Знаешь

– Малыш, ты чего, – Хонджун подходит к хмурящемуся и заламывающему пальцы Чонхо, обнимая за талию и собираясь устроиться привычно подбородком на его плече, но младший выворачивается из кольца рук, поджимая губы и серьёзно смотря в чужие глаза со спрятанными за серыми линзами шоколадными радужками. – Что такое, я не понимаю? – Ты снова проигнорировал меня, – Чхве отступает от него на шаг, чтобы снова не попасться в эту ловушку. Вздыхает, еле заметно кривясь, на секунду прикрывает глаза, но продолжает: – Ты промолчал, когда они снова начали смеяться надо мной. Хон, мне надоело, – в этот раз не скрывает болезненного выражения лица, смотря почти обиженно, хотя больше устало. – Сколько можно? Почему ты всегда молчишь? – А что я должен был сделать, скажи на милость? – Ким изгибает бровь, не понимая до конца, что от него хотят (или хотели?). – Разбирайся с ними сам, я тут при чём? – приземляется на высокий барный стул, как ни в чём не бывало поправляя взлохмоченные рыжие пряди, создавая видимость бурной деятельности и заинтересованности в собственной причёске. – Ты— Хон, какого чёрта? – парень непроизвольно дёргается в сторону старшего, но осекается. – Хотя, знаешь, не отвечай, – устало трёт переносицу, решая для себя окончательно. – Тебе это всё равно не поможет. Мы расстаёмся, Хон, – не позволяя себе даже бросить последний взгляд на немного удивлённое лицо Кима, Чонхо выходит из помещения. Когда он набирал номер Гонхака руки уже нещадно тряслись. Он ответил после второго гудка, из динамика раздался немного хриплый, скорее всего со сна, голос: – Алло? Чонхо, всё в порядке? – в трубке слышно, что он встаёт с постели, мягко шелестит откидываемое одеяло и отдалённо тихо поскрипывают пружины матраса. – Прости, я разбудил тебя... Хён, пожалуйста, забери меня, – Чхве давит вырывающийся всхлип, судорожно выдыхая. – Я в том парке, рядом с книжным, в котором Минги подрабатывал, помнишь? Забери меня, пожалуйста, я не могу уйти сам, пожалуйста, хён, – голос дрожит и срывается на последних словах, его речь больше похожа на бред в лихорадочном сне. Это заставляет Кима перепугаться не на шутку и проснуться окончательно. – Хорошо, хорошо, Чонхо-я, я скоро буду, всё в порядке, я здесь, успокойся, – не замечает почти за собой похожую путанность, стараясь как можно быстрее собраться, на ходу натягивая лёгкую куртку и кроссовки. – Оставайся там, пожалуйста, я буду минут через десять. – Забери меня домой, пожалуйста, – Чонхо снова всхлипывает, в этот раз не подавляя звук, но после завершает вызов, блокируя телефон. Он сидит на том же месте, не меняя позу за всё время ожидания – наклонившись чуть вперёд и обхватив себя за плечи ладонями, его всё ещё потряхивает. Старший прибежал – буквально – даже быстрее, чем обещал, прошло меньше восьми минут, хотя расстояние было более чем приличным. Найдя младшего в таком состоянии в дальней части небольшого парка, он перепугался ещё сильнее. Осторожно опускаясь на колени перед согнувшимся на лавке Чхве, мягко прикасается к его колену, обозначая своё присутствие, и, стараясь не напугать, полушепчет, заглядывая в покрасневшие глаза: – Чонхо-я, это я. Что случилось? Если это Хонджун, если он что-то тебе сделал... – младший тут же начинает отрицательно махать головой, цепляясь трясущимися пальцами за тёплую руку на колене. – Хён, хён, н-нет, забери меня домой, пожалуйста, – сейчас его голос дрожит ещё сильнее, чем по телефону. Ким поднимается на ноги, помогая ему встать тоже, притягивает в коротком объятии, мимолётно проводя носом по чужому виску, но почти сразу выпускает, направляясь с Чонхо в сторону своего дома. Уже в его небольшой квартире, сидя на диване возле окна, Гонхаку удаётся немного успокоить нервный срыв друга. – Итак, Чонхо, что всё-таки случилось? – передаёт в уже не дрожащие руки тёмно-оранжевую кружку с крепким зелёным чаем с мятой и ещё какой-то травой, стараясь заглянуть младшему в лицо, которое тот не поднимал всё это время. – Я... Мне надоело, что он постоянно говорит, что не имеет отношения к словам своих друзей и чтобы я разбирался с ними сам, надоело, что он не воспринимает меня серьёзно и считает просто каким-то развлечением, – Чхве неосознанно сильнее сжимает бедную чашку, но немного расслабляется, ощущая, как его сцепленные руки накрывает тёплая ладонь друга. Спокойнее выдыхает, поднимая наконец голову и встречаясь немного опустошённым взглядом с чужим, взволнованным: – Я порвал с ним, хён, понимаешь? Он ничего не сделал. – Если бы он только подумал о том, чтобы сделать тебе что-то – его бы уже не было, Чонхо-я, – слабо улыбается, пару раз тряхнув головой, снова смотрит на младшего: – И правильно сделал, давно нужно было. Ты, ангел мой, достоин лучшего, – Чонхо на это вспыхивает, собираясь что-то возразить, но не может найти слов, только неразборчиво что-то смущённо бурчит, прячась в кружке под тихий умилённый смешок старшего. – Что, так думаю не только я, спроси у кого хочешь. – На самом деле... Я не хотел этого... И не хочу всё ещё, хён, – всё ещё глушит слова, говоря в чай, а потом смотрит виновато-жалостливо, его точно сейчас не поймут: – Я ведь люблю его, несмотря на всё то, что он... Просто люблю, понимаешь? – кажется, сейчас Чхве снова заплачет, слёзы уже начали застилать глаза и он плохо видит эмоции, отражающиеся на чужом лице. – Оу... Стой-стой-стой, что? – Гонхак немного подвисает от этих слов. Как он может продолжать любить этого человека, если сам прекрасно понимает, что тот не заслуживает его любви? – Чонхо, подожди, ты серьёзно? – Д-да... Головой-то я понимаю, что... Это странно, но я не вернусь к нему больше, не выдержу, – по щекам начинают спускаться солёные капельки, прочерчивая дорожки к подбородку. Их почти сразу стирают – тёплые пальцы старшего осторожно проходятся по коже, убирая влагу, а его лицо оказывается слишком близко. – Пожалуйста, Чонхо-я, я... так беспокоюсь за тебя. Всегда, понимаешь? – Ким улыбается грустно, всё ещё стирает слезинки с чужого лица, после обхватывает ладонями за раскрасневшиеся щёки, прижимаясь лбом ко лбу. – Я не позволю ему даже попытаться теперь подойти к тебе, обещаю, – мимолётно касается губами мягкой кожи под глазом, отстраняясь так же быстро и отступая на полтора шага назад. – Отдыхай сейчас, хорошо? Хочешь есть? – получив слабый кивок, тоже кивает. – Хорошо, я что-нибудь приготовлю сейчас, покушаешь чуть позже. Пей чай, – приподнимает уголки губ в, кажется, извиняющемся жесте. – Мне через полтора часа нужно будет идти на смену, прости, я не смогу быть рядом ночью. Останешься здесь или, мм, можно позвонить Минги или Уёну, они должны быть сегодня свободны и, думаю, смогут забрать тебя, если захочешь? – Можно я останусь здесь? – не поднимает глаз, вперившись ими в оставшийся на дне кружки чай, звучит слабо, но с надеждой. – Конечно, – голос Гонхака звучит мягко, выражение лица буквально светится нежностью, но скоро он скрывается на кухне. Когда Ким через обещанные полтора часа уходит, на прощание обнимая его так крепко, но осторожно, будто боится потерять, и прося звонить или писать ему или кому-то из свободных сегодня друзей, Чонхо забирается в его так и не заправленную постель. Подушка хранит запах хозяина квартиры – естественный немного терпкий аромат кожи мешается с персиковым его шампуня и совсем лёгким, выветривающимся быстрее всего, одеколона. Чхве утыкается в неё носом, жадно вдыхая – эта смесь успокаивает его – когда засыпает, укутавшись в вытащенную из чужого гардероба большую толстовку, тоже пропитанную тем запахом. Утром Гонхак приезжает до того, как Чонхо проснулся, и немного удивляется, обнаружив его мало того, что в _своей_ кровати, так ещё и в _своей_ же толстовке. Но решает не будить, тихо прикрывая дверь в спальню, сам уходит на кухню, соображая себе некий ужин-завтрак, потом ещё с минут сорок тупо пялясь в окно, напрочь забыв о своём остывшем кофе и дожидающейся в раковине грязной тарелке. Он никогда не замечал за младшим подобного – когда тот оставался с ночёвкой, а это происходило довольно редко, то всегда спал на диване, и у него точно было несколько сменных вещей и даже собственное полотенце в доме Кима. Можно ли было расценивать такое проявление, как возможный шанс?.. Нет, скорее всего, это из-за сильного стресса, пережитого за день, а Гонхак просто его близкий друг, способный защитить – даже если Чхве сам прекрасно может за себя постоять, это не значит, что он не может нуждаться в этом. Да, определённо, они просто близкие друзья, поэтому младший нашёл успокоение у него дома. Через почти час Чонхо выползает на кухню – с заспанным, чуть припухшим от вчерашних слёз лицом и следом от подушки на щеке, растрёпанным тёмно-красным гнездом на голове, кутающийся в тёмную толстовку и шлёпающий по холодному паркету босыми ногами. Собственно, эта самая толстовка, не достающая до колена всего сантиметров на пятнадцать и бельё – единственное, что на нём было. Скорее всего, ночью стало жарко. – Хён, утра, – Чхве подходит ближе, тянется за объятиями – только проснувшийся он всегда был жуть тактильным. – Давно вернулся? – бурчит, утыкаясь носом в чужое плечо, вдыхая тёплый запах, более сильный, чем на подушке или его кофте. – Утра, ангел, – Гонхак гулко сглатывает, чувствуя, как младший теснее жмётся к нему. Сам только осторожно обнимает одной рукой за талию, вторую устраивая в чужих встрёпанных волосах, мягко пропуская вишнёвые прядки сквозь пальцы и слабо массируя кожу головы, чем вызывая его шумный выдох. – Не так давно. Как спал? Всё в порядке? – Да, в порядке, – его голос звучит приглушённо – Чонхо без зазрений совести прячет лицо в изгибе чужой шеи, щекочет горячим дыханием чувствительную кожу, посылая табуны мурашек по уставшему телу старшего. – Мне нравится твой запах... Сладко... Ты пахнешь, как дом, хён, ты знаешь? – он невесомо касается влажными губами чуть левее от бьющейся венки, после прижимаясь к этому месту носом. Кажется, младший всё ещё не проснулся, в обычном состоянии он бы так никогда себя не повёл. Ким осторожно выпутывается из цепких рук, ловя в ладони чужое лицо и заглядывая в всё ещё немного красные глаза. – Чонхо-я, я всё понимаю, но что ты делаешь? Пойдём, ты доспишь, – может, подобное поведение Чхве ему и на руку, но давать себе ложную надежду и уж тем более пользоваться состоянием друга он не намерен. – Ты доспишь и мы съездим на вашу квартиру, чтобы ты мог забрать вещи, хорошо? – младший дует недовольно губы, но кивает, насколько позволяет ловушка тёплых пальцев на лице. – Чудно, – Гонхак мягко улыбается, легонько клюёт его в висок и уводит обратно в спальню. Уже укладываясь снова на чужую подушку, Чонхо смотрит почти обиженно в чужие, чуть зеленящие глаза, и бурчит: – Хён, я же тебе нравлюсь, почему ты не разрешил? – хмурит немного брови, цепляется пальцами за руку, не позволяя уйти. Ким только приподнимает уголки губ, будто собирается объяснить маленькому ребёнку какую-то совсем простую вещь, и вздыхает: – Действительно, ты мне очень нравишься, но я тебе – нет. И ты не до конца отдаёшь себе же отчёт о своих действиях. А ещё в тебе сейчас говорит сильная обида на Хонджуна, а не что-то ко мне, и ты сам прекрасно это понимаешь, – нежно гладит костяшки пальцев ухватившей его руки, после, переплетая их со своими, прижимает чужую ладонь к постели, нависая над младшим. Второй своей рукой опирается рядом с его головой, приближаясь почти непозволительно, обдавая чужое, тут же зардевшееся, ушко горячим шёпотом: – И ещё потому, что ты мне нравишься, я не стану пользоваться этим твоим состоянием. Ты для меня дорог, ангел, – и снова целует невесомо под глазом, отстраняясь от смущённого и сбитого с толку Чхве, напоследок поправляя его чёлку. – Ещё рано, поедем часа через четыре, отдыхай, Чонхо-я. А у самого сердце в бешеных 'сто двадцать в минуту' заходится и стоит только выйти из комнаты и закрыть за собой дверь – дыхание сбивается, а краска заливает лицо. Что он только что сделал? Да ничего криминального, вроде, но почему тогда так странно нервно? Стойте. Он только что признался одному из своих ближайших друзей в чувствах. Больше – Чонхо сам догадался о них. И так спокойно отреагировал. Ещё больше – младший _сам_ хотел чего-то большего. Но он же только вчера говорил, что любит Хонджуна?.. Через пару часов Чхве проснулся во второй раз, в этот раз направляясь в ванную, утащив из шкафа Кима пару его вещей – свои он не стал даже трогать, они скорее подходили для сна, а другого варианта просто нет. Благо, у них совсем небольшая разница в росте, поэтому почти всё подходило юноше, разве что верх, чаще всего, бывал немного велик – старший несколько шире него в плечах, но не критично. Выйдя после тёплого душа уже в чистой одежде – кремовой рубашке и тёмных джинсах – и с чуть недосушенными волосами, он снова находит Гонхака на кухне. Тот что-то просмотриват в телефоне, не сразу замечая подошедшего младшего, отчего совсем немного пугается. – Хён, можем ехать? – Чонхо довольно щурится чему-то, подходя совсем близко. – Да, конечно, – Ким тут же встаёт со своего места, открывая в телефоне приложение для вызова такси. – Ты точно будешь в порядке? – отрывает взгляд от экрана, поднимая глаза на чужое лицо – лёгкий отёк совсем сошёл, уже хорошо. – Машина будет минут через десять, можем собираться. – Конечно, не переживай так, – и снова неожиданно обнимает. – Спасибо, хён, что бы я без тебя делал, – устраивает голову на его плече, крепко сжимая. Гонхак на это только тихо смеётся. – Даже не знаю, Чонхо-я, – шутливо-грустным голосом произносит, но тут же начинает смеяться громче, прижимая Чхве к себе как можно ближе – тот издаёт забавный звук, после которого старший ослабляет хватку: – Прости-прости. Пойдём. Подъезжая к многоэтажке, где Чонхо жил с Хонджуном, Гонхак решил заговорить: – Чонхо-я, ты уверен, что мне не нужно подняться с тобой? – глаза блестят искренней тревогой, она же хорошо слышна и в голосе. – Уверен, хён, всё будет хорошо, просто подожди меня в машине, я быстро, – младший не слишком убедительно кривит губы в успокаивающей улыбке, но звучит ровно и уверенно. – Ла-адно, как скажешь, – Ким чуть щурится, будто пытаясь высмотреть брешь в чужой браваде, но, не найдя, согласно вздыхает. – Но будь осторожен, пожалуйста. Я жду. – Конечно, я сама осторожность, хён, – и выходит из машины, подходя к подъездной двери и быстро скрываяся за ней. Открывая дверь своим ключом, парень чувствовал что-то неладное. Уже в прихожей творился полнейший хаос. Не сказать, что Чхве был готов к подобному – Хонджун редко напивался в принципе, а до буйного состояния и подавно, но сейчас был именно такой случай. Чонхо было уже подумал, что его вещи ему не так уж нужны, по крайней мере, сейчас, за ними можно было бы приехать позже. Но он уже здесь, а отступаться, когда почти добился нужного он не привык. Проходя в сторону спальни, он надеялся, что Кима сейчас нет дома, не важно, где он мог бы шляться, главное не здесь. Но удача была не на стороне Чхве – со стороны кухни послышалось копошение, когда он уже почти собрал самые важные вещи в сумку, включая ноутбук и гитару в лёгком чехле. Чёрт. Шатающейся походкой, Хонджун показался в дверном проёме. – Ты верн– вернулся, малыш, – на лице с хмельным румянцем заиграла довольная ухмылка. – Я знал, что ты вернёшься-я, – он подходит совсем близко, обдавая запахом алкоголя и обхватывая со спины за талию и прижимая к себе сразу начавшего брыкаться младшего. – Хон... Хон, чёрт возьми! – Чонхо разворачивается и наконец отпихивает от себя Кима, удерживая чужие руки разведёнными в стороны, чтобы он не вцепился в него снова. – Малыш, ну что не так? – язык заплетается и сказать правильно у него получается только со второго раза. Ещё страшивает. – Заткнись, Хон. Не прикасайся ко мне, – голос Чхве твёрдый и лицо с виду спокойное, но внутри его разрывает. Он отбрасывает руки шатающегося уже бывшего, подхватывая дорожную сумку и чехол с гитарой, разворачивается в сторону выхода. – Мы расстались, если ты забыл. – Да стой ты! – Ким снова хватается, уже за чужое плечо, но младший почти сразу стряхивает назойливую ладонь. – Хонджун. Я всё уже сказал. Если ты не можешь понять, в чём твоя проблема – это уже не моё дело. Не приближайся ко мне, иначе тебе же придётся иметь дело с Гонхаком, – у парня внутри ураган и так хочется заплакать, но он продолжает держать лицо. Не при нём. Только бы выйти отсюда, внизу ждёт друг, перед ним можно. Только бы выйти. – Ну и вали к нему, трахает тебя он явно лучше, – с пьяного языка срываются болючие, ядовитые слова, ранящие даже сильнее, чем всё произошедшее до. Ким может и не вспомнит, что говорил это, но Чонхо... нет, он не сможет забыть. – Он меня хотя бы любит. А ты сволочь, Хонджун, – по щеке всё же скатывается слеза, когда Чхве вылетает из помещения на улицу, где внизу его дожидалось такси и беспокоящийся Гонхак. Чёртов идиот, Ким Хонджун, не ведает, что творит. Но теперь их ничего не связывает.