Кулак и сердце

— Джоти, дорогая, подойди сюда, пожалуйста!       Утро было тихое, город, окутанный тьмой, мирно нежился в постели. Пришел прохладный сентябрь, заставляющий пробудившуюся жизнь марта мерно затихать в своих осенних лучах. Студенты Японии в это время могли отдохнуть от довольно жесткой учебной программы и занимались полезными для себя делами — работали, уезжали туристами в другие страны или приезжали домой к родителям. Многие из них уже отпустили волнения о последних экзаменах семестра и готовились к новому году, начинающемся в октябре месяце: пишут заметки, нагоняют материал и планируют все свое время для правильного распределения задач на эти долгие и трудные четыре месяца упорной работы.       Одна из студенток в это время спокойно валялась в своей постели, находящейся в родительском доме, и поедала вишневые данго, которые были обильно политы ванильным соусом, за просмотром нового сериала, найденного впопыхах на полке кинопроката. Со всколоченными короткими кудряшками, сбитой безразмерной футболкой и довольно нетипичным для девушки телосложением она со спины напоминала длинного мальчика-подростка, открывшего для себя недавно такое заведение как «тренажерный клуб». Но сейчас собственная внешность ее не шибко волновала и девушка, не замечая перепачканных в соусе пальцев рук и ворота одежды, с упоением глотала каждую реплику детектива с экрана, раскрывшего очередное преступление и повергшего в шок всех присутствующих в этой сцене. Экранный мужчина встряхнул своими волосами, поправил «детективный» головной убор и пафосно скрылся из кадра, заставляя свою миловидную помощницу со странной прической поспешить за ним, цокая миниатюрными каблуками по тротуару.       «Ну и ну, — присвистнула она, подпирая подбородок липкими пальцами, — это как же он догадался, что та старушка убила всех жителей в поселке? Неужели из-за резко пропавшего друга? Так вот зачем они остановились именно в той гостинице!»       Но все рассуждения прервал окрик отца, пронесшийся по всей резиденции громким рокотом и отдавшийся в голове девушки неприятной пульсацией. Она закатила глаза и, встав с мятой постели, босыми ногами пошаркала в направлении всего скопа звуков, что присутствовали в этом просто огромном доме ее родителей. Это место стало для нее домом на целые восемнадцать с половиной лет, после чего оно было, есть и остается уже года три лучшим пристанищем на каникулы, где можно отдохнуть, позаниматься или получить наставления от любимых родителей, а так же вспомнить беззаботное детство, утренние завтраки и заботливую мать с вечно пропадающим в командировках отцом.       А так же наконец-то заставило вспомнить о школьных друзьях, с которыми девушка проводила все свободное время: странным японцем из пригорода под названием Морио, доброй студентке по обмену из Египта и слишком активным преподавателем из Франции.       С первым девушка училась со средней школы лет бок о бок, то враждуя из-за совсем глупых причин и часто оттаскивая его за длинные блондинистые волосы, из-за чего позже оба пребывали в кабинете директора, то наоборот, помогая ему в отстоянии своих личных границ перед другими студентами или в изучении школьной программы. Так, к выпускным классам они начали более-менее хорошо общаться и даже проводить время друг у друга дома — именно тогда девушка познакомилась с его родителями: милой мамой шатенкой и отцом блондином, которые оба работали в новомодной сфере IT-технологий и даже показали ей как пользоваться стационарным компьютером. Только девушка очень жалела, что после поступления она не общалась с ним и лишь изредка посылала фото-карточки с нынешними подругами и другом, в ответ получая длиннющие письма с маленькими каракулями посреди ровных иероглифов, вызывающие истому и тепло в груди.       Со второй вышла странная история. В середине первого курса старшей школы учитель представил их классу довольно интересную личность — арабскую студентку по обмену, до этого жившую в Каире и приезжую в их страну для подтягивания знания языка. Многие тогда не восприняли серьезно заявление сенсея о совместной учебе с представительницей другой национальности и отнеслись к ученице с презрением и даже отвращением. Но та лишь молча, подняв голову, прошествовала к пустой парте и опустилась, словно перышко, на стул, так не издав ни звука. А после занятий девушка, прогуливаясь по территории школы, наткнулась на заведших в угол иностранку одноклассников, которые о чем-то угрожали ей и пытались как-либо навредить студентке. Уже собираясь вмешаться, девушка впала в ступор — та быстро, не моргнув, заломила одному руку, другого ударила ногой в подколенную ямку, а третьего лишь одарила холодным взглядом, отпуская парня, отряхивая алую школьную юбку и уходя от замерших студентов. Тогда она подошла к своей однокласснице, встала на носочки и, прошептав на ухо: «Давай дружить» и покраснев, убежала. Эту странную историю их знакомства девушки мусолят до сих пор, вспоминая все со смехом и теплотой в груди во время еженедельных звонков для часовых разговоров обо всем на этом свете.       А выпускной класс удивил пополнением в учительском составе. На школьной церемонии по случаю начала учебного года все студенты познакомились с новым преподавателем плавания, который был не намного старше учащихся этой школы. Молодой француз показался всем довольно милым и для многих девушек даже привлекательным с его белоснежной кожей и сребристыми волосами, но на деле оказался слишком разговорчивым и требовательным учителем, из-за чего его невзлюбила половина школы. Этот мужчина, все же, располагал к себе, и первым учеником, с которым он сдружился, был друг девушки, с которым тот устраивал заплывы на действительно большие дистанции, из которых, к удивлению, победителем выходил щуплый студент, а не профессиональный пловец, коим был их учитель. Именно одноклассник сдружил подруг с учителем, с которым, к слову, они общаются и по сей день, хотя тот все же вернулся домой в Париж, к своей сестре.       Вздохнув от нахлынувших воспоминаний, девушка остановилась возле сёдзи и, не долго думая, распахнула их и, наклонившись, вошла в комнату. Первым на глаза ей бросился встревоженный вид родителей. Мать сидела со смущенными бегающими глазами, а отец удивил тем, что обычно спокойное и даже ледяное выражение лица сменилось на напряжённое, с ходящей челюстью. Оба в одно мгновенье посмотрели на нее, выдыхая и в то же время вновь напрягаясь, увидев внешний вид дочери — та вышла к ним в одной футболке на голое тело и трусах. Мать еще больше смутилась: — Джоти! Ты во что одета! Иди переоденься, у нас гости!       Девушка, которую представили как Джоти, резко повернула голову в направлении, в котором кивнул отец, и сощурила глаза, не понимая, кого видит. Перед ее родителями сидел молодой человек, одетый в рубашку и яркие зеленые брюки, и лукаво улыбался, посмотрев на Джоти хитрыми карими глазами. Он сложил длинные пальцы замком и склонил голову к плечу, от чего длинная кудрявая челка закрыла один его глаз, словно рыжим языком пламени облизав перед этим острый подбородок и нос. Девушка потупила взгляд от столь внимательного разглядывания парнем ее вида и фыркнула, складывая руки на груди. — Это он пришел в наш дом — пусть терпит все, что в нем происходит! — заявила она и, на удивление родителей, прошествовала к ним, сев рядом с матерью и прямо посмотрела на гостя. Кого-то он ей напоминал, и девушка все внимательней стала разглядывать парня — каждую ресницу, каждое телодвижение, пока на хлопнула себя по лбу, засмеявшись. Мать удивленно посмотрела на дочь, потом перевела все еще удивленный взгляд на залившегося смехом парня, не понимая, что происходит. Отсмеявшись, Джоти вытерла взятой со стоящего между ними с гостем столика салфеткой выступившие слезинки и протерла пальцы, стряхивая головой с себя остатки смеха. — Не думала, что рыжий так тебя изменит, Какёин! — в последних раз хохотнула раскрасневшаяся Джоти, бросая салфетку рядом с собой. — А ты, я посмотрю, стала девушкой, Джоти! — испустил последний хохоток Какёин.       Чуть отдышавшись, Джоти с улыбкой расслабилась, вновь разглядывая пришедшего к ним старого друга. Тот не только цветом волос изменился — он стал словно… больше? Раньше именно парень из них двоих больше всего походил на женщину, а сейчас он набрал мышечную массу и выглядев вполне прилично для своего, превышающего средний, роста. А так же, как заметила Джоти, проколол уши — на плечах лениво возлежали длинные серьги с золотыми вишенками на концах, поблескивающих в раннем солнечном свете. «Да… Все еще милый», — хмыкнула про себя она, продолжая смотреть на друга, от чего-то вздыхая и чувствуя привычную истому в груди, возникающую только от мысли о этом мелком вишневом мальчишке. От созерцания друга Джоти оторвал отец, прочистивший горло и привлёкший к себе внимание всех присутствующих. Не смотря на то, что его дочь узнала пришедшего к ним парня, мужчина все еще не выглядел расслабленным и напряженно осмотрел как и жену свою, так и гостя с девушкой. С сомнением в своих действиях, он начал говорить: — Какёин-кун, Джоти, пришел не просто так. Он сделал довольно… — замешкался отец, подбирая нужные к ситуации слова, — …противоречивое предложение. Вот. — Которое, — продолжила мать, — ввело нас, уж простите, в ступор. И нам хотелось бы услышать твое мнение о нем, Джоти. Девушка нахмурилась и сжала губы. Ее стало беспокоить странное чувство, оттеснившее все теплое, что было до этого. Прижав пальцы к подбородку, она задумалась: «Ну и ну. Что ж там такое? А как бы детектив это выяснил? Посмотрел на реакцию окружающих и проанализировал бы все улики, — кивнула она себе и, оглядев окружающих, еще больше нахмурилась, — Ну и ну. Не быть мне детективом». Фыркнув, она посмотрела на мать: — Ну и ну. Не убить же кого он предлагает, правда? — Конечно, Джоти, — улыбается Какёин и девушка вздрагивает, улыбаясь в ответ, вновь удивляя этим своих родителей, — Я сказал так: «Можно взять руку вашей дочери, Садао-сама?».       Напряжение повисло в комнате. Девушка замерла. Ее лицо потемнело, улыбка резко сошла на нет, а кулаки сжались на прижатых друг к другу коленях, тело заметно задрожало. Парень все еще улыбается, но улыбка уже стала какой-то нервной и натянутой, словно тот знал, что произойдет дальше. Джоти резко нависла над столом и под вскрик матери и возмущённый голос отца схватила за ворот рубашки Какёина, опаляя его пустым взглядом голубых глаз. Рука уже инстинктивно взметнулась в воздух, сжав пальцы до побеления костяшек и…       Джоти встряхнула головой, смотря на капающую с носа друга алую кровь, по цвету напоминающую любимую ягоду друга. Парень ухмыляется, кончиком пальца растирая кровь по подбородку, не давая ей запачкать белую ткань одежды. Напряжение в комнате не рассеивается даже после того, как Джоти, показательно фыркнув и рыкнув одновременно, вытирает запачканные в красной жидкости костяшки о многострадальную футболку и уходит, громко шлепая босыми ногами о татами. Тишина вновь повисла во всем доме, но теперь она вызывала лишь ледяные мурашки по коже.       Придя в свою комнату, девушка упала лицом вниз на свою постель, испуская в нее громкий крик. Накричавшись вдоволь, она поворачивает голову в сторону и натыкается взглядом на телефон, хватая его и набирая знакомый номер, после слушая раздражающие гудки.       Джоти всегда, когда была раздражена или зла, звонила своей подруге, надеясь услышать спокойный ее английский с акцентом, всегда успокаивающий ее пылкий нрав. И вот сейчас она так же надеется услышать утешающие слова и наставления своей арабской собеседницы. — У телефона Мушира Абдул, слушаю, — лилась с динамика искаженная английская речь уставшей женщины, взявшей трубку. Джоти вздохнула. — Это Джоти Куджо. Как дела у Вас с Польнареффом, Абдул? — Все прекрасно, — мурлычет арабка, — Скоро годовщина будет. Не могу поверить, что уже второй год живу в законном браке со своим бывшим преподавателем! — Он нас на года три-четыре старше был, не преувеличивай, — фырчит Джоти, но голос у нее все равно остается каким-то нервным и дрожащим. И дело было не в незнании английского — когда у тебя мать американка, невольно учишь этот иностранный язык с самого рождения. На другом конце телефона это замечает ее собеседница и цыкает несколько раз: — Что там опять у тебя случилось, Джоти? — Ничего такого, — отмахивается девушка, но арабку провести сложно. — Рассказывай. Все равно расколешься рано или поздно! — Ну и ну, — вздыхает Куджо и, набирая полные легкие воздуха и выдавая одним слитным словом: — Пришелнориакиипредложилвыйтизанего… — Так-так, стоп! — останавливает подругу Мушира, — Какёин пришел к Вам в дом… — Джоти согласно мычит, — и предложил тебе… Что?! Ты хотя бы согласилась? — Абдул! — рычит девушка, но ее собеседница непреклонна. — Ты уже отказала ему на выпускном, ударив и сказав повременить с этим хотя бы… Года три? Или пять? В общем, срок истек, подруга! И Жан с этим согласен, да, Жанни? — на заднем фоне послышались соглашающиеся со словами девушки французские звуки. Джоти издает тихий протяжный вопль, слыша, как завершился звонок, и вновь уткнулась лицом в подушку.       Она помнила их последнюю личную встречу со всеми своими друзьями очень хорошо. Апрель их обрадовал теплой, но не слишком жаркой погодой. Все студенты выпускных классов собрались со своими родителями на церемонии, смешавшись с пришедшими младшими курсами старшей школы, которые хотели поглазеть на весь процесс выпуска из храма знаний. Уже тогда Абдул все время стояла возле их преподавателя, смущенная от опущенной незаметно ей на плечо руки и милой улыбки, направленной только на нее. Джоти радовалась за друзей, наблюдая за всем в стороне, совершенно не обращая внимания на вьющихся вокруг себя девушек и парней, старающихся разговорить неприступную для всех студентку. Тогда девушку из восторженной толпы вытянул Какёин, с хитрой улыбкой беря ее за руку и утягивая подальше от всех. За углом школы Нориаки достал из кармана аккуратное простенькое колечко и, все еще с такой же ухмылкой, предложил Куджо после выпуска выйти за него. И, не смотря на то, что стоящий на носочках, чтобы сравняться ростом, парень выглядел забавно и даже мило, Куджо ударила его и ушла, бросив в след, что примет это предложение только через года три… или все же пять?       Но это уже не имеет значения — Нориаки дождался, пришел… И история повторилась, только в этот раз Джоти ушла молча, обрубая все, что было и могло быть.       От этого хотелось выть, что, собственно, она и делала, заглушая все звуки подушкой. От самобичевания ее оторвало шебуршание за задвинутыми седзи, ведущими наружу, в сад, разбитый за столько лет ее матерью. Звуки повторились, но уже ближе. Подумав о том, что могло потревожить ее, Джоти встала с постели уже хотела посмотреть на источник шума, как дверь отъехала, давая созерцать высунутую их нее голову рыжей бестии, виновато улыбающегося, с перекошенным носом и кровяными разводами по губам и подбородку. «Чудо ты ж мое», — умилилась Джоти, раздвигая шире седзи и втаскивая за плечо парня в свою комнату, закрывая за собой дверь.       Усадив его на постель, девушка отвернулась и стала рыться у себя в столе, найдя только вату и воду. Взглянув на него через плечо, Куджо поймала взгляд Какёина, все еще улыбающегося и, кажется, ни капли не обеспокоенного кровоточащим носом и отказом. Джоти стало стыдно. Она вернулась к парню, садясь рядом и, намочив кусок ваты, стала аккуратно вытирать кровь с бледного лица Нориаки, избегая пока что носа. Оба молчали, наслаждаясь тишиной, пробежавшей между ними белой кошкой.       Отложив пропитанную кровью вату в сторону и вставив в ноздри два ватных жгутика, Джоти вздохнула, разминая пальцы: — Сейчас будет немного больно. Терпи, — И девушка, повалив парня на кровать, сев ему на грудь и удерживая его голову коленями, приступила к носу. Осторожно одной рукой она накрыла его и одним уверенным слитным движением вправила до этого кривой орган, краем уха улавливая хруст. Парень вскрикнул, но вывернуться не смог — только впился ногтями в ноги Куджо, морщась от боли. — Ты меня добить решила? — рыкнул он, пытаясь скинуть с себя тело девушки. — Поблагодарил бы хоть, ну и ну, — Джоти пересела чуть дальше Нориаки, давая ему сесть и потереть грудь и нос. Они вновь замолчали. — Меня, вот… твои родители выгнали, — хохотнул Какёин, нарушая тишину. Джоти вопросительно посмотрела на него, — Ты меня ударила, и они решили, что мне делать тут больше нечего. Вот я и пробрался через забор и сад к тебе в комнату. — … Извини. — Да ничего страшно! — улыбнулся парень, и Куджо растаяла. «Как можно быть таким милым?». Нориаки достал из кармана то самое колечко, повертев его в пальцах и вздохнув, повернулся к Джоти. Оба зажмурились и на одном дыхании, перебивая друг друга, выдали: — Возьми его!/Давай попробуем! — и, распахнув глаза, удивленно уставились друг на друга, начиная смеяться. Смех расслабил как и Какёина, так и Куджо. Отсмеявшись, они вновь посмотрели в сторону друг друга. Девушка, прикрыв глаза, первая подалась вперед, нависая над парнем и неловко прикладывая свои губы к чужим губам, чмокая и тут же отстраняясь, смотря в его глаза. Нори чмокает ее в ответ, надевая на палец Джоти колечко, любовно перекручивая его на конечности. — Мы как подростки, — хихикает он, улыбаясь, — Слишком странные подростки.       И целует вновь, улыбаясь сквозь поцелуй и думая о том, что заберет не только руку, а точнее кулак, этой девушки, но и ее мягкое сердце.