Парни друг друга невзлюбили с первых минут знакомства. Эрен — за желание остаться в безопасности, за агрессивность и взгляды на жизнь. Жан — за бредовые идеи, излишнюю эмоциональность и желание нарваться на неприятности. А еще Жан до безумия ненавидел презрительный взгляд зеленых глаз, прожигающих насквозь, который видел, когда говорил о жизни за стенами. Ха—ха, Эрен действительно ненавидел Кирштейна за его цель жить припеваючи, ведь сам думал, что это глупо — как можно хотеть жить за стенами, когда снаружи разгуливают титаны? А в итоге именно желание уничтожить их всех и сгубило парня.
Жан, поняв, что при взгляде на Эрена видит цвета, а это случилось лишь на второй день после их знакомства, полез в драку. Тот еще и выбесил его своими словами, так что не наброситься на него Жан не мог. Не может быть, что этот взбаламошный пацан — его соулмейт, родственная душа, самый близкий человек в конце концов. Авось, если он наваляет этому придурку, система поймет свою ошибку? Эрен, когда увидел как Жан кинулся на него с кулаками, с радостью ответил, используя приемы, которым его обучила Аккерман. Об этом после драки узнал Жан от Конни. Но в момент драки ни желания, ни возможности подумать о том, откуда Йегер знает, как правильно ронять человека, увы, не было. Так что как только Кирштейн оказался на, нужно заметить, довольно твердом полу кадетской столовой, он лишь с недоумением глядел в настолько же огромные, насколько и зеленые, глаза Эрена, хлопая ресницами.
— Придурок, больно ведь, — проговорил он, принимая сидячее положение и потирая ушибленный затылок. — Какого черта ты вообще сделал?
— Жан, ты идиот? Ты первый полез ко мне, я лишь ответил, так что не жалуйся, — Эрен выглядел таким удивительно милым когда гордился собой, что Жан был готов еще хоть тысячу раз пережить это падение лишь для того, чтобы вновь увидеть Эрена таким. — Тебе еще рассказывать не хватало. Но только чтобы ты понимал насколько же ты ущербный — это прием, который я выучил на занятиях по рукопашному бою, пока ты отлынивал.
— Да плевать мне на то, что ты там выучил - я в любом случае продолжу пропускать занятия, — Жан фыркнул и встал на ноги, отряхнув одежду. В таком положении Эрен мог смотреть на него лишь снизу вверх, что веселило Кирштейна. — Мне этот рукопашный бой нужен настолько же, насколько тебе нужна военная полиция, понял?
Эрен презрительно поморщился, удостаивая Жана злым взглядом, и вернулся за свой стол, сев рядом с Микасой. Как же бесит то, насколько они близки. Почему рядом с Эреном сейчас Аккерман, а не Жан? Почему это она заботливо глядит в зеленые глаза парня, хоть и не видит их цвета? Раздраженно вздохнув, Кирштейн тоже вернулся за свой стол, ловя на себе недоуменный взгляд Марко.
— Чего смотришь? Никогда не видел драку? — Жан зол, и сейчас его лучше не трогать. В таком состоянии он не отдает себе отчета и может оскорбить даже близких людей, таких как Марко. Да, они были знакомы от силы пару дней, но все же успели сдружиться, ведь Марко был готов выслушать Жана, а Жан был готов рассказать Марко о том, как, например, пользоватся УПМ. — Черт, Марко, что такого интересного ты увидел в нашей драке, что с таким удивлением смотришь на меня?
— Жан, скажи честно, ты видел цвета? — Кирштейн чуть не поперхнулся только что проглоченным куском картошки. Откуда Марко мог узнать? — Ты странно смотрел на Эрена, так не смотрят на человека, которого хотят избить, Жан.
— Тц. И что с того? То, что этот придурок - мой соулмейт, ничего не значит. Я не собираюсь с ним общаться и уж тем более встречаться, — практически прошипел Жан, всем своим видом выражая отвращение к Йегеру. А внутри будто растекалось что-то, чего Жан никогда раньше не ощущал. — Он бесит меня, бесит своим видом, голосом и характером. Это ошибка, и я просто забуду об этом как о страшном сне.
— Ладно, не горячись, Жан. Но все же, хотя бы попробуй с ним сблизиться. Соулмейты это не какая-то мелочь, на которую можно с легкостью забить, — Марко запнулся, увидев, как на него смотрит Кирштейн, и поднял руки в жесте «сдаюсь». — Молчу-молчу, хорошо.
— Сблизиться с
ним? Ты на тренировке головой стукнулся? Хотя, вроде на тренировке головой стукался только Эрен, — хмыкнул Жан, вновь устремив взгляд на Йегера. Что-то тянуло его к этому парню, но Кирштейн старательно игнорировал это. — Я не хочу даже общаться с ним, какое «сблизиться»?
Марко, решив что диалог можно считать законченным, пожал плечами и вновь принялся за еду, всем своим видом показывая, что спорить дальше у него нет ни желания, ни возможности. Жан, которому этот спор тоже действовал на нервы, последовал примеру друга, также устремив взгляд в тарелку с нехитрым обедом.
Несколько месяцев парни почти не пересекались, избегая друг друга, а если все же и начинали спор, то их сразу же разнимали либо Шадис, либо Микаса. Но в один из таких дней, когда Аккерман вышла на улицу, чтобы подышать свежим воздухом, Жан вновь затеял драку, не выдержав презрительного взгляда зеленых глаз. Эрен вновь уложил его на пол, да еще и умудрился пнуть ногой в живот, что вместо того, чтобы утихомирить Кирштейна, лишь разозлило его еще больше, и тот в свою очередь уложил на пол Эрена.
— Ну же, чего разлегся, вставай, придурок, — ухмыльнулся Жан, вставая на ноги и глядя на Йегера сверху вниз. — Выкусил? Я могу уложить тебя, и не посещая занятия по рукопашному бою, тупица.
— Кирштейн, твою мать! — в дверях появилась Микаса, направляясь к парням. Жан, увидев это, лишь усмехнулся. — Ты что творишь, идиот? Нарываешься?
— Что такое, Микаса? — Кирштейн специально, издеваясь протянул имя девушки. — Твой ненаглядный Эрен не может постоять за себя сам? Так, Эрен?
Йегер, услышав последнюю фразу, сел, повернув голову к Микасе, и нахмурился. Жан знал, что это его зацепит, и он скажет Аккерман не встрявать в это. Так и вышло.
— Микаса, не лезь, я сам наваляю этому придурку, — Эрен встал на ноги и зло глянул на Жана. — Я просто не ожидал, лошадиная морда. Теперь я тебя точно уложу.
Кирштейн, услышав это, лишь фыркнул, вставая в боевую стойку.
— Уверен, Йегер? Я объективно сильнее тебя, гляди чтобы после драки не пришлось бежать к мамочке, малы-ыш, — деланно жалостливым тоном протянул Жан, глядя на то, как Эрен меняется в лице. Да, он знал что у Йегера нет матери, поэтому и сказал это. — Ой-ой-ой, наш Эрен снова будет плакать?
— Завались! Закрой рот, идиот! — Йегер сцепил зубы, глядя на Кирштейна с такой злостью, что если бы взглядом можно было убивать, умер бы не только Жан, но и вся его родословная. — Это тебе после драки помощь нужна будет, ты в госпитале пару дней валяться будешь!
Прошипев это, Эрен ударил. В солнечное сплетение. У Жана перед глазами заплясали звездочки, выстраиваясь в замысловатые узоры. Хватая ртом воздух, Кирштейн сжал кулаки и ответил, попав кулаком по скуле, едва задев нос. Йегер упал, хватая Жана за воротник и утаскивая за собой. Когда звездочки перед глазами перестали устраивать танцевальные конкурсы, Кирштейн заметил, что у Эрена из носа идет кровь, хотя, скорее, даже хлещет.
— Придурок, у тебя кровь, — произнес Жан, с удивлением замечая в своем голосе нотку беспокойства. Он сел на колени и аккуратно рукавом вытер кровь с лица Эрена. — Может в медпункт?
— Тебе-то какая разница? — задал вопрос Йегер, хватая Кирштейна за запястье, и убирая руку того от своего лица. — Ты сам в этом виноват, а теперь советуешь идти в медпункт. А знаешь что я тебе посоветую? Пойти нахер и больше не приближатся ко мне.
Когда Жан услышал эти слова, в груди что-то будто упало. Он правда виноват: снова повел себя как придурок, снова все испортил. Не нужно было этого говорить, не нужно было лезть в драку, не нужно было ненавидеть Эрена. Он ведь на самом деле будет человеком получше, чем Жан. Он хочет сделать мир свободным, хочет помочь людям, а что Жан? А Жан хочет жить в достатке и безопасности. Наверное, именно то, что Эрен был лучше, так и бесило Кирштейна.
Пока Жан раздумывал над своими поступками, Йегер попытался встать на ноги, и, если бы Кирштейн не подхватил бы его на руки, упал бы.
— Ты чего падаешь? — вновь этот тон, который удивлял даже самого Жана. Он беспокоится о Эрене? Что за бред? — Все нормально?
— Нет, идиот, ничего не нормально! Я, твою мать, на ноги встать не могу, какое нормально? — Йегер, на удивление, не вырывался из рук Кирштейна, а спокойно лежал. — В этом виноват ты, так что и в медпункт отнесешь тоже ты.
— Чего? — ошарашено произнес Кирштейн. Не то чтобы он был действительно против, но ведь и Эрен тоже не противился, что было странно. — Тц, ладно. Только скажи Аккерман на меня не кидаться, а то судя по ее глазам, она сейчас меня сожрет.
— Ты все еще можешь шутить? Значит я слишком слабо ударил, — произнес Йегер, но все же повернул голову к Микасе. — Не трогай его, он просто отнесет меня в медпункт и все.
Девушка с неохотой кивнула, и, проводив парней взглядом, вернулась к разговору с Армином. А Жан аккуратно поднялся на ноги и, удобнее перехватив Эрена, понес того к медпункту, словив на себе смеющийся взгляд Марко, ответил ему одними губами нецензурным словом.
Когда парни миновали двери столовой, которые Кирштейну пришлось пнуть ногой, Жан все же задал вопрос, который пришел ему в голову еще когда Эрен сказал отнести его в медпункт.
— Почему именно я? Я ведь могу и уронить тебя сейчас, а Микасе сказать, что ты брыкался и упал, разве не так? — Кирштейн заглянул в зеленые глаза Эрена, которые сейчас, вечером, казались почти черными. — Да и я не поверю, что это только из-за того, что я тебя ударил.
— А если я скажу, что просто хочу провести время со своей родственной душой, то ты поверишь? — хмыкнул Йегер, в ответ взглянув в ореховые глаза Жана. Злость, которой только недавно был пропитан голос Эрена, пропала, да и взгляд сменился с ненавидящего на заинтересованный. — Или что просто хочу полюбоватся цветами вокруг, а сделать это могу лишь рядом с тобой?
— Не поверю, — в подтверждение своих слов Кирштейн мотнул головой. — Если бы все было так, мог бы просто сказать, а не имитировать повреждение ноги. Думаешь, я не заметил, что с ней все хорошо?
— Тц. Если бы я сказал это, ты бы согласился пойти со мной на прогулку? — Эрен наклонил голову на бок, с любопытством глядя на Жана. — А, слушай, если ты понял, что с моей ногой все нормально, почему все еще держишь меня на руках?
— Может и согласился бы, зависит от того, как бы ты попросил, — ухмыльнулся Кирштейн, прижимая Йегера к себе. — А мне нельзя? Раз уж сам сказал нести, не жалуйся.
— Да я и не собирался жаловаться, — Эрен хихикнул, а в его глазах появились шаловливые огоньки. — Неси меня, мой верный конь!
Йегер расхохотался, глядя на то, как быстро на лице Жана сменяются эмоции, и ухватился за его шею, когда тот попытался скинуть Эрена на землю.
— Идиотина, блин! Не смешно, вот вообще! — не сумев в спокойствии смотреть на смеющегося Эрена, Жан тоже рассмеялся, все еще держа Йегера на руках. — Так что, мир?
— Да мир, мир, не понятно что ли? — произнес Эрен, отсмеявшись, и уткнувшись носом в шею Кирштейна. — Сядем?
— Куда, придурошный? — спросил Жан, оглядываясь. — Тут нигде нет лавочек, да и ступенек тоже.
— Да прямо на траву, почему нет? — хихикнул Йегер, щекоча шею Жана теплым воздухом.
Ничего не ответив, Кирштейн просто сел на траву, как и сказал Эрен, после чего усадил к себе на колени. И плевать, что штаны, наверное, будут зелеными, и утром Жану придется их отстирывать под бдительным взглядом Микасы, Энни или Кристы, в зависимости от того, кто из них первой заметит казус. Плевать на то, что Шадис за такое небрежное отношение к одежде заставит пробежать минимум круга три, плевать вообще на все последствия, ведь главное, что сейчас ему было хорошо. Тепло рядом с Эреном, все еще обнимающим его за шею. И, вновь, плевать на то, что только несколько минут назад они готовы были глотки друг другу порвать.
— Ты знаешь, какие у тебя красивые зеленые глаза? — произнес Жан, глядя в лицо Йегера и улыбаясь.
— Нет, откуда мне знать? Я вижу только твои ореховые глаза, а цвет своих видеть не могу - ты, к сожалению, не зеркало, — хихикнул Эрен, ложась на траву и пристраивая голову на коленях Кирштейна. — Но спасибо, что сказал, теперь я знаю что у меня зеленые глаза.
— А я знаю что у меня ореховые, ага. А еще я знаю, что у тебя волосы ромашкой пахнут, — Жан подхватил Йегера подмышки, и усадил к себе на колени вновь, для того, чтобы зарытся носом в волосы того. — Ты из дома шампунь привез?
— Да, конечно. Какой шампунь, Жан? Я просто заснул в кусте ромашек, после того как от Микасы убегал, — Кирштейн с недоумением взглянул на Эрена, и тот, заметив это, хихикнул. — Не спрашивай, я просто не успел пообедать, а она завелась.
— Долбанутая какая-то, — пробормотал Жан, перебирая прядки волос Йегера между пальцев.
— Не говори так, Жан. Она — моя семья, и самый близкий мне человек, — Кирштейн нахмурился, а Эрен рассмеялся, увидев это. — Не ревнуй, дуреха, она моя сестра, член семьи и лучший друг, ничего другого.
— Ладно, поверю, так уж и быть. Кстати, где ты тут ромашки нашел? — Жан вновь огляделся, но, как и лавочек, ромашек вблизи замечено не было. — Я с Марко гулял тут, вроде ромашек не видел.
— О, да там есть полянка, там столько ромашек! — Эрен вскочил на ноги, таща за собой Кирштейна. — Я покажу, пошли!
Жан тоже поднялся, и поддался Йегеру, последовав за ним. А тот, в свою очередь, повел Кирштейна в лесок, который находился практически под окнами столовой. В него Жан с Марко почему-то не сочли нужным зайти. Через несколько минут быстрой, из-за тянущего за руку и почти бегущего Эрена, взору Кирштейна и правда открылась полянка, сплошь усеянная ромашками. Цветами, которые теперь до конца жизни будут напоминать Жану об Эрене.
— Пришли, — произнес Йегер с улыбкой и шумно выдохнул. — Красиво ведь, правда?
Жан лишь молча кивнул и сел на корточки, чтобы сорвать одну из ромашек, а после этого заложить ее за ухо Йегеру, который все продолжал улыбаться, но теперь смотрел на Кирштейна удивленными и все такими же зелеными глазами.
— Эрен, ты очень милый, когда улыбаешься… Вот так, — почти прошептал Жан, незаметно даже для себя сокращая расстояние между ним и Эреном, — будто для меня.
— «Будто»? Жан, так ты еще глупее, чем я думал, какой ужас, — смеялся Эрен, вставая на носки ботинок, тем самым дразня Кирштейна. — Я очень люблю ромашки, но это к слову.
— А я, к слову, очень люблю тебя, — отвечает Жан, и все же целует Эрена, обнимая того за талию, упиваясь запахом ромашки, который будто пропитал каждую клеточку тела Йегера. А в это время мир вокруг обретает краски во второй раз.
— Если когда то почувствуешь запах ромашки, а меня не будет рядом, вспомни этот момент, хорошо? — шепчет Эрен в поцелуй, прижимаясь к Кирштейну и заваливая того на ромашки, оказываясь сверху. — У нас еще есть время, так что… Может посмотрим на небо?
— Посмотрим, конечно, — отвечает Жан, зная, что смотреть он будет лишь на Эрена.
***
В разведкорпус Кирштейн, как и все остальные, пошел лишь из-за Йегера. Но если другие просто вдохновились пламенной речью парня, то Жан с того самого дня решил, что последует за Эреном куда угодно, не глядя на страх и мечты. Кирштейн с момента вступления в разведотряд жалел об этом бесчисленное количество раз. Хотя, нет, жалел он вовсе не об этом, а о том, что не смог убедить Эрена пойти в военную полицию. Особенно резко это чувствовалось когда женской особи практически удалось забрать Йегера, или когда то же самое практически удалось бронированному и колоссальному. Было страшно за жизнь Эрена, страшно, что они больше никогда не увидятся, но каждый раз Йегер выбирался из таких ситуаций живым и практически целым. Но если физически все было именно так, то вот морально Эрену было действительно тяжело. Его мучали кошмары, а свет, которым мерцали изумрудные глаза, постепенно затухал, что неописуемо страшило Жана. Тот, кто был надеждой, эту же надежду и терял.
— Жан, Жан, пожалуйста, — хныкает Эрен, в одном одеяле стоя у кровати Кирштейна. — Поспи со мной, Жан, мне страшно…
И Жан согласился, как и много раз до этого. Подвинулся к стене, освободив место для Йегера и обнял того, прижав к себе. Никаких вопросов — негласное правило, которое Кирштейн сам установил в первый раз, когда Эрен пришел к нему в слезах, когда он начал расспрашивать, что случилось, а Йегер лишь расплакался сильнее и вжался в стену, расслабившись лишь в объятьях Жана.
— Жан, почему мы должны убивать товарищей? Почему должны жертвовать чужими жизнями ради своих? — дрожащим голосом, на грани слышимости, произносит Эрен, уткнувшись в плечо Кирштейна. — Почему Энни сейчас в кристалле, без возможности поговорить с кем-то? Почему Райнер и Бертольд так поступили? Почему Имир… Почему она оставила Хисторию одну?
Эрен всхлипнул, всем телом прижавшись к Жану, ища в том поддержки, так необходимой в этот момент.
— Жан, пожалуйста, объясни мне, почему мы должны погибнуть для будущего человечества? — Йегер отстраняется от Кирштейна, заглядывая тому в глаза. — Я тоже должен умереть? А ты? Должен? Если так, то прошу тебя, уйди из разведкорпуса, пойди в военную полицию, живи, Жан, пожалуйста!
— Эрен, — Кирштейн берет парня за плечи и легонько встряхивает, после чего аккуратно утирает слезы. — Я никуда не уйду без тебя. Эрен, ты действительно эгоист. Ты думаешь лишь о своем счастье, но подумай, пожалуйста, что буду чувствовать я, зная, что ты каждый день в опасности? Моя задача, моя мечта — защищать тебя, сохранить тебе жизнь. Не потому что ты важен для человечества, Эрен, мне плевать на людей, я бы убил их всех, была бы возможность. Потому что я тебя люблю. Понял?
Йегер кивает и на его губах появляется счастливая улыбка, которая была предназначена лишь Жану, которую лишь он заметить и может.
— Завтра важный день, тебе правда нужно выспаться. Ложись, Эрен, — Жан тоже улыбается и ложится на свою половину кровати. Места на ней мало, но парни уже привыкли делить кровать на двоих. — Спокойной ночи, моя маленькая надежда.
Завтрашний день и правда был важным, и в этом парни убедились, когда ранним утром к ним, прямо в спальню завалилась Ханджи, растолкала Эрена, и, тем самым, Жана. Еле разлепив глаза, Кирштейн ободрительно похлопал Йегера по плечу и легко приобнял за пояс, после чего толкнул в руки Ханджи.
— Удачи, солнышко, — прошептал Жан, глядя на то, как Зоэ уводит парня. — Будь осторожен, пожалуйста.
Эрен кивнул и, шепнув что-то Ханджи, подбежал к Кирштейну, протянув тому аккуратно сорваный цветок ромашки.
— Обещаю, Жан, — слабо улыбнулся Йегер, глаза которого, казалось, стали немного, но ярче. — Не скучай сильно!
Через несколько часов проснулись и остальные, уже не удивляясь отсутствию Эрена. Ханджи часто забирала того на одиночные миссии, так что все уже привыкли, что на завтраках он появляется редко, а иногда вообще пропадает на несколько дней.
— А на завтрак что? — послышался голос отчаянно зевающей Саши, которая пыталась заправить кровать. Она уже набегала с десяток кругов по лесу, когда капрал заметил выбивающююся из-под матраса простынь, так что теперь девушка каждое утро приводила постель в порядок. — Если снова гречка, то сегодня я иду тащить с кухни мясо, кто со мной?
— Спрашиваешь еще, — Конни забрал одеяло, которое сейчас выглядело еще хуже, чем раньше, из рук Саши и сам заправил то в пододеяльник, расправив по кровати. — Я всегда с тобой.
— Тц, голубки, — фыркнула Микаса, первая пробравшаяся к двери. Аккерман, в отличие от Конни и Саши, повезло не так сильно, и ее соулмейтом оказалась девчонка, которую та, вместе с остальными жителями Шиганшины, спасла от титана. После резкого появления цветов, Микаса на некоторое время впала в ступор, но все же продолжила битву, после которой разыскала мать девочки и все ей объяснила. С Луизой Аккерман общатся могла лишь с помощью писем, но ей, казалось, и этого хватало с головой. — Армин, пошли завтракать.
— Да, сейчас, — Арлерту повезло еще меньше, ведь его родственной душой была угрюмая девушка из кадетского корпуса, которая, к тому же, оказалась и одной из разумных титанов. Правда, он успел поцеловать Энни еще когда они были кадетами, так что не переживал, ведь мир остался цветным, что значило, что Леонхарт все еще жива и просто спит. Он часто писал свои мысли и отправлял их Хитч, чтобы та прочитала их Энни от его имени. Почему-то Армин был уверен, что Леонхарт все слышит. — Тебе, кстати, тоже следует застелить кровать, капралу плевать, насколько ты хороша в бою, он заставит тебя вычистить всю кухню в любом случае.
— Ребята, заткнитесь пожалуйста, — лучезарно улыбаясь, произнесла Хистория, растолкав разговорившихся товарищей. У нее история была не менее трагичной, если даже не более. Имир ушла с колоссальным и бронированным, оставив Хисторию одну. И хотя цвета все еще были видны, каждый из ребят видел, как изменилась Рейсс. Ее взгляд, мимика и жесты выдавали, насколько ей тяжело. Когда-то ярко голубые глаза будто подернулись пеленой печали, практически как у Эрена. Да и что таить, все слышали как по ночам Хистория пытается скрыть плачь, утыкаясь лицом в подушку. — Если вам не понравится еда которую приготовил капрал, сегодня обед приготовлю я, идет?
Все разом прекратили разговаривать и кивнули, последовав за девушкой, по пути перекидываясь совсем бессмысленными фразами.
Когда эти ребята успели стать его семьей? Саша, которую в этой жизни больше всего интересует еда. Конни, которого в этой жизни больше всего интересует Саша. Стратег Армин, богиня войны Микаса и королева Хистория, а главное — маньяк суицидник, надежда всего человечества, его личная надежда — Эрен. Наверное, они слишком многое пережили вместе. Наверное, это сближает. Наверное, если умрет кто-то из этих шестерых, будет больнее, чем когда умирает кто-то другой. Наверное, если это будет Саша, Конни или Эрен, он не переживет.
— Доброе утро, капрал, — кидает Жан и садится за свое место. Слева, как и обычно, сидит Саша, а справа стул пустует — это место Эрена. Леви раздает им тарелки, в которой Кирштейн с удивлением видит хорошо прожаренный кусок мяса. — Спасибо… Сегодня какой то особенный день?
— Если у Эрена и Ханджи выйдет выполнить цель этой вылазки, мы очистим небольшую зону за стеной Мария от титанов да еще и узнаем больше об Атакующем титане, — кивает Аккерман, поднимая глаза на разведчиков. — Приятного аппетита.
— Приятного аппетита, — отвечает Жан вместе со всеми, и вздыхает. После таких вылазок Эрен всегда возвращался измотанным и злым и не рассказывал ничего, что сильно волновало Кирштейна. — Саша, аккуратнее, ты сейчас весь стол запачкаешь.
— Ну а фто мне делать… — Блаус глотает кусок мяса и вытирает рот. — Ну а что мне делать, если мы мяса уже лет десять не ели?
Напряжение, непонятно откуда взявшееся в столовой, сразу сходит на нет, Конни хлопает все-таки подавившуюся девушку по спине, одновременно с этим ругая ее на чем свет стоит, а остальные просто смеются, наблюдая за этим. Это
привычно. Так будет всегда. Так
должно быть всегда. На следующий день приедет Эрен, они снова его обступят, расспрашивая об успехах, а он лишь раздраженно отмахнется и пойдет на кухню ужинать. Ночью он снова придет к Жану с просьбой поспать вместе, и Жан, конечно, согласится. На утро их разбудит Ханджи, а может и сам капрал, они, толкаясь и разговаривая, завалятся в столовую, стушуются под строгим взглядом Аккермана и рассядутся по местам, шепча что-то про схожесть Леви и строгого отца. Иначе быть не может.
— Спасибо за еду, — произносит Саша, кланяясь Аккерману. — Было правда очень-очень вкусно!
Жан тоже встает из-за стола и ставит тарелку в раковину, благодаря Леви за еду. А ведь с первого взгляда и не скажешь, что Аккерман, сильнейший солдат человечества, может час простоять за плитой в глупом фартушке, готовя еду. Жан кидает взгляд на капрала, который смотрит на него с… отчаянием? Страхом? Неверой?
— Кирштейн, пожалуйста, — Аккерман встает из-за стола и медленно подходит к парню. — Скажи мне, что ты не…
— Что «не»?... — спрашивает Жан и перестает дышать. На мир вокруг будто опрокинули ведро серой краски, стерли все цвета и оставили лишь память про них. В груди будто расцвел огненный цветок, обжигая сердце, мешая сделать хоть вдох. — Черт, черт, черт…
— И ты тоже? — тихо спрашивает капрал, закрывая лицо рукой. — Твою мать…
— Капрал? Жан? — с беспокойством произносит Армин, заглядывая Жану в глаза и замечая там лишь бесконечную тоску и неверие. — Жан, что… Да нет, Жан! Жан, это ведь просто шутка, да?
Кирштейн переводит взгляд на Арлерта и медленно качает головой. Если бы это и правда было просто шуткой… Ноги не держат и Жан садится на пол, зажимая уши руками. Не трогайте, не спрашивайте, не надо, пожалуйста!
— Капрал, кто ваша родственная душа? — Серьезно спрашивает Микаса, похоже, первая разобравшаяся в ситуации. — Это ведь Ханджи?
Леви кивает, возвращая самообладание. Как бы больно ни было… Нужно продолжать бороться… Победивший — живет. Проигравший — умирает. Нельзя проигрывать эмоциям, нельзя терять самосознание, нельзя…
— Да, это Ханджи, — произносит Аккерман едва дрожащим голосом. — Но…
— Вы перестали видеть цвета. Жан, ты ведь тоже?.. — с едва слышимой надеждой в то, что это не так, в голосе спрашивает девушка. — Жан, соберись пожалуйста.
— Да, - хрипит Кирштейн, поднимаясь на ноги. Колени дрожат, и парень опирается на кухонный стол. — Но это ведь может быть ошибкой? Может ведь?
— Не может, Кирштейн, — произносит Аккерман с хорошо спрятанной тоской в голосе. — Система не ошибается.
Армин, едва осознав происходящее, подскочил к Жану, придерживая того за пояс.
— Жан, Эрен...? - Арлерт не заканчивает предложение, но это и не нужно, все и так понимают, о чем он говорит. Цвета можно перестать видеть лишь если родственная душа умрет.
— Заткнись, — шипит Жан, едва держась, чтобы снова не закрыть уши руками. Больно, до чего же больно...
— Что с Эреном? — обеспокоенно спрашивает Хистория, которая, наверное, так и не поняла, что происходит, а Конни с Сашей просто вопросительно смотрят на Леви и Жана. — Что происходит, капрал?!
— Эрен мертв, - цедит Кирштейн, сжимая руки в кулаки до белых костяшек. — И Ханджи... Тоже.
— Т-ты шутишь? — произносит Конни, широко открыв глаза. — Эрен... и Ханджи... Мертвы?
***
Жан накидывает куртку на тело, покрытое ремнями УПМ. Надевает плащ, давно потерявший свой изумрудный, такой же, как и у глаз Эрена, цвет, сильнее затягивает ремень на груди. На ногах будто влитые сидят кожаные сапоги, которые хоть и достают аж до колен, не затрудняют движение. Хотя, в воздухе ногами махать и не нужно. В воздухе вообще махать не нужно, иначе будет большой шанс свалиться на землю, где тебя с большим удовольствием сожрут титаны. Жану это не грозит, в воздухе он чувствует себя не хуже птиц. Жан вообще считает, что управляться с УПМ — легко, и не требует больших усилий. Эрен, в отличие от него, так не думает. Не думал.
— Кирштейн, мы выезжаем через пять минут, чего ты там застрял? — слышится голос капрала Леви, а через пару секунд в дверном проеме появляется и он сам, медленно переводя взгляд с букета ромашек на Жана. - Кирштейн... Отпусти. Пожалуйста, забудь его. Это сложно, я знаю, это больно, мне тоже пришлось это пережить, но ты сможешь. А теперь идем, Эрвин ждет.
Жан кивает, грустно усмехаясь но все же на пару секунд замирает, поправляя ромашки в вазе. Он не верит в бога, отнюдь, да и в жизнь после смерти тоже. Но все-таки, где-то в глубине сознания время от времени проскакивает мысль о том, что с неба за ним следит надежда всего человечества, хотя, при чем тут человечество, его личная надежда — Эрен, и вертит в руках цветок ромашки.
