Перестань делать вид, что я рядом, Энид

      Если бы Энид кто-нибудь выдал расхожую фразу о том, что «всё течёт, всё меняется», она бы рассмеялась ему в лицо и рассказала о Уэнсдей Аддамс: вот уж чьё постоянство поистине непоколебимо! Хотя говорят, что на человека влияет окружающее его общество, то в этом случае общество явно терпело сокрушительное поражение, ибо Аддамс не собиралась менять ровным счётом ничего, особенно свои привычки и предпочтения, и по-прежнему прикрывала глаза ладонью, стоило волчице обрядиться в яркие цвета, и по-прежнему не шла на тактильный контакт, буравя возжелавшего коснуться её не предвещающим ничего хорошего мрачным взором.       После пожара в Неверморе, конечно, наибольшая часть учеников, эакуировавшаяся в панике, вряд ли сообразила, что к чему, но события того вечера всё равно связала с Уэнсдей, так что теперь некоторые считали, будто она взглядом насылает проклятия на неугодных. Рассказывая об этом подруге, Синклер обычно заливалась смехом и, жизнерадостно подпрыгивая на кровати, подговаривала ведьму обратить внимание на кого-нибудь из особо противных в обращении ребят.       — Настолько детские выходки мне не интересны, — фыркает Аддамс, отрываясь от печатной машинки и скрещивая руки на груди. — Кроме того, если бы я действительно умела это делать, я бы начала с тебя.       — Брось, Уэнсдей, я же знаю, что на самом деле глубоко в душе ты меня любишь, — беззаботно отмахивается оборотень, и, тихо прыснув в кулачок, добавляет:       — Ну хорошо, хорошо… Очень глубоко! Но не так же, чтобы там совсем не было ни крупиночки, правда же?       Спрыгнув на пол, она вертится вокруг Уэнс, словно взволнованный щенок, и, подавшись вперёд, заинтересованно пытается рассмотреть свеженапечатанные строки. Конечно, не стоит и надеяться на появление персонажа по имени «Энид», но Синклер надеется, что оказывает на Уэнсдей положительное влияние, в конце концов, они ведь вместе вот уже больше года, а это что-то, да значит!       На стук в дверь волчица реагирует бодрым «входи!» как единственный обитатель этой комнаты, который любит гостей и всегда им рад, правда, при этом обращает вопросительный взгляд к Уэнс. Та в ответ лишь пожимает плечами и возвращается к своей суперважной творческой деятельности, в которой любой третий — лишний.       — Привет, Энид, — в комнату заглядывает Дивина, которую Синклер приветствует широкой улыбкой и тут же у порога сгребает в охапку, заключая в объятия. У сирены явно перехватывает дух, но она не препятствует и вскользь касается губами тёплой щеки, оставляя на ней едва заметный серебристый след блеска.       — Как ты? Мы с Йоко, — девушка кивает за плечо, где переступает с ноги на ногу высокая вампирша, поправляя на переносице солнцезащитные очки с чёрными стёклами, — решили тебя навестить. Ты… В порядке?              Однокурсницы заглядывают Энид за спину, и в том, как они осматривают комнату, чувствуется не понятная Синклер тревожность. Она тоже окидывает спальню взглядом, находя всё вполне обычным.       — Да… Разве что-то произошло? Последнее время мы тут ведём себя довольно тихо, — Энид, похожая на розовое облако в своём пушистом свитере, жмёт плечами и улыбается, хотя и недоумевает, почему они волнуются только за неё. А как же Аддамс? Несправедливо!       — Мы просто беспокоимся за тебя, — Дивина переглядывается с Танакой и неуверенно приподнимает уголки губ в слабой улыбке, отходя в сторону и уступая место Йоко, которая аккуратно укладывает узкую бледную ладонь на плечо оборотня. — Просто помни, что мы всегда рядом, если ты вдруг захочешь поговорить… С кем-то ещё.       — Спасибо, девочки, — не вполне понимая, к чему такие намёки, Синклер закрывает за девушками дверь и возвращается на свою половину, с разбега плюхаясь на постель. Матрас мягко пружинит под её небольшим весом, и Энид с довольным ворчанием-урчанием перекатывается по ярко-жёлтому покрывалу на живот, подминая под себя одну из многочисленных игрушек, разбросанных по кровати.       — Знаешь, все стали как-то странно себя вести, даже Аякс! — жалуется она своей единственной слушательнице, уныло вздыхая. — Не то чтобы его надо сжигать или вырывать сердце, хотя я обижена на него за то, что он перестал заходить за мной сюда… Но он иногда смотрит на меня с такой жалостью, будто я… Не знаю… Изгой среди изгоев!       — Энид, — твёрдо перебивает Аддамс, которую, судя по серьёзным ноткам в голосе, мало беспокоят душевные терзания соседки по комнате, и та, понимая это, недовольно дует губы.       — Энид, ты должна меня услышать и принять это.       — Ну что ещё?..       Энид морщится и зарывается лицом в пушистую игрушку, представляющую собой какой-то жизнерадостный и обросший овал с глазами и коротенькими ручками. Несмотря на внешнюю нелепость, это несуразное нечто весьма успешно отгоняло от хозяйки её ночные кошмары, которые принялись одолевать её сны после битвы за Невермор: вот она с трудом прорывается через толлпу, оскальзываясь на чьей-то крови, и до хрипоты зовёт Аякса и Уэнсдей; вот Аякс, чьё лицо покрыто ссадинами и белёсой пылью, пытается вытянуть её из разлома между каменными плитами, в который Энид умудрилась угодить и вывихнуть стопу; а вот Уэнсдей, лежащая головой на её коленях. Синклер бережно проводит ладонью по блестящим волосам, чтобы не разбудить подругу, и не сразу замечает, как скользящие по влажным прядям пальцы багровеют, пачкаясь в чужой крови…       Энид отчаянно жмурится и сердито рычит, не желая слушать, слышать, видеть, осязать и что-либо принимать. «Перестань делать вид, что я рядом, Энид».