xxx
Оставшись один, четвёртый принц не двинулся с места. Жить вдали от семьи не было трудным. Все, о ком он жалел и вспоминал, это горстка людей, о которых он позабыл, погрязнув в делах и привыкнув к одиночеству. Оно не страшило, не тяготило — было рутиной, оно же и преследовало, даже когда принца окружали люди. Пару лет назад, когда Император объявил на совете о решении отослать четвёртого принца на север, Чонгук почувствовал облегчение, хоть и понимал, что не вернётся. Понимал это и отец. Поддерживая образ Дракона с золотой чешуёй, не отдававшего предпочтения никому из своих детей, он все равно тайно встретился с Чонгуком, обнял, дал напутствие и попрощался. Мать же, не оставившая сыну ничего, кроме увечий на теле и сердце, не вышла и взглянуть на него, покидающего дворец. Её лицо многие годы виделось Чонгуку в горьких кошмарах о том дне, когда он получил первый шрам. — Господин, — позвала, привлекая внимание, наложница, в движении опустившись белоснежным лотосом на колени. В её полные надежды глаза не хотелось смотреть, и все же говорили они об одном: теперь с приездом брата туманные однообразные дни обещали дать немного утешения не только принцу. Вино и беседа расслабили разум. Полученная лёгкость не позволяла думать о тяжелом. Запрокинув голову, Чонгук глубоко вздохнул, прикрыл веки и поймал себя на улыбке. Давно он не проводил время так хорошо. Тэгым перебил цитру, а флейта заныла в последней высокой ноте, и все смолкло. В уютном молчании послышался шорох шагов и: — Ваше высочество, позвольте этому недостойному присоединиться, — голос словно горный ручей. На полу в поклоне был сложен юноша. Тот, кого привёз в гарем Хосок? Что ж, он слишком хорошо знал старшего и то, что его привлекает. Махнув наложницам, чтобы поскорее ушли, но позволив остаться музыкантам, Чонгук кивнул и гостю, чтобы тот разогнул спину и подошёл ближе. Тонкие, скованные браслетами запястья, оголенные плечи, белое, совсем не похожее на традиционное, платье с расклешенными прозрачными рукавами, рассыпавшиеся волосы и бесстыдные глаза, что, в отличие от девичьих, влекли, глядя прямо на принца. Юноша с плавностью разместился по левую сторону, давая себя разглядывать и не смущаясь показавшихся голых ступней и лодыжек, окольцованных тонким серебром. Вновь первой мягко запела флейта, и Чонгук, расслабленный ленивой атмосферой, уже точно знал, чего и кого он хотел в завершении вечера. Позабытое желание ударило рукоятью ятагана в висок. — Как твое имя? — Тэхён, мой принц. — Ты проделал столь долгий путь, смог ли восстановить силы? — Да, господин, я хорошо отдохнул, а ваши слуги подготовили меня для вас. Проследив за взглядом принца, Тэхён понял намёк и, ухватив кувшин с низкого столика, наполнил чашку. Чонгук медленно поднёс её к губам и выпил разом до дна. Горло обожгло, а в глазах чуть смазалось красивое лицо юноши, что тёмным взглядом тоже бесстрашно рассматривал принца. Чонгук заморгал, возвращая зрению чёткость и стараясь подметить всё: и пару родинок, и слегка подведенное нижнее веко, и лепестки губ, и тонкую шею, что держала крупное украшение, и талию, повязанную хрупкой цепочкой с камнями, и тяжёлые серьги, и манивший оголённый участок кожи на животе. Несмотря на подобранный образ дорогой кисэн, юноша держался с достоинством императрицы, и это манило куда больше навешанного золота и серебра. Потянувшись к цепи, Чонгук молчаливо спросил разрешения, тут же получая и снимая бесполезную вещь. Он повертел её в руках, прежде чем отложить и освободить шею тоже. — Драгоценности вам не по нраву? — склонив голову набок, поинтересовался Тэхён. — Единственная драгоценность ведь передо мной, — усмехнулся принц и почти невесомо провел тыльной стороной по щеке юноши, после чего, словно скоро отвлёкшись и не заметив, как тот заалел, поднял очищенный персик и потянул прямо к чужим губам. Тэхён отзывчиво откусил крохотный кусочек, за ним чуть больше, почти доставая зубами до подушечек пальцев. Персиковый сок, стекший до подбородка, перепачкал Тэхёна, и принц, ощутив нестерпимую необходимость, припал к губам. Юноша вздохнул и прильнул ближе. В желании испробовать сладость, Чонгук, чувствуя, как мутнело в голове, позволил чужому языку скользнуть внутрь, а нежной ладони прикоснуться и остановиться в цепкой хватке. Поцелуй медленный, чувственный прервался на мелодичном стоне и, стоило чуть оторваться, Чонгук на выдохе произнёс: — И зачем же ты здесь, Тэхён? — Чтобы служить вам этой ночью, господин. — Только этой?.. — Буду служить вам любой ночью, какой и когда пожелаете. Этот раб, — Тэхён прижался к груди Чонгука, ноготками проводя линию от запястья вверх и ухватываясь за плечо, — готов доставить вам удовольствие. Смутно слыша на периферии мелодию, Чонгук с усилием выбрался в реальность, где в комнате по-прежнему играли музыканты, но стоило одному единственному слову слететь с губ, как они испарились так быстро, будто и не было, а с ними и слуги, забрав остатки пищи и столик для яств. В давящей тишине вдруг открылись новые звуки: то, как шуршали ткани, как дыхание прерывисто пело, как гудело в затылке и шумела в ушах кровь. Ведомый притяжением Чонгук, ухмыльнувшись тому, как Тэхёна потянуло тоже, столкнулся с ним губами. Тягучий неторопливый поцелуй ощущался по-новому. У принца было мало опыта, но тот, что был, всегда отличался агрессивностью. Да и откуда взяться нежности, когда в душе горела озлобленность на мир, после десятка битв сменённая давящим спокойствием, безразличием и отсутствием интереса. Приведенного мальчишку хотелось иначе, чем мимолетных воинов в шатре. Хотелось нежно, пылко, медленно. Пара легких движений, и платье Тэхёна обнажило острые ключицы и грудь, а рукава спустились к изгибам локтей. Два алых соска на бледной фарфоровой коже манили прикоснуться, и Чонгук, не сопротивляясь зову, подушечкой большого пальца нежно огладил левый, приникая губами к правому и нежа кончиком языка. — Ваше… Высочество, — живо отозвался Тэхён, вплетая пальцы в волосы, и несильно потянул, не пытаясь отстранить, скорее не контролируя желание вцепиться во что-нибудь. Чонгук огладил бёдра, пробираясь под сбившуюся между ног ткань и понимая, что нижнего белья на юноше не было. Тэхён всхлипнул и сжал руку. Проложив мокрую дорожку к шее, Чонгук оставил первый расцветающий узор. Перед поднятыми глазами взгорал пергамент, на котором порочной кистью был выведен Тэхён, покусывавший нижнюю губу и пожиравший принца взглядом. Задрав платье, Чонгук наконец смог увидеть и спрятанный аккуратный орган с покрасневшей головкой. — На Вас… слишком много одежды, мой принц, — прозвучало тихонько с придыханием, и Тэхён в смущении поёрзал. — Тогда, — буквально усевшись на бёдрах юноши, Чонгук усмехнулся и развязал пояс. Предвкушение вперемешку с азартом поторапливало, и, кинув чогори на пол, Чонгук высвободил из штанов возбужденный член. Облегчение, за которым последовала лёгкая приятная дрожь от прохлады, расплескалась по телу. Не переставая следить за реакцией вспыхнувшего алым Тэхёна, принц неспешно провёл вниз-вверх по стволу, собирая влагу для лучшего скольжения, а после соединил оба достоинства, обхватывая широкой ладонью. Закусив губу, Тэхён обнял Чонгука, сглатывая накопившуюся слюну, и тяжело задышал. Прикосновения к голой коже ощущались приятнее, горячее, а концентрация удовольствия, что скапливалась внизу, грозилась быстро закончиться. К счастью, принц был в силах растянуть этот момент, разъединив члены. Чонгук тяжело выдохнул и улёгся на спину, увлекая Тэхёна оседлать его, но тот не спешил: — Мой принц, позвольте, — алый румянец заиграл ярче, прежде чем Тэхён очутился прямо между согнутых в коленях ног и обхватил губами головку, а затем почти беспрепятственно заглотнул почти до основания. По телу разлилась сладкая истома, и сознание улетучилось вместе с тем, как член оказался во влажном плену горячего рта. И, слабо покачивая бедрами, Чонгук вдруг стал так отчаянно близок к разрядке, понимая, что заблуждался насчет выдержки. Скопившиеся слёзы в уголках глаз юноши и его беззащитный вид распаляли еще сильнее. И в момент, когда Тэхён старательно принял член так глубоко, что раз за разом головка скользила по нёбу, когда причмокивающие звуки и стоны молотом вбились прямо в виски, Чонгук кончил. Острое почти больное удовольствие, сдерживаемое месяцами, выплеснулось наружу, прямо на Тэхёна, не успевшего увернуться. Впрочем, при виде запачканного лица член заинтересованно дёрнулся. В желании сделать приятно в ответ Чонгук, не оставляя себе времени на отдых, сдёрнул до конца платье с Тэхёна, утер от остатков белесой жидкости и подхватил на руки. Тэхён охнул, когда спины коснулись занавески. С ухмылкой Чонгук мягко уронил его на кровать, освободился от остатков одежды и замер, разглядывая беспомощное голое тело в сверкавших драгоценностях. Так вот оно что… И правда, юношу хотелось украсить всей этой нелепицей. Тэхён приподнялся и на коленях подполз к краю, обнимая Чонгука за талию, и коснулся губами груди, даря вспышки беспорядочных поцелуев и пытаясь потереться забытым возбуждением. — Ваше высочество, вы снова почти тверды, — проурчал юноша, задирая голову и пронзая острым янтарём. Переворачиваясь спиной и красуясь плавными изгибами, он словно дразнился и торопил Чонгука. — Это тело подготовлено и раскрыто сегодня для вас, — обернувшись, промурлыкал. — Оно так жаждет прикосновений... С грохочущим сердцем и отчего-то охватившим волнением Чонгук забрался на кровать, и Тэхён мигом прильнул к нему, коснувшись ласково щёки. Трепет охватил сердце, и грудь сдавило. Вспомнилось, как много лет назад принц переодевался слугой и бегал поглазеть на выступления на рынке, хотя, если уж быть честным с собой, на мальчишку, что, пленительно танцуя, пробудил первые робкие чувства. — Посмотрите на вашего раба, господин. Сморгнув мираж, принц взглянул на Тэхёна, вновь поражаясь его красоте, и, не отрывая глаз, потянулся за небольшим бутылем у самой подушки, хранившемся на случай внезапного порыва, который случался столь редко, что масло ни разу так и не закончилось. На сей же час, казалось, его слишком мало для раздувшейся, подобно палящему солнцу, похоти. Подтягиваясь к спинке кровати, Тэхён плюхнулся на шелковые подушки. Больше не утруждаясь мыслями, Чонгук подхватил его ногу и закинул на плечо, коротко целуя колено и покрывая нежностями внутреннюю сторону бедра. Кожа пахла ненавязчивым лотосом, и запах этот пьянил похлеще выпитого вина. Одним смазанным пальцем Чонгук лениво погладил расщелину и надавил, проникая пальцем туда, где, верилось, никто прежде не трогал: в гарем попасть могли только невинные, за тем строго следили евнухи, проводившие осмотр. Палец свободно скользнул на всю длину и с интересом ощупал растянутые стеночки. Тэхён хорошо подготовился и легко смог принять следом еще сразу два. Грудь его взметнулась на рваном вдохе, а на выдохе прозвучало тихое, почти беззвучное «о». Губы красиво изогнулись, между бровями залегли морщинки. Одно прикосновение к прижавшемуся к животу члену, и Тэхён, мыча и западая на бок, сжался и обмяк. — И тебе много не надо, да? — прошептал Чонгук, вытаскивая пальцы и растирая белёсые капли. Смаргивая слёзы, Тэхён смотрел мутным взглядом, который принц готов был видеть каждую ночь, утро, день и вечер. Даже в тусклом свете, проникавшем через багровые занавески, проглядывался румянец на щеках. Удовлетворенный, Чонгук смазал член и, наклонившись, принялся зацеловывать шею, отвлекая от того, как в следующее мгновение протолкнул одну лишь головку, а затем вошёл одним слитным движением. Тэхён ахнул, хватая ртом воздух, и, обвившись сразу всеми конечностями, впился ногтями в лопатки. Боль и нега стрелой попали в виски. Дорвавшись до самого сладкого, Чонгук уже не мог остановиться. Теперь от них на самом деле исходило много шума. Грубо толкаясь в горячую тесноту, Чонгук наслаждался стонами, поющими прямо в ухо, и звуками шлепков. Вновь обретший силы Тэхён светился блаженством, и даже стекавшая слюна в уголке рта казалась Чонгуку распалявшей воображение. После нескольких грубых толчков и громких всхлипов, Тэхён проскулил: — Ах, хочу… г-глубже… на вас... Выскользнув, Чонгук заломил брови, почувствовав острое разочарование, которое исчезло, когда Тэхён, вспотевший и раскрасневшийся, уже через секунду оседлал его и тут же опустился на член, упираясь ладонями в грудь. Два облегченных вздоха прозвучали в унисон. Такой жаркий, такой восхитительный. Заколка почти выскользнула из растрепанных волос, норовя упасть на шелка. Подхватив ладонь Тэхёна, Чонгук поцеловал запястье и, приподнявшись и сделав усилие, подтолкнулся к спинке кровати, отчего и он, и его ноша снова восхитительно замычали от ощущений. Удобно обхватив талию одной рукой, а второй похлопав по ягодице, Чонгук подтолкнул привыкшего к новому положению и ощущению крайней заполненности Тэхёна начать двигаться. Медленно, чувственно. И всё быстрее. Жестче. Тэхён так крепко прижался, навалившись на грудь Чонгука, что тот и не заметил, как между ними стало липко. Принц кончил почти следом, в последнем рывке насаживая расслабившееся тело. Он что-то спутано шептал, мимолётно думая о том, что с беспорядком разберется завтра и что стоит пойти с Тэхёном в купальню, взяв его прямо там, в воде. Вскоре принц потерял силы и задремал.xxx
Тэхён проснулся на рассвете. Свет бил в незавешанные окна, пробиваясь сквозь балдахин. Мышцы ныли, как после шестичасового выступления на площади. Бывшие вчера вязкими жидкие следы засохли в самых разных местах, принося дискомфорт, но… Тэхён никогда в жизни не просыпался в таком месте с таким человеком. Сценические костюмы и в половину не стоили одного метра простыни принца. И комнатка, в которой ютился Тэхён, никак не сравнилась бы с покоями длиною, ну, в один чжан так точно! Сколько это на самом деле, Тэхён не знал, но «ученый», с которым довелось однажды пообщаться, именно так и выражался, описывая огромный зал министров во дворце. А люди, что приходили поглазеть на танцующего мальчика, были всего лишь крестьянами или не сдавшими экзамен «учеными», топившими разочарование в алкоголе. Иногда попадался и народ зажиточный, но никогда не чувствовавший безграничного достатка и власти. За всю жизнь Тэхён встретил всего пару особенных человек. В шестом принце Хосоке никак нельзя было заподозрить низшего происхождения. Статность он излучал во всём: в походке, осанке, манере речи. Словом, уже на сцене Тэхён понимал, кто смотрел на него и кем, должно быть, являлся. Судьба вдруг стала благосклонной к Тэхёну. Шестой принц много говорил о привилегиях, о сытости и достатке, даже позаботился о старшей сестрице, устроив работать при дворе. И всё же Тэхён знал: единственный ответ, который он может дать, — это согласие. За добродушным голосом шестого принца скрывалась власть, с которой простой мальчишка не совладал бы. И хотя он испугался так сильно, что думал о побеге, выбор в конце концов сделан верный. Во всяком случае он надеялся. От восторга Тэхён не знал, куда себя деть и, в конце концов, потрогав всё, до чего дотянулся, скользнул в постель. В постель к четвёртому проклятому принцу! Тэхён сразу узнал его, ведь хорошо вылавливал лица в толпе и запоминал особенные. Страх нисколько не уступил, стоило осознать, кто перед ним, но Тэхён — хороший актер, и он хотел понравиться так же, как и пару лет назад. Невесомо касаясь пряди волос, что распались по подушке, Тэхён крепко зажмурился и резко распахнул глаза. Он столько ужасов наслушался, пока по дороге скучал в паланкине. За спиной шестого шептались о четвёртом: о том, как в день появления на свет случилось много несчастий, о том, как звездочет при дворе спрыгнул с крыши, узнав о проклятье, о том, как отказалась от сына мать, и диком страхе перед встречей с живой легендой, перерезавшей глотки всем вождям объединившихся северных племён. Но спавший Чонгук выглядел совершенно беззащитным, а шрамы делали его вовсе не грозным — скорее уязвимым. За пару часов Тэхён прочёл, что внутри за грубыми линиями ран скрывалась нежность. Принц практически не изменился с тех пор, когда, укрываясь плащом, любовался выступлениями Тэхёна. После он сразу исчезал, и это не могло не льстить, ведь приходил он всегда ради одного танца неопытного юнца. Искреннее восхищение будоражило, а любопытство пожирало. Лишь однажды Тэхён осмелел и проследил за юношей, но подойти не решился. А спустя пару дней почитатель пропал, а вместе с тем прогремела весть о ссылке четвёртого принца. Тэхён и не предполагал, что это один человек. Смелея, Тэхён принялся перебирать чужие волосы. На ощупь они были приятнее шёлка, приятнее всего, что доводилось трогать. Тэхён усмехнулся, прикусывая нижнюю губу. И давно он стал столь чувствительным? Или так быстро он пал перед очарованием принца? Глупо. Нелепо. Но так притягательно, что и вправду страшно. Сердце зашлось в пугливом стуке, когда глаза напротив распахнулись, а рот искривился в ухмылке. — Вы не спали? — Тэхён ухватился за одеяло и нырнул под него с головой. — А ты зайчишка, — послышался низкий хриплый смех, после которого Тэхёна обхватили руки и прижали так, что стало нечем дышать и невыносимый жар впыхнул из самого нутра. Вынырнув, Тэхён глубоко вздохнул и тут же был распакован, являя наготу, при дневном свете казавшуюся особенно непристойной. — И что же я могу с тобой сделать? — Чонгук оказался вмиг так близко к губам, что вот-вот поцеловал бы. — Хорошенько вымыть, мой принц, — прервал его Тэхён, — а после... — После? — Не хотели бы вы насладиться танцем, мой принц?