- - -
Встретив их — людей, которые станут Vox Machina, — Перси обжигается. Он позволяет мошеннику, протянувшему ему руку, поднять себя на ноги. — Что такой человек, как ты, делает в подобном месте? — спрашивает мошенник. В улыбке Персиваля нет и тени веселья. — Мог бы спросить то же самое у тебя. Мошенник смеётся. Его пальцы чуть сжимают предплечье Перси, пока их руки всё ещё соединены. — Я — Вакс’илдан. Для друзей — просто Вакс. — В таком случае, можешь звать меня... — полный титул едва не слетает с губ, но Персиваль вовремя себя одёргивает. — ...Перси. Вакс выгибает бровь; искорка настороженности мелькает в его зрачках. — Перси, — произносит он так, словно пробует имя на вкус. Перси присоединяется к группе своих спасителей и отправляется с ними в Стиллбен. Когда впервые за долгое время ему на кожу падает солнечный свет, он ощущает, как что-то в нём начинает шевелиться, что-то в нём пробуждается ото сна. Это приятное чувство — лучшее из всех, что он испытывал с тех пор, как бросил истыканную стрелами сестру умирать. Это чувство кажется правильным.- - -
В их мире едва ли найдётся место для доброты, но Vox Machina — хорошие люди. Они спасают Перси, они делают хорошим и его. Вместе они вызволяют из бед друзей, детей, императоров и королевства. После спасения Эмона они веселятся на празднике, устроенном в их честь, пьют от души и позволяют себе расслабиться. Перси, в чьей крови алкоголя больше, чем за все минувшие годы вместе взятые, по очереди целует каждого из Vox Machina. Позже они посмеиваются над ним за то, в какого ласкового человека он превратился, стоило ему как следует опьянеть, но Перси обнаруживает, что чувство нежного родства не испаряется вслед за похмельем: оно всё так же отдаётся тёплой пульсацией под рёбрами. На постройку крепости Грейскалл уходит полгода. Время пролетает тихо, почти незаметно. Перси создаёт новое огнестрельное оружие — ружьё, которое он не без смеха нарекает “Дурной вестью”. Его друзья разлетаются по ветру, пока он возится у кузнечного горна, не думая ни о чём, кроме ружья, оживающего под его руками. (Перед отъездом Вакс назвал их “семьёй” на языке эльфов, который Перси понимал, будучи ребёнком, но потом, за неимением практики, утратил с ним связь. Его слух, тем не менее, уловил мелодично произнесённое слово, Перси вспомнил, что оно означает, и от этого что-то в его груди высвободилось из оков.) На исходе пятого месяца он, наконец, поднимает свой взгляд и свои устремления от верстака. Изготовление Дурной вести выжало из него все соки, но когда он, завершив последние приготовления, делает из неё первый выстрел, он чувствует, что это оружие действительно стоило всех приложенных усилий. Перси прижимается губами к стволу и чувствует вкус чёрного пороха, железа и дыма. Они оба — и он сам, и его ружьё — дурные вести, рождённые под несчастливыми звёздами. Он наблюдает, как строители наносят на крепость финальные штрихи. Vox Machina возвращается. По-видимому, Перси одним из последних заканчивает свои дела. Все немного изменились за полгода. Некоторые перемены, вроде новых доспехов Пайк, бросаются в глаза сразу; другие заметны только если присматриваться, как в случае с Килет, когда её взгляд устремляется куда-то вдаль, словно она смотрит сквозь окружающих. Перси пытается поговорить с ней об этом, но она лишь улыбается, заверяя, что просто немного отвлеклась. Перси ей не верит, но развивать тему дальше не считает уместным. — Я люблю тебя, — говорит он Килет. — Что бы ни случилось, знай, что я — мы — всегда будем любить тебя. Новая улыбка, на сей раз искренняя, озаряет её лицо. В глаза у Килет собираются слёзы. — Я тоже люблю тебя, Перси. И вот, наконец, крепость Грейскалл предстаёт пред ними во всей красе. Она похожа на сказочное видение, похожа на... Перси не решается произнести это вслух, но она похожа на дом. В первый же день, как им позволили заселиться, он тупо сидит в своей комнате два часа к ряду. Ему кажется, что если он закроет глаза, то сможет убедить себя, что вернулся в Уайтстоун. Боги, такое ощущение, что он был в родном городе целую вечность назад. Это заставляет его задуматься, правильно ли он поступил, сбежав оттуда?..- - -
Спуск в Подземье — это то, о чём Перси предпочёл бы забыть. Однако есть кое-что, помимо убийства Бехолдера, что выделяется из общей мрачной череды произошедших там событий. Получить поцелуй от Вакса было неожиданно, но не неприятно. Позже, уловив подходящий момент между сменой дежурств у костра, Перси пытается расспросить его об этом, но полуэльф лишь хитро улыбается и советует ему отдохнуть. Как бы там ни было, Перси может поклясться, что даже несколько часов спустя он всё ещё ощущает призрачное прикосновение губ Вакса к своей щеке. Когда ему, наконец, удаётся уснуть, его кошмары теряют краски впервые за столько лет.- - -
После недавних приключений в Подземье и Вассельхейме им всем нужно немного времени, чтобы прийти в чувство. — Персиваль, зачем ты это делаешь? — спрашивает однажды Вакс ни с того ни с сего, когда они оба находятся в мастерской, занимаясь каждый своим собственным проектом. Перси прекращает стучать по раскалённому металлу и бросает на Вакса короткий взгляд. — Зачем я делаю что? — переспрашивает он приглушённым из-за маски голосом. — Ты горбатишься тут, как раб на галере, — Вакс поджимает губы. — Ты трудишься так, словно пытаешься что-то наверстать. Словно ты выбился из какого-то графика. Некоторое время Перси просто безмолвно взирает на Вакса, затем опускает металл в ведро с водой. Он откладывает инструменты в сторону, стягивает перчатки и задирает вверх маску. — Мастерить... — Перси замолкает, обдумывая, как бы ему выразить свою мысль. — Конструирование чего-либо — это то, что я умею, Вакс, — наконец решается произнести он, прислоняясь к наковальне и скрещивая на ней руки. — До Vox Machina у меня не было ничего, кроме собственных рук и ума. Я должен был чем-то заниматься, поэтому я изобрёл свой первый револьвер. — Теперь у тебя есть мы, — возражает Вакс. — У тебя есть Vox Machina, у тебя здесь есть семья. Тебе не нужно ничего нам доказывать, истощая себя всей этой безостановочной вознёй. Искорка гнева вспыхивает внутри Перси, но он старается её погасить. — Это то, в чём я хорош, Вакс’илдан. Это то, что я могу сделать для своей семьи: защитить её и помочь ей защититься самостоятельно. Я не подвергаю себя подобным нагрузкам без причины, надеюсь, ты это понимаешь. Вакс воздевает руки в успокаивающем жесте и улыбается, стремясь разрядить возникшее меж ними напряжение. — Я осознаю, — говорит он, — что ты делаешь всё это, чтобы помочь нам, но мы беспокоимся о тебе. Я беспокоюсь о тебе, Персиваль. Перси вздыхает, ещё сильнее наваливаясь на наковальню, и проводит ладонью по лицу, оставляя на нём полосы сажи. — Весьма любезно с твоей стороны приглядеть за мной, но, поверь, я прекрасно осведомлён о том, где находятся пределы моих возможностей. Обещаю тебе, Вакс, что приму во внимание и твои слова, и твоё беспокойство. Мне не нравится, когда что-то из того, что я делаю, идёт вразрез с желаниями моей семьи. — Разумное решение, — кивает Вакс, подходя к Перси и протягивая руку, чтобы осторожно стереть пепел с его щеки; Перси смотрит на него широко открытыми глазами, в его животе появляется какое-то незнакомое ощущение. — В семье, — продолжает Вакс, растирая пепел меж пальцами так, чтобы Перси это видел, — все друг за другом приглядывают. Перси сглатывает, уставившись в пол, а потом вновь смотрит Ваксу в глаза. — Всегда? — спрашивает он, даже по своим меркам звуча слишком пристыженно и уязвимо. Вакс в ответ лишь ободрительно улыбается, немного рассеивая чужую неуверенность. — Всегда-всегда, милый Персиваль, — уверяет он. Смятение Перси растаивает, тени прячутся в самые дальние уголки его сознания. Он позволяет Ваксу увести себя из мастерской на улицу, почти уверенный, что мог бы оставаться столь же счастливым, как сейчас, ещё целую вечность. Разумеется, “вечность” никогда не длится долго. Возвращение Брайарвудов лишь подтверждает этот факт.- - -
Последняя неделя в Эмоне перед отбытием в Уайтстоун превращается в сущий бардак. Перси почти не спит после недавней встречи с Брайарвудами, где Вакса чуть не убили, а сам он едва не поддался тьме, таившейся в нём. (“Месть месть месть месть месть месть...”, — безостановочный шёпот из недр клубящегося дыма.) Они пробираются сквозь лес, идут без передышки до тех пор, пока недовольство группы не становится достаточно выразительным, чтобы заставить Перси остановиться. Он подчиняется с неохотой и объявляет о желании взять на себя первые часы дозора ещё прежде, чем кто-либо успевает открыть рот. Вакс вызывается составить ему компанию. Присев рядом, полуэльф обхватывает колени руками, кладёт на них подбородок и погружается в наблюдение за местностью. Из-за своего происхождения в темноте Вакс способен видеть дальше, чем Перси. Долгое время меж ними висит тишина. Пока Vox Machina располагается в давно покинутой, но ещё крепкой и легко обороняемой лесной лачуге, они двое зорко всматриваются в деревья и колышущиеся тени с крытой веранды. — Ты как, Персиваль? — спрашивает Вакс приглушённым голосом, но в окружающей их тишине он всё равно звучит слишком громко. Перси коротко смотрит на Вакса. — Эм, — выдаёт он, нервно сглатывая и облизывая губы, после чего вновь устремляет взгляд в темноту. — Не вижу смысла лгать: бывало и лучше. Кивнув, Вакс выдерживает паузу, прежде чем поинтересоваться: — Хочешь поговорить об этом? — Не особо, — отвечает Перси в ту же секунду. Ещё раз кивнув, Вакс плотнее укутывается в свой плащ и, отвернувшись, сосредоточенно вглядывается в пейзаж. Через несколько долгих часов, проведённых в молчаливом наблюдении за чернеющими в ночи стволами деревьев, рука Перси подкрадывается к руке Вакса и в извиняющемся жесте касается ребра его ладони. Вакс принимает извинения без колебаний. Когда на его лице отражается безоговорочное прощение, Перси вдруг кажется, что с тех пор, как они покинули Подземье, он смог почувствовать небо над головой только сейчас. Он знает, что влюблён в Вакса. Но в этом знании нет ничего утешительного.- - -
От него исходят клубы дыма. Разум раскалывается надвое: Перси одновременно и охотник, и жертва. Словно хищник, он рыщет в поисках добычи. Маска с острым клювом опускается ему на лицо, очертания револьвера теряются в задымлённом мареве, пока он неумолимо движется вперёд. Гнев выжигает Перси изнутри, сдирает с него кожу. Голова полнится безудержным хохотом теней. Пуля влетает Керриону Стоунфеллу прямо в лоб. Что-то внутри Перси ломается, когда на стену брызжут чужие мозги. Дальше в памяти образуется провал, разум заволакивает едким чёрным дымом, разъедающим мысли. Перси успевает лишь моргнуть один раз, как вдруг обнаруживает, что каким-то совершенно неожиданным образом очутился у корней Древа Солнца. Его взгляд цепляется за разодетые, как члены Vox Machina, трупы, качающиеся на ветвях. Примечательно, но тошнотворное ощущение, которое он испытал, увидев их впервые, теперь отсутствует напрочь. Проснувшись следующим утром, Перси чувствует себя дверью, сорванной с петель. Какое-то время он разглядывает мирно спящего рядом Вакса и думает, каким же хрупким он выглядит во сне. Быть может, кому-то и пришла бы в голову мысль, что Вакса легко разорвать пополам, если бы, разумеется, они не обратили внимания на его гибкое, мускулистое телосложение и тот мрачный взгляд, который Вакс носит так же, как Перси носит свою маску. — Перси? — раздаётся шёпот Килет в тишине. Он поворачивается к ней, пытаясь придать своему лицу обычное выражение. — Да, Килет? — шепчет он в ответ. Вид у друидки встревоженный. — Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, так? — её взгляд блуждает рядом с Перси (она смотрит на Вакса, но Перси кажется, что на самом деле она смотрит на него). — Что бы ни было между тобой и Брайарвудами, мы здесь ради тебя. Мы семья, — добавляет она, и Перси слышит в её словах голос Вакса, произносящего эльфийское слово. Напряжение, затянувшееся узлом у Перси в груди, начинает ослабевать. Он посылает Килет чистосердечную улыбку. — Я знаю. Я тоже люблю тебя. Она подползает к нему, обнимает поперёк груди и кладёт голову ему на плечо. Прикрыв глаза, Перси обвивает её руками в ответ. Спать под мёртвыми корнями про́клятого дерева не очень-то приятно, но Перси становится тепло на душе оттого, как Килет укутывает его своими объятиями. Так они и лежат до тех пор, пока остальные не пробуждаются ото сна. Впоследствии им удаётся убить Сайласа и схватить Делайлу. Перси сполна получает всё, о чём мечтал в течение пяти лет, только вот теперь это кажется пустым и ничего не стоящим. Разум его замаран дымом и тенями, но он более не намерен их слушать. Его месть не завершена, но большую её часть Перси всё же удалось воплотить в жизнь. Сейчас он просто хочет почувствовать себя хоть чуточку лучше. Когда Орзакс всё же показывает своё истинное лицо, Перси ничего так сильно не жаждет, как увидеть имя этого демона на одном из стволов своего Списка. Его спутники, по непонятной ему причине, остаются рядом, чтобы помочь одолеть тень и предотвратить побег Делайлы. В конце концов (наконец-то!) демон побеждён, а Делайла убита Кассандрой. Гнев Перси превращается в лёд. Они сбрасывают тело Делайлы в кислоту. Скэнлан вынуждает Перси отдать ему свой револьвер. Когда Список тоже оказывается в кислоте и начинает с шипением идти на дно, Перси порывается кинуться за ним, но его крепко удерживают на месте. Частица холода внутри него сгорает вместе с револьвером. Так Перси в очередной раз оказывается совершенно опустошённым. До странности непривычно вновь стать единственным владельцем собственного разума. Присутствие Орзакса казалось таким естественным, таким правильным, что, вероятно, каждая мысль Перси на протяжении последних пяти лет была отравлена его злосмрадным влиянием. Однако теперь... Теперь у Перси отсутствуют чувства и отсутствуют мысли. Теперь у Перси отсутствует он сам. Кто он без Орзакса? Он был Персивалем, он был испуганным до смерти, никчёмным ребёнком. Но с демоном он стал сильным и находчивым мужчиной, достойным восхищения и даже любви тех, кого избрал себе в семью. Вакс кидает на Перси настороженный взгляд, но тот взирает в ответ лишь с холодной безучастностью. Для него смотреть на Вакса без каких-либо эмоций ещё более странно, чем вновь остаться одним в своей голове. Кассандра отыскивает его среди ночи. Он видит, что она не простила его за то, что он бросил её умирать, но она заключает его в объятия, зарывается лицом ему в шею и просто дышит. С трудом сглотнув, Перси утыкается носом ей в волосы. — Знаешь, — вдруг произносит она сдавленным голосом, — даже после стольких лет твоё присутствие заставляет меня чувствовать себя так, словно мы снова дома. Перси крепче прижимает её к себе. — Мне ужасно тебя не хватало, — шепчет он. — Я люблю тебя, брат. — И я люблю тебя, сестрица.- - -
Они возвращаются домой после Венца Зимы. Выкинув все мысли об Уайтстоуне, Перси спускается в мастерскую с одной единственной целью: привести в порядок своё оружие. Холодное железо и разогретый кузнечный горн — это всё, что у него теперь есть. В особенности теперь. Вакс наблюдает за ним с лёгким налётом недоверия. Для Перси это невыносимо. Он чувствует себя так, будто со всех его внутренних переживаний безжалостно содрали коросту. Он любит Вакса. Но он не может быть с Ваксом. Осознание этого причиняет Перси жгучую боль.- - -
Драконы разрушают Эмон. Ряд событий, произошедших незадолго до роковой речи Уриэля и сразу же после неё, предстают перед мысленным взором Перси в виде неясных очертаний. Он помнит ужас. Он помнит, как они нашли Гилмора, как встретили Застёжку, как помогли выжившим сбежать в Уайтстоун. Vox Machina отправляется в Вассельхейм. Там им открывается одна простая истина: они должны отыскать Осколки, если действительно хотят спасти мир. След, разумеется, приводит их к озеру. Озеро больше похоже на гигантскую лужу, чем на настоящее озеро. После тщательного исследования они обнаруживают, что под поверхностью есть какая-то архитектура. Вместе со своими временными спутниками Vox Machina решает разбить лагерь на ночь. Перси спит несколько часов, прежде чем заступить на вторую стражу вместе с Ваксом. Некоторое время они сидят в тишине, но в конце концов Вакс завязывает разговор, в равной степени пристально глядя и на Перси, и на лес. — Я верю, ты хороший человек, особенно когда прислушиваешься к своей совести, а она находится внутри твоих друзей, — говорит Вакс. — У тебя есть семья, если ты этого хочешь. Возможно, лишь этого Перси всегда и хотел. Он потерял близких так давно, что уже и забыл, каково это вообще — иметь семью, но Vox Machina помогает ему возродить, казалось бы, безвозвратно утраченное. — Я много думал о том, что мы делаем, — произносит Перси вместо того, что крутилось на языке, но о чём он потом пожалеет. — Мне кажется, каждый из нас об этом думал. — Вывод, к которому я пришёл на нынешний день, состоит в том, что мы все... за исключением Пайк, поскольку она, как нам прекрасно известно, является исключением из огромного ряда правил... так вот, мы все — сломленные люди, — Перси замолкает на миг, прежде чем продолжить развивать свою мысль: — Но я также думаю, что когда мы вместе, мы гораздо больше, чем просто совокупность людей, и мне нравится то, какие мы, когда мы едины. Я думаю, это важно. — Согласен, — кивает Вакс, переводя взгляд на Перси. — И мне нравится влияние, которое все оказывают друг на друга, включая твоё, побуждающее меня делать шаги самому себе навстречу. Вакс бросает на него растерянный взгляд, и Перси вздыхает, пытаясь подобрать слова. — Что ты имеешь в виду? — спрашивает Вакс. — Это хорошо — хотеть чего-то. Это очень, очень хорошо — хотеть чего-то. Но столь же хорошо и... э-э... — Перси запинается, слегка улыбнувшись про себя, — иметь что-то. Это прекрасно — понять, что для тебя важно, а потом стремиться к этому. Сейчас я нахожусь на том этапе, когда мне нужно принять решение, что для меня важно, и я немного завидую тому, что ты, кажется, на шаг впереди в этом вопросе. На лице Вакса появляется безрадостная улыбка. — Хм. Хотел бы, чтоб это было так. Перси раздражённо фыркает. — Понимаю. — Что ж, — подаёт голос Вакс после краткого молчания, — я начал этот разговор и... э-м... прости, если я сказал что-то, что могло тебя обидеть. — Ты ничего такого не говорил, — отвечает Перси. — Мы немного неловкая семья. Но мы стараемся. — Я также приношу свои извинения за ошибки, которые совершил, и, если уж на то пошло, за ошибки, которые я, вероятно, ещё совершу, — говорит Перси, думая о том, что у них с Ваксом впервые за очень долгое время состоялся настоящий разговор; ему хочется сказать столь многое из того, на что никогда не хватало времени. — Я начинаю обдумывать лучшую версию себя. Ещё не совсем уверен, какой она будет, но... — он замолкает на миг, чтобы выровнять ход своих мыслей. — У нас есть предназначение. Я имею в виду, у нас всех, вместе. — Оно гораздо больше, чем каждый из нас по отдельности, — соглашается Вакс, устремляя на Перси решительный взгляд. — Нам уготовано вершить великие дела. Мы спасём мир. Ну или мы потерпим поражение, но об этом так никто и не узнает, — Перси посмеивается, но как-то невесело. Вакс смеётся вместе с ним. — О, это так утешает, — говорит он; несколько мгновений они проводят в приятной дружеской тишине, вместе наблюдая за лесом. — Я сказал всё, что хотел сказать, — добавляет Вакс. Перси вспоминает множество ночей, которые они вот так дежурили вместе, ещё до Уайтстоуна, Подземья и тьмы, захлестнувшей Перси. Он вспоминает, как они сидели бок о бок, пока дрова не прогорали дотла, и ощущает умиротворение, потому что знает, что острый взгляд и сообразительность полуэльфа будут оберегать его покой. Быть может, Перси всегда был немного влюблён в Вакса, даже до того, как осознал это. Но, быть может, было бы гораздо лучше, чтобы Вакс в свою очередь полюбил кого-то вроде Килет. Придвинувшись, Перси неспешно прислоняется к плечу Вакса, надеясь, что его не отвергнут. Прошло так много времени с тех пор, как к нему в последний раз прикасались не со злостью или похотью, а просто по-дружески. Вакс столь же неспешно опирается на его плечо в ответ. Лес скрипит и шелестит вокруг них, и Перси по какой-то необъяснимой причине чувствует себя как дома.- - -
Перси наблюдает, как Векс падает на пол. Всё вокруг замедляется, когда он протягивает руку, пытаясь её поймать. Её невидящие глаза смотрят вверх. У Перси звенит в ушах и дыхание перехватывает в горле, когда он чувствует, как весь его мир обрушивается в пропасть. Каким-то чудом им удаётся вернуть Векс обратно. То ли Кашоу воскрешает её, то ли Вакс заключает какую-то сделку, но в конечном итоге грудь Векс резко вздымается от первого вдоха, и тогда по телу Перси разливается поистине неописуемое облегчение. По возвращении в Уайтстоун Перси чувствует себя опустошённым, выпотрошенным до предела. Он разыскивает Вакса. Удар, который прилетает ему в лицо, справедлив и заслужен, Перси знает это. Но медный привкус крови во рту не становится вкуснее, даже когда знаешь, что заслужил его. Как только Вакс, стиснув челюсти, награждает Перси суровым взглядом, годы дружбы между ними испаряются. — Спокойной ночи, — произносит Вакс так, как мог бы произнести смертный приговор. К рассвету Перси уходит, не оставив и следа.- - -
Он держит курс на юг, не в какое-то конкретное место, просто над ним довлеет необходимость убраться как можно дальше. Такое ощущение, словно его жизнь откатилась на пять или шесть лет назад, к его первому побегу из Уайтстоуна. Тогда он не осознавал ни себя, ни текущего рекой времени, ни боли, ни чего бы то ни было ещё, если уж быть честным. Перси ненамного старше, чем был тогда, но ему кажется, что за последние несколько лет он постарел на десятилетия. Он был Персивалем, но теперь Персиваль стал таким далёким воспоминанием, что кажется, будто его не существовало вовсе. Лошадь под ним бежит рысью по грунтовой дороге, которая неизбежно должна привести куда-то, куда ему нужно. Перси окидывает взглядом пейзаж по правую руку. Вдалеке едва заметной голубой линией, протянувшейся по горизонту, поблёскивает море Озмит. Перси приходится проглотить и раскаяние, и гордость, и боль, и просто двигаться вперёд. Проходят месяцы. Перси путешествует по Тал’Дорею, оставляет за спиной западное побережье Эмона, чтобы отправиться в южные дебри Зелёных Просторов и горных склонов Штормового гребня, потом он едет к северным пределам Скалистых гор, а оттуда — на восток к Прозрачному океану. В конце концов Перси обнаруживает, что свернул в сторону Стиллбена. Ему хочется увидеть то место, с которого он начал прежде, чем сделать последний шаг к неотвратимому концу. Быть может, он уже давно идёт по этому пути. Он стал Перси на этом пути, и ему кажется правильным поставить финальную точку рядом с отправной. Разумеется, если только он действительно предполагает, что это конец его пути. Перси не уверен, почему чувствует, что близок к концу, но на нынешний день он очертил полный круг, и это путешествие показывает ему, что сейчас, под конец, он столь же одинок, как и в начале. Возможно, это не конец его истории, но Перси чувствует, что какая-то глава в его жизни завершается. Он задумывается о том, что хочет спасти мир до того, как книга захлопнется. Стиллбен не сильно изменился с тех пор, как Перси был здесь в последний раз. Он приезжает в захолустный городишко после нескольких тяжёлых дней пути. Лошадь недовольно всхрапывает под Перси, словно жалуясь на то, как долго они ехали без должного отдыха. Даже глубокой ночью воздух здесь липкий и влажный, но на улицах ещё можно встретить людей. Перси добирается до таверны “На Закате”, ставит лошадь в стойло и кормит её двумя яблоками, чтобы отблагодарить за хорошую работу. В таверне играет музыка: что-то оживлённое, но не слишком громкое. Никто даже не поднимает глаз, когда Перси заходит внутрь. Он бросает взгляд на доску объявлений, улыбаясь воспоминанию, как за соседним столом грудилась Vox Machina, непобедимая и счастливая. Отец Варт стоит за прилавком, протирая деревянную поверхность своими мозолистыми дварфскими руками. Перси подходит и садится на табурет, наблюдая, как лицо Мурдека сменяется множеством эмоций, прежде чем застыть в теплом узнавании. — Прошло много времени с тех пор, как я видел кого-то из вас здесь, — говорит Отец Варт, протягивая руку через прилавок. Перси пожимает его ладонь, радуясь, что после стольких месяцев путешествия он смог приобрести подобие старого знакомого и новый взгляд на вещи. — Отец Варт, отрадно видеть, что у вас всё хорошо. Таверна выглядит веселее, чем я помню. Дварф пренебрежительно машет рукой. — Ба! Кто здесь выглядит веселее, так это ты. Помнится мне, ты был таким хилым, закрывался кружкой эля, точно щитом. Теперь ты выглядишь здоровее, мальчик. Годы сослужили тебе хорошую службу, — Отец Варт без стеснения вертит головой по сторонам, как будто ищет кого-то ещё. — Ох, а где твои друзья, с которыми ты был здесь в прошлый раз? Вы ведь всё ещё держитесь друг друга, верно? Перси испускает тяжёлый вздох, думая о людях, которых он по-прежнему считает своей семьёй, несмотря на разделившее их расстояние и те раны, которые он сам им нанёс. — Это долгая и запутанная история, Отец. Бывший клирик пожимает плечами, полируя столешницу круговыми движениями снова и снова. — Лучший человек, которому можно излить всё, что накопилось на сердце, — это бармен, и так сложилось, что я свободен всю ночь. К тому же здесь полно эля, а он всегда помогает, — Отец Варт без спроса наливает кружку и передаёт её Перси, хитро подмигивая. Перси вздыхает, но улыбается. Отец Варт — хороший человек, и Перси рад, что решил остановиться в этой таверне. Он рассказывает сжатую историю последних нескольких лет, рассказывает о взлёте и падении Vox Machina, и о драконах, разумеется, тоже. Ему приходится опустить некоторые наиболее грязные подробности, поскольку он понимает, что, в конце концов, разговаривает с бывшим священником. Несмотря на то, что рассказ был сокращён, повествование всё равно занимает пару часов, время от времени заставляя Отца Варта то смеяться, то удивлённо приоткрывать рот, то понимающе кивать. В редкие моменты, когда события прошлого предстают перед мысленным взором Перси в несколько смазанном, смутном виде, Отец Варт подбадривает его. С дварфом легко разговаривать, ему легко доверять. Перси всё больше укрепляется в мысли, что открылся перед правильным человеком. Когда повествование подходит к концу, Варт замирает, больше даже не притворяясь, что намывает прилавок. Долгое время он задумчиво разглядывает Перси, затем кивает. — Я немного солгал, когда ты только вошёл, — вдруг произносит он. — Пару месяцев назад один из ваших, из Vox Machina, побывал здесь, в моей таверне. Полуэльф с тёмными волосами. У него за пояс было заткнуто, наверное, штуки четыре кинжала, — он снова кивает, очевидно, прочитав что-то на лице Перси. — М-да. Он зашёл и поинтересовался, видели ли тебя поблизости, и когда я ответил ему “нет”, он спросил, можно ли оставить тебе кое-какое послание на тот случай, если ты всё-таки появишься. — Что за послание? — спрашивает Перси, гадая, продолжают ли они до сих пор его поиски. — Ох, сказал, что хочет, чтобы ты был дома, во-первых, и, х-м, — Отец Варт начинает рыться за стойкой и, в конце концов, достаёт тонкий конверт. — Так и знал, что это где-то записано. Вот. Перси принимает конверт дрожащими пальцами. Его обуревает волнение из-за того, что может быть написано внутри. Никогда не возвращайся? Мы ненавидим тебя? Ты бросил нас? Мгновение он просто сидит, уставившись на запечатанное послание. Он не уверен, что вообще хочет его открывать, потому что... что, если они никогда не смогут простить его за то, что он ушёл? Тщательно взвесив все “за” и “против”, он приходит к выводу, что не может жить, не зная, как поживает его семья. Перси осторожно вскрывает конверт и извлекает из него бумагу, где аккуратным, строгим почерком Килет выведено всего несколько слов. Он читает: Перси. Пожалуйста, вернись к нам. Килет. Перси выдыхает — он и не подозревал, что задержал дыхание, — не сразу осознавая, что его потряхивает. Он кладёт бумагу обратно в конверт, а конверт — во внутренний карман своего пальто. Он ожидал более длинного сообщения, но по какой-то причине его краткость произвела на него впечатление во много раз сильнее. Ему хочется отправиться в путь немедленно, пришпоривать лошадь, чтобы она не мчалась даже, а летела, но он знает, что это было бы несправедливо по отношению к животному. Вместо этого Перси снимает комнату на ночь и смотрит, как лампа отбрасывает тени на потолок, мысленно всё ещё обдумывая путь до дома и те пути, которые могут привести домой в будущем, и вскоре проваливается в сон. Что он понял во время путешествия и что он понял несколько месяцев назад во дворе Крепости, так это то, что дом — это не просто место. Дом — это внутреннее чувство, и в его случае дом — это группа людей. Дом Перси — его семья. Куда бы они ни пошли, он обязательно найдёт дорогу, которая приведёт его обратно к родному очагу. На следующее утро Перси входит в главный зал таверны и застывает на месте, затаив дыхание. За стойкой, сгорбившись и запустив руку в волосы, сидит Вакс. Это определённо точно он. Здесь. Настоящий. Перси шагает вперёд, садится рядом с ним и подаёт Отцу Варту знак, чтобы тот принёс выпивку. Долгое время меж ними царит тишина. Перси берёт свою кружку и делает большой глоток, не совсем понимая, как начать разговор, не уверенный, что вообще есть способ начать разговор после всего, через что они прошли, когда были вместе, и того времени, которое они провели, будучи порознь. — Итак. Что такой человек, как ты, делает в подобном месте? — начинает Вакс несмело, словно движется на ощупь. Перси борется с ухмылкой, которая норовит расползтись по его лицу. — Мог бы спросить то же самое у тебя, — повторяет он по памяти обронённую столько лет назад фразу. — Это было так давно. — Давай опустим формальности. Мы причинили друг другу боль, я сбежал, теперь мы оба здесь, — Перси поворачивается, смотрит на Вакса и обнаруживает, что его старый друг напряжённо смотрит на него в ответ. Вакс осторожно придвигается ближе. — Прости меня. Нужно было сказать это раньше. — Нет, — Перси упрямо качает головой. — У тебя нет причин извиняться. Мы оба понаделали ошибок. Вакс кладёт руку ему на плечо. — Перси, я был слеп. Я должен был понять, что ты чувствуешь. — Изменило бы это что-нибудь? Я так не думаю, — отрезает Перси и, вздохнув, разворачивается к Ваксу всем корпусом. — Вакс, я смирился с этим давным-давно. Во мне всегда жила мысль, что всё могло сложиться иначе, но теперь я точно знаю, что никогда этого не заслуживал, даже если бы и был к этому готов. Я пытался достичь счастья, я подобрался достаточно близко, чтобы попробовать его на вкус, но за последние месяцы я понял, что люди вроде меня... что ж, лучшее, на что я могу рассчитывать, — это просто “быть в порядке”. — Люди вроде тебя? — переспрашивает Вакс озадаченно. Перси пожимает плечами. — Потерпевшие крах. Искалеченные. — О, ты ведь не всерьёз в это веришь, правда? Перси берёт руку Вакса в свою. — Я верю, что лишь в моей власти вершить собственное предназначение. У меня не было её раньше, но теперь, мне кажется, мне наконец-то удалось её обрести. Я собираюсь помочь вам сразиться с этими проклятыми драконами. И если потребуется, я отдам всего себя без остатка ради нашей победы. Вакс качает головой, сжимая руку Перси. — Нет. Перси, мы всегда прикроем тебе спину. Мы не можем потерять тебя снова. Я не могу потерять тебя снова. — Вакс, если мне придётся умереть, чтобы спасти хотя бы одного человека, я это сделаю, с радостью, — говорит Перси, накрывая их соединённые руки свободной ладонью. — Какой бы ни была моя судьба, я приму её. — Перси? — Вакс окидывает его внимательным взглядом. — Что с тобой случилось? Ты так сильно изменился за эти несколько месяцев. — Я проанализировал свои поступки. Я постарался научиться, как стать лучше, как стать человеком, достойным любви своей семьи. Ты можешь не соглашаться сколько угодно, — говорит он прежде, чем Вакс успевает возразить, — но я никогда не верил, что когда-нибудь смогу её заслужить. Теперь я знаю, что смогу. Они пристально глядят друг на друга; Вакс, судя по всему, потерял дар речи. — Я уже говорил тебе однажды, — продолжает Перси, чувствуя необходимость высказаться до конца, — что сделаю всё возможное, чтобы защитить свою семью и помочь им защититься самим. Временами я забывал об этом. Я был ослеплён своим собственным высокомерием и алчностью. В стремлении к самосовершенствованию я задвинул семью на второй план. Больше я не позволю себе так поступать. В последние месяцы я много размышлял и задавал себе множество вопросов, и каждый ответ, к которому я в итоге приходил, возвращал меня ко всем вам, — Перси чувствует себя легче воздуха и воодушевлённо улыбается. — Полагаю, Грог прав. Наша сила в наших друзьях, в нашей семье. Поодиночке мы сломанные, маленькие люди, но когда мы вместе — мы титаны, Вакс. Мир трепещет у наших ног. Вакс кивает. — Рядом друг с другом мы неизмеримо сильнее, чем по отдельности, а? — Как дела у остальных? — спрашивает Перси. — Они в порядке. Нам пришлось пересечь весь мир, чтобы собрать большую часть Осколков. Были моменты, когда мы оказывались на волосок от смерти, но мы все живы, и мы все так сильно по тебе скучали. Разговор о семье заставляет Перси сильно затосковать по ней, и тогда он вспоминает о лошади, ожидающей его в конюшне. — Как ты сюда попал? Приехал верхом? — Конечно же нет. Через всю страну? Да никогда, — отмахивается Вакс. — Килет отправила меня через Древо Солнца. Единственным недостатком такого передвижения является то, что у меня нет возможности вернуться. Перси хмурится при этих словах. — Они не дали тебе камень телепортации с собой? — Не-а. Когда Отец Варт отправил нам сообщение, он не сказал, что ты здесь, просто написал, что у него есть кое-что для нас, — объясняет Вакс. — Я решил, что подожду денёк и вернусь в Уайтстоун тем же путем, каким пришёл. — Ладно, забудь об этом плане. Мы вернёмся вместе. Вакс удивлённо приподнимает брови. — Мы? У тебя есть какой-то мгновенный способ перемещаться, о котором я не знаю? — Не совсем, — говорит Перси, улыбаясь Ваксу и поднимая его за собой на ноги. — Но у меня есть довольно крупная лошадь, которая с удовольствием завела бы с тобой знакомство. — Это что, эвфемизм? — поддевает Вакс. Перси смеётся, преисполнившись чувством неподдельного счастья.- - -
Возвращение в Уайтстоун не занимает чрезвычайно много времени — всего около недели. Они едут весь день и отдыхают всю ночь, по очереди неся стражу. В ночь накануне прибытия в Уайтстоун Вакс не заступает на первые часы, как делал всё путешествие. Вместо этого он продолжает сверлить взглядом пламя, будто его одолевают какие-то напряжённые мысли. — Что-то не так, Вакс? — интересуется Перси, чистя револьвер, но при этом искоса поглядывая на своего друга. — Я не знаю, чего ожидать, когда мы воссоединимся с остальными, — признаётся Вакс. — Тебя не было так долго, что даже видеть тебя здесь, рядом со мной, кажется таким нереальным. Я знаю, мы все хотим, чтобы ты вернулся, но я боюсь того, что всё это может означать при текущем положении дел. Перси хмуро смотрит на револьвер, который он забрал у доктора Рипли. Его отточенные движения замедляются по мере того, как ускоряется его мысль. — Я не понимаю, что ты имеешь в виду, — наконец произносит он. Вакс вздыхает, и Перси слышит, как он поднимается на ноги. Приподняв голову, Перси с одобрением наблюдает за тем, как Вакс подходит к нему и устраивается рядом. Их взгляды пересекаются. — Кем бы мы ни были сейчас, Персиваль, кем бы мы ни были когда-то в прошлом, ты — всё равно часть нашей семьи. Мы причинили друг другу много боли, слишком много, чтобы начать всё сначала так, как бы мне этого хотелось, но я не думаю, что то, кто мы сейчас, должно быть запятнано ощущением ссоры, которое, возможно, всё ещё витает между нами. — Ты простишь меня? — спрашивает Перси, откладывая револьвер в сторону и уделяя Ваксу всё своё внимание. — Ты простишь меня за то, что я убил Векс, за то, что я убил твою сестру, потому что вёл себя небрежно? — Ты сожалеешь об этом? Ты раскаиваешься в этом? — отвечает Вакс вопросом на вопрос. Тяжёлый вздох вырывается из груди Перси. — Да, — говорит он. — Осознание того, что я убил Векс’алию, разрывает меня на части. Оно пожирает меня, оно преследует меня во снах. Вакс накрывает ладонь Перси, согревая её теплом своей руки. — Тогда я думаю, что единственный человек, который должен тебя простить, — ты сам. Это... ну, Перси не совсем уверен, что на это ответить. Он знает, что всегда был себе злейшим врагом, но как ему научиться прощать ошибки самому себе? Перси ощущает вкус надежды, и хотя он ещё не сбросил оковы, ему кажется, что он на пути к освобождению. Взгляд тёмных глаз Вакса он встречает с выражением полного обожания, которое с таким усердием пытался из себя изгнать, но, видит Бог, его любовь к Ваксу всегда была непреклонной. — А что если я не смогу себя простить? — спрашивает Перси приглушённым голосом, как будто что-то громче шёпота разрушит мгновение. Вакс ободряюще сжимает его руку. — Я верю в тебя, Персиваль. Я всегда верил, что ты сможешь преодолеть тьму внутри себя. Перси ошеломлённо сглатывает. — Спасибо, — говорит он, потому что не знает, что вообще ещё можно на такое сказать. — Ты хороший человек, даже несмотря на то, что иногда принимаешь необдуманные решения, — с полуулыбкой замечает Вакс, глядя на Перси так, будто он нечто особенное, нечто ценное. От этих слов у Перси сердце щемит в груди, но ему не больно. Просто что-то знакомое пробуждается к жизни после долгого сна. — Вакс, — выдыхает Перси, не в силах завершить свою мысль. Вместо того чтобы продолжить говорить, он лишь снова отводит взгляд. Перси знает, что сделал бы всё, чтобы загладить вину; он сделал бы всё, чтобы стать той лучшей версией себя, о которой он так долго мечтал. Ещё некоторое время они сидят у костра, соприкасаясь плечами, пока Перси в конце концов не решает, что ему нужно немного поспать, чтобы набраться сил и завершить их путешествие, когда наступит рассвет. Он бросает на Вакса последний долгий тоскливый взгляд, затем ложится и проваливается в сон. Тепло внутри него не ослабевает даже когда дрова прогорают до пепла и воздух вокруг становится холоднее.- - -
На следующий день происходит полное слёз воссоединение: Килет бросается на Перси и обнимает его так крепко, что ему кажется, что он вот-вот задохнётся; Векс обхватывает его плечи руками и покачивается с ним вправо-влево, шепча что-то себе под нос на эльфийском; Перси опускается на колени, чтобы Пайк могла погладить его по волосам и прокомментировать, как сильно он изменился за время, пока они не виделись; Кассандра влепляет ему пощёчину, прежде чем со всхлипом заключить в объятия и обрести успокоение в том, что её брат снова рядом. Грог хлопает его по спине и протягивает кружку с элем, приговаривая, что хорошо, что его ружьё вновь будет прикрывать им спины, а Скэнлан посылает Перси кривую ухмылку и крадёт эль прямо у него из-под носа. Они ужинают, все вместе сидя за банкетным столом в Уайтстоуне, и Кассандра с гордостью сообщает Перси, что их город процветает, а потом Vox Machina рассказывает ему обо всём, что он пропустил за последние месяцы. После того как всё в замке стихает, в дверь Перси раздаётся стук. На пороге стоит Килет и смотрит на него своими зелёными понимающими глазами. Улыбка светится на её лице. — Могу я войти? — спрашивает она, и Перси отступает назад, широко открывая дверь, чтобы впустить её. Движения Килет, как и всегда, грациозны. Она проходит вперёд, присаживается на край постели и, подняв голову, пробегается взглядом по его лицу. Перси заламывает руки, чувствуя себя неловко теперь, когда они остались наедине. — Как у тебя дела? — спрашивает он нерешительно. Килет вздыхает, но всё ещё улыбается ему, когда тянется и берёт его руки в свои. — Я скучала по тебе. Поначалу я боялась, что ты можешь быть мёртв, но когда я спросила растения, они заверили меня, что ты в порядке. Я спросила лишь один раз, потому что дальше это могло бы быть расценено как навязчивость, — несколько секунд они пристально смотрят друг на друга; Килет силится подобрать слова, которые хочет сказать. — Я старше тебя, Перси, — наконец решается произнести она. — Верно, — соглашается он в тишине, последовавшей за её утверждением. — В моих венах течёт эльфийская кровь, я проживу намного дольше тебя. Каждому в нашей группе суждено прожить дольше, чем тебе, — говорит Килет так, словно Перси ещё не знает об этом; даже Грог, являясь голиафом (а они обыкновенно не доживали до старости), будет намного старше, чем Перси, если тому удастся прожить все отпущенные ему годы. — Я не хочу, чтобы тебе было больно, — добавляет она. Перси хмурится. — Я не улавливаю смысла. Какое отношение к моей гипотетической боли может иметь тот факт, что вы все меня переживёте? Наступает короткая пауза, пока Килет собирается с мыслями. — Чтобы остаться с ним, тебе следовало бы совершить какую-нибудь глупость. Ты уже натворил глупостей, и он тоже. Просто не делай ничего по-настоящему глупого. Ладно? — Хорошо, — соглашается Перси, не совсем уверенный, что ему нравится то, к чему Килет клонит; он думает, что она не сможет понять, насколько сильно он на самом деле изменился за минувшие месяцы, если он сам ей не скажет. — Килет, я уже не тот Перси, который ушёл несколько месяцев назад. Я знаю, в этом нет особого смысла, но сейчас я чувствую себя более, ну, завершённым. Я примирился со многими аспектами самого себя. Килет окидывает его взглядом, точно видит впервые. Протянув руку, она проводит пальцами по его затылку, выбритому до середины, и ухмыляется. — Я вижу это. Перси, расскажи мне, чем ты занимался вдали от нас. Они разговаривают часами напролёт, словно Перси никогда не уходил, никогда не убивал Векс, словно Килет так и не узнала, что в него вселился Орзакс. В конце концов веки Перси тяжелеют, и он откидывается на спинку кровати. Килет прижимается сбоку, положив голову ему на грудь, и Перси чувствует умиротворение. — Я помню, что уже рассказывала тебе о своих видениях раньше, — произносит Килет, когда Перси уже начинает засыпать. Он сонно моргает и немного меняет позу, пытаясь взбодриться. Килет, кажется, даже не замечает его оживлённого ёрзания, уставившись в темноту комнаты, будто там есть что-то, чего она никак не может разглядеть. — Я рассказывала, каким видела свой народ, как видела себя уже старой женщиной. Я рассказывала, что видела, как все вы сражались от моего имени. Перси, есть кое-что, о чём я тебе не говорила, кое-что, о чём я не говорила никому. Голос Килет слабеет на последних словах. По её руке, покоящейся на животе Перси, пробегает дрожь. — Килет, всё в порядке, — отвечает Перси, гладя её по волосам в попытке успокоить. — Я видела всех нас мёртвыми, — произносит она наконец; её пальцы впиваются в ткань его рубашки. — Я видела огонь, пепел и Тордака, склонившегося над нашими трупами. Тела усеивали улицы: мужчины, женщины и дети были разбросаны повсюду, словно мусор. Я видела, как пожары охватили весь мир, Перси, — Килет сжимает руку в кулак, комкая его рубашку и пряча лицо у него на груди. Перси продолжает перебирать пальцами её волосы, мурлыча что-то успокаивающее ей на ухо, и крепко задумывается над тем, что она сказала. Господство дракона над Тал’Дореем или даже всей Эксандрией приведёт к тому, что всё живое сгинет в огне — вот какое будущее перед ними разверзлось. Нет, Перси этого так не оставит. Они сильнее любого дракона, они покажут всему миру, на что способна их разношёрстная семья. — Всё в порядке, — говорит он, и дрожь Килет утихает, но она по-прежнему сжимает руки в кулаки и прячет лицо. — Мы прикончим ублюдка. Мы убьём этого дракона точно так же, как убили всех остальных, осмелившихся встретиться с нами лицом к лицу. Мы вернём наш дом обратно. Клянусь тебе в этом. Килет поднимает голову, чтобы заглянуть ему в лицо, её глаза блестят в темноте. Перси чувствует, как решимость окутывает его, словно плащ: он пойдёт на всё, он заплатит любую цену, чтобы защитить свою семью. Через некоторое время они медленно погружаются в сон. Разум Перси затягивается белой дымкой.- - -
Следующим вечером Vox Machina торжественно собирается вместе. Скоро они и их союзники встретятся лицом к лицу с Тордаком, но сегодня ночью они могут просто наслаждаться компанией друг друга. Они пьют, смеются и предаются воспоминаниям, обсуждая прошлые победы и неудачи. Но больше всего они говорят о том, что будет дальше. — Когда мы убьём Тордака, — произносит Скэнлан; они всегда говорят “когда”, а не “если”, — я найду Кейли. Собираюсь принять участие в её жизни, сделать всё возможное, чтобы загладить вину. Я стану таким, каким ей нужно, чтобы я стал. Удивительно, насколько Скэнлан повзрослел с тех пор, как Перси ушёл. Ему грустно, что он пропустил это. — Что ж, — Пайк улыбается Скэнлану, явно одобряя его цель, — я проведаю храм в Вассельхейме, а потом, полагаю, последую за Грогом, куда бы он ни отправился. — О, ты не обязана этого делать, Пайки, — возражает Грог. — Кто-то же должен уберечь тебя от неприятностей, Грогги, — мягко произносит Пайк. — Кроме того, я уверена, что вдвоём мы сумеем найти гораздо больше приключений, а? — Верно, малышка. Ты и я, как раньше, — Грог ухмыляется той самой ухмылкой, какую он приберегает только для Пайк. — Может быть, я навещу Занрора. Просто проверю, как у него дела. Может быть, даже разыщу Керна или пойду поучусь какому-нибудь дерьму у этого Груна. — Я думаю, что вернусь на родину, — говорит Килет. — Мой Араменте завершён. Быть может, я наконец-то готова возглавить свой народ. — Я верю в тебя, дорогая, — говорит Векс, по товарищески прислоняясь к Килет. — Я ещё не решила, чем займусь, когда Тордак умрёт. Проклятье, может, я даже отправлюсь с Килет к её людям. Хотя бы ненадолго. Килет улыбается нераспознаваемой нежной улыбкой, которую Перси видит на её лице впервые. — Мне бы этого хотелось, — признаётся она. — Я попытаюсь выяснить, чего Королеве Воронов от меня нужно, — говорит Вакс. — И пойду туда, куда это меня приведёт. Перси взвешивает их слова. Он никогда не думал о том, что будет делать, когда Vox Machina распадётся. Для него это всегда было чем-то невообразимым. — Надеюсь, вы знаете, что в Уайтстоуне вам всегда рады, — произносит он. — Здесь рады каждому из вас в любое время. Скорее всего, я просто вернусь сюда, как только всё это закончится. Все размышляют о грядущем конце, внезапно приобретшим оттенок мрачной торжественности. Так или иначе, Тордак — это последняя глава в истории Vox Machina. Скэнлан резко поднимает свою кружку с элем. — За нас, — провозглашает он. Vox Machina поднимает кубки, все смотрят друг на друга, словно пытаясь запечатлеть в памяти черты всех остальных. — За нас, — откликаются они эхом. Позже, когда все расходятся спать, Перси отправляется к Ваксу. Он долго и нерешительно смотрит на дверь его комнаты. Наконец он берёт себя в руки и стучит. — Заходи! — зовёт Вакс. Перси шагает внутрь, притворяя за собой дверь. — Перси! Ты по делу или ради удовольствия? — спрашивает Вакс и хитро улыбается. Перси выдыхает, собираясь с духом. — О, я не понимаю, почему должен выбирать только одну причину, чтобы быть здесь сейчас. Вакс приподнимает брови, явно забавляясь. — В конечном итоге нам всем приходится делать выбор. Решив, что да пошло оно всё, Перси зубами стаскивает перчатку и позволяет ей упасть на пол. — Тогда удовольствие, — решает он. — Я надеялся, что ты это скажешь, — говорит Вакс, стягивая с себя сначала один ботинок, через мгновение — другой, а затем он принимается за штаны. Перси подражает движениям Вакса, снимает вторую перчатку, после сбрасывает пальто, и оно лужицей растекается по полу. Он тянется к первой пуговице на своей рубашке, но его останавливает чья-то рука. Перси перехватывает взгляд Вакса, внезапно оказавшегося так близко. — Перси, — говорит Вакс. — Вакс, — возвращает Перси. Едва ли они могли бы потом сказать, кто из них потянулся первым. Мгновение они молча смотрят друг на друга, а затем уже целуются: медленно, изучающе и благоговейно одновременно. Прямо сейчас они — единственные люди во всём мире. Пуговицы на рубашке Перси легко выскальзывают из петель, словно только и ждали, когда же Вакс прикоснётся к ним своими ловкими пальцами. Несмотря ни на что, ему всё ещё удаётся фокусировать внимание на поцелуе, от которого Перси едва не теряет рассудок. Протянув руку, он проводит пальцами по длинным шелковистым волосам Вакса и вспоминает о прошлом прежде, чем успевает прогнать навязчивые мысли и тупую боль в груди. Они оба заслуживают лучшего. Стащив с Перси рубашку, Вакс начинает вести их к постели. Его собственная всё ещё на нём, и Перси считает это ужасно несправедливым. Он хватает Вакса за подол рубашки, но его снова останавливают. — Перси, то, что ты сейчас увидишь, не особо-то и красиво, — прямо предупреждает Вакс. — У меня много шрамов и отметин, и я не уверен, что тебе захочется смотреть. На Перси его слова не производят никакого впечатления. Он указывает на собственную паутину шрамов: от неудачного применения Дипломатии до множества ожогов, порезов и царапин, нанесённых когтями чудовищ в битвах, в которых ему довелось участвовать. Он берёт мозолистую, покрытую шрамами руку Вакса в свою и улыбается. — Шрамы — это часть нашей работы, дорогой, — говорит Перси. — Невозможно делать то, что мы делаем, и оставаться невредимым. Поэтому лучше прими свои шрамы. Тебе не обязательно носить их как знаки отличия, но гораздо лучше жить, гордясь своими достижениями, чем стыдясь своих поражений, — он запечатлевает поцелуй у Вакса на костяшках пальцев. — Я считаю, что ты изумительно красив при любых обстоятельствах. Даже когда ты весь в крови и в грязи и не спал несколько дней, ты всё равно прекрасен. — Ты говоришь это только для того, чтобы вытряхнуть меня из одежды, — поддразнивает Вакс, но выглядит он более уверенно, чем раньше, и больше не останавливает Перси, когда тот вновь тянется к рубашке. — Знаешь, я всегда забываю, что у тебя есть татуировки. Перси приподнимает брови, задирая рубашку Вакса. — Одна из них для тебя, — он выкидывает чужую рубашку на пол. Вакс хмуро смотрит на Перси и спрашивает: — У тебя есть татуировка для меня? Перси молча показывает ему правую руку, ту, на которой некоторое время тому назад он набил линию из семи символов, идущую вдоль предплечья. — По одному на каждого члена Vox Machina. Включая Тринкета. — Удивительно сентиментальный поступок, де Роло, — произносит Вакс, очерчивая символы подушечками пальцев. Перси издаёт смешок. — Да, я полагаю, это так. Я... — он делает паузу, облизывая губы. — Находиться вдали от своей семьи для меня было непросто. Решение сбежать оказалось весьма опрометчивым с моей стороны. — Это правда, — соглашается Вакс. — Но сейчас ты здесь. Когда это важно как никогда, ты рядом. — Мне жаль, что меня не было рядом раньше, — говорит Перси, — когда вы сражались с другими драконами и искали оставшиеся Осколки. Вакс качает головой, берёт Перси за руку и целует его раскрытую ладонь. От интимности этого жеста у Перси сердце пропускает удар. — Всё в порядке. Мы выжили. Было бы здорово, если бы ты тогда был с нами, но мы счастливы, что ты наконец вернулся домой. В этот момент Перси понимает, что больше не может сдерживать себя, он должен рискнуть потерять то, что у них есть, чтобы, возможно, получить гораздо больше. — Я люблю тебя, — открывается он. — Боги, Вакс, я обожаю тебя. Сомневаюсь, что ты когда-нибудь сможешь ответить на мои чувства, не после всего, что я сделал, но мне нужно, чтобы ты знал, что я просто... без ума от тебя. Уже довольно давно. В течение длительного времени лицо Вакса ничего не выражает. Наконец он отводит взгляд, и сердце Перси сжимается в груди. — Персиваль, я... — он запинается и вздыхает. — Я не думал, что нужно озвучивать, что я отвечаю тебе взаимностью. Остальные были в курсе и долгое время подтрунивали надо мной из-за моих чувств. Я думал, ты тоже знаешь, но просто... — ...не чувствую того же? — заканчивает за него Перси, наполняясь надеждой. Вакс снова встречается с ним взглядом, на его губах играет лёгкая улыбка. — Типа того. Перси ловит себя на том, что смеётся от восторга. — Вакс! Мы были такими идиотами, милый! Боги, у нас так много времени, чтобы наверстать упущенное. — Предлагаю начать прямо сейчас, — говорит Вакс. Он подаётся вперёд, чтобы поцеловать Перси, и ощущения от этого простого действия столь прекрасны. Суть не в механике поцелуя, не в их рвении или самозабвенности, нет. Суть в растущем между ними чувстве. — У меня есть план, как наверстать всё наше потерянное время, — объявляет Перси, как только их губы разъединяются. — Так что не вздумай наделать глупостей и дать себя убить. — Я должен сказать тебе то же самое, ты, моё прекрасное стихийное бедствие, — смеётся Вакс в ответ. Перси целует его снова и снова попросту потому, что может, упиваясь тем фактом, что наконец-то это разрешено. Они вместе стаскивают с Перси брюки, отбрасывают их в сторону и опускаются на постель. Перси даёт самому себе слово, что обязательно зацелует все шрамы на теле Вакса, уделяя особое внимание тем, которые он помнит, как Вакс получил. Они двигаются вместе, действуя в постели так же хорошо, как и в бою. Перси обхватывает член Вакса скользкой рукой, и тот ахает, больно впиваясь ногтями ему в плечи. — Я люблю тебя. Я люблю тебя, — шепчет он Ваксу на ухо до тех пор, пока полуэльф не начинает содрогаться от оргазма. Вакс берёт Перси в рот, заставляя его сорваться на стоны и вздохи. Когда Перси достигает кульминации, с его губ сыпется ещё больше слов обожания, а его пальцы крепко сжимают чужие волосы в кулак. Они целуются, и Перси пробует себя на вкус, вылизывая рот Вакса. После Вакс гладит Перси по волосам, покрывая поцелуями каждый участок его кожи, до которого только может дотянуться. — Что мы будем делать, когда всё закончится? — спрашивает он. Перси закрывает глаза, наслаждаясь лёгкими, ласковыми прикосновениями Вакса. — Полагаю, мы останемся вместе, что бы ни случилось. Вакс перебирает его волосы до тех пор, пока Перси не засыпает. Ему снятся они вместе: он и Вакс, от начала до конца.- - -
Наконец-то настаёт день встретиться с Тордаком лицом к лицу. Vox Machina гордится друг другом и своими союзниками. Разумеется, у них был разработан план, нельзя же бросаться сломя голову в пекло без какого-либо преимущества, но планы, как водится, всё время либо меняются на ходу, либо вовсе идут к чёрту. Что бы ни случилось, Vox Machina готова. Они освободят Эксандрию и сделают это вместе. Перси и Вакс становятся плечом к плечу. Перси берёт Вакса за руку и крепко сжимает её, прежде чем отпустить. У него нет намерения сбегать в обозримом будущем, не после того, как он вновь наконец обрёл свой дом. Vox Machina делает шаг вперёд.