Ирис

Если бы ее спросили, Молли не смогла бы ответить, почему она зажала себя в железных тисках, по собственной инициативе находясь в блаженном неведении. Она любила и отдавала себя без остатка, снова и снова закрывала глаза на измены мужа — эти интрижки на одну ночь ничего не значили — и с радостью принимала всех его детей. Любила, лелеяла и воспитывала их, как собственных детей. Наблюдала, как они растут и становятся личностями, но все равно глубоко внутри нее образовывался огромный ком обиды и разочарования. Единственными родными детьми были сорванцы Фред и Джордж, которые ощутимо отличались от остальных детей в семье и они, наверное, единственные, кто ее по-настоящему любит и уважает. Молли сокрушенно качает головой и старается не вспоминать то, как были зачаты ее лучики позитива. Пусть тогда от неё ничего не зависело, но Артур при каждом удобном — и неудобном — случае продолжает тыкать ей этим в лицо, забывая, что все остальные же дети его бастарды. Порой, оставшись в одиночестве, бывшая Пруэтт долго размышляла: куда делась жизнерадостная, вечно улыбающаяся умница-мастерица Молли Пруэтт, перед которой были открыты все дороги? Ответа на этот вопрос не знала даже она, а ведь когда-то Молли закончила Хогвартс с отличием и кто бы что ни говорил, была сильной волшебницей, но почему-то об этом знают только единицы. Сейчас же она является никем для всего Волшебного мира — никчемная, многодетная Предательница крови. И с каждым шипением, словом, брошенным в ее спину, это клеймо сильнее впивается ей в душу, забирая последние силы и те остатки Молли Пруэтт, которая когда-то существовала, заставляя женщину сдаться и окончательно опустить руки. По крайней мере так было до недавнего времени, пока женщина не осталась наедине с собой. Смотря на свое отражение и лицезрев то, что осталось от красивой и многообещающей девушки, Молли не могла поверить своим глазам. На нее смотрел смутно знакомый образ: невысокая, полноватая женщина с грязно-рыжими волосами и карими глазами. Ей впервые стало страшно, ведь всю свою осознанную жизнь она была высокой шатенкой с серо-голубыми глазами. Или нет? Женщина судорожно выдохнула, предаваясь панике. И в эту же секунду ее сложило пополам от волны резкой головной боли, и, вскрикнув, с силой сжала виски. Яркие воспоминания, сменяли друг друга, мелькали перед глазами, принося с собой новую порцию боли. Создавалось впечатление, что она прожила две совершенно разные жизни и каждая личность сейчас обменивается информацией и образуют одно целое. Процесс был настолько болезненный, что Молли на некоторое время выпала из реальности, восстанавливая и собирая себя по кусочкам. Истерика медленно сходила на нет, но слезы все никак не прекращались. Дрожь в теле уже прошла, но нормально вздохнуть все еще не удавалось. В своей «другой» жизни, эта реакция являлась нормальной для истерики, поэтому повторяя за своим собственным образом, женщина пыталась успокоиться и через раз глубоко дышала через рот. Молли, за это короткое время, вновь прожила всю свою жизнь и жизнь неизвестной девушки, и она честно желает, чтобы это было попаданчество, про которое так любят писать в «другом» мире, а не реинкарнация, которая в магическом мире существует и чтится старшим поколением, потому что она не готова к осознанию того, что сама виновата в своей никчемной жизни. Интуитивно, после прожитых воспоминаний, руки стали искать палочку, которой нигде не было. «Новая» Молли посчитала, что «предыдущая» владелица тела была бесхарактерной дурой, раз она даже не носила с собой волшебную палочку, и недовольно покачала головой, поднимая тело в вертикальное положение. Вытерев слезы и успокоившись, Молли почему-то сразу порадовалась, что у нее теперь есть дети. Эта мысль так ярко ударила в голову, что она на секунду остановилась. В своей «другой» жизни незадолго до собственной смерти, она потеряла ребенка, что сильно сказалось на ее психическом и физическом здоровье. На данный момент Фред и Джордж находятся в Хогвартсе и волноваться пока что не за что, но ей очень не нравились воспоминания, где она видела смерть Фреда и ранение Джорджа. Сейчас на улице идет одна тысяча девятьсот девяносто второй год и ее мальчики учатся на четвертом курсе, значит до всей вакханалии у нее еще есть пару лет. Спускаясь по ступенькам скрипучей лестницы, Молли невольно обратила внимание на колдографии и обычные фотографии, которые висели вдоль всей лестницы. Большинство снимков уделялось детям, но тут и там она видела взрослых людей, которых знала по воспоминаниям, здесь были родители мужа, сам Артур с Молли и друзья семьи, но больше всего ее зацепила потрепанная колдография, которая висела в самом конце лестницы в неприметном месте. На снимке были два молодых человека, они ярко улыбались глядя в камеру. Даже не нужно была переворачивать колдографию, чтобы узнать кто это. Молли грустно ухмыльнулась, и поддаваясь сентиментальным чувствам, провела по лицам пальцем. Воспоминания и чувства двух совершенно разных людей все еще не пришли в единство, но юноши однозначно вызывали ностальгию и тепло глубоко внутри груди. Тот, что был помладше, имел длинные кудрявые волосы, а у старшего они были кудрявыми и короткими. Алые, словно пожар, волосы выдали в мальчишках отпрысков рода Пруэтт. А прищуренные, хитрые взгляды, были всегда свойственны Гидеону и Фабиану Пруэтт. Молли смахнула слезы и направилась дальше. После изгнания из рода, ее внешность подстроилась под мужа, скрывая отличительные черты семьи. Мать, которая на самом деле собственноручно рулила делами в семье, была недовольна своей старшей дочерью и выжгла ее с гобелена. От ее семьи никого не осталось и единственными потомками рода являлись она и ее дети. «До чего доводит гордыня», — горько хмыкнула Молли, вспоминая обезумевшую мать, которая покончила с собой после смерти сыновей. Поймав себя на мысли, что помнит, куда нужно идти, она завернула за угол и зашла на кухню. Разного вида стулья, покосившиеся от старости лет полки и столы, и горы чистой — и грязной — посуды, разбросанной по всей кухне, вызвали у женщины только одно единственное желание: выкинуть все это безобразие. С силой подавив этот порыв, она заметила на одной из столешниц свою палочку, которую взяла без раздумий. Палочка слегка дернулась и потеплела, и больше ничего. Хоть палочка отозвалась, но Молли поняла, что ее придется менять, ведь больше она ей не подходит. - Люмос. Нокс, — огонек быстро зажегся и так же быстро потух, стоило женщине произнести заклинание. Интуитивно Молли заметила, что даже такое простое заклинание забрало больше сил, чем обычно, поэтому сделала мысленную заметку не откладывать поход к Олливандеру. Мужа до сих пор не было дома, что на руку бывшей Пруэтт и она продолжила рассматривать дом. По-хорошему, ей стоило развестись с мужем, любовь к которому прошла — если она была — и свалить подальше от этого дома, забрав своих детей с собой, но умом женщина понимала, что рыпаться пока что некуда и нужно придумать хоть какой-то мало-мальский план и разобраться с собственными воспоминаниями. Прочитав большое количество рассказов, в которых попаданцы обязательно находили что-то интересное в подвалах домов, Молли направилась туда. Подвал встретил приятным полумраком и прохладой. Память покладисто подсказала, что все помещение было занято маггловскими штучками Артура, кроме нескольких шкафов, где хранились ее вещи. Ничего особенного она там не нашла. На полках лежали большие стопки распечатанных и не распечатанных писем, «прошлой» Молли не хватило духу с ними что-то сделать, поэтому они тут и пылились, и несколько мешочков с галеонами. Подхватив самый последний конверт, который, если верить воспоминаниям, пришел за несколько недель до смертей братьев, аккуратно вскрыла его, разрушив печать семьи. Пробегаясь по аккуратно написанным строчкам глазами, Молли судорожно выдохнула, на мгновение прикрыв глаза и вновь зацепившись за последние слова: «…С материнской любовью. Неблагодарная девчонка». Письмо нельзя было назвать сентиментальным, оно сплошь и рядом пропитано сарказмом и недовольством, но сквозь строчки можно было прочесть сожаление, вину и надежду на то, что дочь одумается и вернется. Корнелия всегда была вспыльчивой особой. Блэковские корни и воспитание давали о себе знать, и чаще всего, если это касалась разборок внутри семьи, мать сперва делала, а потом только думала и осознавала свои ошибки. Вырвавшийся смешок потонул в тишине, если бы «прошлая» Молли не была такой непроходимой дурой, как сложилась бы ее жизнь? Почувствовав приближающую мигрень, она выскочила из подвала, не забыв прихватить письмо и направилась в спальню. Сегодня пятница, а значит мужа можно не ждать.

***

Ночью все полученные воспоминания улеглись в памяти, больше не вызывая мигрень внезапными вспышками и Молли свободно вздохнула. Она все еще чувствовала себя плохо, но не была намерена сидеть без дела. Холодная половина кровати сказала лишь о том, что Артур не ночевал дома, на что женщина хмыкнула. Вот вам и лживо-счастливая семья. Проанализировав свою жизнь с «новыми» фрагментами, она пришла к неутешительным выводам, которые могли подтвердить или опровергнуть только в Гринготтсе. Молли закрыла глаза и, досчитав до десяти, резко встала. Что ж, дела не ждут. Косой переулок встретил тишиной и неторопливо ходящими прохожими. Молли находилась перед белоснежным зданием, возвышавшимся над маленькими магазинчиками, около дверей которого, в алой с золотым униформе стояли гоблины-стражники. Мысленно убедив себя, что гоблины не едят людей, расправив плечи, она вошла в банк. Зайдя внутрь, женщина на секунду растерялась, не зная куда идти. Найдя за стойкой одиноко сидящего гоблина, Молли решила попытать удачу. — Пусть ваше золото льется рекой, а головы врагов падают у ваших ног, — спокойно произнесла Уизли и захлопнула рот, понимая, на сколько несвойственно это звучало из ее уст. — Приветствую, уважаемая. Что привело вас к нам? — заинтересованно спросил гоблин. — Я хотела бы пройти проверку крови, — не столь уверенно, как в начале разговора, произнесла рыжеволосая, невольно передергивая плечами. Было такое ощущение, что сейчас жизнь круто развернется на сто восемьдесят градусов и женщина точно не знала, готова ли она к этому. «Ты же не собираешься засовывать голову в панцирь? Ты же знаешь на что идешь, подумай о детях!», — после этих слов остатки нерешительности «старой» Молли пропали и она уверенным шагом последовала за гоблином. — Проходите, присаживайтесь, — указав своим длинным ногтем на кресло, проговорил гоблин, сразу же хватая с полок шкафа нужные инструменты. Их было не так много: нож, чаша, пергамент и несколько склянок с зельями. Гоблин попросил сцедить немного крови в чашу, что женщина и сделала, и принялся на гоблинском зачитывать заклинание и вливать в кровь зелья, где находился пергамент. Через несколько минут на пергаменте появились надписи, которые сперва прочитал гоблин, а после передал самой женщине. Пока та смотрела на результат проверки, гоблин позвал своего собрата и что-то прошептал ему, тот кивнул и исчез так же незаметно, как и появился. Она еще раз прочитала результат и тяжело вздохнула, что-то вроде этого, она и ожидала. Имя: Мелинда Корнелия Пруэтт — чистокровная волшебница/жива; наследница рода Пруэтт первой очереди. Отец: Вильям Джек Пруэтт — чистокровный маг/мертв. Мать: Корнелия Эмили Пруэтт-Блэк — чистокровная волшебница/мертва. Дети: Сын — Фред Райан Пруэтт — чистокровный маг/жив. Сын — Джордж Райан Пруэтт — чистокровный маг/жив. Дары: — зельеварение; — менталистика; — чары; — боевая магия. Примеси в крови: — зелье рассеянного внимания; — зелье ненависти, направленное на семейство Блэк, Малфой, Нотт; — амортенция, завязанная на А. Уизли. Следы блока направленного на ограничение магии. — Почему мои дети записаны как Пруэтт? И почему нет графы с мужем? — О, мисс Пруэтт, на этот вопрос отвечу я, — послышался около двери посторонний голос и женщина повернула голову к говорящему. На пороге стоял еще один гоблин, внешне он был очень похож на того, кто проводил проверку, но вот одежда… — Геральд, — удивленно выдохнула Молли, узнав в гоблине поверенного своего рода. — Наконец-то вы взялись за ум, мисс Пруэтт, — дав отмашку сотруднику банка, начал гоблин, — Я уже не надеялся, что доживу до этого дня, — причитал он, сокрушенно качая головой, — Ваша матушка была уверена, что это всего лишь подростковый бунт, лишь спустя некоторое время заметила неладное, но уже было слишком поздно. Перед смертью миссис Пруэтт оставила завещание, но она велела прочитать его после того, как вы возглавите род. — Это все хорошо, но вы так и не ответили на мои вопросы, — нахмурив брови выдала рыжеволосая, — Почему вы зовете меня мисс Пруэтт? — Терпение, мисс, — оскалившись, произнес Геральд, — Вы мисс Пруэтт, потому что на данный момент единственная, несмотря даже на изгнание, кто может претендовать на место главы. Ваша матушка оставила несколько пунктов, на тот случай, если вы одумаетесь. И первый пункт вы уже выполнили, — смотря на пергамент, вновь оскалился он, — Несмотря на то, что дети получают фамилию отца, ваши являются исключением, потому что отец детей или был изгнан из рода, без права возвращения или… — Сквиб, — удивленно выдохнула Молли, растерявшись от такой простой отгадки. — Совершенно верно, — довольно протянул гоблин, — А семья этого Предателя, — он недовольно сморщился, явно говоря об Уизли, — Заключила с вами свадебный договор, но не подтвердили его, что автоматически делает его недействительным, а вас обычной любовницей. — И что мне делать? — от информации, которую она получила, она впала в шоковое состояние. Если Молли и раньше недолюбливала эту семейку, то сейчас возненавидела всей душой. — Сугубо мое личное мнение, но я не стал бы отказываться от возможности вернуться в род и стать его главой. Деньги Пруэттов долгое время в застое. Некоторые предприятия разрушены и несут только убытки, и Пруэтт-менор законсервирован, — недовольно покачал головой поверенный. — Что для этого нужно? Пройдя все пытки, ошибочно именуемые очищением, женщина смогла надеть кольцо рода. Вернуть изгнанного мог только глава рода, но если глава погиб и законных наследников нет, то гоблины проводят незаконный и довольно опасный обряд, который помогает изгнанному напрямую связываться с магией рода. Не каждый в силах вытерпеть эту боль, поэтому его и запретили. Геральд никак не мог нарадоваться, что род Пруэтт снова ожил и все счета в банке снова в деле. Но Молли было совершенно не до этого, она смотрела в свое отражение, вновь ощущая то самое чувство, когда очнулась в этом мире. Ее алые, как кровь, волосы переливались на свету от малейшего движения, они настолько приковывали к себе взгляд, что от гладких, шелковистых волос женщина смогла оторвать взгляд только спустя пять минут. Ее дохлые и невыразительные глаза, изменились на лисьи глаза с темно-кофейном цветом, в котором главенствовал алый оттенок. Она сильно похудела, вытянулась в росте и… настолько изменилась, что не узнавала себя. Ни «предыдущая», ни «нынешняя» Молли никогда не обладали настолько экстравагантной внешностью. — Вы очень похожи на своего предка Игнатиуса Пруэтта, — прерывая размышления женщины произнес поверенный рода, он хотел что-то добавить, но не стал, покачав головой. Вышла Молли из банка с кипой подписанных бумаг и не знала, что делать. Ее жизнь приняла такой бешенный темп, что она едва за ним успевает. За эти два дня произошло столько событий, сколько за всю жизнь не происходило. Она только вчера «очнулась» Молли Уизли, не зная, как выбраться из той дыры, в которую она загнала себя, а уже сегодня она Молли Пруэтт, глава рода Пруэтт, в ни в чем не нуждающаяся женщина, у которой есть наследники. Смысла возвращаться в Нору нет. Теперь, когда у нее есть деньги и вопрос с магией решился, то она самостоятельно может устроиться в Волшебном мире, особенно если учесть, что с Артуром она никак не связана. Менор открыла и им пообещал заняться Геральд, поэтому об этом тоже не стоит волноваться. На задворках разума упорно билась какая мысль, но Молли не могла ее поймать. Развернувшись и посмотрев снова на банк, она наконец-таки поняла, кто она на самом деле. Молли Пруэтт полноценный гибрид двух, когда-то живших на земле, личностей и сохранивший в себе все воспоминания и чувства данных женщин. Она приняла в себя те черты, которые позволят ей прожить счастливую, полноценную жизнь, поэтому не обращая внимания на заинтересованные взгляды, она решилась на самый неоднозначный поступок и аппарировала на знакомую улицу. Женщина чувствовала, что обязана встретиться с дорогим для нее человеком, которому задолжала разговор. Площадь Гриммо давила своей мрачной атмосферой, заставляя чувствовать себя некомфортно. Остановившись около одиннадцатого и тринадцатого дома, она мысленно назвала адрес и дома медленно разъехались, являя особняк Блэков. Недолго думая Молли схватилась за ручку двери, зашипев от боли, когда вылезший из дверной ручки шип, прокнул руку и открыла дверь. Этот дом, несмотря на всю свою мрачность, хранил в себе часть ее счастливого детства, поэтому грустная улыбка непроизвольно появилась, когда она зашла в дом. — Кто здесь? — разбуженный, будто ото сна, голос разрушил царившую в доме тишину. Пруэтт повернулась в сторону голоса и увидела портрет женщины. Она была невероятно красивой: угольно-черные волосы, собранные в аккуратную шишку, такие же темные глаза, бледная, почти прозрачная, кожа и аристократические черты лица. В душе образовывался горький ком, стало сразу как-то печально и сдерживать слезы уже не представлялось возможным. — Тетя Вальба, — прошептала Молли, подходя ближе. Даже презрение, которое появилось на лице портрета, не испортило этот момент. Перед глазами стояло яркое воспоминание, где еще молодая и живая Вальбурга возмущалась каждый раз, когда ее называли тетей. — Несносная девчонка, — недовольно кривя губы произносит портрет, из-за чего слезы сильнее хлынули из глаз. После долгой, в какой-то степени, унизительной для нее, речи родственницы, Молли поведала ей обо всем: и о своих догадках, и о письмах матери, и о своей жизни, и о том какие событии происходили, не забыла рассказать про своих детей. Она говорила долго, слишком долго, выплескивая все свои чувства и эмоции, и, выворачивая себя на изнанку. Сожалея о том, что пошла против воли матушки и о тех годах потраченных впустую. Когда она закончила то, связки горла уже горели от продолжительности монолога, а во рту было так сухо, что его можно было бы сравнить с пустыней. — Какая же ты наивная дура, — сбрасывая маску надменности и высокомерия, устало выдохнула собеседница, — Твоя мать тоже хороша! — и она раздраженно качает головой, будто мысленно задает себе вопрос, как такое возможно, — И что ты будешь дальше делать? — Жить, — неопределенно пожимает плечами Леди Пруэтт, — Хочу устроиться, вновь войти в волшебное общество и сделать все, чтобы нас с мальчишками больше не приписывали к Уизли. — Ты им написала? — и видя удивленно моргающие глаза, фыркает и недовольно ворчит, — Не заставляй меня сомневаться в твоих умственных способностях! Кричер! — измученно кричит портрет и через секунду перед ней появляется эльф, — Проводи девчонку в гостиную, и подготовь для нее пергамент и перо, — и уже обращаясь к самой Молли, — Надеюсь, тебе под диктовку не надо диктовать, что нужно сообщить твоим сыновьям? — подняв бровь, с неким вызовом, спросила Вальбурга. Молли не выдерживает и фыркает в ответ. Женщина задумчиво кусает кончик пера, перепроверяя письмо, написанное с подсказками от тети и хочет думать, что уже существенно изменила тот канон, который видела в своей прошлой жизни. Немного поразмыслив и не сумев спрятать хулиганскую улыбочку, приписывает еще одну строчку. И довольная собой запечатывает конверт, отправляя его своим сыновьям. Она уже не та Молли, которая присутствовала в фильмах, поэтому если она спасет еще одну, непременно, несчастную девочку, на которую положил взгляд ее старший сын, ничего страшного не произойдет. «…Мне так много еще нужно вам рассказать, но, к сожалению, пока не могу этого сделать. С нетерпением жду рождественных каникул, чтобы вас обнять и поцеловать. С любовью, ваша мама. P.S. Я очень надеюсь, что вы пригласите одну милую и очаровательную девушку, про которую вы мне все уши прожужжали. И это не просьба».