***
Спасибо тебе за всё. Ты единственное, что делает меня по-настоящему счастливым. Единственное, что держит меня здесь – ты, Джисон. Ты самый лучший человек в моей жизни. Я хочу прожить свою жизнь с тобой, рука об руку. Я хочу видеть твои полные радости глаза. Я уверен, что мы пройдем с тобой все трудности. Ты стал для меня самым дорогим и любимым человеком. Пожалуйста, оставайся со мной. Я тебя люблю. Сладких снов." 3:37 Доставлено. Сколько души и правды было вложено в это сообщение. Минхо поистине хотел этого, хотел делать для Хана всё, он жил им. До безумия любил его беличьи щеки, которые постоянно зацеловывал до такой степени, пока нетронутого места не оставалось. Любил его за то, что он такой, какой есть. Хан Джисон никогда не увидит то, как Минхо, прибыв на место происшествия, был готов пойти и прыгнуть за ним следом. Не увидит, как Минхо трое суток находился в истерике, был готов снести всё на своем пути и прикончить того, кто хотя бы попытается заговорить с ним. Хан не увидит, как он пришёл опознавать его тело. Ли выглядел, как живой труп. Бледный. Худой. С заплаканными глазами и сливовыми синяками под ними. С глазами, в которых раньше горели огни, теперь сгорели до тла. Он не представлял себя без Джисона. Он слишком любил его. Он готов был отдать собственную жизнь за то, чтобы тот всегда улыбался. Он мог убить за Джисона, лишь бы тот не плакал. Минхо мечтал расцеловать каждую его родинку; сидеть с ним до утра в обнимку и разговаривать обо всем, о чём только он пожелает. Лишь бы чувствовать его тепло. Чувствовать его. Чувствовать его дыхание у себя на шее. Чувствовать, как он обвивает его плечи руками. Он просто хочет чувствовать. И ему больно. Минхо разбит настолько, что готов на всё, лишь бы вернуть Джисона. Хочется умереть. Он не представляет, что чувствовал Хан тогда... И лучше бы он об этом не думал. «Наконец, я добрался до тебя.» – такой родной голос. Только в нём нет былого света, есть только злоба и сплошной яд, от которого становится тошно. Кто ты? «Разве ты не узнаешь?»Боль и страх
20 марта 2023 г. в 21:39
— Ты ничтожен! – всплывают слова матери в голове Хана, бьют по нему сильнее, чем местные хулиганы за школой.
А они избивают с такой силой, что звёздочки в глазах начинают мерещиться. Наносят удары в разные части тела, что даже предугадать не получится. Сколько раз Хан пытался угадать, куда же снова прилетит нога, а может и рука – всё напрасно. Они непредсказуемы. Такие же, как и его родители.
– Лучше бы ты умер ещё в утробе! – недавние ругательства отца всплывают в памяти, нанося новую порцию боли. Джисон сжимается. Страшно.
Разве я настолько ничтожен?
«Да.»
Лучше бы я умер?
«Однозначно.»
Мне больно.
«Тебе не больно.»
Мне больно, черт бы тебя побрал!
«Ты ничтожен, я тебя уничтожу.»
Хватит, я прошу тебя...
«Ты не нужен никому – ни матери, ни отцу, ни Минхо.» – он чувствует эту усмешку, полную яда и злобы. А также – ненависти.
Минхо, он...
«Он с тобой из жалости.» – твердит он. Ужасный, отвратительный голос. Голос, который он ненавидел всем сердцем. Его.
Мы же оба знаем, что это не так.
«Хватит уже придумывать розовый мир с единорогами и сердечками, вместо звезд. Здесь все друг с другом из некой жалости.» – снова усмешка. Опять. Это когда-нибудь закончится? Джисон устал чувствовать эту злобную и до мурашек ядовитую ухмылку.
Я – не ты, уйди наконец! Разве... я заслужил этого?
«И ты еще спрашиваешь?» – хохочет Хан. Его, кажется, это до бурления крови в венах заводит. – «Ты ничтожен, Джисон. Я сломаю тебя.»
Ты уже сделал это!
«Докажи.»
Отвали от меня.
«Спрыгни.»
Я не хочу.
«Хочешь.»
Нет.
«Ну и как ты собрался доказывать мне то, что действительно сломлен?»
Почему я должен тебе что-то доказывать? Разве ты не видишь, что сломал меня достаточно сильно?
«Я хочу видеть, как ты страдаешь.»
Я, по-твоему, не так много страдаю?
«Абсолютно нет.»
Громкий, полный боли крик пронзает тишину небольшой комнаты. Джисон опирается спиной об стену и скатывается вниз. Зарывается пальцами в уже спутанные волосы. Слезы, не переставая, льются по щекам. Миллионы мыслей успевают пронестись в его голове, словно скоростные пули. Ох, от пистолета в глотке и от нескольких пуль он бы явно не отказался.
"Я просто сошел с ума", – мысленно успокаивает себя парень.
Хочется тишины и спокойствия, а не этого голоса. И хочется забыть собственный, перерезать голосовые связки, чтобы не слышать его. Однако, он понимает, лишись он голоса, его голову вряд ли когда-нибудь покинет очень похожий.
Он подползает к старой, шаткой прикроватной тумбочке, которая точно развалится, если на неё дунуть, и берёт телефон. Найдя нужный контакт, он заходит в диалог и начинает печатать небольшое, но такое важное и успокаивающее для него сообщение.
"Спокойной ночи, Лино. Я тебя люблю больше всех в этой жизни."
02:34
Доставлено
Джисон кладёт телефон на прежнее место. Поднимается на ватных ногах и идёт в коридор. Родителей дома нет, от осознания этого становится на капельку спокойней. Сегодня, возможно, обойдётся без пары новых, до жути больших синяков.
"Быть может, это к лучшему."
Он торопливо обувается и вылетает, словно метеорит, из квартиры. Ноги сами ведут его на крышу. Ему нужно почувствовать свободу. Почувствовать себя спокойно. С крыши отлично видно звёзды. Они красивые. Невероятно красивые. Такие яркие и себе принадлежащие. Когда смотришь на них, появляется надежда. Надежда на светлое будущее. Такое же яркое, как и его многочисленные шрамы, впившиеся в кожу, кажется, на несколько столетий; явно не собиравшиеся уходить так быстро. И звёзды – это что-то из ряда вон выходящее; рассматривая их, хочется продолжить жить. Они кажутся чем-то нереальным.
Джисон осторожно, словно боится оказаться замеченным, подходит к знакомому месту, которое стало для него почти домом. Присаживается на холодную бетонную плитку и смотрит куда-то далеко, как будто его тут нет, словно он включил невидимый режим. Глядит за ночной Сеул, за горы и поля. Туда, где его точно никто никогда не найдёт. Ночной шум города заглушает всё, что его окружает, где-то там кипит жизнь. Легкий майский ветер развивает волосы Хана.
Ему наконец-то хорошо.
«Все-таки решил прыгнуть?»
Нет, нет, нет. Только не ты.
«Все-таки решил прогнуться под меня? Какой же ты маленький сломленный мальчик, к которому никто не приходит на помощь.» – снова яд, яд и яд. У него вообще есть лимит?
Отвали, – быстро и просто. Но он знает, что так легко не отвертится от него. Он никогда не любил играть так.
«Хорошо.»
Хан тряхнул головой. Он все еще тут. Живой и здоровый. Только его тревожит одна вещь. Почему голос внутри так быстро сдался? Неужели он победил? Вряд ли это действительно так, он никогда не был настолько прост и предсказуем. Джисон рвано вдыхает свежий ночной воздух. Откидывается на спину и устремляет взгляд в небо. Сегодня так чертовски красиво. Небо чистое. Видно каждое созвездие. Завораживает.
Сам того не осознавая, парень отпускает свои проблемы и погружается в разглядывание красивых, мерцающих огней. Как же хочется иметь телескоп, чтобы видеть звёзды ещё ближе.
«Минхо тебя не любил, не любит и никогда в своей жизни не полюбит. Почему ты вообще считаешь, что у него нет кого-то на стороне? Люди жестоки, мой милый. Он с тобой из жалости. Ему точно не нужен такой гадкий парень, как ты. Особенно, с такими-то родителями.» – мерзкий смешок.
Это больно. Очень больно. И как будто его обливают кипятком, растягивая это надолго, чтобы он почувствовал всю боль обожжённой кожи. Словно свежевание, только кошмарнее в тысячу раз. Но голос не замолкает.
«Он из любящей семьи, а ты...»
Заткнись! – кричит Джисон.
Он устал. Он неимоверно устал. Единственное, что его держит здесь – Ли Минхо, и, как бы это странно не звучало – звезды. Его удерживают эти единственные вещи, которые заставляют оставаться в мире, полном боли, жестокости и несправедливости. А этот голос в голове... внутренний голос, сводящий с ума и пытающийся завладеть разумом Хана, давит всё сильнее и сильнее.
Он однозначно сходит с ума.
Джисон вскакивает на ноги. Голова кружится от резкого действия. Но, несмотря на это, ноги сами ведут его к обрыву. Тело не слушается. Как будто кто-то завладел им. Он не может снова взять контроль над своим хрупким, миниатюрный тельцем. В той, ещё подчиняющейся частичке разума, бьёт тревога, отдаётся громким, почти оглушающим звоном в ушах.
Как же страшно от осознания того, что ничего поделать нельзя. Сколько не пытайся, не кричи, не брыкайся, не вырывайся — не получится.
«Попрощайся с жизнью, Джисон.» –отвратительно мерзкий голос опять
в голове. Он смог. Он завладел им. Завладел его телом. Завладел его разумом. То, чего так сильно боялся Хан.
И он не готов. Он не готов бросить Минхо. Слезы градом льются по его щекам. Он пытается вернуть своё тело обратно, но ничего. Абсолютно ничего. Страх и желание жить перемешиваются в одно целое. Всё происходит, словно во сне.
Пожалуйста, прекрати! – задыхаясь, тараторит парень. Но он не
прекращает. А только сильнее ускоряет шаг.
Остался миллиметр до обрыва. Ноги парня резко останавливаются. Он – тряпичная кукла в руках опытного кукловода. Будто каждая частичка тела подвешена на ниточке, а кто-то сверху сидит и управляет им, грязно усмехаясь над его нелепостью.
«Посмотри в последний раз на свои звёзды.» – опять он, этот голос.
Но Джисон смотрит. Наслаждается последним вздохом и последним взглядом на звёзды. Он никогда не видел настолько ярких. Сегодня, они по-особенному прекрасны. Может, он просто раньше не осознавал, насколько они божественно красивы? Глаза полны слёз. Он больше не увидит Минхо. И что же почувствует Минхо, когда узнает о его смерти? Страшные мысли помогают панике завладеть им.
Секунда.
Джисон делает шаг.
И вот, он уже летит с бешеной скоростью вниз. Больно. Страшно. Еще и этот ебучий голос никак не оставит его в покое. Можно хоть умереть без него?
«Ты сделал шаг.» – с ноткой победы говорит он.
Это сделал ты.
«До своей цели, однако, я так и не добрался.»
Резкий удар. И все погрузилось во тьму. Кажется, кто-то вскрикнул. Возможно, прохожий, возможно сосед или старый знакомый. Без понятия.
Но одно остаётся неизменным, Джисон больше не увидит Минхо, не увидит будущего. Не будет его и Минхо. Будет только Ли. Хан не будет идти рядом со старшим и дарить ему свои самые искренние и по-детски счастливые улыбки. Не будет одной кровати, тёплого одеяла, спутанных ног и мягких поцелуев в губы, шею, щёки. Он больше не ощутит успокаивающих поглаживаний и теплых объятий. Горячих рук, мажущих мазью его новые синяки, полученные от отца. Кошачьих глаз и сладких губ. Не услышит его заливистого смеха, от которого сам невольно начинал улыбаться. Не будет посиделок на кухне с горячим шоколадом и печеньками. Этого всего больше нет.
Он не успел обдумать слова, которые сказала вторая часть его сознания. Будучи дома, в своей комнате, он бы понял, что к чему; но тогда, он уже ничего не слышал.