таким "дружным", в случае Дазая и Чуи, и любовным (без кавычек) в случае Рюноске и Ацуши, чередом, в секторе С, где работал Хироцу и ещё один молодой тюремщик Тачихара, было довольно однообразно, но при этом, романтика тоже имелась. Напомню, что в секторе Рюро назначена заключённая Ёсано Акико. Женщина была феминисткой от носа до кончиков пальцев, болтала с мужиками так словно сама была их пола. Обладала довольно сильной рукой и ввязывалась в драки. Один заключённый ее жутко обидел, сказав, что готов отдать почку, за то, что врачом она стала угрожая тесаком директору больницы. Она сказала, что он не угадал и потребовала почку. Тот рассмеялся и ушёл. На следующий день она вырубила его в туалете и обычным осколком окна вырезала почку, а потом еще и зашила спину. Мужик орал как мог, но она перебила ему шейный поперечный нерв, чтоб угомонился. Он ещё очухался потом и пытался выйти из помещения, измазав все стены в крови и в общем скончался от потери крови. Тюремщики спать не могли какое месиво было в туалете, все к чертям собачьим в кровище и мужик без почки с профессиональным швом, долго пытались узнать кто это сделал, потом нашли почку у Ёсано под кроватью и засадили на три недели в изолятор. Короче страшная женщина, ни один мужик к ней не клеится, зато с Хироцу, Акико довольно разговорилась, рассказала, про универ, свою первую докторскую все такое, они вместе стали шипперить Чую с Дазаем и Ацуши с Рюноске, ну короче, как говорится, старикам старики чуть младше (ладно, нигде так не говорится, просто я решил, что надо что-то добавить). Но однажды к ним в сектор добавили мужика - Куникиду Доппо, жуткий перфекционист и зануда, так он так зашёл Ёсано, что та буквально допытывалась до него, чтоб по болтать. Да чего уж и говорить, очкарик был крутым, знал офигенные приемы самообороны, был идеален во всем, знал все, но к сожалению не про всех и тут же завоевал авторитет. Куникиде не нравилась Ёсано, она не подходила ему ни по каким критериям, абсолютно, однако, он ей понравился, и точка, его мнения не спрашивали. Даже когда Ёсано умудрилась где-то раздобыть бутылку саке, она схватила Доппо за шкирку и потащила бухать, пригрозив расчленить или кастрировать, если не повинуется. Так что Хироцу было вообще офигенно каждый день выслушивать от Чуи три короба ругательств в сторону Дазая и наблюдать за этими двумя, рождая в голове все новые и новые неприличные мыслишки. Раз уж история сектора С такая короткая и менее интересная, перепрыгнем на сектор А, где сейчас сидит Фукудзава Юкичи. Раньше тут был и Куникида, но когда заметили, что эти двое часто болтают и похоже готовят побег, Куникиду отселили. Юкичи остался наедине с оравой придурков. Ему стало скучно. И одновременно стало интересно, а что будет если пиздец как буянить, до такой степени, что даже изолятор не помогает? Ну а что? В сорок три много чего в голову приходит. В общем он делал все, на что только возможна его старческая особа, орал, буянил, стучал, гремел. Как он и догадывался его упекли в изолятор. Там он отдохнул, но только его выпустили как он продолжил. Никакие мольбы не помогали, угрозы, голодовки, изоляторы, ему было скучно, и все. И наконец, в сектор А пришёл сам директор тюрьмы Огай Мори. Немного поговорив с Фукудзавой он приказал отвести его в свой кабинет и на этом начинается самая интересная и заковыристая история той самой тюрьмы. Фукудзава вошёл в кабинет директора тюрьмы. Помещение было просторное, с диваном, столом, креслом и креслом для посетителей. На шкафах стояли разные награды, фотографии. На столе стоял маленький кактус, телефон, стопка неких бумаг и фото детей с подписями «Элис» - выгравировано на одной рамке и «Кью» на другой. Мори сел в свое кресло и предложил сесть заключённому. Огай был одет в полицейскую форму, волосы были убраны сзади в хвост а спереди по бокам торчала челка. Кожа мужчины была бледная, глаза красные, грубые, смотрящие с некоторой насмешкой и интересом, сухие тонкие губы. Юкичи больше походил на старика, повидавшего все на своем веку. Его волосы были серые толи покрашенные, толи с рожденья, толи от возраста, глаза тоже серые, но какие-то более живые, с похожим на огаевский взгляд. Они сидели и изучающе глядели друг на друга. Наконец Мори проговорил: –Ну вот и встретились, Юкичи. Перенесемся в прошлое. Лет этак, на пятнадцать. Фукудзава Юкичи шел по коридору здания тюрьмы. Каблуки форменной обуви отстукивали ритм. Его вызвали к директору. Юкичи сейчас двадцать пять. Он один из лучших работников тюрьмы. Постучавшись, он вошел в кабинет. В кресле перед директорским столом сидел его ровесник. Почему Юкичи только один из лучших? Потому что есть второй. Огай Мори. Брюнет хитро улыбнулся в приветствии и оба вопросительно посмотрели на директора. Он был уже седым мужчиной, с серьезным взглядом и ,честно говоря, слегка чокнутый. Директор облизал губы и сказал: –Юкичи, Огай, я ставлю вас в напарники, будуте все делать вместе, в паре, что бы вам не задали делаете вместе". Парни недоуменно воззрились на мужчину, но как обычно от загадочного старика ничего не последовало. Огай встал:. –Ну, мы пойдем тогда что-ли? Директор кивнул, добавив:. –Всё, в паре, напарники, все в паре. Выйдя в коридор и закрыв за собой дверь, они шумно выдохнули - обоих он довольно пугал. Но тут же оба приняли спокойный вид и Юкичи залихватски ухмыльнулся:. –Вообще из ума выжил, старый дурак. –А то! что нам, тюремщикам, делать в паре?,- согласился Мори. Но ответ на вопрос тут же нашелся. Войдя в столовую для заключенных, они наткнулись на яростную потасовку. Заключенные бешено, чуть ли не с пеной у рта, били друг друга, тягали за волосья, царапались, кусались, а охранники пытались их угомонить. На сцену вышли двое лучших. Двое ЛУЧШИХ. –А ну угомонились!,- приказал Юкичи. Несколько драчунов испуганно вышли из потасовки. –Прекратить! Немедленно!,- подал голос Мори и еще двое прекратили лупить друг друга. Из дерущихся остались лишь четверо. Фукудзава и Мори переглянулись. Короткого зрительного контакта достаточно чтобы понять весь план и алгоритм действий. Замелькали руки-ноги. Ловкие, умные парни, всего двадцать пять лет. Четыре здоровенных качка. Четыре здоровенных качка лежат на полу с руками за головой. –Всю четверку в изолятор и плюс час на обязательных работах!,- скомандовал Юкичи, грубым тоном, в ответ на что охранники поблагодарили и увели буянивших. Фукудзава перевел взгляд на Огая. Тот тоже смотрел на него. С полминуты они стояли глядя друг на друга, а потом сговорившись одним взглядом, дали друг другу пять. Сейчас им тридцать. Они шагают по коридору, стуча каблуками. Сбежал один из заключённых и спрятался где-то на территории тюрьмы. Звезды на погонах, фамилии Огай и Фукудзава на спинах. Они уже не одни из лучших. Они лучшие из лучших. –Он рядом! Тихо. Оба замерли затаив дыхание за углом. Заключённый вооружен. Они тоже. Курки на пистолетах уже взведены. Они медленно выглянули. Качок в полосатой тюремной одежде, выглядывал из-за другого угла, сжимая в руке пистолет охранника. Оба знали, что в таком пистолете три пули. Один выстрел уже был точно. Юкичи сжал пистолет и нацелился на руку, сжимавшую оружие. У него день рождения, но мысли об этом улетучились. Мори приготовился выстрелить в ногу. Качок резко оглянулся не успел дернуться, как напарники выстрелили и беглец осел на пол от болевого шока. Хромая, он пытался бежать, но Огай в два прыжка оказался рядом и схватил его. Юкичи надел наручники. Тюремщики посмотрели друг на друга и дали звонкое пять. А потом Юкичи ушел в долги. Ушел в преступность. И сам того не заметив стал убийцей. Вором. Изменником. Но как на зло, Юкичи это... Нравилось. Ему нравилось причинять боль, доставлять страх и получать выгоду. Он сам стал заключённым. Он изменил своим изначальным идеалам и целям. Он. Преступник. Одному сорок три. И другому теперь сорок три. Парнями их даже с натяжкой не назовешь. Они смотрели друг на друга и знали, что оба они вспоминают о времени их напарничества. Когда они были лучшими из лучших. –Ну чтож,- улыбнулся Мори,- теперь я единственный лучший Фукудзава прикрыл глаза и ответил: –Ты ошибаешься, я лучший в своем, ты – в своем. На лицо Мори пала тень тоски: –В своем?. Мы же были напарниками. Друзьями. Лучшими из лучших. Но тебе приспичило устроить равновесие, пойти на перекор всему. –Это мой выбор, тебя это не касается. –Нет, касается. Мы были одним целым, идеалом всех сотрудников, дуэтом лучшей тюрьмы для опасных преступников. Ты это разрушил. Юкичи упустил глаза. Слова бывшего друга укололи его. –Твоя вина тоже имелась. Помнишь того заключённого, что мы ловили в мой день рождения? На тридцатилетие. У него была семья, больная дочь. Он собирался сбежать, чтобы спасти ей жизнь. Но мы не дали этого сделать. Мы поступили не человечески, рефлекторно, по инструкции. Он замолк. В глазах было видно, что он лишь пытался придумать отмазку. Огай и сам внутренне понимал, что не смог бы дальше работать в тюрьме, если он не ушел. Они замолчали. Они сидели молча. Глаза смотрели в низ, так как по ним можно было все понять. Хотя по тишине и неловкости, оба итак уже догадались обо всем. О причине ухода Фукудзавы, о причине, по которой Мори его не пытался вернуть. И причина была особенная. За пять лет, они настолько привыкли, сдружились, привязались, что между ними вдруг образовалась искра. Неожиданное чувство, которого они вот вообще не ожидали. И эта искра – Любовь. Директор явно не догадывался, что его дуэт достигнет такой степени привязанности. Появилось, знакомое желание. Желание поцеловаться. Чувство, что не посещало их уже тринадцать лет. Их пальцы сами собой сплелись. Глаза устремились на чужие губы, лица приблизились и глаза закрылись. Они не виделись тринадцать лет. За такое время можно многое понять. •Глава3 Чуя зарычал. Как же его бесит это лицо, эти губы, эти глаза, да блять всё! Но ничего не поделаешь, Накахара нравился Дазаю и всё, он в его вкусе и точка. –Я потребую смертного приговора!,-орал он на брюнета, прижимающего его к стенке изолятора. Ну вот как этот придурок смог обмануть и затащить туда где их никто не услышит, ЕГО одного из лучших тюремщиков. Да их не то что не услышат, их не увидят - Дазай занавесил камеру. –Смерть вместе с тобой будет лучшей наградой для меня~, пропел Осаму, глядя в прекрасные голубые глаза рыжика. –ПОМОГИТЕ!! НАСИЛУЮТ!!! Да я знаю, что меня никто не услышит,- пожал плечами Чуя на то как Дазай закатил глаза,- Но надежда умирает последней. Дазай его не слушал, уже три недели, а то и четыре, он пытался понравиться тюремщику, но все попытки не удались, так что он перешёл в наступление. Чуя слишком прекрасен, чтобы слышать с его уст только ругательства. Накахара же был оооочень ооочень против. Ну прям ОЧЕНЬ. У него не было ни одной мысли согласиться с Осаму. Эта бинтованая шпала его только и делала, что бесила, так что менять свою ориентацию из-за отбитого кадра не собирался. Он ударил ногой между ног, но попытка обвалилась - Дазай запросто увернулся. Тогда он пытался ударить и другими частями тела, пытался вывернуться, но НИЧЕГО не помогло. Вы понимаете, этот придурок Осаму за четыре недели тупо запомнил все его приемы и способы защищаться. Может он и не придурок... Осаму вдруг положил руку на его пах. Рыжик пытался убрать руку, но брюнет резко поменял руку на колено, и прижал руки рыжего к стене. Крепко - крепко. Он начал двигать коленом вверх вниз, заставляя Чуя смотреть себе в глаза и начав говорить сладко, низко, с придыханием: –Чуя, я четыре недели, почти месяц пытался добиться твоего сердца, я был жутким бабником, не пропускал ни одной юбки Йокогамы, но как только я увидел тебя, подошедшего к моей камере, я не поверил своим глазам, ты - истинный идеал красоты, моя мечта, идеальное слияние хамства и изящества, я подошёл ближе к решетке, чтобы лучше тебя рассмотреть и наши взгляды соприкоснулись на миг, я утонул в твоих прекрасных глазах, сияющих как сапфиры на дне океана. А когда я не удержался и поцеловал тебя, твои губы были с привкусом крови и вина - моих отныне любимых наркотиков. Когда ты ловко вывернулся и приковал меня наручниками, я подивился не только твоей ловкости, грации и умениям, но и тому, как двигаются твои прекрасные пальцы в черных перчатках. У тебя такой характер, такие великолепные волосы, лицо, а голос? Он лучше всех голосов, что я когда-либо слышал! Теперь у меня лишь единственное желание, услышать в его исполнении сладкие стоны наслаждения. Чуя с ужасом смотрел на брюнета. Жёстко же его заело, расписывает его, словно Накахара выиграл награду «Мужик года». –Не неси чушь, у тебя просто недотрах, я на это не поведусь. Осаму замолк непонимающе глядя на Чую: –Чу, ты мне не веришь?,- в его голосе сквозила неподдельная тоска. –Эй, как ты меня назвал? Брюнет тут же уцепился за новый подкол: –Чу, Малыш Чу, мне нравится, Чу, Малыш Чу, маленький поцелуй, а тебя не спрашивали,- гордо сказал Дазай, целуя рыжего в губы. Тот сжал их до тоненькой линии губ. Дазай надавил на пах Чуи и тот вздрогнул, приоткрыв рот, и Осаму тут же углубил поцелуй, и вытанцовывая языком, расстегнул ширинку на форменных штанах тюремщика и сунул руку в трусы, не смотря на протестующие повизгивания. Рука стала слегка надрачивать и Накахара, стал выкручиваться, пытаясь высвободиться до наступления возбуждения. Дазай разорвал поцелуй и между ними потянулась тонкая ниточка слюны. Чуя закусил губу стараясь не застонать от наслаждения. Дазай это заметил: –И всё-таки тебе нравится. Рыжик нахмурился прикрыв глаза и запрокинув голову. Спустя минуту он простонал: –Хорошо, давай это сделаем. Рюноскэ стучал каблуками по направлению к кабинету директора. На входе он пригладил волосы, но вдруг замер, уставясь в маленькое дверное окошко. Там сцепив руки, Директор Мори целовался с неким заключенным. –Вот это поворот,- пробормотал Рюноскэ, резко развернулся на каблуках и побежал к тюремщикам - дело подождёт. Подбежав к Чуе и Хироцу он протараторил: –Там Мори-сан целуется с каким-то кадром! Побежали на камеры! Троица спринтанула к охране и теперь они вместе с охранниками полились на экранчик с кабинетом директора. Вскоре толпа увеличилась, все хотели посмотреть с кем это целуется их Огай Мори и один из молодых тюремщиков сказал: –О, это заключённый из сектора А! Вроде.. Щас, о, Фукудзава Юкичи! Номера не помню. Все за голосили, болтовня, сплетни пошли и наконец вышел Хироцу вместе ещё с двумя старыми тюремщиками: –Фукудзава раньше тоже работал в нашей тюрьме и был напарником нашего директора. Они все делали вместе и были лучшими из лучших. Но потом Юкичи пропал, уйдя с работы, а теперь спустя ТРИННАДЦАТЬ лет объявился. –Они знали друг друга семнадцать лет, а за пять лет работы вместе сильно сблизились. Поговаривали, что у них роман, так как Мори себе места не находил после пропажи Юкичи. Видимо правда это. –Эх им уже за сорок, как романтично –Фу блин педерастия. На того, кто сказал последнюю фразу, устремились глаза почти всех работников, что были в помещении. Тот замялся, откашлялся и скрылся по - добру по - здорову. –Так, хватит глазеть, это личные дела босса,- рявкнул Хироцу,- все разлетелись, кроме Акутагавы и Накахары,- а вам шкеты отдельное предложение надо? Или решили набраться опыта чтобы удивить своих дружков? Парни залились краской и тут же их след простыл. Хироцу повернулся обратно к экранам. Юкичи и Мори крепко обнялись и что-то стали говорить, что-то другу сказали, объяснили, потом ещё крепче обнялись и даже закружились по кабинету. Он перевел взгляд на другой экран, там, в секторе С, Куникида читал какие-то стихи, а Ёсано с интересом слушала, прикрыв глаза. На другом экране был сектор В, куда вошёл Чуя, весь красный как помидорка, потёр спину и что-то проныл Осаму, хохочещему и восхищённо на него гдядящему. Так же на ещё одной камере, он нашел Рюноскэ, направляющегося в библиотеку для заключённых и улыбающегося, машущему ему Ацуши. Рюро улыбнулся: «Любовь есть везде, в раю, в аду, в утробе матери и даже в вонючей полусгнившей тюряге для опасных преступников, ведь любовь зарождается из истинных чувств, как бы они не выражались. Любовь сильнее обстоятельств, сильнее ненависти, сильнее времени. Любовь приносит в жизнь таинственный, особый смысл, накрывая словно огромной пищевой плёнкой всё остальное». Охранники смотрели на Хироцу, стоящего с лицом гения, который вдруг познал смысл существования жизни, смерти и таких придурков как они. КОНЕЦ