Ты мне снился

      Люку Скайуокеру всего двадцать восемь, но он уже хочет сдохнуть, потому что сколько можно.       Всё, что ему хочется, это кувшинчик ледяного «Татуин сансет» пополам с коррелианским виски, спать и вскрыть себе вены. Не обязательно в указанном порядке.       Чем дальше, тем больше Люк понимает отшельника Бена.       Понимает и даже прощает, но не забывает.       Люку Скайуокеру всего двадцать восемь, его выжженная солнцами-близнецами белобрысая шевелюра полна седины, сны — видений, а за плечами колышется уютная, такая родная Тьма.       За грехи отцов расплачиваться детям.       Пока Лея воюет с Сенатом и строит Новую Республику и мужа, Люк носится по галактике в поисках крупиц знаний о Силе и Одарённых.       Он, может, и джедай по чьему-то мнению (Хан криво усмехается, пролистывая тонны откровенной пропаганды в голонете), только неправильный. В прежней Республике его бы назвали Серым.       Люк же верит в Равновесие.       Он не делит мир на чёрное и белое, больше нет («твой отец — Энакин Скайуокер». Мой отец — Дарт Вейдер). Ему интересны Силовая ковка и выращивание растений, ионизация и телекинез, Обман разума и бои на мечах, Сворачивание пространства и медитации.       Все есть Сила, и, что бы там ни думали джедаи и ситхи, она стремится к равновесию. Из Тьмы рождается Свет, отбрасывающий Тьму. Привычные человеческому разуму категории неприменимы к Силе: где форсюзера ищут мира или войны, она существует ради самого процесса своего бытия.       При всей своей невовлеченности Сила ясно даёт понять — в будущем их ждёт угроза, которая уничтожит всю привычную им галактику. И начнёт она с детей Силы — Одарённых: шаманов, ведьм, странников, монахов, джедаев, ситхов, джен’саарай, да даже просто чувствительных к Силе существ.       За предсказанное Равновесие пришлось заплатить непомерную цену — они стали слабее. Разобщённее. Уязвимее. А в будущем (скоро, скоро) их не станет вовсе.       Люк искореняет рабство там, куда его забрасывает Сила, спасает детей, убеждает взрослых. Не всегда готовы идти за ним, но все вольно-невольно прислушиваются к словам последнего джедая (Люк смеётся, узнавая порой постаревшие лица из доимперских голохроник. Последний из джедаев, смешно, Бен).       Люк упакован в чёрное подобно охраняющей его Тьме, а в синих глазах серебрится Свет.       Когда шторм забрасывает истребитель Люка на Тайтон, он даже не удивляется, затылком ощущая щекочущий переливчатый смех Силы. Планета канувшего в небытие ордена Равновесия встречает его как любимого блудного сына (ты здесь, где нужен, дитя. Останься-останьсяостаньсяснами).       И всё бы пошло по плану, пока Люку не приходят сны. Видения о малыше Грогу и его отце-мандалорце.       При виде ребёнка Люку хочется плакать: всё, что он видит, это своего чудаковатого старого мастера с его любовью к лягушачьему рагу, эксцентричными манерами и усталыми глазами.       Судя по их приключениям, малыш тоже питает слабость к земноводным.       Где-то на периферии сознания наверняка синхронно закатывают глаза старик Кеноби и отец.       Люк смотрит на похождения колоритной парочки и едва заметно улыбается: он не понаслышке знает о силе отцовской любви.       Плечо крепко сжимает невидимая рука, а над ухом слышится согласный вдох-выдох респиратора. С тех пор как Люк полностью отдал себя на волю Силы, он никогда не был одинок.       Дни на Тайтоне неспешны: Люк исследует планету, попутно мечом и Силой расчищая руины и продумывая детали будущего поселения, а во снах играет с малышом Грогу, обучая его базовым приёмам работы с Силой.       Дело принимает нешуточный оборот, когда в одну из ночей Люк просыпается от детского крика и яростной вспышки Силы.       — Отец? Ты слышал это? — призрак Вейдера или, точнее, генерала Энакина Скайуокера материализуется незаметно.       Даже в молодом облике тот щеголяет фирменным чёрным бронекостюмом. В отличие от Бена, в последнее время частенько куда-то отлучающегося, палач Империи словно боится даже на миг оставить своего отпрыска.       — Сигнальные башни на Богане, — протягивает Призрак. — Светлый источник Силы. Интересный способ призвать бед на свою голову. Зачем?       Сила не даёт Люку ни на секунду усомниться в том, кто и кого именно ищет — только не после череды видений, преследовавших его на протяжении последних недель. И вряд ли мандалорец и маленький Одарённый подозревали, к чему приведёт их эта эскапада.       — Выясним, отец, — Люк не обращает внимания на неодобрительно покачивающего головой Призрака и решает оставить в секрете участие Тано в этой авантюре.       Зная Вейдера, тот сначала открутит бывшему падавану голову, а уж потом обрадуется, что та вообще пережила Чистку.       И даже нематериальное бытие не помешает этому бывшему джедаю и бывшему ситху в нанесении справедливости.       Последующие часы поиска, скачков в гиперпространство и стычек с остатками былого имперского величия выматывают Люка.       А ночные видения…       Они изнуряют, вытягивают силы, заставляют снова и снова просматривать знакомые теперь сцены.       Они вынуждают узнать не только малыша Грогу, но и Дина. Замкнутого, одинокого, уставшего. Преданного традициям. По-своему милосердного. Неуклюжего в заботе о Грогу.       Где-то отмирают реальности и вероятности, потому что Люк не может не влюбиться в мандалорца.       Другое дело, еле заметно усмехается Люк наедине с самим собой, сможет ли кто-то любить его самого.       Джедая, «Последнюю Надежду», ситхова выкормыша, Вейдеровское отродье.       Ему должно быть достаточно того, что он уже имеет: сестры, племянников, друзей… К сожалению, это не мешает ему надеяться и привязываться.       Возможно, после освобождения Грогу у Люка будет время разобраться в чувствах и узнать мандалорца. Возможно, соблазнительно нашёптывает Сила, однажды они разделят на двоих воду, браслеты из джербы и клятвы перед Ар Арму.       Надежда испаряется как капли воды под палящим зноем татуинских солнц-близнецов.       «Jetii'se воруют детей, alor, — напирает Бо-Катан, когда Люк триумфально заходит в рубку, оставляя за спиной армию уничтоженных дроидов. — Им нельзя доверять, тем более этому отродью dar'jetii!»       Люк мог бы напомнить Крайз про Кир’тсад и прочие бесчинства, он мог бы начать оправдываться, потому что джедаи не воровали детей, даже если и разлучали с семьями.       Поделиться рассказами Вейдера о том, что ждало любого мало-мальского форсюзера в рабстве.       Рассказать историю Оби-Вана Кеноби, которого собиралась утопить родная мать, потому что в противном случае его ждал бы костёр по обычаям Стьюджона. Люк мог бы…       Люк молча выслушивает нападки совершенно незнакомых ему людей, ощущает бурлящие вокруг эмоции и впервые за долгое время испытывает равнодушие.       Знают ли они, что Одарённые чувствуют глубже, острее прочих разумных? Понимают ли, что для него яростный шёпот Крайз — громкий гул? Что презрение и опаска членов экипажа как яд сквозь кожу, наждачка по нервам?       Что ж, пришло время расставить точки над i.       — Меня зовут Люк Скайуокер, — негромко представляется он, скидывая капюшон.       Часть команды буквально отшатывается в суеверном ужасе. Вейдер за его спиной хищно скалится.       Оставь, отец, они не понимают.       — Ты джедай? — доносится гулкий голос из вокодера.       — С определённой точки зрения, — безмятежно протягивает Люк, игнорируя хмыканье старика Кеноби. — Как я понимаю, это Вы пытались дать сигнал с Богана., алор?       — Сигнал? Тот светящийся камень? — Дин (он не знает тебя Люк, он алор, Мандо, он просто мандалорец) запинается. — Нет, подожди, я не alor, почему?..       Судя по тому, как укоризненно на него уставились все остальные, не у него одного были вопросы по поводу твердолобости мандалорца.       — Как бы то ни было, Вы искали джедая, и вот я здесь, — кто-то из команды мандалорца давит смешок, и Люк расслабляется, чувствуя, как разряжается обстановка.       — Моему подопечному, — Джарин (Мандо) подхватывает на руки Грогу, и это такая умилительная картина, что Люку так и хочется что-нибудь ляпнуть от умиления. Он сдерживается, в отличие от Призраков. Как же хорошо, что их сюсюканья никто не видит кроме него и малыша, — нужен учитель-джедай. Он должен быть со своим народом, таков Путь. Ты возьмёшь его с собой?       — А что насчёт самого ребенка? — Судя по тому, как недоумённо замер мандалорец, такой вариант развития событий в его голове не проскакивал. — Что думаешь, Грогу?       «ООО», — малыш Грогу громок в Силе, во всех смыслах.       Люк морщится от телепатического зова. Рокочущий бас и приятный баритон сливаются в насмешливый унисон с колокольчикам Силы. То, как ребенок привязан к отцу, трогает. И все-таки?       — Ты бы хотел пойти учиться ко мне, малыш? — и почему людей так удивляет, когда Скайуокер интересуется мнением детей и родителей.       Даже на закате Ордена джедай никогда не воровали и не отнимали силой детей, что бы там себе ни придумала Крайз.       Имперская пропаганда?       Что ж, мысленно вздыхает Люк, и над этим теперь надо будет работать.       «БУИР», — звучит в голове доверчивый голосок. Люк выдыхает, ощущая сквозь Силу все чувства ребёнка.       Ожидаемо.       После падения Ордена мандалорец — единственный оплот стабильности в вечно изменчивом мире. Оставлять сильного Одарённого без обучения опасно, но еще опаснее начать слишком рано. Они не готовы: ни Грогу, ни его отец (Дин, его зовут Дин. Нет, он Мандо, мандалорец).       Люку здесь не рады, ему не доверяют и — по большому счёту — считают, что в его советах и помощи не особенно нуждаются. Точно не воинственно настроенные мандалорцы.       И не Дин.       — Даже так. Что ж… Думаю, тебе стоит остаться с отцом, малыш, — резюмирует Люк. — У тебя отлично получается контролировать Силу для своего возраста. Я поставлю временный щит, на пару лет хватит, а там уже придётся начать обучение.       И ведь он даже не врёт, увы. Пока к обучению Одарённых ничего не готово, а нужно спешить.       Времени мало, шепчет Сила.       «БУИР?» — воздух полнится недоумением, а Люк словно физически ощущает разлом.       Кажется, у мастера Винду была такая способность, видеть ключевые точки-события? Люк, хвала Ар Арму, такими способностями не обладает. Однако он принял решение.       Важно ли оно?       Будет ли оно верным?       — Ты ещё не готов. Я не отказываюсь учить тебя, но, — Люк выдыхает, но продолжает, потому что если он остановится хоть на минуту, то, кажется, его разорвёт от нарастающих на корабле эмоций — своих и чужих. Он не даст слабину перед этим разумными, каким бы недоджедаем его ни считали. У него будет время разобраться с собой на истребителе, пока верный R2 будет пилотировать. Там он будет в одиночестве (больше никогда один, сын. Никогда один, ученик. У тебя есть мы, брат, друг, наставник!). — Пока рано. Ты поймёшь, когда придёт время, Сила приведёт вас ко мне. Ты уже знаешь, где меня найти.       У них пока есть время, а у Люка впереди — множество дел и целая галактика, полная звёзд и проблем. Он бы хотел разделить всё это с… неважно, сейчас это всё неважно и невозможно, может быть, никогда не будет возможным, думает Люк, прикрывая глаза и скрывая в Силе малыша.       Ненадолго, но этого хватит.       Сила успокаивающе шепчет в ответ, что всё получится.       Здесь и сейчас, Люк, сосредоточься на текущем моменте, ученик.       За Грогу Люк не переживает (и не понимает, какую цель преследовала Асока Тано, накручивая и без того нервного мандалорца и провоцируя эмоциональные всплески у малыша). Каждый ученик находит своего учителя, когда наступает время.       Пусть Грогу уже полсотни лет, он ещё ребёнок, неготовый к обучению. Не по мнению Люка, решившего, что если воссоздавать новый Орден, то с учётом ошибок прошлого.       Уже почти пять лет Скайуокер спорит с призраками джедаев, а иногда и ситхов, в попытке создать уравновешенную программу обучения. Просто потому, что он не хочет ломать своих учеников (падаванов, апрентисов — впереди так много работы, маленький Шагующий-по-небесам) или отказываться от них только из-за принадлежности к другой стороне Силы.       На эту ошибку у него права нет.       Малыш смотрит пристально не по-детски серьёзными глазами, словно не верит. Люк и сам себе в этот момент не очень доверяет, но он попытается. Он очень постарается поступить, как надо, и не дать себе привязаться (он снова себе лжёт).       — До встречи, Грогу, — Люк кивает застывшему мандалорцу (Мандо, Дину, алору) и растворяется в тени коридора, Силой захлопывая дюрастиловые двери за спиной.       Плечи Скайуокера плащом кутает Тьма, в его глаз мерцает Свет, а на душе… На душе стылое равнодушие. Даже напиваться уже не хочется.       — Курс на Тайтон, R2, — устало сообщает Люк, мешком сваливаясь в кресло пилота. — Сегодня ты поведёшь, старый друг.       Астромех обеспокоенно пиликает, но подчиняется, пока Люк спит, укутанный в Силу как в любимое лоскутное одеяло тёти Беру. Джедай дремлет о маленькой звезде и одиноком воине, оберегающем её.       Тайтон для выросшего на Татуине мальчишки-фермера — ожившая мечта, полная рощ, водопадов и озёр.       Для Люка Скайуокера, видевшего руины Джедды, Ак-То, Оссус и Коррибан, эта планета — давно забытый дом, куда он смог наконец-то вернуться.       Здесь всё дышит необузданной, первозданной силой. Не жаром пустыни, как Тьма внутри его отца, не холодом умирающих звёзд, как Свет учителя Кеноби и Йоды. Тайтон — планета-водоворот, затягивающая и не отпускающая от себя.       Место, где нет добра и зла, только постоянное балансирование между Ашлой и Боганом, только равновесие.       — К корням вернуться решил ты, ммм? Дже’дайи стать решил ты, падаван мой? — материализуется на валуне призрак Гранд-магистра Ордена джедаев.       — У нас мало времени, мастер, лет так — Люк прислушивается к неясным волнениям в Силе, — пятнадцать-двадцать, не больше. Если мы не объединимся, нас сметут. Вы обучили меня всему, чему успели, учитель, чтобы я смог выжить, но я буду признателен, если Вы согласитесь довести моё обучение до конца.       — Ученик готов когда, приходит учитель, — задумчиво бормочет грандмастер. — Но и обратное верно, хм. Прошло время наше ошибаться, черёд твой теперь настал, падаван. Обучение завершить тебе помогу я.       — Для начала не мешало бы навести здесь порядок, — скептически замечает из ниоткуда возникший Бен. О нет, перед ним сейчас не старик-отшельник, это Призрак легендарного генерала Клонической Войны. — Как я понимаю, мы не будем привлекать к этому делу Сенат.       — Нет, — соглашается Люк. — Но у меня есть несколько идей.       Для начала им стоит решить все юридические заморочки: во времена Империи планета входила в состав Сектора 5, но Люк хочет вернуть её в собственность Одарённых, как это было тысячелетиями ранее.       Лея, милая сестрёнка, с неожиданной лёгкостью соглашается на авантюру, и команда повстанцев-слайсеров стирает из архивов все данные и упоминания о планете Тайтон. В их случае это сработает не хуже, чем когда-то с Камино: в Ядре слишком тяжело перемещаться, а природная Сила планеты отлично сбивает любые навигационные маячки.       Только Одарённые и немногие посвящённые смогут теперь нанести им нежданный визит.       Призраки не одобряют такого решения, однако у них нет других вариантов: во Внешнем кольце и уж тем более в Диком космосе новому Ордену долго не протянуть.       Здесь же у Люка есть друзья, союзники и должники. А ещё — превосходная, пусть и слегка раздутая пропагандистами Альянса, репутация.       Благодаря ей и обильным денежным вливаниям (спасибо отцу за наследство и Бену за парочку наводок) у Тайтона теперь помимо естественной защиты, появились вдобавок планетарные щиты.       Спустя месяцы, когда выставлены последние энергетические щиты и расчищены основные руины, Люк впервые активирует сигнальные камни и запускает Призыв. Потом, когда на планете появятся поселенцы и форсюзеров станет больше, можно будет устроить полноценный Поиск.       А пока Люк будет учиться, подавать сигналы и верить, что слухи, Сила и собственные деяния на космических просторах приведут на планету всех, кто смог избежать тотальной имперской зачистки.       Он и Тайтон готовы принять всех одарённых независимо от их уровня мидихлориан, расы, статуса, семейного положения, возраста и окраса Силы.       Люк собирает будущий Орден равновесия.       И они приходят: угасающая провидица старого Ордена Вима-Да-Бода и прихваченный Ханом с Кесселя ворчун Кип, старый друг Оби-Вана Квинлан Вос с семьёй, бывший мастер Теней Толм, ослепший генерал Рам Кота с остатками своего отряда — и это только те, кого знали отец и старик Бен в прошлой жизни.       На Тайтоне собираются самые разные разумные.       Падаваны с разрушенного храма на Коррелии и уцелевшие монахи Джедду, остатки Агрокорпуса. Тогруты, забраки, киффары, набуанцы. Старики, младенцы, которых любящие родители скрыли от имперского глаза.       Яркие огни и едва теплящиеся светлячки Силы — им всем Люк готов предоставить убежище и кров на планете.       Все они решились поверить ему и начать жизнь с чистого листа.       Конечно, на Тайтоне они надолго не останутся — споры о возможном переселении только набирают обороты, но пока их община растёт и ширится. Никто не хочет восстанавливать давно разрушенные храмы, но поселиться рядом с исторической достопримечательностью? Почему бы и да.       Призраков на Тайтоне нет, если не считать отца, Кеноби и Йоду. Остальные джедаи то ли стесняются, то ли вполне комфортно чувствуют себя, растворившись в небытии.       Впрочем, и без них учителей хватает, взять того же Воса.       Киффар то ли по старой дружбе с Беном, то ли из желания напакостить Вейдеру взялся по полной программе вымуштровать Люка. Пусть у Скайуокера есть и понимание Силы, и чутьё, и даже какой-никако боевой опыт, «совершенству нет предела», фальшиво гнусавит Квинлан, выпинывая будущего главу Ордена дже’даий на внеочередной спарринг.       В целом, Люк доволен: для него путь Равновесия — это Кредо. Неважно, кем были или захотят стать его ученики: лекарями, пилотами, агрономами или воинами — все они должны максимально раскрыть свои способности независимо от числа мидихлориан.       Те, по мнению Скайуокера, всё равно бесполезны.       Принимая спустя пару лет теперь уже точно заслуженный титул Гранд-магистра, Люк улыбается, слыша радостные аплодисменты своих подопечных и одобрительное бормотание Призраков. Их Орден — сплочённый клан, маленький, но гордый. Теперь у них есть шанс не только выжить, но и жить.       Люк улыбается, и его Сила — водоворот ярчайших звёзд.       Ровно через неделю на Тайтон заявляется мандалорец с малышом.       — Тебя непросто найти, — словно равнодушно заявляет охотник за головами.       Люк бы даже поверил, если бы не чувствовал, как внимательно тот осматривает космопорт и виднеющиеся поодаль строения.       — Значит, было не время, Манда’алор, — улыбается Люк, представляя, что бы собеседник сказал о Дагоба. В планетах, на которые не добраться без форсюзера, есть своя прелесть. — Как дела, Грогу?       Малыш выглядит и ощущается в Силе довольным. И возмущённым одновременно. Мол, как ты посмел взять, развернуться и улететь обратно?       — Всему своё время, малыш. Теперь ты здесь, — проверяет почти слетевшие щиты Люк и посылает по зарождающимся Узам своё одобрение. — Пойдём, я покажу вам поселение и свободные дома.       — Ты не заберёшь его, чтобы стать джедаем?       — Мы обучим его, но кем быть, выбирать ему, — пожимает плечами Люк. — Он станет дже’дайи или мандалорцем, или и тем и другим вместе. Главное, чтобы он умел контролировать свою Силу и был счастлив. Таково Кредо.       За бескаровыми доспехами не то что лица не увидать, эмоции не прочитать, но Люку кажется, что его собеседник всё ещё удивлён. Тридцатилетний глава Ордена закатывает глаза и утягивает не сопротивляющегося мандалорца с малышом за собой.       Жизнь идёт своим чередом: Грогу охотится на бабочек, ходит на занятия с другими малышами и в свободное время как утёнок везде следует за Люком. Мандо (Дин, его зовут Дин), уверившись, что любимому чаду ничего не грозит, всегда неподалёку, если он бывает на планете.       Он слишком часто бывает на Тайтоне для сердечного спокойствия одного расслабившегося было за прошедшие годы Скайуокера. Разве у правителя мандалорцев нет дел поважнее, чем курсировать туда-сюда по всей галактике?       Люк делает вид, что всё идёт как надо и что трогательная забота мандалорца о Грогу его совершенно не трогает (ложь).       Как и вечерние посиделки с кафом на берегу озера (ложь).       Как и спарринги по выходным или подаренная тускенская настойка на чёрных дынях — серьёзно, Мандо, даже на Татуине никто это не пьёт! — стоящая теперь у Люка в шкафу рядом с набуанскими наливками (ложь, Люк, почему ты не видишь? Не смотри, Люк, просто не думай, даже не мечтай, обманчивы видения, как миражи в пустыне, тебе ли не знать, дитя Татуина?).       Люку достаточно дружбы, он даже почти не влюблен (слишком сильно, почему так больно?).       Ровно до тех пор, пока однажды охотник за головами не сваливается на планету в полуподжаренном состоянии.       Под смешки Воса Гранд-магистра Ордена равновесия отчаянно матерится на смеси хаттского с алдераанским (спасибо, сестрёнка), затаскивая мандалорца в свой дом (их дом). Просто Грогу часто ночует с Люком, просто Мандо (Дин, его зовут Дин) всегда там, где его сын.       — Криффова отрыжка, хатта тебе в печень, Джарин, только посмей сдохнуть, — рычит дже’дайи, споро залечивая Силой раны (он не снимает с мандалорца доспехи и шлем, не имеет права прикоснуться, только не он).       Лечит своими силами, потому что знает, что Мандо никого к себе не подпустит, кроме малыша (и самого Люка, разве ты не видишь? Если поверишь, разобьёшься хрусталем о камень).       Придётся сверху залепить пластырями из бакты, но теперь хотя бы больной похож на больного, а не на котлету по-мандалорски.       — Люк…       — У тебя целая система в подчинении, у тебя сын, в конце концов, poodoo, а ты ведёшь себя как подросток! Nekkel juuvar obwegadada, Дин, ты, ты просто —       — Ты впервые назвал меня по имени, — замечает Джарин, невольно раскочегаривая ураган Скайуокер до максималок.       — Это всё, что тебя сейчас беспокоит, Джарин?! Ты — hkeek nkulla! — клянусь, как только ты поправишься, я убью тебя, wermo, ты —       — Ni kar’tayli gar darasuum, cyar’ika, — какого криффа! Люк зависает в прострации, потому что этот, этот, он протягивает ему жгут из джербы, которая растёт только на Татуине, и почему, как, откуда, кто рассказал, за что он так со мной? — Я не знал, как ещё сказать тебе.       У Люка нет никаких слов, и может, оно и к лучше, потому что Дина словно прорывает:       — С того момента, когда ты за минуту разделал всех штурмовиков, я не мог забыть. Я… Крифф, я был зол, ошарашен… Я никак не мог выкинуть тебя из головы. И почему ты не забрал Грогу — я рад, что ты не забрал его, но… Я не понимал, пока мы не прилетели на Тайтон, и то, что ты создал… Люк, ты —       Люку кажется, что чужой взгляд выворачивает наизнанку. Молю, не надо! За что?       — Ты воспитываешь воинов, следуешь Кредо. Ты растишь моего сына, Люк, понимаешь, cyar’e, — сбивается на мандо’а Дин, и у Люка паническая атака вот-вот начнётся, потому что неужели, как это возможно, почему, за что? — Крифф, ты словно пылаешь, а я, я мало что могу тебе предложить, но всё, что у меня есть, я хочу разделить с тобой. Люк, ты —       Люка трясет мелкой дрожью — почему на губах горчат слёзы?       — Ты мне снишься, Люк. Каждую ночь с того дня, — продолжает мандалорец, и каждое слово как ножом по сердцу. — Твой смех, то как ты заботишься о малышах, как ты морщишься от усталости и сколько чашек кафа выпиваешь за день. Как ты заботишься о своём клане, как ты сражаешься. Я уже говорил тебе про штурмовиков Гидеона, да? Люк —       Люк тяжело оседает на другом конце кровати, стягивая пружиной Силу, потому что иначе он к криффам разнесёт всё вокруг.       — Когда ты ушёл, Грогу пытался пойти за тобой. Он звал всё это время тебя, а я не знал, почему. Почему ты мне был тоже нужен. Пока не увидел тебя снова, я даже не представлял, что ждал новой встречи. Каждый раз, снова и снова хотел вернуться к тебе, все это время, Люк, поверь, я —       Люк жмурится и прячет лицо в ладонях, потому что такое не происходит с ним. Только не с ним, и как такое возможно, пожалуйста, хватит жить видениями несбыточного, просто хватит, онженежелезный.       — Я говорил с твоим отцом. Точнее, он поговорил со мной, — Люк жалеет, что не может по-родственному пожать Вейдеру горло. — Он сказал, что на Татуине есть ритуал, что… Cyar’ika, пожалуйста, не плачь, прости меня, ner ka’rta, я думал, что… Если ты… Люк, посмотри на меня…       Прикосновение чужих ладоней к лицу выводит Люка из шока, заставляя распахнуть глаза.       Он замирает (хватитХватитХВАТИТ!).       Потому что перед ним на коленях Дин.       Дин, без шлема, и в его карих, почти чёрных глазах Люк видит целую вселенную, и как можно этому сопротивляться?       Люка всегда вела Сила, почему же он думал, что она оставит его и сейчас?       Люк задыхается.       — Cyar’ika, — шепчет Дин, с благоговением касаясь мокрого от слёз лица, очерчивает пальцами скулы и губы. — Люк, cyar’ika, моё сердце, пожалуйста…       Он замолкает, когда Люк поднимает с пола упавший жгут.       Молчит, когда Люк обвивает джербу вокруг запястий и Силой разрубает витиеватый узор посередине.       Молчит, не отрывая взгляда от грубо сплетённого браслета на руке, пока Люк дрожащими губами беззвучно шепчет слова клятвы Ар Арму на давно забытом языке коренных татуинцев.       Слёзы — это вода, драгоценность на его родине, когда ею распорядиться, если не сейчас?       — Mhi solus tome, mhi solus dar’tome, — словно в горячке шепчет Дин, касаясь его лба своим. — Mhi me’dinui an, mhi ba’juri verde.       Когда-то Люк мечтал услышать эти слова: не знал их значения, но чувствовал нутром, слышал в обрывках видений.       Теперь они стали реальностью.       Люк судорожно выдыхает, когда Дин (Дин, Дин, мой Дин) целует его.       Хорошо, что его муж (мой, мой, мой) носит шлем и никто не может коснуться его лица, почувствовать вкус его губ, дотронуться до завитков волос на затылке, услышать бархатистый баритон, судорожно шепчущий «ner riduur, Люк, cyar’ika».       Теперь они связаны неразрывной нитью, Люк и Дин, Дин и Люк. Перед лицом богов и Силы, они единое, неделимое. Целое.       — Ni kar’tayli gar darasuum, Люк.       — Я знаю, Дин, — шепчет до сих пор не верящий своему счастью Скайуокер. — Uma ji muna. Однако следующую неделю ты спишь на диване, muni.       Нет, у них вышло не так, как мечталось во снах, думает Люк и наконец-то заходится в истерическом смехе, пока Дин (его муж, его любовь, всё он, только он один) не затягивает его в очередной поцелуй.       У них всё вышло по-настоящему, и это было куда лучше любых видений.