Ночь под ивой

Я цілий день тебе не бачила. (Я целый день тебя не видела) Холодний день, а я вся сталася гаряча, (Холодный день, а я вся стала горячей) Як зоря, але не сяяла. Була біда, а стала музика. (Как зоря, но не сияла. Была беда, а стала музыка) — Я и так слишком многое оставил в "Ласточке"! — Да, я знаю... — Но я хочу оставить здесь все. Последний рубеж пройден именно сейчас, минуту назад он мог повернуть бы назад, согласиться с доводами Володи, и нервно поглядывать на часы вожатого, разговаривая с ним в последний раз перед расставанием. Но именно эти часы и стали последним ударом для Юры, потому что слышать их тиканье и понимать, что вот, еще немного, и их истории, их лета, их любви не станет, и больше ничего он сделать не сможет. А он хотел, так сильно и так отчаянно хотел, чтобы их связывало еще нечто большее, о котором можно вспомнить не только мыслями, но и ощущениями. — Юр... Юрочка, какой я испорченный, не о том подумал... — Да о том, чтоб тебя, о том! — Сорвался Юрка, даже не пытаясь сохранять спокойствие, у него больше не осталось сил, а споры лишь украдут у них это ничтожное время, сейчас влияет даже минута, и Юра понимал, что не только время ничтожно, но и он, раз ничего не в состоянии сделать, ему придётся позволить Володе уехать, самому жить дома как ни в чем ни бывало, но зато... Зато потом они встретятся, обязательно! — Сколько нам ждать нашей встречи? Год, два, пять? Володя, пойми, что я не шутил, я понимаю, что я к тебе чувствую, пойми и прийми и ты, пока есть время, пока мы снова не притворяемся. Стоит нам уйти от ивы, и мы уже не будем нами. — Юра... Юра видел, насколько сильно сомневается Володя, и знал, что для него это очень трудное решение на грани невозможного, и Юра этого не понимал. Он смог сопоставить поведение Володи с его "способом закалиться" и догадался, что человек, который стал для него важнее всего в этом мире, несчастлив. Он несчастлив знать, что ему нравятся парни, а точнее — нравится Юрка, взаимно, больно и обречённо, но нравится! Несчастлив, потому что приходится это скрывать, а иначе не быть им счастливыми в будущем, далёком будущем, о котором Юра последний год не думал совершенно. Да он отдал бы все на свете, чтобы остаться здесь, с Володей! Остаться и не позволить совершить ему каких-то глупостей! — Юра... Володя снова повторил его имя, и Юрка решил посмотреть на него, чего старательно избегал после своих слов, стараясь абстрагироваться от тика часов, которые должны оповестить их об окончании их короткого персонального счастья. Он поднял голову, и тут же почувствовал сухие, потрескавшиеся губы Володи на своих, и его передернуло всем телом. Ему нравились поцелуи с Володей, они заставляли его ощущать какой-то тугой комок тепла внизу живота, а ещё защиту. Он полностью доверял Володе, тянулся к нему всеми силами и ни разу не упрекнул за какое-либо движение. Володя — его личный ориентир, возможно, голос совести, с которым он хочет провести все возможное время, все больные секунды, все уничтожающие минуты, всю жизнь. Юра старался не давить на Володю, чтобы тот не передумал, пусть тот не сказал своего решения вслух, но этот поцелуй сказал все за него. Володя больше не сдерживался, не отстранялся, наоборот, аккуратно положил руку на плечо Юры и придвинул к себе ближе, и Юра не сдержался от тихого вздоха. Он ужасно переживал, потому что не знал, что его ждёт, и все равно так же сильно этого хотел. Пусть Юра видел эти журналы, о которых разговаривал с Володей, но он уверен, что с Володей будет все по-другому. По-настоящему. Да, именно так. У Юры появилось нестерпимое желание вытереть вспотевшие ладони об шорты, но он удержался, и вместо этого решил сделать некий рывок — медленно наклониться назад, давая понять Володе, что он не передумает, что он готов, что не станет из-за этого Володю считать монстром или еще что-то в этом роде! Он всегда будет для него самым лучшим. — Юра... — Володя повторял его имя, словно хотел врезать себе его в память, будто храня самую дорогую ценность в мире, и Юра не перебивал его, оказавшись на спине. В кожу неприятно впилась мелкая трава, а на икрах ощущалась сухая земля, но это было лучшее мгновение в его жизни, и он ни за что бы не променял это. — Ты... Ты уверен? Это же навсегда, Юр. Нельзя будет ни отменить, ни забыть. — Зачем забывать? Зачем отменять? Чего бояться? Об этом ведь никто не узнает, только ты и я. — Горячо возразил Юра, он протянул руку к лицу Володи, замечая, как сильно дрожат пальцы, и убрал ее, не отводя взгляда от него. — Пусть это будет нашей тайной, но мы будем знать, что эта тайна свяжет нас в будущем. И сейчас, и потом. Всегда.* Юра совершенно не знал, что ему делать, как правильно лежать, что трогать, а что нет, а потому позволял Володе исследовать свое тело ладонью. Тот водил пальцами сначала по его лицу, обводя нос, щеки и брови, стараясь тактильно запомнить каждую черту, веснушку, ямочку, а после переместился пальцами на шею, и Юра вздрогнул. Это не было страхом, скорее тоже чем-то приятным, таким, что хочется чувствовать как можно чаще, и только с ним, с этим вожатым, с его Володей. Юра подумал, что Володя терзается мыслями, взвешивает все "за и против", обвиняет себя в непойми чем, а потому положил руку себе на грудь и расстегнул первые две пуговицы на белой рубашке, стараясь сильно не жмуриться от звука стрелки на часах. Да остановись ты хоть на пять минут, чёрт бы все побрал! Плела вінок. Ходила в гості. Я не дійшла. (Плела венок, ходила в гости. Я не дошла) Здається, зникла на межі твоїх думок, твоєї вдачі. (Кажется, пропала на грани твоих мыслей, твоей удачи) А ти не плач, а ти не плач, Бо я ж не плачу. (А ты не плачь, а ты не плачь, ведь я же не плачу.) Плачу, плачу, плачу, плачу. (Плачу, плачу, плачу, плачу) — Будет больно? — Вырвалось у Юрки, когда он почувствовал ладонь Володи на своём животе, и ему отчаянно захотелось треснуть себя по лбу за такой вопрос. Хоть бы Володя не воспринял это сильно на свой счёт, ведь Юра не имел ввиду ничего такого! — Тебе? Нет. Я же говорил, что ни за что не стану тебя унижать. — Унижать?! — Юра тут же ощутил ком в горле от подобных слов Володи, и постарался сглотнуть его, чтобы тут же ответить, потому что такое заявление спускать на тормоза он не собирался. — Как ты можешь так говорить? Я хочу тебя. Я люблю тебя. Я тебя всего с ног до головы зацелую! Юра услышал тихий смех Володи, жаль, что не увидел из-за закрытых глаз, и все же задумался. Смог бы он сделать то, о чем сказал? Целовать всего Володю, снимая с него одежду и видеть таким, как тогда, на речке... Нет, даже еще лучше, ведь сейчас Володя его особенный друг и воспринимается по-другому, ощущается тоже по-другому, как лучшее, что с ним могло случиться. Да, определённо смог бы. Только Володя разрешил бы. Юрка потянулся ладонью наугад и уткнулся пальцами в грудь Володи, рискнув запустить руку под рубашку вожатого, и услышал нервный вздох. — Юра... Что ты делаешь? — Люблю тебя. — Просто ответил Юра, ведь точного определения своим действиям он дать не мог, потому что в каждом его слове, в каждом жесте, в каждой мысли, в каждом прикосновении было именно это чувство. Любовь к Володе, и ко всему, что с ним связано. — Позволь мне любить тебя, Володь, без всяких запретов. И себе тоже позволь. Юра убрал руку из-под рубашки Володи и опустил ее ниже, коснувшись бедра, ощущая мурашки на такой приятной коже. Он хотел бы касаться его так каждое утро, просыпаться и видеть его лицо, обнимать во сне, прижимая к себе ближе, зная, что он здесь, рядом. И пусть эти мысли были наивными, но он дорожил даже этими мыслями! Юра приподнялся и приоткрыл глаза, смотря вниз, на ноги Володи, на его живот, на его бедра, понимая, что может увидеть его полностью открытым, без одежды. Это ли для Володи высшая степень доверия? Юрка не знал, как и не знал того, насколько сильно происходящее окрылит его, а после уничтожит всего без остатка, когда они сядут в разные автобусы. Нет, не думать, не думать! Время, время не успокаивает, только заставляет думать о худшем. Юра сделал рывок вперёд и крепко обнял Володю, чуть ли не садясь на его колени, залезая руками под рубашку, оглаживая его лопатки и поясницу. — Юра... Это так сложно! Что я буду делать потом, когда ты будешь так далеко от меня? Что со мной сделают эти воспоминания? — Шепот Володи в самое ухо был настолько приятным, что Юра вжался в него крепче, разрешая им обоим чувствовать друг друга непозволительно близко. — Сложно будет в любом случае, но только нам решать, будут нас эти мысли убивать или вдохновлять. Володя, ты даже представить не можешь, как сильно я тебя люблю. Иногда мне кажется, что мне грудь разорвет от этой любви, но это ты, ты и только ты заполняешь меня этим чувством. Володя, пожалуйста, не думай о том, какой ты для других, знай, что для меня ты лучший. А ти не можешь знати, як я тебе люблю. (А ты не можешь знать, как я тебя люблю) Ти лягаєш спати і я не дихаю до ранку, (Ты ложишься спать, и я не дышу до утра) І аж до світанку сама я, - як без місяця зоря. (И до рассвета сама я, - как без месяца зоря) Юрке показалось, что весь мир перевернулся разом, когда Володя закрыл его глаза ладонью, а после его губы прикоснулись к шее Юры, и от этого близкого, интимного, родного прикосновения в нем все сжалось, в висках громко застучало, но это было приятным ощущением, настолько, что Юра откинул голову назад, чтобы Володя не останавливался. И тот, наконец-то, понял, что время отнимает у них шанс на дальнейшие пререкания, ведь как бы сильно Володя не сомневался, он этого хотел настолько же сильно, как и Юра. Юрке было очень не ловко, когда Володя спустился к краям его шорт, не переставая целовать шею и плечи, и рывком стащил их вместе с плавками, кажется, этот рывок был быстрым, чтобы не дать себе передумать. Юра терялся в ощущениях, ему было то горячо, то холодно, страх того, что он не понимает, что ему делать и чего ждать, сменялся желанием и необъяснимым чувством отдаться полностью, поверить человеку настолько, чтобы разрешить ему делать абсолютно все. Но Юра не сомневался, что к Володе у него искренне чувство не только любви, но ещё и чего-то большего, потому что он пусть не видел, но ощущал своё тело и мог представить, что именно видел Володя, ведь у того глаза открыты! И пусть Юра храбрился, но ему было неловко и стыдно, все же никто еще не видел его таким, не смотрел на... Между ног. Но Володе можно, ему можно все, и даже больше! Юра услышал какой-то шорох, руки Володи пропали с его тела, но глаза открывать Юра не спешил, лишь прислушивался. Он повернул голову вправо, понимая, что Володя выглядит сейчас точно также, как и он. И чёртово желание открыть глаза лишь усилилось! Он хотел смотреть, но знал, что Володю это может спугнуть, ведь его Володя до ужаса правильный, но такой родной и любимый, что Юра не стал идти на поводу у своих желаний. — Юра... — Голос Володи был приглашённым, словно он прикрыл себе рот рукой, но почти сразу Юра почувствовал что-то невообразимое, такое, что ему захотелось открыть рот и издать совершенно любой звук, лишь бы не держать в себе эти ощущения. Губы Володи поцеловали его вниз живота, в том месте, где больше всего ощущался тягучий ком желания и неуверенности. Юра постарался ухватиться руками хоть за что-нибудь, чтобы выплеснуть все то, что переполняло его, но его левую ладонь перехватили и сжали крепкие пальцы, и Юра не сопротивлялся. — Почему ты улыбаешься? — Дыхание Володи щекотало его кожу на животе, и Юра поерзал, желая приподняться, чтобы Володя снова поцеловал его. — Потому что ты рядом, настоящий и мой. Когда Юра почувствовал вес Володи на своих бедрах, то совсем забыл и про лагерь, и про время, и про Машку с вожатыми, про все на свете. Это сейчас было совсем не важно, ведь Володя был так близко, так, как ни с кем не был! Он сидел на его бедрах, наклонившись к лицу Юры и целуя его подбородок, правой рукой гладя по голове, пропуская сквозь пальцы волосы, и Юра что-то пробормотал, но и сам не понял, что именно. Он не предполагал, что будет дальше, как Володя будет действовать, но просто решил верить ему и ждать, не думая о чем-то другом. Еще Юра понимал, что такая близость делала с ним что-то странное, но до жути правильное, по его мнению. Частями своего голого тела он прикасался к таком уже раскрытому Володе, прикасался там, где никто и никогда не подумал бы. И не смотря на все сомнения, это ему тоже нравилось, сама мысль приводила его в какой-то наивный восторг. — Ты в любой момент можешь сказать мне остановиться, и я остановлюсь. — Голос Володи изменился, он стал каким-то нервным, дыхание его участилось, и Юра понял, что он должен расслабиться за двоих, чтьбы Володя меньше терзал себя, закрывая остальные чувства на тяжёлый замок внутри себя. — Не скажу, потому что если остановишься, то лишишь меня этих чувств, которые мне нравятся. — Юра глубоко вдохнул и положил ладонь на живот Володи, зная, что он ощущает тоже самое, и что ему тоже приятно. Кажется, Володя полностью согласился с Юрой, потому что пару минут ничего не происходило, а после Володя приподнялся с его бедер, и Юра понял, что все чувства, которые переполняли его до этого, были только ступеньками к тому, что его пронзило сейчас. Володя коснулся его рукой. Его. Там. Юра будто впервые ощущал ладонь Володи. Немного влажная из-за пота, с мелкими потрескавшимися участками на пальцах, с мозолями на ладоне, но Юре стало так хорошо, что он издал какой-то непонятный звук даже для самого себя и немного приподнял бедра, от чего звук снова вырвался из его горла. Он слышал неровное дыхание Володи, и мысль, несуразная мысль проскочила в его голове. Нравится Володе то, что он видел? Юра незаметно приоткрыл глаза и тут же закрыл, потому что увиденное было настолько ошеломительным, что он боялся сделать и сказать что-то не то. Увиденное встревожило его, но лишь из-за того, что Юре понравилось, никаких отрицательных чувств не было, что лишний раз доказывало, что они все делают правильно и не заблуждаются. — Володя! — Из мыслей его будто вырвали новым ощущением сжатия, и Юра ярко представил себе, что делает Володя. Он сильнее вжался руками в землю, сжимая кулаки, открывая рот для того, чтобы легче дышать, и облизал пересохшие губы. Словно что-то обтянуло его, обволокло полностью, и он тут же поднял голову, по слуху ориентируясь на дыхание Володи. — Володя, ты в порядке? Не делай того, что тебе неприятно! — Милый мой Юрочка... — Три коротких слова, сказанные с какой-то нежной обреченностью дали понять Юрке, что лучшего человека ему не найти, да и искать он не хотел. А еще снова его пронзило осознание, что Володе все равно на физическую боль, ему важно то, что у него в голове, что он запомнит и как запомнит. Юра терялся в новом и непонятном ощущении, которого было слишком много, оно распространялось на все его тело, что ему иногда хотелось прекратить это из-за того, что казалось, будто ему не хватит воздуха, не хватит выдержки, чтобы не вжать в себя Володю полностью, сжимая руками его всего. Ніхто не чув, як я співала, ніхто не чув. (Никто не слышал, как я пела, никто не слышал) Моя душа іще не знала, що ти є, а вже любила (Моя душа еще не знала, что ты есть, а уже любила) І то вона, не я тобі відкрила. (И это она, не я тебе открыла) — Много... Всего очень много... — На выдохе прошептал Юра, дотянувшись до плеча Володи и сжимая его рукой, когда Володя немного приподнялся вверх, а после опустился, и Юра слегка выгнулся в пояснице, желая говорить абсолютно все о том, что он чувствует к Володе, как сильно хочет сделать его счастливым, насколько же огромно его желание никогда не прекращать то, что они делают сейчас. Ведь теперь Володя его, полностью, потому что Володя другой, он не стал бы делать такое просто так, он открылся ему, доверился, переступил невидимую грань между поцелуями и такой близостью. — Юр... Юрочка... Юра зажмурился еще крепче, понимая, что что-то идёт изнутри него, поднимается, словно волна и собирается внизу, накапливается там, где Володя двигался, от чего Юра слышал иногда соприкосновение их тел из-за пота, и он понял немного раньше, что произойдёт через минуту. Его ноги напряглись, а в голове не осталось ни единой мысли, когда он сам, не по-своему желанию, это вышло совершенно рефлекторно, двинул бедрами вверх, и полностью расслабился, его руки дрожали, да даже в ногах чувствовалась дрожь, но такая приятная. Володя на нем замер, и Юра хотел открыть глаза, но не делал это без одобрения Володи. Его терзали сомнения, что с ним, было ли ему так же приятно, ведь изначально он слышал, насколько Володе тяжело, и даже назвал себя мысленно эгоистом! Ведь это он настоял! — Володя... — Он встал с него, и Юра внутри запаниковал, хотя остался лежать в прежнем положении, боясь пошевелиться. Что он сделал? Вдруг причинил ему боль? Или разочаровал? Лишний раз указал на внутренние проблемы Володи? — Ты такой красивый. — Послышалось близко к левому уху, и Юра повернул голову, наконец открывая глаза, стараясь привыкнуть к свету от фонарика. Володя мягко улыбался ему, смотря в глаза, и гладил по щеке кончиками пальцев правой руки. — Володь, ты... Все хорошо? — Обеспокоенно спросил Юра, боясь разорвать зрительный контакт. — С тобой всегда хорошо, Юр. — Без сомнений ответил Володя, смотря на него самым преданным взглядом в мире, и Юра ощутил спазм в груди. Теперь болезненный. — А с тобой всегда правильно, Володь. — Тут же ответил Юра, он дал себе обещание убедить Володю в том, что он не плохой, что с ним все в порядке, и ни за что не отступится от этого. — С тобой даже музыка слышится по-другому, все другое, когда ты рядом. — Я не хочу уходить отсюда. — Честно признался Володя, сжимая его ладонь рукой, и Юра повернулся набок, пытаясь задавить в себе чувство смущения и неловкости из-за того, что еще не оделся. — Мы ведь пришли сюда, чтобы оставить под ивой то дорогое, что у нас есть. А ти не можешь знати, як я тебе люблю. (А ты не можешь знать, как я тебя люблю) Ти лягаєш спати і я не дихаю до ранку, (Ты ложишься спать, и я не дышу до утра) І аж до світанку сама я, - як без місяця зоря. (И до рассвета сама я, - как без месяца зоря) — Нет. — Сказал Володя, и Юра увидел на его лице неприкрытую боль. — Мы пришли сюда прощаться. У Юры сжалось горло, будто кто-то его пытался убить, ему стало нечем дышать, и он открыл рот, чтобы то ли сказать что-то, то ли чтобы не задохнуться. Он тут же сел и, отвернувшись от Володи, натянул шорты с плавками обратно, поднимаясь с земли. Ему вдруг резко захотелось закричать, а, может, поиграть на пианино, ведь теперь оно ассоциировалось с Володей. Но играть долго, без перерыва, стирая пальцы в кровь, чтобы избежать этого, уйти от реальности, в которой им придётся разойтись, уехать, не видеть друг друга, лелея воспоминания об этом лете. Юра посмотрел на Володю, который кусал нижнюю губу, чтобы не позволить себе утонуть в этих чувствах. — До свидания, Юрочка, до свидания. Будильник, который разлучит их на долгие двадцать лет, о чем они еще не знали, пробил.