***
Эмир хотел развеяться. Он уже вторую неделю не мог ничего написать. Целыми днями сидел перед ноутбуком с открытым, но всё ещё пустым текстовым редактором, а когда хотел отвлечься и переключался на телефон, там его ждали такие же пустые открытые заметки. Он смотрел на мигающий курсор и думал. Думал о текстах. Думал о своих старых идеях, которые были очень даже хороши, если бы он смог их реализовать. У него не получалось делать что-либо так же хорошо, как писать. И самое главное, ему это нравилось, и он пытался найти любые лазейки, лишь бы заработать себе на жизнь писательством. Он писал на заказ, придумывал текст для реклам, оставлял везде свои заявки и предложения написать что-угодно и для кого-угодно. Но если ты выбираешь «творческий» путь жизни, всегда есть риск: пропадёт вдохновение — пропадёшь и ты. Эмир прекрасно знал это. И тем не менее, связал с этим свою жизнь. Родители всё говорили ему идти на юриста, в конечном итоге даже добились своего. Добились того, что Эмир ходил на учёбу как из-под палки. Через силу. Каждое утро он заставлял себя просыпаться и жить эту жизнь. Зато потом, сдав все экзамены на «средне» по словам родителей, он съехал от них и работал бариста в местной кофейне. Параллельно пытался «сочинять и творить». А когда получил первый нервный срыв, молил руководство кофейни хоть как-то сократить его смены. В тот день ему сделали поблажку: его сменщица согласилась выйти в свой выходной.***
— Сделай мне чего-нибудь клубничного и… а хотя, давай сразу виски. — Было настроение красиво посидеть с цветным коктейльчиком и подцепить кого-нибудь на танцполе. Но потом он просто решил напиться. Он облокотился о барную стойку, пока ждал свой заказ, и стал осматривать помещение. Сейчас, ещё на трезвую голову, ему не были интересны уже изрядно выпившие люди, которые дёргались на танцполе. Он смотрел на людей, что сидели на диванчиках у стен. Прожекторы светили в центр, где было всё движение, а они сидели в тени. Взглядом он зацепился за молодого парня, сидевшего за столиком для двоих, в одиночестве. Безумная идея в тот момент пришла к нему в голову. Не дождавшись заветного виски он плавно подлетел к нему, садясь напротив. Тот посмотрел на него как-то удивлённо, и в то же время безразлично. На нём были очки, мешковатый свитер и усталый вид. «Что он забыл тут?» — пронеслось в голове у Рустама. Этот вопрос он, собственно, и решил озвучить. — Что ты забыл тут? — он немного придвинулся к нему, заглядывая в глаза. — Для отвязного тусовщика-пьяницы ты выглядишь слишком мило. Мне нравится. — он уселся поудобнее, закинув ногу на ногу. — Это комплимент? — он усмехнулся, поправляя очки. — Можно и так сказать. — ухмыльнулся Рустам, откидываясь на спинку стула и разводя ноги, меняя положение. — Извините, Ваш виски. — официант (тут есть официанты?) появился так же неожиданно, как и ушёл. — Ты не сторонник всякой цветной химии. — заметил Эмир, попивая какой-то голубой напиток. — Хотел всю ночь соблазнительно сидеть с розовеньким коктейльчиком и брать красивыми глазками, но тут увидел тебя и все планы рухнули. — он посмеивался, немного отпивая и морщась от горечи. — И чем же ты будешь брать? — Своей нетрезвостью.***
В туалетной кабинке было слишком тесно, горел синий свет и приглушённая музыка из зала всё равно била по ушам. Рустам остервенело целовал Эмира, вжимаясь в него всем телом. Его руки касались тела под свитером, поглаживая спину и задирая одежду ещё больше. Эмир нежно прикасался к шее Рустама, после подставляя под горячие поцелуи свою. Прикрывая глаза, он запрокинул голову, вцепившись пальцами в плечи напротив. — Мы можем продолжить у меня, если хочешь. — остановившись на таком моменте, Рустаму сложно было отказать. Сейчас ради этого парня он был готов на всё. И уже в такси, когда они вдвоём сели на задние сиденья, он наконец сказал: — Я Рустам, — и протянул ему руку. — Рустам Рептилоид. — Эмир мило усмехнулся, ничего не спрашивая. — Эмир, — ответил он, пожимая руку в ответ. — Эмир Кашоков. Уже на пятой минуте поездки Рустама потянуло в сон: сказался и недавно выпитый алкоголь, и бессонные ночи до этого. Ему ещё никогда не было так спокойно, как сейчас, пока он спал на плече у нового знакомого и держал того за руку сквозь сон.***
Оказалось, что сорока минут вполне достаточно, чтобы выспаться и после в чужой квартире чувствовать себя прекрасно. Эмир заботливо спросил, не голоден ли Рустам. Но сейчас всё, что он хотел — это снова поцеловать Эмира. Кашоков провёл его в основную комнату, со словами «вот тут я и живу». Первое, что бросилось Рустаму на глаза — двуспальная кровать, и он словно маленький ребёнок подбежал к ней, упал на подушки и растянулся на весь периметр кровати. — В жизни ничего удобнее не видел. — У тебя серьёзно никогда не было двуспальной кровати? — Ну, в далёком детстве у родителей была. Но это было ещё в палеозое, когда динозавры жили, не понимаю как я ещё помню это. — Дурак, динозавры жили в мезозое. — он лёг рядом с ним, сначала легко проводя пальцем по его губам, а потом уже целуя.***
Им нравилось по ночам выходить на балкон и смотреть на ночные улицы. Считать проезжающие машины, замечать редких прохожих, курить одну сигарету на двоих, а потом так же выпивать одну банку Ред Булла, тоже деля её между собой. Рустам безумно привык к Эмиру. Когда тот уходил на ночные смены, Рустам целыми ночами не спал и дожидался его прихода. Потому что одному уснуть не получалось. Часто после лёгкого петтинга, взаимного онанизма или обычной тактильности с поцелуями они любили подолгу валяться в кровати, кутаться в одеяла и ближе прижиматься друг к другу, лениво целуясь. В такие моменты Рустаму отчего-то становилось невыносимо тоскливо. — Когда плохие дни закончатся? — Мы — дети плохих дней, Руст. — Мы с тобой? — Да. И мы переживём это. Оно пройдёт. — Эмир провёл рукой по его волосам, смотря на него с такой нежностью, что Рустам отвернулся от него. — Ты чего? — Я правда так интересен тебе? — он произнёс это в пустоту, до смерти боясь услышать ответ. — Эмир, — он вдруг повернулся к нему обратно, беря его руки в свои — А если бы я ушёл… навсегда? Что бы ты чувствовал? — Я бы скучал по тебе. Вечно. Знаешь, как звёзды скучают по солнцу в утреннем небе. Для меня ты — и есть солнце.