Дело о карандашах

— Срочный вопрос. Ты умеешь свистеть? — увесистый хлопок приходится на левое плечо, и Спенсер инстинктивно поворачивается к источнику беспокойства. Конечно же, слева никого не оказывается, в то время как столешница надсадно скрипит и чуть прогибается с другой стороны. Ещё бы, Морган объективно большой парень, но Рид все равно косится на предмет мебели с иррациональной завистью. Случись подобное внезапное вторжение в его личное пространство пару лет назад, он бы явно не вертел головой, а сгруппировался в защитную позу и продумал пути отступления. Лучшая школа жизни — старшая общественная. Не то чтобы сейчас ему нечего бояться. Просто здесь, в офисе, бояться некого. На своём месте и среди своих людей. — Вопрос странный, потому что этим навыком обладают более тридцати трех процентов населения земного шара, а при использовании верной техники и отсутствии анатомических патологий каждый человек способен издавать свист. В отличие, например, от умения дотрагиваться языком до носа. С физиологической точки зрения только десять процен… — рассеянно тараторит Спенсер, возвращаясь к оставленному отчету, но Морган прерывает его одним уверенным жестом ладони. — Рид, нет времени, отвечай, не думая. Да или нет? — он воровато осматривается, прежде чем вновь упереться в собеседника нетерпеливым взглядом. — Это невозможно. И я даже не буду объяснять почему, — фыркает Спенсер, не расстраиваясь, что отказался порассуждать на занимательную тему. — Господи, я же тебе не секс на первом свидании предлагаю, — закатывает глаза Морган и вновь мельком смотрит на прозрачную дверь, заставляя Спенсера сдать часть позиций неумолимо подступающей тревоге. Тем не менее, ни она, ни явное раздражение Дерека совершенно не мешают ему, все еще лишенному каких-бы то ни было контекстуальных разъяснений, справедливо отметить: — Насколько я могу судить, этот этап мы весьма удачно преодолели, но если бы рассматриваемая ситуация все же возникла… — Умоляю, малыш, просто да или нет?! — снова прерывает его Морган, обхватив ладонями худые плечи Спенсера в надежде обрести конкретику. — Ладно, Морган, я умею, — наконец нехотя отвечает он, выпутываясь из чужой хватки. — Но меня всерьез пугает твой интерес к этому вопросу. — Отлично! — сияет Дерек, являя на выразительном лице все оттенки радости. — Сможешь продемонстрировать? — Что? — Навыки альпинизма! — яростно шипит Морган, но вовремя осознает, что его саркастический пас будет не то чтобы не отбит, а даже не пойман откровенно подвисающим гением. Потому он виртуозно переключается между тактическими приёмами переговоров, оправдывая каждый порученный персонально ему допрос. — Если ты свистнешь по моему сигналу, я дам тебе десятку. Спенсер хочет дотронуться до его лба. Без какой-либо скрытности или осторожности — прямо в центре офиса, — когда в дверях появляется Хотчнер и неторопливой походкой пересекает помещение в направлении своего кабинета. При этом не отрывая взгляда от телефона и демонстрируя идеально отточенную многозадачность. А заодно и чудеса физиологических возможностей. Спенсер за все время их совместной работы не нашел ни в одном из известных ему языков эпитета, подходящего для его осанки. Но тут до него, наконец, доходит. — Ни за что, — мотает он головой, подкрепляя свой отказ попыткой откатиться на офисном кресле подальше от обосновавшегося на столе Дерека и лишить его позу психологического доминирования. — Двадцать. Одной новой купюрой, — мужчина без особых усилий предотвращает чужую попытку бегства, блокируя ботинком хлипкое пластиковое колесико. — Нет. Давай сам, если так хочешь. — Тогда это потеряет весь смысл, от меня Хотч только того и ждет. Нужно, чтобы ты. Пожалуйста, малыш. Двадцать пять. — Морган, ты рехнулся, я не стану этого делать, — Спенсер чувствует, как все его тело старается сделать ответ достаточно весомым, сопротивляясь соблазнительной перспективе согласиться на шалость. Он едва сдерживается, чтобы не начать махать на Дерека руками как утопающий. — Тридцать. Мое последнее предложение, — припечатывает Морган так, будто условия сделки давно приняты сторонами, а цена остается последним неурегулированным пунктом. И Спенсер с ужасом понимает, что находится в шаге от того, чтобы последовать вектору его умелой игры. — Хотч будет вне себя, если я вытворю подобное посреди рабочего дня, при всех, — Рид на пробу взывает к чужому здравому смыслу, уже уверенный, что в любом случае потерпит крах. В глазах Дерека, находящегося одновременно слишком и недостаточно близко, невозможно рассмотреть ничего кроме заразительного, лучистого веселья, плещущегося от темной радужки до тонких мимических морщинок под нижними веками. Риду хочется задержаться в этом мгновении, но Аарон уже почти поравнялся с их импровизированным штабом диверсантов. — Разве тебе не кажется, что этому парню не помешает немного расслабиться и выплюнуть проглоченный за завтраком прут? — Дерек наклоняется к нему, балансируя на грани допустимого, и Спенсера вновь озаряет пониманием. Что ж, в вопросах заигрываний Морган всегда был довольно своеобразен. Рид даже бы мог назвать его манеру чересчур изобретательной, или же инфантильной, если бы кто-нибудь спросил у него характеристику. Но никто, конечно же, не спрашивает. Спенсер тихо чертыхается, а потом неожиданно даже для себя выпаливает: — Пятьдесят! — и свистит так громко, как никогда в жизни, надеясь в глубине души, что коллегам хватит благоразумия сделать вид, что все они одновременно утратили способность воспринимать звуки выше пятидесяти децибел. За то время, что требуется специальному агенту Аарону Хотчнеру, чтобы повернуться, выражения на его лице успевают смениться от испуга до замешательства и обратно, а когда он находит взглядом переставшего дышать Рида, глаза его становятся абсолютно круглыми. Спенсер почти жалеет. Но только почти. Ровно до тех пор, пока не замечает, как вздрагивают уголки губ старшего агента и кровь приливает к строго очерченным бледным скулам. На какую-то жалкую долю секунды, но это зрелище определённо стоит всего. Когда же Хотчнеру без видимых, но легко предполагаемых усилий удается вернуть самообладание (вместе с нейтрально-суровым выражением лица), Спенсер на физическом уровне ощущает, что вакуум, сковавший пространство, рассеивается, отпуская из плена повседневную жизнь бюро. — Домогательства на рабочем месте преследуются по закону, — тон Хотча прекрасно подошел бы для объяснения элементарных математических уравнений отстающим студентам-филологам, а взгляд, которым он одаривает второго заговорщика, мог бы испарить средний по размерам водоем. Но улыбка Моргана лишь расцветает ярче. — Если извинишься — не получишь ни цента, — шепчет он, и Рид уверен, что никто другой не смог бы так внятно разговаривать, сверкая всеми тридцатью двумя идеальными белоснежными зубами. — Да, сэр, — хрипит Спенсер, не в силах совладать с голосом из-за объявшей грудную клетку дрожи, столь сильной, что он вынужденно стискивает в заледеневших пальцах футболку неприлично довольного Дерека. Вместо ответа Хотч слишком сильно поджимает без того тонкие губы и, неодобрительно покачав головой, более не комментирует. Только его высоко взлетевшие брови вновь сдают лишенным совести подчиненным скрываемую улыбку. — Его брюки сегодня — вот что такое настоящее домогательство на рабочем месте, — приглушенно сообщает Морган, проводив босса глазами, а потом обворожительно подмигивает Спенсеру и хлопает по окаменевшему плечу, проскальзывая пальцами до шеи. — Кажется, я должен добавить к твоей ставке ужин. Ты вообще видел его лицо? Жаль, не осталось фотки на память. И Спенсер просто не может не засмеяться, несмотря на то, что об его щеки впору зажигать спички. Почти одновременно с этим раскладушка Дерека разражается трелью, вынуждая сместить фокус внимания. «Если вы думаете, что все в бюро, включая меня, ослепли и оглохли, то подумайте еще немного», — гласит высветившееся на дисплее сообщение, заставляя обоих агентов синхронно повернуться в сторону кабинета отправителя, но открытые жалюзи являют лишь хмурый профиль склонившегося над бумагами босса. — Он их что, телепатически отправляет? — удивляется Морган, в недоумении пялясь то на телефон, то на Хотча, но не успевает договорить, как мобильный Рида тоже вздрагивает входящим смс. — Что там? Дай посмотреть, — оживляется Дерек, потому что лицо Рида, должно быть, озаряется неописуемым выражением. Он уже было тянет загребущую пятерню к чужому слайдеру, когда Спенсер из чистой вредности ловко уворачивается на крутящемся стуле. — Личное пространство, Дерек. — Неужели у вас с Хотчем появилось что-то более личное, чем ваши бесстыжие задницы? — необоснованно громко возмущается Морган, по-детски кривя губы в расстроенную гримасу. А Спенсер, как известно каждому, ненавидит расстраивать детей. И привлекать к своей личной жизни лишнее внимание, потому нехотя поворачивает дисплей. «Не знаю, чем тебя подкупил Морган, но я аннулирую его обещание», — безжалостно информирует яркий экран. Дерек хохочет так, что случайно сбрасывает со стола молодого доктора все папки и письменные принадлежности. — И это меня считают неуклюжим, — недовольно шипит Спенсер, подхватывая что успевает, и прикидывая как будет выскребать линейкой закатившиеся под тумбу карандаши, но одно обстоятельство все-таки не может его не радовать. Сегодня их, видимо, не уволят. ***** Через стол от них Джей-Джей отрывается от бумаг и улыбается, еле сдерживая умилительный возглас. Эмили же наоборот скептически фыркает и закатывает глаза, решив, что эта безумная троица заслужила ее раздражение. — Они же славные, разве ты так не думаешь? — Джей-Джей растягивает гласные, как девочка-подросток во время мелодраматичной киносценки, чутко откликаясь на напускное недовольство Прентисс. Ее и без того звонкий голос поднимается на целую октаву. — Я думаю, что это полный кошмар, — безапелляционно припечатывает Эмили, но все же не может сдержать смешка, принимая из рук подруги следующую идентичную папку. Вид двух объективно привлекательных мужчин, ползающих по полу в непосредственной близости от ее ног, определенно стоит того, чтобы взять на себя немного чужой работы. Особенно, если представить, что дело не только в упавших карандашах.