Бимбер

— За твоё здоровье, шеф! — гул голосов вокруг, гремящая басами музыка, хрустящая вафельная корзинка с сыром и острым тартаром в руке, покрытой скверной, мутная дымка перед не особо хорошим и в обычном состоянии, однобоким зрением. — Да, босс, за тебя! Ведь то, что мы вместе — это исключительно твоя заслуга! — широкая крепкая рука похлопывает по спине и невесомо соскальзывает, как и всегда, на горбики оснований верхних тентаклей, которые привычно вздрагивают от нечаянных касаний и играют кончиками в воздухе. Он в центре комнаты, в центре большого зала его, хотя скорее «их» замка, в центре его личной маленькой толпы… его семьи. Он всегда в центре. В руку ложится очередной раз холодное стекло — бимбер со льдом, опять почти полный стакан плеснули, непотребники, наверное, решили споить сегодня своего главаря, не иначе. Найтмер водит пальцами по холодным скользким прозрачным стенкам, фаланги чувствуют, как о них постукивают кубики льда через тонкое стекло. — Пей-пей-пей-пей! — гремит, кажется, отовсюду, и хозяин «кошмарного поместья» опрокидывает в себя очередной пузатый стакан, вместе со жгущим горло спиртосодержащим напитком пропуская в рот так удачно попавшийся холодный кубик, кривится под одобрительный рёв трёх глоток, обсасывает холодную твёрдую воду с заточённым в ней внутри листиком мяты и снимает её с лазурного языка двумя пальцами, причмокнув на остаток. Жжёт. Жжёт язык, грудь и внутренности, горячей волной крепкое пойло разносится по костям и встрепенувшейся от резкого фруктово-острого вкуса и градуса магии, бьёт в голову откровенно приятной немотой — он любит подобное, приглушённое восприятие позволяет не впитывать опостылевшее раздражение и злость и не ненавидеть беспрестанно в ответ. Найтмер расправляет плечи, с наслаждением отмечая, как мутная дымка застилает поволокой зрение, как терпнут кончики фаланг на руках и ногах, как затыкается вечно ятрящая и плюющаяся злобой душа, выдыхает, откидывая голову назад, даже сам в своём дыхании ощущая пары́ спиртов… эк-х, крепкое пойло, то что надо, чтобы как следует расслабиться и отпустить вожжи контроля. Ему, чёрт возьми, надо расслабиться, просто необходимо, хоть на некоторое время перестать контролировать, перестать быть главарём… он так устал решать и нести ответственность, хотелось, чтобы хоть что-то где-то просто взяли и решили за него. Голова кружится в пьяной карусели, свет от тусклых газовых ламп оставляет в поплывшем зрении за собой бело-синие дорожки. — О-ох, ну что мы стоим, словно в гостях, открываем ротик и ку-ушаем… — вдруг обнимают за плечи и обдают волной аромата гранатового вермута, хриплым и, чего уж там отнекиваться, сексуальным тоном заставляя надкостницу собраться гусиной кожей на предплечьях и пястных костях. Это Киллер со своей надмерно-мягкой и навязчивой заботой. Всегда увивающийся рядом и ни разу не разгаданный — повелитель кошмаров обожает его общество, его красную душу, источающую агрессивное обожание, и чёрную магическую дрянь, циркулирующую по его организму, вытекающую из странно-широких глазниц и впитываемую тут же костью и хрящами. Найтмер позволяет выползти на лицо полумесяцу острой улыбки. «Малый цикл круговорота дерьма во мне, босс, тебя не смутит, если я буду капать на тебя иногда своей магией?» — так он спросил в первый день своей работы на Кошмара, насмешив покрытого с ног до головы чёрной скверной монстра такими словами до невозможности. Уж кто-кто, а Найт точно не боялся испачкаться — собственный текущий непонятный твёрдо-масной негатив сжирал всё лишнее, что попадало на прикрытые им белые кости. — Закусывай, Найтмер, мы же не хотим, чтобы ты сегодня заснул посреди пиршества… ох, мы запланировали невозможно горячую программу на сегодняшнюю ночь, отличный сюрприз, что-то особенное специально для тебя, и я о-очень надеюсь, что сегодня ты согласишься и присоединишься к нашей компании. Найт ведёт бровью вверх, заглядывая с интересом в бурлящие чёрной пакостью глазницы, о-о-о, ему всегда было интересно узнать, чем же таким занимаются его подчинённые время от времени, собираясь иногда вместе по ночам. Он прознал про эти встречи ещё месяц назад, но так и не узнал о них совершенно ничего. По большей мере намеренно отгораживаясь от чужой тайны — он всегда ценил личное пространство каждого, и пристрастия, и предпочтения также. Так что, если вдруг его мальчики нуждаются в отдельном просторе, в котором ему самому места нет, он будет уважать такое желание и предоставит им такую возможность. Но сегодня, видимо, его пропустят внутрь этой тайны: — И что же меня ждёт, Киллер? Может, мне и вовсе пить не стоит, чем вы занимаетесь на своих маленьких встречах? К чему мне готовить себя? Киллер улыбается, смоляные струйки бегут по кипенно-белой скуле, рисуют немного кривую линию по широкой острой улыбке и укатываются по подбородку вниз — на крепкий лордоз шейных позвонков, чтобы впитаться там жадной, едва отсвечивающей красным магией: — К удовольствию… Мар… — урчит он и слизывает чёрную каплю с зубного ряда кончиком багрового языка. Найтмер следит, как этот оформленный в псевдо-плоть кусок магии размазывает чёрную смоль по клыкам и резцам, как измазывает ею себя, из яркого сияющего практически багрянца превращаясь в бордово-грязное нечто, словно полузапечённая кровь… красиво. Кошмар позволяет плывущей от алкоголя душе впитать волну приторного сумбура эмоций, что вылил на него только что Килл, закрывает глаза, разбирая их на составляющие, и открывает их широко-широко спустя минуту, отыскав в спутанном клубке кроме привычной преданности и обожания неожиданное желание и даже похоть. — Какого лешего? Это… Разве это возможно? — бросает тут же, но зря, спросить уже не у кого, Киллер поспешил покинуть его, видимо, стоило ему только закрыть глаза, скрываясь из виду и покидая комнату вовсе. Повелитель кошмаров потянулся было щупальцами в стороны, прощупывая пространство вокруг, просеивая сквозь себя, пытаясь найти следы знакомой ауры, но заточился, чуть не свалившись с ног — магия эмоций не та вещь, с которой работают на пьяную голову. Найтмер опять сглупил и чуть не испортил себе весь вечер, глотни он немного больше… В черепе гудело от зачерпнутых бесконтрольно чувств и эмоций, и он закрылся полностью, не в состоянии справиться с ними как следует, распутать и выкинуть лишнее, избавиться от выпитого нечаянно позитива, от которого тут же замутило, и которого тут было вполне предостаточно сегодня. Он закрыл глаза ладонью, дожидаясь, пока ненужные чуждые чувства отупевшая от алкоголя магия отторгнет и вытолкнет вон из ослабевшего вмиг организма, качнулся с шипением в сторону, пытаясь рукой нащупать стену или что-то другое, обо что можно было бы опереться, чтобы не упасть. — Бо-о-осс… ну вы опять… — тихий голос, словно полушёпот раздаётся над левым ушным отверстием, мягкий и нежный, совершенно не чета своему хозяину. Даст подхватил его под руки и прислонил об себя, не позволяя упасть. Как всегда, находящийся в нужном месте и в нужное время, необъяснимо знающий и замечающий любое изменение в поведении Кошмара, будто постоянно наблюдал: — Опять пытаетесь запить эмоциями самогон, закуски вам мало, эх-х. Вы же сами говорили, что нельзя… Вот сляжете ещё, а мы переживать будем, думать, как вас вытянуть. Себя совсем не бережёте. Найтмер улыбается слабо, пытаясь так выказать благодарность и побыстрее подавить в себе тошноту: — Спасибо за заботу, Даст, я нечаянно. Просто хотел найти Киллера, узнать, куда он пошёл, открылся и не рассчитал, пропустил в себя слишком много, знаешь, как это у меня бывает. Сейчас пройдёт. — Киллера… — буркнул тот, отводя глаза в сторону. — Всё вы за ним только бегаете, за остальных совсем забывая, вот, на что он вам сейчас сдался, скажите, если перед вами я? — Даст поднял глаза, парализуя двухцветным пламенем зрачков, что от алкогольного опьянения во взоре Найтмера плыли и пульсировали, смешивая красный и синий в откровенно горячий сладкий ежевичный тон. Кошмар вздохнул расстроенно, жалея, что не может больше пропустить через себя хоть немного чужих эмоций, пока магия не справится с переработкой проглоченного нечаянно позитива… а узнать, что сейчас чувствует подпирающий его собой монстр, так хотелось. Ему почему-то показалось, что в красно-синих глазах мигнула ревность, и он не очень понимал, возможно ли это, и если возможно, то что послужило её причиной — Найтмер всегда старался разделять своё внимание поровну между его подопечными, чтобы все получили одинаково его благосклонности и заботы. Он повёл плечом, приминая красный шарф на чужой шее, что своим рваным краем заложился, задрался кверху и растрёпанными ниточками щекотал ему лицо: — Ничего такого, Даст, просто уловил возле него странные чувства к себе… слишком позитивные чувства… — Найтмер не стал уточнять, какие именно эмоции успел выловить с того сумбура до того, как тот распался в воздухе в ничто. Даст же улыбнулся на такое объяснение понятливо и, как показалось, немного грустно: — Любовь? Или что-то ещё? — Что-то ещё? — переспросил главарь их небольшой шайки недоумённо. Даст что-то знал, несомненно. — Неважно, — мотнул головой последний, подумал немного, потянулся к стоящему возле стены столу, и в его руках появилось два наполненных желтоватой жидкостью стакана. — Но и совсем не странно, если честно… Вас не должно удивлять наличие к Вам позитивных чувств в нём, — он блеснул хитро смазанным пурпуром взгляда. — Ясное дело, что он Вас любит, Вас трудно не любить, мы все грешны этим, разве Вы не знаете? Это-то нас и объединило в конце-концов… Но что толку говорить и обсуждать нашу к вам любовь насухо, если можно за неё выпить? У нас же сегодня праздник! Ни много ни мало два года в постоянном составе под вашим вектором. Это уже гораздо больше, чем сотрудничество. Выпьем же за это! За наше будущее! — он вскинул свой стакан над головой, привлекая внимание сидящего невдалеке Хоррора и вкладывая в руку немного оторопевшего от такого откровенного монолога Найта. — Слышишь, Хор, у нас назрел третий тост, не желаешь к нам присоединиться? — Как всегда, с удовольствием, — тут же ответил немногословный скелет, блеснув кроваво-красным яблоком одинокого зрачка и поднимаясь на ноги. — За нашу любовь! — отсалютовал Даст. — И за то, чтобы сегодня она стала взаимной. Найтмер, которого вторая часть тоста застала как раз за поглощением рассчитанного совсем не на один глоток алкоголя, закашлялся, вдохнул судорожно, обжигая холодным потоком воздуха разогретое бимбером горло, и чуть не согнулся пополам от скрутившего спазма — подреберье горело огнём. Из глаза от жжения брызнули слёзы, и он зажмурился, прижимая тесно кулак к носовому провалу и часто моргая… неожиданное тёплое касание чужих рук окончательно выбило из равновесия: шершавые и сухие пальцы прошлись вдруг по вектору и по щеке, собирая на себя и смахивая солёную влагу. Кошмар вздрогнул, шатнулся на неустойчивых уже ногах, уставился в сомнении на Хоррора, что стоял перед ним в каких-то несчастных тридцати сантиметрах, совершенно не понимая, что же изменилось, почему его мальчики вдруг так странно ведут себя… или так всегда было, а он, поглощённый рабочими делами по самую черепушку, этого просто никогда не замечал. Да, несомненно, Хор всегда отличался повышенной тягой к тактильному контакту, это было у него словно своеобразной компенсацией за нелюбовь к контакту вербальному. Кошмар понимал и всегда позволял ему излишние, как казалось раньше, вольности по отношению к себе. Сейчас же, на пьяную голову… эти вольности почему-то совсем не казались лишними… скорее нужными. Но почему вдруг? Найтмер, наверное, впервые в своей жизни потупился в неуверенности и смущении вниз, не в состоянии выдержать на себе такой тяжёлый и пристальный взгляд кровавого ализарина и сглотнул сухо. От алкоголя вело, кости стали словно ватными, а душа… душа билась всполошенной птицей в груди. — Люблю… мы все любим… — шепнул наклонившийся к нему ещё ближе Хоррор. — Не прогоняйте. Скулы Кошмара горят аквамариновым пламенем румянца, смешивая в себе смущение от близости такого сильного и горячего тела и пьяный угар. Душно… Найтмер тянет вниз собачку замка чёрной домашней толстовки. Почему он раньше не замечал, насколько у Хора красивое тело? — Н-не буду… — отвечает он, едва ворочая заплетающимся непослушным языком. Хоррор улыбается ему мягко и едва различимо, как умеет только он, перебирается шершавыми ладонями с притихших тентаклей на бедренные кости. Стакан отбирает вдруг другая пара рук, чтобы за секунду огладить пружинистую черноту отростков, сжимая и царапая странную, словно кожа дельфина, глянцевую и совершенно не скользкую одновременно плоть. А по плече и рёбрам проходится третья. — Идём, Мар, некуда откладывать, да и незачем, идём с нами. Пора, — шепчет владелец такого хриплого и возбуждающего голоса, обжигая даже сквозь ткань толстовки правое плечо пламенем своей души. — Пора тебе выбрать, пора узнать. И его ведут. Окружив горячими телами, поддерживая под локти пошатывающегося из стороны в сторону повелителя негатива, который на себя сейчас ну ни капельки не похож. Послушный, растерянный, нервничающий. Проводят в полутёмное помещение и оставляют стоять возле широкой массивной кровати. Он уже знает, он понял, к чему это всё было, он далеко не дурак. Но разве такой потери контроля он хотел? Разве такое решение можно позволить принять за себя? Он поднимает глаз, видя перед собой троих знакомых и почти родных монстров и теряя судорожный выдох и последнее желание отказаться и убежать. Пусть… разве он не хотел расслабиться, разве он не желал поменять что-то, разве и так не позволял им практически всё, что бы ни попросили и не захотели? И что, сейчас вдруг изменять себе, отказывая им в желанном? Нет, ну нет же, он не станет, пусть берут что только захотят, даже если этим что-то будет он сам. Он и так принадлежит им целиком и полностью, он и так уже живёт для этих троих. Разве не так? — Найтмер… — они так странно притягательно выглядят без привычных жестоких улыбок и угрожающих взглядов. — Ты же уже понял, чего мы хотим от тебя, правда же? — Даст как всегда говорит первый, не спеша, постоянно одёргивая одной рукой чуть ли не подпрыгивающего на месте Киллера, внимательно вглядываясь в горящее аквамарином лицо Кошмара. Дожидаясь слабого невнятного кивка и сплетая свои пальцы перед лицом, словно волнуясь или опасаясь чего-то, несогласно мотая на такой невыразительный ответ головой. — Нет, босс, мы не слышали тебя, тебе нужно решить. Мы хотим видеть, что ты уверен, что хочешь участвовать в подобном, озвучь свой ответ, мы не станем… — Трахать тебя без твоего позволения, да заткнись уже, Даст, заебал со своим озвученным согласием! Психолог, блядь, недоделанный, сколько можно? Я секса уже хочу, сил нет, у меня сейчас член взорвётся, если я не вставлю его куда-нибудь просто немедленно! Он, блядь, только что кивнул, он согласен! — Не смей, — тихо проговаривает Даст, а в глазницах его начинает закручиваться цветная дымка. — Только прикоснись к нему без его явного согласия, и я насажу тебя на твой собственный нож. Киллер зашипел, но вроде послушался, крунул головой, сжимая в руке собственную пульсирующую перед грудью душу, но стоило Дасту отвести от него глаза, взорвался агрессивной речью в своём неповторимом стиле, толкая стоящего рядом Пыльного в плечо и тут же сгребая нервно подёргивающего тентаклями Найтмера в охапку: — Мне нужно знать, слышишь?! Я не могу больше терпеть ни секунды! Я ждал целый месяц этого грёбанного праздника, чтобы иметь возможность достаточно расслабить тебя, я, сука, две недели уговаривал этих дебилов попытаться! Скажи же ты им! Скажи! — сипит он, напирая всё больше: — Ты согласен? Ты хочешь? Хочешь, правда ведь, хочешь нас? Мар! Скажи же, чёрт, Найти, не молчи! Я сейчас просто с ума сойду! Говори же, ты согласен? Согласен?! — уже почти рычит Киллер, сжимая руками позвоночник, дыша прямо в лицо и выгибая Кошмара в пояснице назад. — Согласен?! — Нет, Килл, отпусти его, — слышится рокочущее совсем рядом, голос Хоррора наполнен угрозой. — Я сказал нет. — Да… Три пары глаз устремлены в одном направлении. — Я с-согласен, да. Вы услыш-шали, или вам повторить громче? — Найтмер с трудом выговаривает слова, но уверенности в тихом голосе от этого совсем не меньше. — Я н-не против, я… хочу. — О, я сейчас кончу от одного твоего согласия, бос-с-с, — выдыхает Киллер, и отпустив наконец уже начавший саднить позвоночник, тут же сдирает наспех с себя одежду. Хорошо, что её немного, лишь бриджи да футболка, что чёрно-белым пятном теперь лежат на полу, подсвеченные слабым светом торчащей на тумбочке лавовой лампы да красной, словно перезрелая ягода смертельного волчеягодника, магией, стрелой вверх поднимающейся между белых бёдер. Забивает дыхание. — Я держу, можешь опереться на меня, — щекочет спокойно-урчащее покрывшийся моментально испариной графитный висок. И Найтмер слушается, позволяет себя оплести крупным крепким рукам со спины, прижать к себе и утащить на широкую кровать, не позволяя даже сделать эти несколько несчастных шагов самостоятельно. Хоррор слишком бережлив, чтобы позволить идти ему самому, и слишком жаден к телесному контакту, чтобы отдать роль поддерживающего кому-то другому. Он усаживает на себя сверху, посовываясь по матрасу ближе к центру кровати, попутно стягивая с Кошмара одежду. Ведь так хочется ощутить прикосновение голого желанного тела на себе, так безумно приятно вжать в собственные шрамированные и кое-где искривлённые рёбра покрытую тонкой плёнкой угольно-чёрного негатива спину. Она приятно тёплая, да ещё эти мягкие тентакли тут же оплетают его фигуру по кругу, цепляя треугольники лопаток и елозя по шейным позвонкам. Хоррор урчит довольным котом, направляет запрокинутый на него череп руками немного вперёд и вниз, побуждая смотреть. И Кошмар смотрит. С придыханием и стуком магии в висках, смотрит на раздевающегося неспешно и оттого безумно красивого Даста, на Киллера, что уже подошёл ближе, пристраиваясь сбоку справа, уже вовсю надрачивая стоящий колом, украшенный насквозным пирсингом член и порыкивая от нетерпения. Смотрит на собственную экто-плоть, что спружинила бесстыдно в воздух, стоило Дасту стянуть уже приспущенные Хоррором бриджи. Найтмер больше не может просто сидеть и дышать, сухие ладони слишком сильно сомкнулись на немного вялой от надмерно выпитого эрекции. Он выгибается вместо того, чтобы спокойно сидеть, бесстыдно разводя ноги шире, стонет вместо того, чтобы тихо и сдержанно дышать. Какая уж тут сдержанность? Когда смоченные слюной пальцы Киллера натирают девственно-плотно сжатое кольцо сфинктера, а в рот толкается настойчиво отдающий немного фиолетом язык наклонившегося сверху Даста. Настойчивый, жадный и безумно сладкий. — Такой узкий, м-м-м, уму непостижимо, сколько же у тебя не было секса, Мар-р-р? Берёг себя специально для нас, босс? — порыкивает откуда-то снизу Киллер, вгоняя и так сгорающего заживо Кошмара в ещё большую краску. — Как бы не порвать тебя нечаянно… — Готовь как следует, — отвечает ему Хоррор, своим хриплым басом посылая вибрации по размягшим графитным костям, приподнимает всхливнувшего Найтмера лишь одной рукой, второй освобождая себя от плена тесной одежды. Старые длинные шорты сдвигаются послушно вниз, а рука Хоррора вновь возвращается к члену Найтмера, медленными поступательными движениями скользя вверх-вниз по влажной аквамариновой магии, сводя с ума и заставляя экто-орган ронять первые капли предэякулята. Нестерпимо чувственно. — О-о-о~, наш малыш наконец-то вышел погулять и требует ласки, да, Хор? — хихикнул Киллер, наклоняясь ниже к промежности всё так же сидящего на Хоре Кошмара, острячком фаланги упираясь в отверстие уретры тихого крупного монстра и отводя его член вниз и в сторону, чтобы не мешал пройтись языком по взмокшей голубо-зелёной магии, обвести спазмирующее кольцо мышц по окружности, занырнуть внутрь, растягивая упрямую магию. Он отстранился, царапнув когтем красную головку, и отпустил, позволяя спружинившей моментально плоти удариться о влажное экто Найта. — Не будь сукой, Килл, — зашипел Хоррор на такие не совсем приятные манипуляции. Царапинка на экто-органе жгла чёртом, даже нежные поцелуи Даста не особо помогали отвлечься от небольшой, но раздражающей боли. — Ла-адно уж, наш любимый большой мальчик, больше не буду тебя обижать, так и быть, лучше помогу немного, — смеётся Киллер, под скупой стон хватаясь ладонью чуть пониже слегка бордововатой головки, дразнит пальцем уздечку, параллельно разрабатывая то пальцами, то языком уже порядком расслабленное колечко входа сверху лежащего. Вот кольцеобразная мышца пропускает в себя уже не один, а три пальца, а Найтмер стонет в губы Даста. Тот мурлыкнул мягко в ответ, прикусил напоследок губу, отстранился, растягивая в воздухе ниточку оборвавшейся тут же слюны, прервал длинный поцелуй и перестал ласкать себя, поплывшими от кайфа глазами находя стоящего на коленях Киллера, шкрябнул его пальцами по затылку, опуская руку ниже и втыкая острые ногтевые фаланги в нежный симфиз второго позвонка: — Имей совесть, не подведи его к грани раньше времени, оставь и мне немного удовольствия! — возмутился он. — Ну так усаживайся уже сверху! Чего ты ждёшь? Официального приглашения? — огрызнулся Килл, потирая саднящие хрящики и, недолго думая, поднимаясь на ноги, чтобы поменяться с Дастом местами. — Всё! Иди на хуй отсюда! Вон он, смотри какой красивый, стоит терпеливым аквамариновым солдатиком, ждёт, когда же его Дасти согреет своим разработанным горячим нутром. — Заткнись, Киллер! — прилетает ему тычок в рёбра. Даст умудрился зарядить ему коленом по ложному ребру, прежде чем перекинул ногу через тихо постанывающего под руками Хора Найтмера, седлая таким манёвром одновременно и его, и снизу лежащего. Хоррор повёл тазом, оценивая увеличившийся приходящийся на него вес, и хмыкнул довольно: — Я первый, — рука его снова отпустила влажный от смазки аквамариновый член и нырнула вниз. Найт выдохнул хрипло от неожиданного укуса, пришедшегося на треугольник лопатки, и тут же всхлипнул следом, когда Хоррор снова приподнял его немного выше одной рукой, но тут же опустил назад, направляя снизу себя ладонью и просто насаживая заскулившего от острых ощущений Кошмара на своё пульсирующее красным возбуждение. Найт вздрогнул и выгнулся в пояснице, чужая горячая плоть растягивала пульсирующие и саднящие ноющей болью стенки магии, казалось, до предела. Он засипел, цепляясь пальцами в рёбра сидящего сверху на нём Даста. Тот улыбнулся понимающе, наблюдая скривлённое в гримасе боли лицо, но подниматься не спешил, наоборот давя собой сверху, вжимая своим весом разведённые бёдра Кошмара вниз, до упора, до стука наполненного текущей магией тазового дна о подвздошные Хоррора. Тот застонал благодарно, огладив плечо Даста и поддерживая откинувшегося назад дрожащего Найтмера. Тентакли больше того не держали, они ватными безвольными плетями падали вниз, опутывая ноги Хоррора и бродя по влажным горящим от возбуждения подвздошным костям. Найтмер вскрикнул после первого едва видимого толчка Хора и тут же забылся в томном стоне — Даст выглаживал чуть опавший от саднящей боли член руками, впившись поцелуем во влажную от пота шею Кошмара. Удовлетворённое урчание пустило по разгорячённым костям толпу мурашек. — О да, детка, прими его в себя полностью! — цокнул языком Киллер, поощряя, расхваливая извивающегося под вездесущими ласками Найта и поглаживая угольный череп по макушке. — Расслабься, Мар, он у нас, конечно, дружок далеко не маленький, понимаю, но нежный и спокойный, не то что я, как раз для первого раза, сильно долбить твою дырочку не будет. — К-ха-а-ах-х… — не сдержал громкого стона Найтмер. По копчику скатилась струйка излишней смазки, от острого удовольствия он облизал страстно приоткрытые губы. Киллер тут же воспользовался моментом, скользнул пальцами в открывшийся шире в очередном крике рот, оттягивая щеку, нащупывая фалангами и толкая мокрый поджатый кверху язык: — О да, соси, босс, покажи мне на пальцах, к чему ты готов, на что способен. Хочешь ли попробовать на вкус мою магию? Найтмер забился мелкой дрожью. Сильные руки сжимали рёбра, словно стальными тисками, магия горела, переполненная и растянутая, кажется, до предела. Член Хоррора, казалось, заполнял полностью, не оставляя внутри ни одного свободного миллиметра, качался в почти невидимых фрикциях, выходя лишь на сантиметр, не больше, каждый раз толкаясь твёрдой головкой в какую-то неизвестную до этого момента точку, заставляя Кошмара скулить и скрести руками по смятым простыням, чувствуя каждый чёртов толчок, как собственная магия дрожит и качается в воздухе, наглаживаемая и затиснутая у самого основания чужими руками, грозя взорваться, если немедленно не получит своей разрядки. — Ох, Даст! — вскрикнул Найтмер и выгнулся в очередном спазме удовольствия. — Позволь мне, позволь, а-ха-ах, пож-жалуйста, прошу! Я н-не… я не выдержу дольше! И рот затыкают поцелуем, отпускают зажатые каналы, несколькими рваными размашистыми движениями руки доводя Кошмара до пика, слизывая со щеки отдающую бирюзой слезу и обещая: — Даже не надейся, что уже отстрелялся и избавишься от меня таким образом, я жду второго круга, Найти… хочу тебя, босс… — шепчут на ушное отверстие, играют сверху языком, а снизу пальцами, вторя медленным качающимся толчкам Хоррора и побуждая член вновь наливаться твёрдостью и желанием. Перед глазами плывёт от не отпускающего ни на секунду удовольствия. — Найт… Найт, На-айти, слышишь меня? Ма-ар, а тебе не кажется, что я немного обделён, сладкий? — напоминает о себе Киллер. Он гладит влажный от капель пота череп и разворачивает Кошмара лицом в свою сторону. — Я жду, он ждёт. Ну же, будь послушным мальчиком, лизни его по всей длине от самого основания, о да, босс, так, и ещё, а теперь возьми в рот, м-м-ф-ф… и ещё глубже, да, — толкается он бёдрами вперёд, придерживая голову Мара обеими руками. — Да босс, о да, как же я этого ждал, м-м-мв-ф-ф, тебя на себе… как же хорошо, работай язычком, детка, о да, ты умеешь доставлять удовольствие. Кошмар задыхается от смущения даже больше, чем от глубокого проникновения. Почему-то пошлые фразочки Киллера возбуждают даже сильнее, чем мягкие поцелуи Хора, которыми усыпана уже вся спина и шея. Они заставляют стонать и подкидывать тазом, выплёскивая желание во всех возможных вариантах. Погружаться в Даста резкими рывками и на обратном пути насаживаться так же на Хоррора, заглатывать твёрдый ствол почти полностью, посасывать на выходе пробитую штангой головку члена Киллера и играть языком на натянутой словно струна уздечке, стонать вместе с выдохами и всхлипывать вместо вдохов, скулить на одной ноте от не отпускающего никак экстаза. Вот, ещё несколько движений, и Найтмер снова изливается, но на этот раз уже в дрожащего и стонущего с ним в унисон Даста, сжатые в судороге оргазма мышцы сфинктера пульсируют в рваном ритме — и уже Хор выдыхает с тихим гулом, прикусывая сзади верхнее ребро и руками вжимая в себя на максимум, ещё глубже, ещё теснее. — Уоу, какие стоны, Найтмер, какой оргазм, — возвращает в реальность хриплый от возбуждения голос Килла. Он отстранился немного в сторону, продолжая самостоятельно водить ладонью по изогнутому немного стволу, большим пальцем раз за разом цепляя бусину пирсинга у самой уретры. — Ты такой красивый и возбуждающий сейчас, весь в мокром румянце. А давай я сделаю тебя ещё красивее, хочешь? Поверни ко мне лицо, босс, всегда хотел немного измазать тебя своей магией. И Найтмер, едва соображая, но всё так же желая угодить, подставляется, закрыв глаза. — О боги… ох, да… — уже почти не слова, сладкие выдохи, вторящие влажным звукам быстрых шлепков ладони о выставленные вперёд подвздошные и влажную от слюны и смазки лобковую кость, — х-Ха-ак-х-х… с-с… сейчас, ох, Ма-а-ар… — белые полупрозрачные капли, едва отдающие красным, падают на тёмные графитные скулы, на губы, плечи и измазанную такими же влажными пятнами постель. Киллер дышит тяжело, растирает пальцами сперму по щеке и подбородку устало смотрящего на него снизу вверх Кошмара, отпускает его лицо, позволяя упасть наконец на кровать, фыркает довольно, жмуря глаза: — А я знал что так будет, Найти, я сразу тебя предупредил! В первый же день, помнишь? — объявляет он самоуверенно, пристраиваясь к лежащим рядом друг с другом трём монстрам, толкает лениво махнувшего на него рукой и объявившего «не выдумывай, откуда бы тебе было знать» Найтмера в плечо костяшками пальцев. Он провёл в ответ на такое самоуверенное отрицание пальцем по липкой графитной щеке и перекинул ногу, подминая под себя кроме Кошмара ещё и невозмутимо и спокойно лежащего рядом Даста: — Малый цикл круговорота дерьма во мне, босс, тебя не смутит, если я буду капать на тебя иногда своей магией? — слово в слово повторил он фразу, сказанную им однажды, и заработал два смешка, согласное угукание и тычок под рёбра. — Идиоты, — буркнул Найтмер беззлобно и уткнулся носовой косточкой в широкую плечевую кость, вдыхая запах гранатового вермута и медленно, плавно потихоньку засыпая. — Какие же вы идиоты… Мои идиоты. Любимые… — мягкая улыбка заиграла на его губах.