Мелодия без слов

Отдых выдался, на удивление, хорошим. Всю ночь я провела, будто бы выключив сознание и не видя снов, а глаза открыла набравшись сил. Как и обычно, комната уже купалась в лучах рассветного солнца, окрашивающего всё вокруг в жёлто-оранжевые оттенки. Неужели тут каждый день такая идеальная погода? Конечно, на дворе лето и мы на Юге, но должно же тут хоть когда-то быть пасмурно. Хотя чего это я? Наслаждайся моментом, Вера. Я села и, свесив ноги с края кровати, потянулась, отчего всю ночь недвижимые шейные и спинные позвонки звонко захрустели. Сцепила пальцы и хотела было щёлкнуть ими, как в мышцах левой ладони отозвалась тупая боль. Я уставилась на болевую точку, попутно отчётливо слыша в голове сказанные вчера Мику слова. Пошевелила пальцами, пару раз сжала ладонь в кулак и, опёршись на кровать, встала. На циферблате стоящего на подоконнике будильника стрелки аккуратно сложились в шесть часов и тридцать минут, что означало, что до подъёма оставалось ещё полчаса. Потирая глаза и зевая, я посмотрела вокруг, ища чем бы себя занять. Почти сразу на глаза попался облокоченный о спинку стула и укоризненно зыркающий на меня рюкзак. Уже четвёртый день как я тут, уже даже неприлично это так оставлять. Несмотря на тесное соседство с неопрятной вожатой, я таковой никогда не была, да и, в конце концов, я же пионерка. Я подхватила его за лямки и тихо, чтобы не мешать спящей Ольге, подтащила к шкафу. Мои личные вещи, состоящие из нескольких пар нижнего белья, двух комплектов спортивной формы, носков, маек, футболок и всякой нужной и не очень мелочёвки, навроде запасной зарядки для протезов, кремов и мазей, расчёски и явно бесполезного тут кошелька, аккуратно разместились на пустующих до этого полках. Опустевший рюкзак был запихан между прочими пакетами во второй створке шкафа и на ближайшие 10 с чем-то дней не собирался оттуда появляться. Закончив со своим занятием, я вновь предстала перед вопросом: что делать? Весь лагерь, как и моя соседка, спит, на улице никого, шуметь тут невежливо. Кажется, единственным разумным вариантом было пойти принять водные процедуры, хоть и раньше срока. Решив на этот раз повременить с формальной одеждой, я накинула один из комплектов спортивки, очень походящий на тот, который носила вчера Ульяна и, прихватив с собой пенал, вышла из домика. Полное безлюдье, царящее на тропках обычно кипящего как котёл лагеря, вкупе с отсутствием у меня звука рисовало в воображении картину одиночной прогулки по брошенному или закрытому заведению, в котором раньше с бешеным темпом текла жизнь. Вот в рядок стоят когда-то служившие приезжим домики, в которых они частенько спасались от жары и строгих вожатых, где сладко придавались сну и праздности. Вот сотни раз протоптанные серовато-жёлтые плитки, складывающиеся в соединяющие лагерь дорожки, вдоль которых так кстати стоят незнаемо сколько раз крашенные и потёртые от времени лавочки, на которых так приятно было нежиться на солнце во время коротких передышек при передвижении по лагерю. А вот и самый центр. Когда-то тут каждое утро собирались толпы распираемых жизнью и молодостью отдыхающих, чтобы послушать о важности пионерских добродетелей и узнать распорядок на день. Они с гордостью наблюдали за появлением из-за спины бронзовой статуи тёмно-красного полотна с золотыми инструментами крестьянства и пролетариата в верхнем левом углу и радостно взметали руку к виску, три раза крича «ура!». Когда-то давно. Я слегка тряхнула головой в стороны, отгоняя такие мысли. От этих игр воображения на душе становится как-то. тоскливо, что ли? Может, это просто следствие того, что мне здесь хорошо, но я понимаю, что ничто не вечно? Забудь. Живи тем, что есть сейчас, а не тем, что будет через неопределённый срок. Ты молода, сейчас лето, да и к тому же вокруг постоянно крутится кое-кто, с кем ты наконец подружилась. Как и ожидалось, у умывальников никого не оказалось. Полянка была ещё девственно чистой и непотревоженной скорым наплывом желающих привести себя в порядок. На стеблях беспорядочно растущей травы, как и на песочной плитке, виднелись крупные капли росы. Я подошла к ближайшему ко мне оранжевому фонтанчику и, зачерпнув горсть воды, одновременно с удовольствием и чуть-чуть с неприязнью хорошенько плеснула себе в лицо. Если во мне и оставалась хоть толика сонливости, то теперь и она исчезла. В свете наступающей во время дня жары, очень хорошо начинать день с освежительно-закалительных процедур. Я ополоснулась ещё парой ладоней прохлады, каждый раз слегка вздрагивая и ахая, после чего как обычно добела натерла щётку порошком и отправила её в рот. Если в здоровом теле — здоровый дух, то и свежесть должна быть как наружной, так и внутренней. Закончив со внутренней свежестью, я наконец сплюнула, прополоскала рот и щётку, после чего, убрав всё в пенал, зашагала обратно. Уже на выходе из «гигиенического закутка» на меня вдруг что-то налетело. Что-то было одето в довольно утянутый, короткий чёрный спортивный костюм с белыми полосками на боках, а ещё имело внушительные женские формы и две пшенично-золотые косы. — Ой, прости, — прочитала я по губам голубоглазой девушки. Я махнула рукой, показывая, что всё нормально. Интересно, что она делает тут в такую рань? Эх, вот бы можно было спросить. Девушка стала что-то говорить со смущённым видом, но, ввиду моих слабых навыков чтения по губам, я плохо следовала сути. Я сделала виноватый вид и, указав на уши, покачала головой. Блондинка ещё больше засмущалась, затем, не зная, что ещё добавить, просто улыбнулась и, показав в какую сторону пойдёт, скрылась на дорожке к умывальникам, помахав на прощание. После ещё одной небольшой прогулки в сторону домика до подъёма, по ощущениям, оставалось совсем немного. На моё удивление, возле треугольного строения в шезлонге уже сидела одетая в панамку Ольга, мечтательно разглядывая сосны и сжимая что-то в кулаке. Завидев меня, она с тёплой улыбкой поднялась и подошла, попутно протягивая мне разжатую ладонь. На ней оказались мои слуховые аппараты, которые я не замедлила вежливо принять и надеть. Слуховой вакуум исчез, уступая место богатому букету звуков природы. — А ты меня удивляешь, Вера, — вожатая по-доброму погладила меня по плечу. — Сначала раньше всех записываешься в клуб, теперь вот встаёшь ни свет ни заря, как Славя. Что, на титул образцовой пионерки претендуешь? — она расплылась в улыбке. Я чуть смущённо приподняла уголки губ. — Ладно, шутки шутками, но ты молодец, так держать, — женщина показала большой палец. — Пойдём-ка. Скоро линейка, на месте уже поболтаем. Я провела рукой вокруг моей вообще не повседневной формы и вопросительно посмотрела на вожатую. — Да ничего страшного. Всё равно зарядка, завтрак. Можешь потом переодеться. Как и всегда, мы вышли на испещрённую рассветными лучами площадь под пристальным взором «Генды». Ольга уселась на близлежащую скамейку и дружелюбно похлопала рядом с собой, приглашая сесть рядом. Я повиновалась. Подобные нам ранние пташки проходили мимо, идя умываться и иногда косо поглядывая в нашу сторону. Женщина откинулась на спинку и закинула руки за голову. — Эх, знаешь, Вер, я ведь тоже когда-то была как ты, — неожиданно начала она. — Я часто ездила в лагеря, чаще всего сюда, в «Совёнок». Бывало даже не один раз в год, — она мечтательно глядела в небо пустыми глазами, явно находясь в стране своих грёз. — Помню, тоже вставала чуть свет и во всех занятиях участвовала. Всегда заводилой была. Она посмотрела на меня краем глаза. — Наверное, думаешь, что я всегда такой как сейчас была и это от меня Славя строгих замашек понахваталась? — вожатая улыбнулась. — А я ведь была хуже раза в два любого самого страшного озорника, — женщина прыснула. — У меня даже прозвище было — «Комета». Я сидела, молча внемля этому внезапному излиянию души, параллельно думая, для чего Ольга вообще мне это рассказывает. — И как сейчас помню такие же прекрасные рассветы и закаты. Хорошо, что хоть где-то ничего не меняется. Я кивнула. Мы посидели так ещё какое-то время, после чего вожатая вновь нарушила тишину. — Не удивляйся, что я тебе это рассказала, Вер. Просто напоминаешь ты мне себя в молодости, с тем только отличием, что ты тихая. Да и, в конце концов, живём вместе, чем не повод? Я пожала плечами. — Вот. Да и к тому же, надо же получше узнать соседа, — Ольга слегка помедлила, а затем добавила. — Жаль вот только ты не сможешь мне ничего сказать про себя. Я сделала полувиноватое лицо и развела руками, на что моя собеседница прыснула. — Ладно тебе, это не твоя вина. В этот момент на площадь тонкими струйками стали стягиваться потоки пионеров, что означало, что линейка вот-вот должна начаться. — Ладно, вставай в начало, раз мы с тобою первые тут, сейчас остальные подтянутся. Вскоре весь отряд, как и другие, стоял вразнобой, одетый кто в спортивки, кто в форму, то и дело сверкая разными цветами меж белизной рубашек. Видимо, сегодня многие сильно отошли от официального тона первых двух дней и теперь на совмещённую с зарядкой линейку приходили в чём попало. Ежеутреннее спортивное мероприятие, призванное зарядить юных советских граждан, проходило сегодня особенно бодро. Все избавленные от формы присутствующие более смело выполняли демонстрируемые физруком упражнения, хохоча и перекрикиваясь. Вслед за зарядкой последовало короткое наставление от вожатского коллектива и нас под песнь горна отпустили трапезничать. Пропустив вперёд рьяно рвавшихся ребят помладше, мы, как обычно, все вместе вошли в столовую и встали в очередь. Меня немного беспокоило, что за это утро я так и не увидела Мику. А также беспокоило то, что ни вчера утром, ни вечером в столовую она так и не явилась, а теперь, кажется, пытается повторить это снова. Она и так худенькая, а на вес так вообще — пёрышко. Я невольно подумала о вчерашних словах Натальи. Легка на помине, как говорится. Повариха, как и всегда, стояла за раздачей и накладывала детям на подносы сегодняшний рацион. Его нынче составляли тарелка манной каши, два ломтика хлеба и стакан киселя. — Вера! — воскликнула женщина, смотря по сторонам и тут же завидев меня. — Эх, опять ты одна, — очередное отсутствие моей спутницы немного расстроило её. — Что же Машенька-то ходить сюда перестала? Не обидела ли я её чем? — говорила повариха себе под нос, попутно накладывая мне еду. — Ты сама-то её видела со вчерашнего вечера? — поинтересовалась она. Я помотала головой. — Хм, — она слегка задумалась. — Ладно, что уж, делать нечего. Ты, когда её увидишь, скажи, что я волнуюсь, — Наталья отдала мне еду и после кивка с моей стороны отпустила. В общем и целом, она была права, так не годится. Я села за пустовавший столик возле окна и, слегка погрузившись в раздумья, принялась есть. Каша, как и присуще манке, была густая и немного липкая, поэтому для её поглощения в ход были пущены все предоставленные мне продукты. Я никогда особо не любила манку, в частности за то, что её очень редко умеют правильно готовить, да и в любом случае она потом во рту вяжет. Я была уже на половине тарелки, отправляя белую массу в рот и запивая это киселём, как слева от меня на стол тихо брякнулся пластмассовый поднос, а на плече возникла чья-то тёплая ладошка. Я повернула голову в сторону и увидела тонкую белую ручку. Неожиданным пришельцем оказалась Мику. Она в который раз за последние дни сменила причёску и теперь обладала большими пучками по обе стороны головы. Её изящную фигурку покрывала, как ни странно, не форма, а такой же как у всех спорткостюм. Сверху была синяя футбольная майка, на ней над левой грудью гордо красовался белый прямоугольник с красным кругом точно посередине — флаг Японии. Под ним располагался маленький щиток с разноцветным узором внутри, а с противоположной стороны, на правой груди, был нашит белыми нитками наискосок разделённый на три полосы треугольник — видимо, эмблема какого-то зарубежного производителя. Заметные бёдра и крепкие ляжки были туго обтянуты малиновыми велосипедками. Вместо обычных длинных чёрных чулок её стройные ноги не имели на себе ничего, кроме туго намотанного по всей ступне, от щиколотки до пальцев, белого эластичного бинта. В этот момент, сбросив пионерскую форму, наряженная в импортный костюм Мику являла собой что-то наподобие живого представления о западной свободе. Она слегка погладила меня по плечу и, с улыбкой на губах сказав «привет», присела на стул рядом. Я тоже улыбнулась в знак приветствия. Японка взяла ложку и принялась за еду. Хм. Как-то она сегодня немногословна. ~ Здорово выглядишь, — я решила прервать это слегка неловкое молчание. Её глаза заблестели, а щёки моментально вспыхнули. — Спасибо, — смущённо поблагодарила она. — Это мои японские вещи. Шортики мама подарила, а майка, — она пару секунд посмотрела на футболку, видимо, что-то вспоминая. — Это мне один футболист подарил, когда я на стадионе гимн исполняла. Надо сказать, что я здорово удивилась. ~ Ничего себе, а как это получилось? Хацунэ мило улыбнулась и вспыхнула. — Ой, ну знаешь, наверное, просто повезло, — она стала помахивать ручкой. — Я тогда просто маленькой была и меня родители по всяким мероприятиям водили, ну знаешь, где петь, играть нужно, так что я на публику часто выступала. А однажды папин друг подарил нам билеты на футбол, — она на секунду остановилась и, поддёрнув уголки губ, глубоко вздохнула. — Я помню тогда так обрадовалась. В школе тогда только и было разговоров что о футболе. В Японии вообще в школах после занятий почти обязательные кружки: и все ходили на спортивные, среди которых самым популярным был футбол. В общем, можно сказать, что начальную школу я просто жила между музыкой и чёрно-белым мячом. — Так вот, мы пришли на матч, я вся готовая, в своей форме, в руках шарф «Япония вперёд», а на лице флаг нарисован. Представь себе, — она широко вскинула руки в воздух и обвела большой овал. — Я совсем маленькая, а арена гигантская! Отец меня на шее везёт, а я в это время шарфом машу и песни пою, — счастливо улыбаясь, Мику прикрыла глаза и сложила руки под подбородком. Она посидела так несколько секунд, а затем продолжила. — И вот, встаём мы прямо у поля, такие уж билеты были. Все суетятся, матч вот-вот начнётся. И тут, какой-то лысый дядя в пиджаке с галстуком и в такой яркой жилетке, знаешь, которая свет отражает, подошёл к нам и говорит, что так и так, нужно подменить ребёнка с гимном, справится? И на меня показывает. — Ну я закивала, отец весь засиял и спустил с шеи. — Меня в начало шеренги отвели. — Ой, как же страшно было! Представляешь, целый стадион людей, а я в самом центре, за спиной наша сборная, а я стою с микрофоном и вот-вот должна гимн петь! Думала, не смогу и опозорюсь, но потом повернулась и в толпе разглядела отца. Одного взгляда на его доброе и счастливое лицо хватило, чтобы страх ушёл. — Потом грянула музыка, я приготовилась и, как ни странно, без ошибки всё спела, — она внезапно громко и весело рассмеялась. — У меня, помню, такой голосок был тоненький, ахаха. Вот, а потом после матча к нам один из игроков подбежал и подарил свою футболку. Сказал, что моё исполнение очень вдохновило команду на победу, и поэтому они выиграли. — Ох, как же я гордилась собой тогда. Напялила её на себя и ехала домой, прямо как в мешке, — японка снова рассмеялась, а затем мечтательно посмотрела в потолок. Я немного посидела, переваривая всю только что полученную информацию. Рассказ был действительно удивительным, но ещё более меня удивила манера его подачи. Рассказывая это всё мне, Мику хоть и говорила быстро, но не тараторила, не перескакивала с темы на темы по ходу рассказа, да и вообще преподносила информацию отлично от своей обычной манеры. ~ Очень здорово, — решила я наконец выразить своё восхищение. Мику отправила в рот ложку с кашей, а затем всем телом повернулась в мою сторону и села на стул боком, закинув ногу на ногу, вновь показывая обмотанные ступни. ~ А что случилось? — спросила я, указывая на бинты. Хацунэ проглотила еду, слегка помедлила и, чуть потупив взгляд, ответила. — Ну, это, это после вчера. Ты мне сказала сходить в медпункт, вот я и пошла. Виолетта Церновна хмурилась и языком цокала, — девушка слегка прыснула. — Сказала, что у меня чувствительная и неприспособленная к сильному солнцу кожа. ~ И что, сильно? Мику потёрла свою гладкую голень, чуть не касаясь ткани. — Да. Здорово сожгла. Остаётся надеяться, что кожа не полезет. Мне на миг представилось видеть некрасивые и болезненные увечья на изящных и нежных ступнях японки, из-за чего в груди неприятно кольнуло. — Так что Виолетта намазала меня какой-то специальной мазью с резким запахом и забинтовала туго. Я жалостливо посмотрела ей в глаза. ~ Ужасно. Болит? Мику слабо улыбнулась и махнула рукой. — Не сильно. Со вчера всё-таки полегче стало. Она снова повернулась ко мне боком и быстро доела оставшуюся кашу. — Пойдём, Вер, лучше уж в клубе продолжим, а то тут шум да гам, — ей явно хотелось поскорее уйти. Мне не оставалось ничего, кроме как согласиться. На манер последних дней мы шли по прямой к умывальникам, минуя площадь и дорожку, намереваясь вот-вот повернуть к отдельно стоящему музкружку. Мику шла впереди, на удивление, тихо и как будто бы неуверенно, как-то странно заламывая руки. Создавалось ощущение, что она как будто чего-то стесняется или боится, а потому нервничает. Мы уже проходили под сенью лиственной арки, пропускающей на дорогу неустанно скачущих солнечных зайчиков, когда она осторожно, наверное, не желая быть замеченной, глянула на меня через плечо и зашевелила губами. Рассматривая меня несколько секунд, но затем встретившись со мной глазами, она поспешила спрятать взгляд. Со вчерашнего вечера японка вела себя довольно необычно, даже в сравнении с самой собой. Не случилось ли чего плохого? Вынырнув из зелёного моря, мы быстрым шагом дошли до клубного здания. Мику немного оттянула майку и запустила руку внутрь, что немного меня удивило. Видимо, боковым зрением заметив, что я с интересом наблюдаю за её действиями, она покраснела и ускорилась. Из пространства между полиэстеровой материей и девичьим телом показался шнурок с блестящим ключом на конце. Понимая ситуацию, я чуть приоткрыла рот. В принципе логично, что Мику носит доверенную ей вещь так, чтобы ни за что не потерять, так что моё удивление обосновано лишь нестандартным местом хранения и тем фактом, что я ещё не видела, как Хацунэ открывает дверь клуба. Наконец, она справилась с замком, и мы вместе вошли в начавшее становиться душным помещение. Слегка помедлив и осматриваясь по сторонам, я подошла к светлой занавеске и потянула её, впуская в комнату больше света. За шторами последовали форточки, которые с приятным щелчком и шипением открылись, впуская внутрь чистый лесной воздух. Мику не было в комнате, так что, закончив с приготовлениями, я взяла гитару из чехла и, присев на стул, стала разминать больные пальцы. Мышцы и сухожилия неприятно резало болью, но я понимала, что без подобающей ежедневной растяжки все мои усилия сойдут на нет. Когда, растянув ладони, я приступила к пальцам, из кладовки послышалась возня, а после оттуда, закинув руки на голову и что-то делая у себя на затылке, вышла Хацунэ. Не опуская рук, она пересекала комнату по направлению ко мне. На середине своего пути она резко убрала руки. Между пальцами правой ладони на свету блеснула красная тканая лента, и вслед за руками вниз, поворачиваясь, устремилась бирюзовая лавина волос. Девушка тряхнула головой, помогая локонам полностью распрямиться, хотя со стороны это выглядело, скорее как если бы за головой девушки следовал причудливый поток воды. Надо сказать, очень впечатляюще. Она приблизилась и робко, но мягко, взялась своими ладонями за мои. Затем присела на колени и посмотрела мне в лицо. Её глаза олицетворяли собой два больших бездонных озера, сравниваемых мною со вселенной, в которых я начала тонуть. Я могла читать в этих глазах смесь волнения и неуверенности, но не ту, что испытывают при чём-то плохом, а скорее ту, которая заполняют голову, когда делаешь то, что хочется. — Вера, — произнесла она с интонацией, будто бы прося разрешения говорить. Я повернула голову вбок, не прекращая смотреть ей в глаза, говоря условное «да». Она глубоко вздохнула, собираясь с духом. — Не знаю, может, меня так учили или это просто то, какая я есть, — начала она издалека. — Но я всегда считала, что надо обсуждать волнующее тебя с кем то, чтобы не замыкаться на одностороннем осмысливании вопроса, а особенно, если этот кто-то тебе небезразличен. Моё сердце пропустило удар. Я… для неё что-то значу? Почему-то от простого осознания даже смутной возможности подобного мои щёки натурально вспыхнули. Тем временем японка продолжила. — Так вот… Помнишь, ты поинтересовалась в первый день, запишутся ли в клуб другие? Я утвердительно кивнула. — И ты заметила, что вот уже который день все остальные кружки полны народу и желающих записаться, а мы так и сидим вдвоём? — её губки неприятно изогнулись мостиком. На секунду я задумалась, и вправду вспомнила, как активно играли на футбольном поле и как проходя мимо клубов можно было заметить то толпящихся у входа, то занятых чем-то на улице ребят, а само здание с утра до вечера гудело от жизни. Я нехотя кивнула. — Это и есть проблема маленьких городов, — Мику немного потупила глаза, но затем снова подняла их. — Все меня почему-то сторонятся. Хотя почему почему-то? — она грустно вздохнула. — Знаешь… я ведь та ещё болтушка… это поэтому… В голосе Хацунэ звучала почти что печаль. Мне стало больно слышать подобные нотки в голосе обычно такой бьющей жизнью девушки. ~ Нет, — я прожестикулировала это, держа её ладони в своих. Кажется, так общаются слепоглухонемые, хотя меня, ослеплённую эмоциями и глазами оппонентки, по-другому и нельзя было назвать. ~ Это неправда, — попыталась я успокоить её. — Нет, Вера, правда, — грусть не ушла из голоса, но звучала она уже лучше. — Я — болтушка. Могу болтать без умолку несколько минут, не замечая прошедшего времени. Поэтому меня и останавливают постоянно, и стороной обходят. ~ Но почему это так? Здесь? Ты же говорила, что это первый раз, когда ты приезжаешь сюда, — я искренне не понимала причину местных избегать японку. — Да, в первый. Но большая часть приезжих — из райцентра, откуда и я. И они все, во всяком случае, кто из школы, знают, кто я и что меня стоит избегать, — она оставалась грустной. «Проблема маленьких городов»… Я вздохнула и прикрыла глаза. Как же слепы и эгоистичны все они. Я тут всего четвёртый день и с ней знакома не более того, но даже за такой короткий промежуток времени я осознала её необыкновенность. Ни разу я не встречала подобных ей. Заставлять её страдать, травить одиночеством за то, что она слегка не сдерживает речь. Это глупо… просто до безумия глупо! — Но знаешь… — Мику снова подала голос, на что я открыла глаза. — Почему-то именно ты продолжаешь со мной общаться, — она крепче сжала мои ладони, попутно поглаживая их большими пальцами. — Возиться со мной, — она опустила глаза на пол. — Зачем, Вера? Зачем ты уже который день сидишь тут, в маленьком помещении, на отшибе, со мной, странной, болтливой, иностранной девочкой? — она выпустила мои руки, голос дрожал, лицо покраснело. — Для чего ты мучаешь себя…? Ты… не обязана… терпеть… Девушка не выдержала и, уткнувшись в ладони, зарыдала, тяжело дыша. В этот момент меня как будто бы оглушило. Кровь хлынула к лицу, стало жарко, голова потяжелела, а сердце готово было разорваться. Прямо передо мной, склонившись, сидела и заливалась плачем ставшая далеко не чуждой мне девушка, и делала она это потому, что своими действиями я нарушила хрупкую границу, за которой она привыкла всегда находиться одна. Она запуталась и не верит в то, что кто-то может просто взять и безвозмездно начать проявлять положительную инициативу. Это сотрясающееся от всхлипов, покрытое волосами тельце выглядело очень жалостливо. Бездействие с моей стороны было бы просто цинично. Я отложила инструмент в сторону и тоже опустилась на колени. Аккуратно раздвинув густо упавшие перед её лицом локоны, я, чуть раздвинув колени так, чтобы её оказались меж моих, придвинулась к ней. Руки не встретили сопротивления и обвились вокруг худенького туловища, крепко прижимая его владелицу ко мне. Мику была тёплой, даже горячей. Всё её маленькое нутро как будто бы кипело в бурном процессе жизни. Под водопадом её волос приятно пахло шампунем и девичьей кожей. Наверное, адреналин опьянил меня или это от волнения, но мне не на шутку захотелось поддаться импульсу в голове и сделать что-то, о чём я буду потом жалеть. Насилу я поборола странные, даже антисоциальные картинки перед глазами. Небольшая, но упругая грудь вплотную прижималась к моей, так что я отчётливо чувствовала, как с силой бьётся её, несомненно большое, сердечко. Несколько мгновений я просто сидела, положив голову ей на плечо и как можно нежнее прислоняя к себе дрожащую девичью фигурку. Неспешно, что-то медленно поднялось по моей спине, а затем как можно сильнее обхватило меня кольцом. Мику обняла меня в ответ. Всё ещё всхлипывая и содрогаясь, она уткнулась личиком куда-то в район между моей шеей и ключицей, обжигая кожу своим дыханием и роняя не менее горячие слёзы. — Верочка… — она сдавленно, но как будто с облегчением произнесла моё имя в пробивающей меня насквозь электричеством манере. Отличное от прошлых обращений, это, уменьшительно-ласкательное, явно давало понять, что после своего показательного отгораживания, она рассматривала два сценария развития событий, и я, кажется, сделала то, чего она меньше всего ожидала, но потаённо очень хотела. Стыдно признаться, но ансамбль её действий в какой-то мере будоражил, если не… возбуждал меня. Сейчас, держа её в своих руках и, ввиду разницы в росте, в каком-то смысле накрывая её собой, отгораживая от всего остального мира, я чувствовала себя защитницей чего-то до боли дорогого себе. Я начала вынимать правую руку из-под её мышки, на что встретила резкое, будто бы спровоцированное страхом сопротивление. — Неет… — жалостливо выдохнула она прямо мне в шею. Через мгновение до меня дошло. Она по-настоящему боится. Только что она боялась довериться, впустить кого-то внутрь своего круга, но теперь, когда, казалось бы, всё так хорошо и счастье так близко, она боится ошибиться, боится отпустить. На моих губах заиграла грустная улыбка. Ещё никогда в своей жизни я так не жалела о том, что слух не дал мне нормально освоить речь. Прямо сейчас мне невероятно, просто чудовищно сильно хотелось ласково обозвать её дурындой и шептать на ухо слова утешения и поддержки. В очередной раз в мозг постучало до дикого неприличное, неприемлемое, даже разрушительное для друзей желание. Как можно мягче вынув руку из-под удерживающего её плеча, я быстро, чтобы она не подумала, что я пытаюсь отстраниться, ласково положила ладонь ей на голову, слегка поглаживая при этом. Между пальцами неспешно текли отделяющиеся от ниспадающей на пол бирюзовой стены ручейки шелковистых волос. Их обладательница уже давно перестала горько всхлипывать и теперь глубоко и мерно дышала. Я почти была уверена, что она задремала, но её ручки всё так же крепко обвивали меня кольцом. Ощущение исходящего от девушки тепла и приятных эмоций вкупе с ровными, всецело передающимися мне постукиваниями ядра её жизни наталкивало на желание продолжать это вечно. Просто сидеть, держа в руках кукольную фигурку подруги, попутно запуская пальцы ей в волосы и утопая в запахе её кожи. К сожалению, человеческое несовершенство быстро дало о себе знать. Ноги, а в частности колени, начали болеть от контакта с твёрдым паркетом, спина стала затекать от долго не меняющейся позиции, как, впрочем, и шея. Я аккуратно, придерживая Мику под голову, отстранилась. Мои догадки подтвердились, девушка и вправду спала. Милое восточное личико, так некстати ещё хранящее следы недавнего происшествия, сейчас освещалось искренней, счастливой улыбкой. Надо дать ей отдохнуть, она и так намучилась. Я огляделась по сторонам в поисках подходящего места для сна, кое очень быстро нашлось в виде стоящего возле подсобки старенького дивана. Поднять японку на руки не составило труда, что неудивительно: она явно весила не больше 45 килограмм. Вечно торчащий на турнике отец и только пару лет назад отставшая от меня с атлетикой мать буквально заставили меня привыкнуть поднимать что то тяжелое, так что сложéнная как кукла Мику не стала для меня непосильной ношей. Пронеся её через всю комнату и осторожно, как пушинку, водрузив на софу, я как-то на автомате, по-матерински, что ли, измерила ей температуру, приложив ладонь ко лбу. Она всё ещё была теплая от прилива крови к лицу, но жара, кажется, не было, и это радовало. Японка повернулась на месте, устраиваясь поудобнее, тихо мурлыкнула что-то, начинающееся на «в», и сложила руки вместе. Картина мило спящей Хацунэ приятно завораживала меня. Сейчас, после эмоциональных откровений, она была как никогда открыта и доступна мне. В который раз сердце чуть ускорило ритм, и я, уже устав бороться с собой, подалась вперёд, разрешив себе мгновенную слабость. Мои губы с лёгким нажимом коснулись бархатного покрытия её щеки, оставляя отчётливый влажный след. Всё, теперь возвращайся на землю, Вероника. Повинуясь подсознанию, я отстранилась, краснея и прикрывая рот рукой, наверное, чтобы спрятать от самой себя неконтролируемо наползающую ухмылку. Слишком много всего за раз, пожалуй, идея пойти проветриться не будет лишней. Я вернулась к оставленной в стороне гитаре и нагнулась, чтобы подобрать её, как вдруг заметила на полу под роялем знакомый переплёт. Это оказалась моя музыкальная тетрадь, выданная мне Мику. Наверное, я забыла забрать её вчера, когда мы шли на обед. Только вот, в отличие от вчера, на обложке красивым подчерком было выведено: «Верина тетрадь для гитары». Я заглянула внутрь, где около десятка ранее пустующих страниц обнаружились заполненными разнообразными табами и заметками, подписанными названиями песен. А музыкантка и вправду полная музыкантка до мозга костей. Я прихватила тетрадь и инструмент с собой и поспешила удалиться. На улице уже вовсю сияло солнце и тёплый ветер гонял листву окружающего поляну смешанного леса. Поняв, что от долгого сидения под прямыми лучами небесного светила меня быстро начнёт припекать, я устремилась к ближайшему большествольному дереву, отбрасывающему тень, и присела под ним, опёршись спиной. С моего импровизированного места отдыха хорошо просматривалась вся поляна, включая клуб с его дверью и дорожку. Эх, хорошо. Я возобновила, а точнее начала заново прерванное разбором полётов занятие. Снова хорошенько размяв запястья и ладони, я принялась за пальцы и совсем скоро была полностью разогрета. Боль в мышцах ушла, и я была готова играть. Раскрытая на первых страницах тетрадь легла на изгиб выступающего из земли корня, а гитара удобно пристроилась на моём колене. Сегодняшнее занятие я начала с повторения всех записанных аккордов. Поначалу получалось плохо: пальцы то и дело не слушались и сбивались или неправильно зажимали лады. Дальше дело пошло успешнее. Вновь продавленные ямки на подушечках пальцев уже не давали струне ускользнуть, а режущее ощущение сошло на нет. Да, звук всё ещё мог быть чище, но это уже прогресс. Я мирно сидела под деревом и по кругу до чистоты зубрила аккорды, заодно приучая руку. Над головой пели птицы, гулял ветер, со стороны лагеря иногда долетали отголоски бурной жизни его обитателей. Во время короткого перерыва сильный поток воздуха зашелестел страницами моей тетради и остановился на одной из страниц с расписанными песнями. Уже почти перевернув листки обратно, я нечаянно засмотрелась на выглядевшую простой коротенькую песенку. Довольно подустав от монотонного повторения одного и того же круга аккордов, я вдруг решила попробовать, хоть с высоты моего двухдневного опыта игры эта затея и не казалась перспективной. Разрисовка была подписана как «Электричка» и состояла всего-то из чередующихся аккордов Em и C. В самом конце табулатуры карандашом были подпись «бой» и две диаметрально противоположные стрелки, за которыми следовали знак умножения и цифра 2, а после буквами — «на аккорд». Такие инструкции ввели меня в заблуждение, ведь за короткое время моего обучения я ещё не видела ничего подобного.Однако природная логика, которой я никогда не была обделена, и обычная дедукция достаточно скоро подсказали мне план действий. «Боевые» стрелки обозначали движение пальцев правой руки по струнам, а цифра — количество повторений, как и написано, «на аккорд». Я попробовала сыграть. Совмещать два аккорда в беспрерывной очереди по четыре удара оказалось довольно легко, однако моя медленная игра где-то на интуитивном уровне воспринималась неправильно. Как-то не так звучали эта неспешная смена позиций и последовательное четырёхкратное перебирание кордов. Я вновь ознакомилась с тетрадкой, но не обнаружила никаких указаний по поводу скорости. Рассудив, я всё же решила играть чуть быстрее. Наконец исчезла эта странная слуху пауза, а рука стала ровно отбивать простой ритм. Мелодия оказалась очень задорной и приятной на слух. Эх, жаль слов я не знаю. Надо будет попросить Мику включить мне её потом. Мое музицирование прервала попавшая в моё поле зрения вышедшая из леса женская фигура с торчащими хвостиками на голове. Это оказалась Лена. Она явно какое-то время стояла в стороне, пока я бренчала: это можно было понять по округлившимся глазам в момент, когда я заметила её. Теперь она немного робко приближалась ко мне. — Привет, Вера, — пролепетала она в своей обычной манере. Я подняла руку в жесте приветствия. — Красиво играешь, — на её лице появилась искренняя скромная улыбка. Я улыбнулась в ответ, тем самым благодаря её за комплимент. — Немудрено, что ты начала с Цоя. Цой… Цой… а, точно, солист «Кино». Наверное, мне, как современному подростку, странно забыть такое, группа-то у всех на слуху сейчас, но, признаться честно, несмотря на безумную популярность и новаторские, «прорывные», как говорят, тексты, меня они обошли стороной. Надо ли говорить, что среди одноклассников я не была в почёте за «такое пренебрежение», но, учитывая мои, так сказать, «особенности» в общении, меня это не сильно обделяло. Видимо, выдержав нужную этикетом паузу, Лена подала голос. — Вер… Я кивнула в её сторону подбородком. — Мне страшно неудобно, но, кажется, ты моя единственная надежда, — её лицо посерьёзнело, она сложила ладони вместе, приложив их ко рту. Я подняла бровь. — В общем, мне нужна помощь, то есть не мне, но и мне тоже, — протараторила она на манер своей соседки. — Ещё вчера я пообещала Виолетте Церновне прийти и помочь с бумагами сегодня после обеда, а потом записалась в библиотеку в литературный кружок, — она начала подводить меня к сути, ковыряя землю носком ботинка. — А только что Женя заявила, что собирается делать пересчёт книг и имущества вместе с уборкой. Я уже понимала, к чему она ведёт. — Проще говоря, мне нужен кто-то, кто подменит меня, — она смутилась и добавила, — я просто уже всех обошла и никто не может, а мне неудобно перед медсестрой слово не держать, — изъявив свою просьбу, она с надеждой посмотрела на меня, всё так же не отнимая рук от лица. Я не совсем понимала, почему разного рода пересчёты и ревизии происходят, когда все непосредственные потребители и пользователи уже на месте, но в любом случае никаких особых планов на вторую половину дня у меня не было, надо было лишь решить вопрос с Мику. Поразмыслив, я просто кивнула Лене в ответ на её непрямую просьбу. Её лицо сразу просияло улыбкой, и она буквально прыгнула ко мне, заключая в объятия. — Спасибо, Вера! Ты меня очень здорово выручаешь, — сказала она, прижимая меня к себе. — Я тогда сейчас скажу Виоле. После обеда тогда приходи. Я легко похлопала её по спине. — Всё, я побежала, — Лена отстранилась и взаправду побежала. — Увидимся! — она помахала рукой и быстро скрылась в лиственной арке. Я снова присела под дерево, взяв в руки гитару и собираясь продолжить свою акустическую тираду, но не успела осуществить свои задумку. Дверь клуба распахнулась и на веранду вышла, нет, выбежала кажущаяся напуганной Мику. Её глаза быстро забегали по округе в поисках чего-то, а затем остановились на мне. Лицо девушки тут же стало проще и подёрнулось румянцем. Она лёгкой походкой подошла, присела рядом, а затем, немного пряча глаза, потянулась и взяла меня за руку. — А я уже подумала, что ты сбежала, — японка всё ещё не смотрела на меня, с губ не спадала виноватая ухмылка. Я снова отложила гитару, в этот раз облокотив её о ствол дерева. — Прости меня за это, — пролепетала она, выделяя местоимение, подразумевая недавнюю сцену. ~ Ты не… — я попыталась убедить её в невиновности, но она ласково остановила меня, перехватив вторую ладонь. — Не надо. Я знаю, что виновата, — Мику была настроена серьёзно. — И не только в том, что сорвалась, но и в том, что чуть не отпустила тебя, не до конца объяснившись, — Хацунэ наконец взглянула мне в глаза. Зеркала её души как всегда невольно парализовали меня, заставляя продолжать любоваться их обладательницей. Нет, всё-таки она больше, чем необыкновенна. Она прекрасна. — Там в клубе, я рассказала тебе, почему я такая, но это не всё, что я хотела сказать, — она выдержала паузу. Она снова сидела рядом и держала меня за ладони, можно было сказать, что тот разговор продолжается и эта пауза единственное, что разделяло его и не было ничего, что произошло до этого. — Верочка, — начав фразу, она как будто стала кардинально отличной от той себя, которую я видела лишь мгновение назад. Кажется, за сегодня я увидела хоть и многие, но явно далеко не все грани бриллианта по имени Мику Хацунэ. — Это странно, но именно рядом с тобой, — она замялась, но тут же продолжила. — Рядом с тобой мне кажется, что моя болтливость… испаряется, будто бы её и не было никогда. Я только рядом с тобой чувствую, что больше не должна волноваться о том, чтобы подстроиться под кого-то или бояться просчитаться в чём-то. Я не знаю, почему мы встретились и почему ты стала для меня кем-то другим, чем просто приятное знакомство, но… — она прикусила пылающую от возбуждения губу, затем ловко, в одно движение освободив мои руки и в то же время скользнув ближе ко мне, ухватила меня за талию и притянула к себе. — …Я безумно рада, что это случилось, — выдохнула она прямо мне в ухо, заставив все волосы от макушки до лодыжек встать дыбом. Я ошеломлённо, но не без удовольствия, ответила на призыв в очередные, но от того не менее приятные объятия. Теперь была уже моя очередь уткнуться ей в плечо носом и умиротворённо прикрыть глаза. Всё вокруг исчезло и не осталось ничего кроме темноты. Темноты и чётких очертаний молодого и горячего девичьего тела, её ласковых рук и моря волос, растёкшегося по моим лодыжкам. Мы сидели так ещё какое-то время, пока не исчерпался какой-то негласный лимит. Японка неспешно зашевелилась, отстраняясь и тем самым освобождая меня от своего вовсе не неприятного мне груза. Напоследок, перед тем как убрать руки с моих плеч, она наклонилась, потёрлась щекой о мою щеку, после чего на коже горя пожаром отпечаталось прикосновение её свежих губ. — Спасибо… — шепнула она мне, после чего окончательно встала. Я была шокирована. Сердце колотилось, рука сама потянулась к скуле, где подушечки пальцев уловили лёгкий влажный след, мои колени чуть поджались. Неужели она не спала? Лишь дремала, и сквозь лёгкую пелену дрёмы засвидетельствовала моё преступление? Мой необдуманный поступок. Мику подала мне руку, помогая встать. Я поднялась на ноги, попутно взяв гитару за гриф и прижав пальцами тетрадку. Она повела меня обратно в клуб. Вновь оказавшись в «доме музыки», я наконец решила утолить своё любопытство по поводу играемой мною песни. Я немного потрясла Хацунэ за плечо. ~ А можешь вот эту включить, послушать? — попросила я, тыкая в страницу с табами «электрички». — Конечно-конечно, Верочка, — девушка просияла и подошла к стоящему на маленьком столике магнитофону с большими гордо блестящими буквами на латинице, складывающимися в название «Sony». Кажется, кто-то знакомый хвастался и кичился, что смог урвать себе небольшой плеер этой марки хоть и за немалые деньги, а тут целый магнитофон. Вряд ли это лагерное. Видимо, Мику привезла с собой. Что же, явно вторая родина дала ей такую возможность. Тем временем, порывшись в рядом стоящей коробочке, звучно стуча пластмассой о пластмассу, японка выудила изнутри прямоугольную конструкцию с двумя намотанными внутри неё катушками плёнки. Взяв карандаш, она вставила его внутрь зубчатой дырки шестерёнки и прокрутила до какого-то только ей известного момента. Подготовив кассету, она тут же отправила её внутрь раскрытого рта приёмника, можно сказать скормила, и нажала на кнопку с треугольником. Магнитофон, на удивление, без хрипа и фонового шума, приятно и чётко начал воспроизведение. Из динамиков полилась практически та же самая мелодия, которую только так недавно исполняла и я, но только немного на другой манер. Я взяла себе на заметку новый ритм игры. Почти сразу за мелодией последовал специфический голос Цоя: ни высокий, ни низкий, звучащий так, будто бы солист пел в нос, но без пения, и был слегка охрипшим. Голос пел о холодном и болезненном пробуждении и нежелании идти на работу. Заиграл припев, и я, немного вдохновлённая словами, быстро устроила гитару на коленях и схватила нужный аккорд. Пока Виктор повторял, что он едет туда, куда не хочет, я пару раз запнулась, но наконец проиграла как надо. Начиналась новая строчка, и я уже приготовилась подпевать у себя в голове, как комнату наполнил тонкий голосок. — В тамбуре холодно, и в то же время как-то тепло, — В тамбуре накурено, и в то же время как-то свежо. Честно говоря, непривычно и даже слегка немыслимо было слышать строки про грязный и прокуренный тамбур из уст хрупкой и, казалось, невинной девочки. Если бы на её месте пела, например, Алиса или даже Ульяна, я бы удивилась куда меньше: эти девушки больше походили под типаж любителей такой эстетики. Хотя, что я вообще могу знать о том, кто такая Мику и любителем какой эстетики она является? После пережитых сегодня эмоций и совершённых поступков этот вопрос, можно сказать, застал меня врасплох. Если так подумать, то ничего особо и не изменилось, мы всего-то стали чуть больше друг друга понимать. Осознание незначительности перемен пробило меня дрожью. Говоря напрямую, у меня никогда не было нормального опыта дружбы хоть с кем-то: в большинстве случаев каждое новое знакомство заканчивалось для меня редким перебрасыванием помахиваний и кивков. Только в старших классах при каких-то немыслимых обстоятельствах ко мне привязалась одноклассница — Паша. Наши с ней взаимодействия не ограничивались лишь «привет, пока», но и дружескими их назвать было сложно. Была ещё пара людей, но с ними всё так же. Но сейчас, ввиду всех обстоятельств, мне очень захотелось стать для Мику тем, кому она сможет доверять. Исходя из недавней сцены и того, что она тогда сказала, она одинока, можно сказать, брошена ввиду обстоятельств. Одиночество давит, разъедает её до слез и страха. Никто не заслуживает такого. Тем временем, допев куплет, Хацунэ остановила проигрыватель. Последовав её примеру, я в последний раз провела пальцами по струнам и заглушила гул. Мику одарила меня белоснежной улыбкой и радостно захлопала в ладоши. — Чудесно, чудесно, Верочка, это был твой первый дуэт, да и самостоятельная проигровка песни, — она просто светилась. Странно было бы жаловаться, но я заметила, что японка стала как-то часто ласково ко мне обращаться. ~ Ты меня забалуешь, — оповестила я её. — О чём это ты? ~ Имя. Девушка в неимоверно милой манере покраснела, как всегда прикладывая ладонь к щеке. — Тебе… не нравится? — в этой реплике было скорее милое смущение, чем волнение. ~ Нравится, но я же и привыкнуть могу. — Тогда привыкай. Возможно она хотела сказать что-то ещё, но со столба в нескольких метрах от клуба разлился трубный звон, взывающий всех собраться. — Ой, вот и обед. Пойдём, Верочка. Специально сделав акцент на моём имени и непринуждённо улыбаясь, она подошла и взяла меня под локоть. Мы добирались до столовой в тишине. Было что-то необычное, что-то отличающее наш путь от и до клуба. Что-то такое, как будто сам воздух стал другим. Видимо, сегодняшнее «занятие» здорово изменило наш с ней микроклимат. Хотя что уж там «видимо», всё было именно так. Девушка мягко положила голову мне на плечо, а затем повисла на моей руке. В свою очередь я как можно ближе прижималась к ней бочком. Хацунэ явно наслаждалась этим и пока отпускать не собиралась, и, мне кажется, ей это нравилось. — Здравствуйте, Тётя Наташа! — крикнула Мику, подходя к окошку раздачи. — Машенька, Веронька, — повариха сверкала глазами в нашу сторону. — Ну наконец вы вместе, а то всё порознь да порознь, — она скрестила руки под грудью, держа в одной половник, и улыбнулась во все 32. — Смотрю на вас, аж молодость вспоминаю. Как и вы, пионеркой была и в лагерях бывала, — женщина мечтательно подпёрла подбородок ладонью. — С подружками ездили, весело! А от мальчишек вообще отбою не было, — она лукаво оглядела нас обеих. — А у вас девчата, как с этим? — она подмигнула. Мы с Мику тут же переглянулись и хорошенько зарделись. — Тёеетя Наташа! — притворно обиженно-серьёзным тоном протянула японка, отмахиваясь. — Ай-яй-яй, девочки! Нехорошо вы поступаете. Обе такие молодые, красивые, а такие к мальчишкам строгие. Будут же ходить тут с разбитыми сердцами, а мне проблема! Расстроенный пионер, как известно, в два раза больше еды потребляет, — Наталья открыто и бесстыже потешалась над нами. — Ну и пусть ходят себе, — решительно заявила Мику. — Пусть сначала добьются. Поухаживают там как следует, цветы, прогулки под луной… — она с притворной серьёзностью подбоченилась и загибала пальцы. — А там посмотрим, что с ними делать! Повариха от души расхохоталась. — Ох, Машенька, как же ты мне напоминаешь себя в молодости, — она искренне и по-доброму улыбнулась. — Идите кушайте, девчат, приятного аппетита. С этими словами к нам на подносы плюхнулось: по тарелке мясного гуляша с рисом, плошка с горячими, даже дымящимися щами, стакан густого отварного киселя и по два ломтика бородинского хлеба. Во рту тут же образовался потоп, а живот заревел только от одного вида разложенных по фаянсу яств. ~ Спасибо огромное, Наталья. Конечно, было не слишком удобно общаться с человеком через другого, но поблагодарить больше, чем кивком или поклоном, я была просто обязана. Блондинка подняла брови, видимо, впервые увидев такой способ коммуникации, но улыбки не спрятала. — Ну что ты, Верунь, не за что, кушайте на здоровье. Ещё раз поблагодарив, мы наконец отчалили от раздачи, давая другим получить свою порцию. На удивление, нам в который раз удалось занять два места идеально друг рядом с другом. ~ Приятного аппетита. — Приятного, Верочка, — она сложила ладони вместе и чуть поклонилась. Наверное, стоит привыкнуть, что теперь она будет звать меня только так. Я размешала щедро покрытый подливой гуляш вместе с рисом, получив классический шедевр домашней кулинарии, и принялась уплетать за обе щёки, попутно обдумывая разговор с поварихой. Всё-таки, почему она так тепло относится к Мику? Она, конечно, по натуре добрая, но чтобы так засыпать кого-то любезностями. Я перехватила внимание Хацунэ в тот момент, когда она расправилась со вторым и приступала к супу. ~ Мику (конечно же, я не стала полностью жестикулировать её имя, а просто помахала), скажи, а почему вы с Натальей всегда на такой позитивной волне? Не подумай, что это плохо, просто интересно. Японка немного подумала, а затем встрепенулась. — А, ты про то, как она ко мне постоянно обращается? — она отложила прибор в сторону и наклонилась поближе. — Дело в том, что так сложилось, что тётя Наташа и я знакомы довольно давно… Ну, это-то я и так поняла. — …Потому что она работает у нас в школьной столовой, — девушка облокотилась о стол и положила голову на ладошку. — А ещё родители с ней дружат, — как бы невзначай добавила она. ~ Проблема маленьких городов? — добавила я. Мику задумалась. — Это скорее особенность, чем проблема, но да. По сути исчерпав разговор, мы снова принялись за первое. Щи были «добрые». Довольно сильно, на грани меры, кислые и на совесть наваренные и настоянные, видимо, ещё со вчера (все знают, что щи, да и любой суп в принципе лучше, когда настоится). Отварной бульон, дополненный кусочками мяса и капусты творил чудеса. Всё ещё голодный организм крайне ярко воспринимал каждую даже незначительную нотку. Суп вместе с хлебом исчезли с тарелки так же быстро, как и гуляш, так что по негласной, но уже сложившейся традиции, я откинулась на спинку стула, держа в руках гранёный стакан. Кисель радовал, хоть и был тёплым, что было не совсем то, что мне нужно после горячего супа, но всё равно хоть как-то освежал. В жидкости терпко чувствовался сладкий вкус малины, ягод явно не пожалели. В размышлениях о вкусах гастрономических изделий, подаваемых в здешних краях, мой взгляд бродил по окружающей столовой, из которой уже уходили пионеры. На одной из стен мерно тикали часы, стрелки которых уже показывали полпервого. Вдруг, вспомнив о своём обещании, я поняла, что начинаю опаздывать. ~ Мику. Мне нужно идти. Девушка вопросительно посмотрела на меня, отняв глаза от полупустой тарелки. ~ Я Лене пообещала подменить её у Виолы, — пояснила я. — Хорошо, Верочка, иди, обещания надо выполнять, — она говорила бодро, но что-то мне подсказывало, что она, возможно, расстроилась. Может, у неё были другие планы? ~ Ты не обижаешься? Она посмотрела на меня своими чистыми голубыми зрачками и выдала улыбку человека, услышавшего что-то наивное, но в то же время милое. — Ну что ты такое говоришь, нет конечно. Наоборот, я рада, что ты такая ответственная. Я тоже улыбнулась, но смущённо, как положено, когда слышишь комплимент. На пару секунд накрыв её ладонь своей и чуть её погладив, я встала из-за стола и, машá на прощание, ушла, забрав с собой поднос. Ввиду близкого расположения обоих объектов, уже очень скоро я стояла перед дверью бревенчатого здания, куда я тут же по прибытии поспешила постучать. Из-за двери послышалось глухое «войдите». Как ни удивительно, но за день, что меня здесь не было, медпункт успел преобразиться и не сказать, чтобы в лучшую сторону. Окна были распахнуты настежь (что я заприметила ещё с улицы). Шкафы со стеклянными дверцами пустовали, на койках расположились коробки с пузырьками, пачками лекарств и ещё чёрт знает чем. Оба стола были завалены бумагами. За одним из них в довольно специфичном положении, сильнее обычного расстегнув халат и рубашку и обмахиваясь красной папкой, сидела медсестра. — Ох, это ты, пионэрка, — она подмигнула. — Ну и жарища. С ней можно было согласиться, в медпункте и правда было душновато. — Садись сюда, — она указала папкой на стул рядом с собой. — Бери планшетку, я тебе «щас» дам документы. Пока я делала, как попросили, женщина встала и, нескромно покачивая бёдрами, приблизилась к противоположному столу, выудив из кипы бумаг три листка. — Держи, — она протянула их мне. Я не замедлила прикрепить их зажимом. — Смотри. Можно сказать, что нам обеим пока повезло. Вот это всё, — она указала вокруг, — уже описали при закрытии последней зимней смены и даже скрепили резинками, так что нам с тобой всего-то надо быстро просмотреть оставшееся на соответствие заявленному количеству и записать это в бланки, — она постучала по планшетке. Я понимающе кивнула. — Раз киваешь, тогда давай приступать. Женщина подвинула коробку в сторону, освобождая себе место на кушетке. Время шло, за окном смеркалось, мы сверяли и записывали лекарства в список. Коробка шла за коробкой. Она называла препарат и количество, я сверяла и записывала. Работа была монотонной. — А знаешь, ты молодец, — наконец прервала нашу однообразную перекличку Виола, когда мы возились с последней коробкой. Я подняла на неё глаза и взметнула вверх бровь. — Вчера вечером хотела я, значит, уже на ужин уходить, — начала свой рассказ Виола. — Тут приходит твоя… как её, — она пару раз щёлкнула пальцами. — Маша, вот. Приходит твоя Маша, с обожжёнными ногами. Ты, я уверена, уже оценила её новую «обувку». Я кивнула. — Вот. Это мы так с ней её кожу спасаем. Не понимая, к чему она ведёт, я взяла со стола чистый лист и написала на нём вопрос. — При чём тут ты? — изменив местоимение, прочитала женщина. — Так это же ты её намазала и сказала ко мне идти. Можно сказать, что первую помощь оказала, да и товарища в беде не бросила, — она демонстративно вскинула большой палец. — Правда, тут ещё кое-что. На пару секунд повисла тишина. — Она как пришла, всё о тебе болтала. Ни на минуту не прерывалась. ~ В каком смысле? — вывела я на бумаге. — Самом прямом, — серьёзно заявила Виола. — Как вошла, показала мне ноги и давай излагать, мол, ты так хорошо с ней общаешься, на пляже с ней купалась, а потом ты ещё её «спасла», как она выразилась. Надо сказать, что хоть твой крем и не так эффективен при таком обгаре, но на какое-то время кожу он успокоил. Я покачала головой. — Ну, а потом, ты только ей не говори, что я тебе рассказала, начала мне душу изливать. ~ А почему вам-то? Вы что, с ней тоже не понаслышке знакомы? Виола улыбнулась. — А что тут удивительного? Город маленький, все друг друга немного да знают. Видя, что это явно не ответило на мой вопрос, она продолжила. — Я в городской больнице работаю два через два и иногда в школьном медпункте подрабатываю, так что иногда да вижусь с ней. ~ Да тут весь лагерь из одного города приехал, что ли? Женщина весело хмыкнула. — Нет, мы тут так, волей случая, можно сказать: в основном тут дети со всей области, ну и такие как ты, столичные, — она подмигнула. — Не удивляйся, я же документы твои видела, вот и знаю. Мы помолчали. — О чём бишь я? А, точно, Маша. Так вот, из того, что я о ней знаю и что она мне вчера рассказала, ты и вправду молодец, — медсестра снова хихикнула. Я опять подняла бровь. Виолетта отложила свои бумажки в сторону и освободила переносицу от очков. — Я, знаешь ли, психолог по образованию и на определённом уровне умею людей читать, — она сделала паузу. — И, насчёт вас двоих, я кое о чём догадываюсь, — она игриво оскалилась. — А мои информаторы не спешат развеять эти догадки. Мне показалось, или меня сейчас в чём-то обвиняют. ~ Вы это о чём? — Не буду говорить с тобой как с маленькой, Вер, тебе уже скоро в институт, так что постараюсь, как можно прямее, — Виола подошла и присела рядом со мной. — Маша — девочка, можно сказать, необычная, очень талантливая и разговорчивая, но, как ни странно, при этом не слишком общительная, не полностью по своей вине, конечно, — она выдохнула носом. — Ты, я догадываюсь, это и так знаешь, ведь ты отчасти сама такая. И именно поэтому понимаешь, что ваша с ней близость… скажем так, необычна. В голове роились мысли. Я не могла понять, чего медсестра добивалась и откуда она знает то, что говорит. Видимо, прочитав мои мысли или заметив замешательство на моём лице, Виола положила ногу на ногу и сказала: — Медкнижка и личное дело, не удивляйся ты так, — она прочистила горло. — В нём кстати сказано, что в школе с мальчиками у тебя знакомства не ладятся… — женщина выдержала паузу. ~ На что это вы намекаете? Медсестра положила руку мне на плечо. — Пожалуй, я просто дам тебе севет. Ты молода и во многом ещё наивна, пионэрка. Я знаю, ты одинока, в частности из-за вот этого, — она ловко, слегка погладив мне шею, скользнула пальцами за ухо и коснулась коробочки слухового аппарата. — Но судьба предоставляет тебе невероятный подарок. Если возникнут сомнения, отбрось их в сторону и слушай чувства. Плевать, что скажут, плевать, что подумают. Не пренебрегай ими, иначе будешь жалеть. Женщина говорила довольно простые вещи очень туманным образом. Смысл стал доходить до меня почти сразу, но в каком именно контексте она советовала мне быть раскрепощённей? Что-то она не договаривает. Наша дискуссия продолжалась бы и дальше, если бы в дверь не постучали. Как ни странно, но на пороге стояла Мику. — Виолетта, здравствуйте! Привет, Вера! — японка радостно замахала руками. — Ну привет, пионэрка, — медсестра глянула на наручные часики. — А ты пунктуальная. Садись, — она указала на расчищенное место на кушетке. — Ну и ну, это вы всё одни перетаскали? — ужаснулась Хацунэ, садясь. — Не волнуйся, не мы. Мальчишки из младших подрались, вот и прислали их разгрузить. Завтра тоже придут, — пояснила женщина, сев на корточки и роясь в одном из ящиков стола. Найдя искомое, она взяла с передвижного столика отполированные ножницы и нагнулась над ногами Мику. Наточенная сталь мигом разрезала белую ткань, пленяющую ступни. Кожа на них казалась влажноватой, но со вчера сменила оттенок с красного на розовый, что явно свидетельствовало улучшению. — Ох… — девушка пошевелила пальцами ног. — Приятно-то как. — Подожди ещё. Виола зачерпнула мазь из баночки и, массируя, стала наносить её на кожу. Ощущение вновь размятых мышц и свободно циркулирующей крови явно понравилось Мику. Она прикрыла глаза и ровно дышала, немного улыбаясь уголками губ. Вслед за мазью на ногу вновь лёг белоснежный слой тугого бинта. — Всё, можете идти, пионэрки, — сестра выпрямилась и подошла к крану в другом конце комнаты. — С бумагами я сама закончу. Я положила планшетку на стол и встала. — Спасибо огромное, Виолетта Церновна, до свидания, — прощебетала Мику и выпорхнула наружу. Последовав её примеру, я уже потянула дверь, как в спину донеслось: — Не забудь то, что я тебе сказала. Не посчитав нужным отвечать, я вышла в темноту. Музыкантка ждала меня у крыльца. Время было к ужину, но есть совсем не хотелось, о чём я поспешила сообщить своей спутнице. — А я только что чай с Леной пила, мне тоже не хочется, — казалось, она даже не расстроилась. — Пойдём прогуляемся тогда? — внезапно предложила она. Пожалуй, отдохнуть от бюрократии и отвлечься от лишних мыслей под сенью деревьев будет хорошей идеей. Как-то не задумываясь, я подала японке локоть, который она не замедлила обхватить. Направившись, куда глаза глядят, мы быстро оказались на залитой лунным светом поляне с рядами лавок и большой крытой сценой. Мику подвела меня к ней, и мы уселись на ещё теплые после дневного солнца доски. Положив голову мне на плечо, японка неспешно стала рассказывать, что она делала после обеда и как они с Леной чаёвничали, но я быстро потеряла нить повествования, поэтому просто, хоть и со стыдом, сделала вид, будто бы слушаю, а сама оглядывалась по сторонам. Эстраду окружала плотная стена густых деревьев, играющих листьями на ветру. Свежий ветерок прогонял духоту и нёс сладкий лиственный и древесный запах по округе. Судя по наступившей тишине, Хацунэ притихла. Тишина пьянила и расслабляла, слишком много откровений, слишком много слов пришлось сегодня выслушать. От анализа всего, что произошло и изменилось за один только сегодняшний день, начинала кружиться голова. На ощупь я нашла ладошку сидящей рядом со мной девушки и накрыла её своей, после чего положила голову на её макушку. — Как хорошо вот так сидеть, — тихо промурлыкала Мику, крепче сжимая мою ладонь пальцами. Я сделала то же самое в знак согласия. — Жаль, что уже так поздно, — она демонстративно зевнула. — Спать хочется… Надо было признать, что сегодня мы с ней обе поизносились, как минимум душевно. Не разнимая рук, мы спрыгнули со сцены и прогулочным шагом, долго, через весь лагерь, добирались до домиков. — До завтра, Верочка, — попрощалась японка, крепко меня обнимая. «До завтра», говорила я ей, заменяя слова махами руки. Уже почти скрывшись в недрах окутывавшей всё вокруг тьмы, Мику заметила, что я всё ещё провожаю её взглядом, и лучезарно улыбнулась, а после, прислонив ладонь к губам, отправила мне «воздушный поцелуй» и исчезла. Никем незримая и несудимая, я лёгким движением схватила ладонью воздух и прижала его к груди. Может, показалось, но в месте соприкосновения как будто потеплело. Слегка улыбнувшись, я развернулась и вошла в домик.