Маленькие беседы

1. — Ах, это ты, Ваймс. — Сэр. Ах, это ты, Ваймс. Ну конечно. В этом богами забытом переулке, в этом районе моего города, куда даже боги боятся ступать, у стены с силуэтами людей, утратившими любой намек на личности, но сохранившими выражение удивления. Должен признаться, я и сам немного удивлен. Ведь уже больше двадцати лет, как Ночная Стража почти превратилась в такой же безликий силуэт, который я все еще не могу стереть со стены истории. Иногда кажется, что это практически удалось — но вот он ты, снова, на месте преступления, куда тебя не звали — кто бы мог подумать. Знаешь, такое упрямство редко встречается даже в этом городе. Интересно, возможно ли все же направить его на что-то… хоть немного полезное. Сэр. Вы могли узаконить преступность. Вы могли сократить оклад ночных стражников до того, что старик Гаскин подрабатывал после дежурств, разнося молоко. Вы могли превратить нас — Ночную стражу численностью в три человека — в придурков с колокольчиками, в шутку вроде Коллоса Моркпоркского — очень в духе этого города. Но знаете что, сэр? Мы действительно очень в духе этого города — а значит, это наш город. И в нашем городе совершено преступление. Совершено прямо на глазах Ночной Стражи, сэр. В ночное время, сэр. И я не знаю, что это значит, но узнаю, потому что так — правильно. Потому что впервые за долгое время кто-то — вот этот парень, Моркоу — произнес слово «закон» в моем присутствии — и мне это понравилось, сэр. И потому что никакие воры и убийцы не будут сейчас полезны, и вы это знаете. Потому что им наплевать на этот проклятый город. Им важна только власть. И вам тоже, как я начинаю думать, патриций. Сэр. 2. — Ах, это вы, Ваймс. — Сэр. Ах, это вы, Ваймс. Просто поразительно, но это вы. Тот элемент, которого так не хватало в механизме, самая упрямая пружина, которая способна привести в действие самые неповоротливые шестерни — довольно было присоединить ее к нужным деталям. Леди Сибилла удивительная женщина, действительно. Очень надежная. И ваш… капрал, хотя и не известно, станет ли он в ближайшем времени проблемой. Право, досадно, что всего лишь через несколько дней вы уходите — как раз сейчас. Надеюсь, вы довольны перспективами? Должен признаться, мое самолюбие задето, что ваш потенциал внезапно вскрыли совсем другие люди. К сожалению, госпожа Овнец до сих пор не понимает, сколь вы бесполезны вне своей службы. Я очень надеюсь, что она выдержит удар. И, если быть откровенным, то возможно, Стража тоже станет без вас… не та. Видите ли, у Ночной Стражи есть эта тенденция — свергать тиранов. Может быть уместно время от времени — но не сейчас. При вас еще приемлемо было поддерживать ее, на всякий случай. Но в соединении только с сияющей персоной вашего ко… капрала, смесь может стать взрывоопаснее, чем «порошок №1». Совсем другое дело. Решите это, капитан. У вас ведь еще есть несколько дней. Спасите Стражу и закон. Даже леди Сибиллу. Я запрещаю вам теперь ваше расследование. В конце концов, Ночная Стража удивительно склонна восставать против деструктивных распоряжений. Она как больной зуб во рту у города — надавишь посильнее — и мало не покажется. А вы как раздраженный, все время воспаленный нерв. К тому же, госпожа Овнец лишила вас доступа к вечной анестезии. Может сработать, хотя шанс один на миллион. Так что немедленно, капитан Ваймс — отдайте мне значок. Сэр. Понятия не имею, что я здесь делаю. Очень скоро я вообще не смогу делать что-либо. Я мог сопротивляться, когда вы уничтожали Стражу — но теперь Ночная Стража внезапно снова чем-то занята. У нас есть Моркоу — он пришел и перевернул все с ног на голову одним видом своих сияющих доспехов, дал мне силы сопротивляться, веру в то, что это кому-то нужно. Теперь у нас есть новая штаб-квартира, прибавка к зарплате и новый чайник. У нас даже есть новобранцы. Вы сами дали нам новобранцев, хотя раньше лишали нас всех мало-мальски пригодных ребят. И не то, чтобы я был в восторге от новеньких, но у нас теперь есть даже работа для них. Вы позволили нам расследовать преступления, и разрази меня гром вместе с десницей тысячелетия Старикашки Рона, если я понимаю вас, но не буду смотреть в зубы этой кляче, хотя за версту чую от ее шкуры вонь гуталина. Через несколько дней я ухожу в отставку. У меня есть невеста, и Стража наконец работает, и я ухожу в отставку, но это будет только через несколько дней, а в городе все еще происходит преступление, и вы не можете говорить мне, что оно не касается нас, потому что… потому что вы, бесы вас раздери, не можете этого делать! Потому что происходит нечто, чего я не понимаю. Стража снова работает, потому что вы разрешили нам, и у нас есть Моркоу (не важно, если я не знаю, как это связано), и вы не можете отнять это сейчас, потому что я… я не могу вам помешать. Вы работаете на благо города, хотя понятия не имею, почему я так в этом уверен. Но я видел вашу темницу — ту, что с засовами внутри — и потому я не могу вам помешать. Я не могу вам помешать опять уничтожить Стражу, поэтому… поэтому вы не можете этого сделать, сэр. Сэр, это мой значок.

***

3. — Ах… это вы, Ваймс. — Сэр. Ах, это вы, Ваймс. Грандиозно. Знаете, пару раз я задумывался, кого первого я увижу, если однажды паду. Не в таком прямом смысле, конечно, но тем не менее. Моя ставка была на лорда Ржава — только он достаточно глуп, чтобы добить противника первым, вместо того, чтобы подождать, пока передерутся прочие конкуренты. Был еще доктор Низз, но, в силу известных обстоятельств, его легче было бы увидеть, так сказать, до падения, а не после. Хорошим вариантом был бы Стукпостук — это значило бы, что у меня еще есть шансы. И у него тоже. Должен признаться, я никогда не думал, что это будете вы — разве что в обстоятельствах, сравнимых с обстоятельствами дражайшего доктора Низза. Очень глупо с моей стороны было так ошибиться, Ваймс. Это, конечно, должны были быть вы — и значит, совершенно нет смысла прикидывать шансы. Я выживу. Только не уходите надолго, командор. Знаю, идет расследование, но, боюсь, я отравлен так сильно, что не слишком могу на себя полагаться. Когда вы рядом, суетитесь и разводите всю эту нелепую, но — признаюсь, успокаивающе нелепую — деятельность… почему-то мне много комфортнее. Мне кажется, что все в порядке. Сэр. Вы заставили нас побегать. И черта с два я не заставлю вас заплатить за это. Нет. Вы получите все тридцать три удовольствия, это я вам гарантирую. Я прочешу ваши комнаты, я назначу вам самого неожиданного врача, я накормлю вас тем, что сам считаю нужным — и не позволю вам возражать, ваша светлость, так что лучше и не пытайтесь. Я вытащу вас с того света, если понадобится, сэр, потому что еще не отыгрался на вас. Представить не могу, что было бы, если бы первым вас нашел не я, а какой-нибудь граф Силачия. Или Ржав, еще хуже — у этого идиота хватило бы глупости еще и самому добить вас. Должен признаться, я рад, что вы подыскали себе этого паренька Стукпостука — похоже, смышленый малый, ему хватило бы ума позвать стражу. Мне сказали, вам нужно поспать, ваша милость. Мне и самому для вас этого бы хотелось — должен признаться, что немного нервничаю, когда вы начинаете вести себя настолько человечно. Похоже, яд сильно на вас подействовал. Я отправил своих людей, они будут рыть землю, и переносном и прямом смыслах, и они докопаются до сути, можете быть уверены. Но от меня вы сегодня просто так не отделаетесь. Обещаю, что даже спать вы теперь будете на моих условиях — то есть, в присутствии офицера. Прямо сейчас это я. В конце концов, мы бывшая Ночная Стража, а значит, сейчас мое время. Это и есть мое дело — ходить по улицам и кричать «все спокойно». Отдыхайте, сэр. На моем дежурстве никто не посмеет воспользоваться вашей слабостью. Пока я здесь, все будет спокойно.

***

4. — Сэр. — Ах, это вы… Ваймс. Сэр. Ваш любимый ответ на любые мои вопросы, Ваймс. «Сэр». Знаю, вы думаете, что я читаю вас наизусть, так что нужды говорить что-то большее нет. Иногда это вправду так. Например, я отчетливо слышу все те красочные ругательства, которые вы не произносите время от времени. Каким-то образом они умещаются в это «сэр». Иногда в этом слове вы чудесным образом выражаете лучшие образцы вашего знаменитого на весь город сарказма. Вы их не произносите, а я не улыбаюсь, таким образом достигается полное взаимопонимание. Замечательное удовольствие — разговаривать с вами, командор, правда. Иногда в этом слове и вовсе нет слов. Оно значит только то, что вы здесь. На страже, на дежурстве, всегда на часах. Вы рядом и готовы подставить плечо вместо трости и грудь вместо щита. Или верное сердце взаимен моего беспокойного и — признаю — иногда чрезмерно изобретательного ума. Но на самом деле я вас вовсе не так хорошо понимаю, как начал надеяться. Я не узнал вас. Вы практически создали Хэвлока Ветинари. То есть, не только тогда, когда с ужасом и жалостью слушали мои воззрения на природу порядка. Не только когда защищали от Воунза — ах, бедняга Волч — или других заговорщиков. Не только когда упрекали меня в преступном эгоизме, вполне возможно, косвенно повлекшем за собой гибель двух третей семьи Ветерок. Но когда вы одним только взглядом и чашкой плохого какао усмиряли толпу. Поднимались на баррикады. Когда вы показали мне человека, жаждущего справедливости — и, быть может, яйца вкрутую. Человека, не вписывавшегося в мой мир бескрайних полутонов. Когда вы показали мне — чего я хочу. Чтобы город пил свое какао и желал справедливости. Так оно было всегда с этих пор, Ваймс. Мое дело было в том, чтобы добыть какао. Ваше дело за всем остальным. И все же я не узнал вас. Ах, Ваймс, все это были вы. «Ах, это вы, Ваймс». Черти вас подери, Ветинари. Почему вы всегда разговариваете со мной так, что я вынужден вслушиваться, пытаясь угадать, какие именно приказы вы произносите между слов. Вы говорили эти слова раньше, и я понимал, что они значат: не путайся под ногами города, ты, бессмысленное ничтожество. Вы произносили их позже, и я слышал: раздражай людей, пока я тебе позволяю, Ваймс, но не думай, что я не использую это с умом. Иногда это значило: «почему, Ваймс, ты вообще здесь, когда все предают, как положено?» Иногда, очень редко, но вы говорили мне: «Рад тебя видеть, Сэм». Ваша милость, вы давно уже влезли мне под мою толстую кожу и заставили научиться ловить интонации совершенно бесстрастного голоса. Научили меня вглядываться не в те тени, что черны, а в те, что серы и даже зелены. Заставили понимать вас по силе сжатия пальцев на набалдашнике трости или по направлению взгляда. Приучили меня использовать инструменты чуть тоньше, чем дубинка-патрицизатор и заточенный палачом топор. Вы практически создали меня, сэр, и конечно, сейчас вы здесь. Только вы, Ветинари. И — конечно, вы были, Хэвлок, там — тоже. Даже трудно сказать, что важнее, если подумать. Сэр.

***

…? Однажды командор Ваймс все же уйдет в отставку. Скажется все — боль в груди и изношенность ног, необходимость уступить дорогу молодому деятельному Сэмюэлю Ваймсу и потребность переболеть потерю Сибиллы. Невозможность поспевать за ускоряющимся развитием города и неумение понимать нового патриция так же как понимал предыдущего. Когда-нибудь после своего последнего патруля он остановится на Бронзовом мосту и с изумлением обнаружит, что бронзу, возвращенную месяц назад, все еще не содрали. Когда-нибудь он посмотрит на темную реку Анк и заметит на ней настоящие волны. Когда-нибудь в серых рассветных сумерках он почувствует тень за спиной и, не глядя, будет знать, что одета она в совершенно обычный камзол — серый с призеленью, наверное. Не услышит дыхания или же стука трости, но прекрасно поймет, что трость есть, крепкая трость из дерева дальних земель — и что в ней больше нет клинка. Командор улыбнется и произнесет в медленно насыщающееся ленивым плоскоземельным светом утро Анк-Морпорка: — Ах, это вы, сэр. Стукнет трость по изученным наизусть камням моста. И Хэвлок ответит: — Ваймс.