J'aime Paris et toi

      В тот момент она ясно понимала его. Его боль. Когда-то и ей пришлось пройти через это, но далеко не так резко, у неё было много лет, чтобы смириться с холодностью мужа, а у Паши не было ничего. Он пытался справиться, как мог. От него частенько пахло алкоголем в те утренние часы, когда она заваливалась к нему с пресловутым феном. Он хороший, правда хороший, но быть чьей-то заменой - это слишком. Особенно теперь, после того, как узнала, что Рома ей изменял. Для себя, жить для себя и ради себя одной. Вот какое было самое сильное желание. За непроницаемой маской спокойной женщины рыдала маленькая девочка. Ведь она успела полюбить. В сердце было место, много и даже слишком много места для него. И он пришёл, занял там все. Освоился, облагородил. За какие-то несколько дней сделал её настолько счастливой, насколько она не чувствовала себя никогда, так почему же теперь...зачем он достал этот чёртов телефон? Зачем позвонил этот чёртов Арефьев? Они бы столкнулись с этой проблемой позже, может быть и вовсе бы её обошли, а может она успела бы охладеть к нему. Так зачем же все случилось именно так? До чего же больно. Понимать и смириться - не одно и тоже. Внутри бились мысли о том, что он достоин, чтобы за него побороться и глупая, глупая гордость, которая так и шептала, что он не принц, что она найдёт кого-то значительно лучше. Заживёт и без него. Вполне реалистичная картина. А добивало все тот факт, что бороться, вероятно, пришлось бы не с человеком, а с неподвластными никому чувствами. Невидимый враг, победить которого просто невозможно. Что бы она не делала - это просто не в ее власти, да даже и не в его. Сколько лет она боролась с равнодушием собственного мужа. Руки опустились. Готовность бороться и забрать свое поутихла. Равно как и настроение. По громкой связи объявили её рейс. Уж это понять смогла, Паша научил, к тому же, все дублировалось на английском. Страшнее всего сейчас было встретиться с ним, увидеть в нем подтверждение того, что впереди у них нет ничего общего. Медленно подходила к указанной стойке, ещё издалека заметила его, грузит её чемодан на ленту. Чёрт возьми, про чемодан-то и вовсе забыла! А он молодец, не бросил. А ведь даже и мысли такой не было. Выглядит ужасно грустным. Да и она сама не лучше. Зарегистрировалась и крадучись пошла следом. У них больше часа до вылета. Как возможно вовсе не встретиться в такой ситуации? Паша сел на одно из свободных места и прикрыл глаза. Пока Оля, постаравшись слиться с толпой, помчалась в туалет. Заперлась в самой дальней кабинке. В руках по-прежнему маленькая сумка, которую купили вместе с Пашей. Он ещё недавно держал её в руках и улыбался. Девушка огладила поверхность, вспоминая задорные ямочки. В уголках глаз непроизвольно начали копиться слезинки. Чертыхнувшись от собственной внезапной эмоциональности, залезла в задний кармашек, куда собственноручно сунула упаковку бумажных платочков. Сквозь затуманенный взор не сразу заметила небольшую картонку, а увидев, принялась вытаскивать и чуть было не уронила на пол. Такого она точно в сумку не складывала. На ум приходил лишь один человек, способный одним своим существованием сделать её счастливее. От мыслей о нем становилось и грустнее, и теплее одновременно. "Я люблю Париж и тебя" значилось на открытке, теперь она уже понимала французский, благодаря Паше, а на изображении, нарисованном очень умелой рукой, явно читалась она. В тот их первый день в качестве пары. - Зачем же ты вспомнил о ней? - давясь слезами, бормотала она, прижимая к себе рисунок.       Он так и не дождался её. До чего же тошно становилось с каждой минутой. Сообщение отправлено. Получила ли она его? Что подумала? Ответила ли уже? Он узнает это, приземлившись в родной Москве. Объявили посадку и он, больше не оглядываясь, пошёл навстречу туманному будущему.       Достаточно успокоившись, взяла в руки телефон, чтобы посмотреть время. Посадка подходила к концу. Он должен был уже сидеть на своём месте. Так будет лучше. Как забрать потом у него свой чемодан даже не подумала, лишь бы только не видеться. На экране отразились пропущенные от мужа и сообщение от Паши. Открывать его было до жути страшно. Неужели написал, что все кончено? Подумала даже не читать вовсе, нажала клавишу выключения и пошла на посадку. Его и правда нигде не было. Выдохнула облегченно и пошла по трапу в салон. Подходя к своему креслу, замерла на мгновение. Почему так захотелось чтобы он сидел там, рядом с ней? Внезапно пришёл и озарил улыбкой. Но там уже сидела какая-то девушка. Вежливо улыбнулась и пропустила к окну. Паши нигде не было видно. Уведомление о сообщении все никак не хотело уходить из головы, но упершись все же в собственную гордость, телефон не включила. Эти четыре часа полёта показались обоим вечностью. Спать не получалось, читать тоже от мельтешивших мыслей. - Нельзя же вот так просто...не могу...не хочу, - бормотал он, пугая соседей по ряду. Уже ни о какой Диане и речи быть не могло. Нужно срочно решать, что сказать, желательно в паре слов и так, чтобы поверила. Поверила и согласилась попытаться вместе с ним. Оля, закончив обвинять всех, кого можно в их ссоре, остановилась на том, что даст ему шанс, один последний шанс. Но струсила, стоило самолёту сесть в Московском аэропорту. Вышла раньше всех, села в автобус и оперлась головой о холодное стекло. Руки сами потянулись к телефону. " Нельзя забыть и выбросить часть своей жизни в один короткий миг, но и ты её часть. Настолько большая, что я готов добиваться твоего расположения столько, сколько понадобится. Мне нужна ты, а не она. Я могу быть настойчивым. Я идиот, но не сдамся так просто. Люблю тебя, всегда твой, пока ты правда этого хочешь."       Идиот - это точно. Ну что за сопливые слова? Почему на сердце так полегчало? Из самолёта выбежал Паша. Спустился по трапу, почти скатываясь вниз. Она заметила его сразу, также, как и он сразу выхватил её за стеклом полупустого автобуса. И чего больше хотелось: выйти или чтобы он зашёл? Парень вдруг заулыбался. Глупо, по-мальчишески, а автобус уже тронулся, скрывая его за стоящими людьми, ожидающими своей очереди уехать. Но в ту долю секунды, что ещё видела его, он успел поднять руки, изображая сердечко. Ну что за дурак, балбес, идиот?! На её собственном лице ещё с прочтения сообщения блуждала улыбка, которую просто невозможно было подавить.       На выходе из аэропорта стоял мужчина с огромным чемоданом, вцепившись в ручку, пока в него самого, цепляясь тонкими пальцами, вжималась высокая брюнетка. Второй рукой сильнее прижимал к себе за талию. Сильнее, но все ещё недостаточно. В голове перестали бить колокола. А сердце, наконец, успокоилось. - Паш, Паша, давай хотя бы с дороги уйдём, - едва дыша шептала она, держась вертикально только благодаря ему. - Оля, - почти прорычал он - У меня тут машина на парковке, - только и смогла сказать, а Паша уже потянул её за собой к рядам припаркованных авто.       Им едва хватило выдержки не наброситься друг на друга прямо в машине, прямо на парковке. В глубине сознания все еще оставалась здравая сторона. Паша забил в навигаторе свою улицу, едва попадая по кнопкам. Чемодан остался в машине, уже в лифте хотелось нажать на кнопку "Стоп" и просто взять ее, прямо там, в этой чертовой кабине. Оля призывно облизала губы, держась за крепкие плечи, пока Паша всеми силами держал себя в руках, блуждая взглядом, где угодно, лишь бы только не на ней, лишь бы только оттянуть момент. Едва хлопнула дверь, как он дал по газам, прижал к стене, приподнял над полом. Пока что между ними несколько слоев ткани, он рычит ей в самые губы. - Не отпущу тебя...не смогу...- разгоряченные тела движутся в полумраке прихожей. Катастрофически много одежды, но нет сил даже чтобы на миллисекунду отстраниться, перестать зацеловывать каждый сантиметр открытой кожи. На тумбочке, в ее маленькой сумке, разрывается телефон, высвечивая на экране надпись "Бывший муж", занятые друг другом, они даже не слышат его, а может просто не осознают, что значит этот звук. На его собственном телефоне пропали все фотографии Дианы. Благо за четыре часа было о чем подумать и к чему прийти. - И я не смогу - стройные ножки удобно помещаются на его пояснице, удерживая в желанном капкане, а горячее дыхание обжигает кожу шеи. Ее слова придают сил, ему все же удается дойти до кровати, каким же длинным показался путь, как непозволительно холодно стало, когда он, уложив ее, приподнялся стягивая футболку, на ее губах играет улыбка, завороженно глядит, как он снимает с себя ту самую бежевую, что она ему подарила, он все еще заперт в ее тисках и теперь вновь наклоняется, цепляет платье, постепенно открывая себе все больше обнаженной кожи, в конце концов на ней не остается ничего кроме нижнего белья и его шорты в этой ситуации кажутся несправедливой победой, его ловкие руки уже расцепляют застежку за спиной, а горячий язык касается возбужденного соска. - Ах, - ее стон разносится по комнате, песней огненной птицы влетает в его уши. Он ведь опять мучает ее, этот подлец, она сжимает ноги, все еще лежащие у него на пояснице, сильнее, заставляя прижаться к ней, стояк и правда становится все более болезненным. Паша рвано выдыхает, приспускает шорты с боксерами, трется об нее, продолжая свое путешествие по вздымающейся груди. Ей было бы впору кричать на него, за его издевательства, но что-то в этой игре есть, что-то, ради чего она готова терпеть снова и снова, и это что-то...возможно...любовь?       Оля собирается, стоя у его зеркала, повязывает поясок на платье, одном из тех, что так и не успела поносить во Франции. Он заглядывает в спальню, мягко улыбается, в уголке губ еще осталась капелька варенья, кажется, кто-то только что вкусил прелести старого доброго русского завтрака с оладьями, щедро сдобренными сладким сиропом. Оля жмурится, сцеловывая эту самую непослушную капельку, сладко облизывает искусанные им губы. -Мы ведь теперь вдвоем, да? - зачем-то уточняет он, слегка наклонив голову. - Втроем, Паш... - совершенно неожиданно и для себя, и для него, решила сделать тест, спустя месяц после поездки. В руках уже третий, на котором опять заалела вторая полоска. Он разгоняется от недоумения до совершенно сумасшедшего счастья за считанные секунды, шагает навстречу и заключает в крепкие объятия. - Вчетвером, Оль... - Паша мнется у входа, под курткой кто-то отчаянно мяукает. Оля привычным движением кладет руку на едва заметный живот, наклоняет голову. - Ну, показывай давай, - пару дней назад он обмолвился, что был бы не против завести животинку, да и ребенку будет веселее, она согласилась, но никак не ожидала, что он тут же принесет кого-то. Чуть расстегивает молнию, изнутри на нее голубыми-голубыми глазами глядит малюсенькая белоснежная мордочка.