Тай

Воздух в комнате — вата. Ни вдохнуть, ни выдохнуть толком. Давит на грудь. Приходится приложить усилие, чтоб лёгкие наполнились кислородом. Хоть каким-то. А ещё всё тело горит. Плавится под умелыми руками. Издаёт такие звуки, о которых и не догадываешься. И стонешь, и просишь ещё и ещё… — Мед-лен-не-е, — на выдохе, протяжном, закинув загорелую ногу на пояс, устроившись удобнее. Пальцы впиваются в плечи, оставляя следы. — Как скажешь, зайчонок, — усмехается где-то сбоку, целует влажными губами висок, как и просили, медленнее проникая глубже. Комнату наполняет протяжный гулкий стон. Ведёт не от проникновения, а того, что они рядом. Близко. Кожа к коже. Она скользит ладонями по влажной спине, наслаждаясь рельефом. Сверху подтянутое тело, от которого волнами исходит жар. Это слишком приятно, чтобы просто бездействовать. Хочется трогать, целовать, утыкаться носом в шею. Вдыхать. — Привыкла? — замирает, облокачивается на предплечья, путается пальцами в тёмных волосах. Прижимается лбом ко лбу и смотрит прямо в глаза, где искрит похоть. Он умело держит в узде желание партнёрши. Играет на контрастах. — Можно… сидя? — щёки становятся ещё темнее, а руки обвивают плечи. Плотнее, так, чтоб воздуха вообще между телами не осталось. Она ощущает своей грудью его. Хочется стонать. Она и не стесняется. Кайа прикидывает перспективу, щурит глаза, целует в кончик носа и аккуратно сажает девушку на себя. Синь Янь лишь тихо ойкает, когда член покидает её тело. Смазка прохладная, даже слишком. Хотя Кайа на сто процентов уверен, что брал согревающую. Или им так горячо? Воздух опять давит. Прижимает, спрессовывает их вместе. Плотно. Тело к телу. Она садится на него. Медленно. Ловит мурашки, дрожит. Он крепко придерживает партнёршу, однако даёт полную свободу действий. Ладонями обхватывает плечи, большими пальцами массирует те, а сама голову назад откидывает выгибаясь. Ей приятно. До дрожи в пальцах, до слабости в коленях. Слышится усмешка, а после жаркие, влажные губы скользят от шеи вниз. Ладонь ласкает грудь, губы посасывают сосок. Стонет протяжно. Выгибается навстречу, приподнимается на ногах и опускается. А потом ещё. И ещё. И ещё. Ритм она держать умеет. Этого не отнять. И, если честно, Кайе это нравится. Он старается как можно тише наслаждаться девушкой, лаская свой слух её рваными вдохами и долгими стонами. Она сжимается, ёрзает, мажет губами по всем местам, где достаёт. Жадно проводит ладонями, хаотично задевает чувствительные точки. Кайа тихо рычит, потому что девушка дразнится. Он любит быстрее. В целом. Почему бы и не сказать об этом? — Быстрее, зайчонок, — шепчет на ухо, задевает губами кожу, затем кусает. И она двигается, набирая темп до тех пор, пока парень не подавится стоном. Больше звучало как приглушённый всхлип. Она давит на плечи. Укладывает его и двигается на бёдрах. Кайа поглаживает её по ногам, ласкает грудь. И откровенно восхищается девушкой. Кадзуха дурак, раз не замечает такую красоту, мелькающую буквально под его носом. Кайа ничего не имеет против Фишль, но, будем откровенны, в сравнении сейчас Синь Янь была огнём. Жадным. Ненасытным. Страстным. Сжигающим в своих прикосновениях все другие мысли и образы. И Кайа сгорал. Неосторожно потерял управление, отдавшись девчушке с разбитым сердцем. Но как же ему хорошо. Она умудрялась выбивать из него тихие стоны. Своим юрким языком оставлять следы, что шли фантомной дорожкой магмы. Он таял под всеми её прикосновениями. Хотелось ещё. А ещё он терялся. Хотелось отдаться. Хотелось взять. Снова приручить. И момент подходящий настал. Выносливая девочка сбивалась. Уставала. Крепко обняв, поддерживая под головой второй рукой, резко поменял позу. Классика жанра, но ему определённо нравится то, что он видит. Волосы языками пламени разметались по светлой простыне. Часть прядей прилипла ко лбу и шее. Глаза горят, искрят желанием, страстью, нетерпением. Сверкают в темноте комнаты. Тёмный силуэт очерчивает слабый свет фонаря из запотевшего окна. Она вся лежит такая раскрытая, такая уязвимая. Дышит тяжело, то и дело сглатывая, облизывая губы. Кайа ловит язык своим, втягивает во влажный, глубокий поцелуй, который глушит стон, и двигается. Толчок за толчком ускоряется. Во влажном воздухе вновь тонут стоны, шлепки, хлюпанье. Становятся резче, громче, быстрее. И он тонет в этом всём. Прижимается, кончает. Ему требуется некоторое время, чтоб приподняться с Синь Янь и по взгляду понять, что девушка чёртов марафонец. Он тихо смеётся, а ей почему-то неловко. Взгляд отводит и сжимает в объятьях крепче. — Зайчонок, пусти, тебе тоже надо, — мажет губами по щеке и шее. Его нехотя выпускают из объятий. От её тела всё ещё исходит жар, всё ещё веет теплом и неудовлетворённостью. Она не похожа на довольную кошку, скорее на ожидающую, выглядывающую из тени. Избавляется от защиты, разминает шею, ложится на живот и притягивает девушку за бёдра к себе. — В Бездну тебя, Альберих, ты чего удумал! — ёрзает да отодвинуться пытается. А потом ощущает язык между губ и замирает. Влажно, прохладно. Непонятно. А её вылизывают. Широко, активно. Пытаются какие-то финты там рисовать. Руками по телу водят, царапают слегка бёдра. Она накалена до предела, добела. До искр перед глазами, до фейерверков на заднем фоне. А он внизу. С прохладным языком в ней. Она не железная. Не выдерживает. Притягивает к себе за волосы, выгибается и стонет. — Ка… — Кайа уверен, чьё имя слетает с губ. — Кайа! И ловит волну огня по всему телу от звука. Оборванной ноты. И он не понимает: рад или это всё очень плохо кончится. Обтёртые, прикрытые одеялом, лежат на кровати. Она на груди, он гладит её по спине. Одеваться не хочется. Двигаться не хочется. Пить разве что. Кайа смс-ку Альбедо отправляет. Спустя несколько минут в комнату заходит блондин, протягивает им пару бутылок. Те жадно пьют и смотрят с благодарностью. Синь Янь наготы не стесняется. Не перед Альбедо точно. — Вас Кадзуха слышал, — как бы между прочим. Как бы случайно. Синь Янь напрягается, а Кайа её приобнимает и плечо целует. — И что он? — Сказал, что она достойна лучшего и не стоит вмешивать её в наши дела. Синь Янь смеяться хочется. Но вместо этого почему-то плачет, уткнувшись в шею Альбериха. Сбоку прогибается кровать, холодные крепкие руки обнимают её за пояс и Синь Янь ощущает целомудренный поцелуй в макушку. Они близко и не подпустят. Кадзуха прав. Но и не дадут зачахнуть от неразделённых чувств. Хватит драм в их крыле. — Обращайся к нам, если будет не по себе, — шепчет ей блондин, мягко перебирая влажные волосы.