***
Апрель начался не со дня шуток и подколов, не с приятного тёплого утра и даже не с тихого и мягкого дождя. Апрель начался с простуды Тэмина, и он в тот же день, что заметил симптомы, забаррикадировался дома, оповестив всех знакомых, что ближайшую неделю в свет не выйдет во избежание распространения заразы. Ким так до сих пор и не определился со своей позицией по этому поводу, ведь, конечно, Тэмин поступал правильно, но такая сильная тревога серьёзно подкашивала его и без того шаткое ментальное здоровье, и, надо сказать, Кибома это беспокоило. Но так как во время болезни в квартиру Ли никого не пускал, на звонки отвечал через раз и спал по двенадцать часов, что-то с этим беспокойством сделать никак не получалось, и оставалось только мириться. На этот раз Кибом смирился быстро, решив не нагружать себя сверх нормы, и без того проблем в учёбе хватало. И вот именно сейчас судьба растеряла где-то свою благосклонность, пока подобралась к несчастным студентам в этот злосчастный день, и каждая минута занятий в душных кабинетах, наполненная тоской, так медленно проходила, что к обеденному перерыву большая часть юношей и девушек не имела сил даже доползти до буфета. Кто-то расплывался на диванчиках в коридорах, кто-то сидел на подоконниках у открытых окон, что тоже не спасало. Кибом выбрал самую достойную на свой же взгляд смерть — откисать в тени на скамейке возле гардероба, в любой момент готовый просто подняться и выйти прочь, чтобы не заставлять себя терпеть ещё целых две пары. Ответственность боролась внутри с усталостью, а появление на горизонте Джинки ещё больше подливало масла в костёр сомнений. Ким принял решение просто закрыть глаза и сделать вид, что никого не заметил, когда парень подошёл ещё ближе. Но план провалился, потому что скамейка скрипнула под весом ещё одного человека, и ни с чем не сравнимое ощущение его присутствия коснулось кожи Кибома. — Ты в порядке? С момента последнего их контакта наедине прошло не больше недели, и Ким до сих пор не отошёл от того короткого разговора во время отлучки Тэмина, и повторять пока не был готов. Только сейчас Тэмин не торопился и вообще не имел понятия, что кто-то так отчаянно жаждет его присутствия. — Ки? — Не зови меня так, — он тут же поднял взгляд на собеседника, почувствовав прилив бодрости, сопровождавшийся злостью. — Но тебе раньше нравилось. — Теперь не нравится. Прекрати. — Прости. Тэмин правда не будет появляться до воскресенья? — Как и всегда. — Может, ты хочешь тогда вдвоём куда-нибудь сходить в пятницу? Кибом почувствовал дрожь на кончиках пальцев и сжал кулаки, после чего наконец придумал достойный ответ. — У тебя нет права мне такое предлагать. — Позвонишь, если передумаешь. Ещё остался мой номер? — Не позвоню. Если Кибом сейчас что-то и понимал, то только одно: он ни в коем случае не должен сдавать позиций, потому что потом бороться со своими желаниями станет несравнимо сложнее. — Хорошо. Как скажешь, Ки. Джинки в тот же момент встал и покинул общество Кима, пока тот не сообразил, что следовало бы сказать ещё.***
“Как скажешь, Ки”. До самого четверга эти слова не выходили из головы Кибома, чем бы тот ни пытался заниматься. Не помогала ни домашняя работа, ни любимый сериал. Засыпая, он вновь и вновь видел картины ушедших дней, где Джинки так заботливо обрабатывал его раны, а Кибом плакал навзрыд, прижимаясь к чужим рукам. Никогда больше он не хотел бы возвращаться в то время, но Джинки опять явился в его жизнь, будто насильно окуная в тот злосчастный худший и одновременно с тем лучший год из всех прожитых. Ки. Джинки называл его так с самого знакомства, это было настолько лично и сокровенно, что Кибом никогда бы не позволил кому-либо ещё к себе обращаться подобным образом. Это прозвище пять лет назад Джинки сам и придумал, навсегда тем самым закрепив за собой исключительное право так говорить. Ки стал той частью Кибома, которая жила в его голове постоянно, объятая разгорячённым дыханием сельских пейзажей, дрожащая от страха и вытирающая слёзы грязными поцарапанными ладонями. Ки должен был умереть ещё тогда, несколько лет назад, но почему-то Кибом позволил ему остаться, служа напоминанием о первой любви, что годами разъедала его душу. Ки затих в последнее время и не давал о себе знать, пока его автор не показался из тени, с треском ломая любые надежды хоть когда-нибудь забыть всё произошедшее. И если вся стена самоконтроля, отгораживающая Кибома от реальности, сыпалась на его глазах к ногам Джинки, он просто не мог придумать другого варианта, кроме как скатиться к низу руин по острым камням, вспарывая едва затянувшиеся шрамы. Ещё бы он удалил его номер, как же! Злосчастные цифры не только лежали в числе избранных в мобильном, но даже маячили где-то на подкорке сознания. Но к созвону парень явно готов не был, благо, пальцы сами живо забегали по клавиатуре, не оставляя места ненужным раздумьям. И в ответ на неуверенное “куда ты собираешься меня отвести?” уже через минуту пришло сообщение, поразившее своим содержанием. “Ты знаешь, куда”. Кибом пялился на текст, не в силах ни оспорить, ни согласиться. Он отложил смартфон на полку и упал на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Если Кибом мог только гадать, то Ки знал наверняка. И отныне власть была в его руках, позволяя распутать узлы сомнений и предстать перед Джинки именно таким, каким он его видел в последний раз. Каким наверняка хотел видеть вновь.***
Джинки стоял у главного входа в здание университета, внимательно вглядываясь в каждого появляющегося в поле зрения студента. Нервное напряжение нарастало с каждой минутой, потому как его сегодняшний спутник явно не торопился. Подкрадывались и догадки о том, что он мог передумать и просто кинуть его без предупреждения, но всё пришло в равновесие, когда Кибом, поправляющий пиджак, показался в потоке людей, спешащих покинуть учебное заведение. Незамедлительно Ли подбежал к нему и без разрешения схватил за руку, оттаскивая к более спокойному месту на углу корпуса. — Сейчас? — Ким боязливо посмотрел на чужие пальцы, сжимающие его предплечье. — Я думал, что сначала заеду домой. — Так мы и едем домой. Чуть позже Кибом сделал для себя открытие: Джинки водил машину. Но сейчас это заботило его, пожалуй, меньше чего бы то ни было ещё, потому что, сидя на переднем сиденье и упираясь взглядом в оживлённую городскую дорогу, он судорожно сжимал на коленях рюкзак и думал о том, что пункт их назначения он не сможет назвать домом. Никогда. Кибом ненавидел себя за решение согласиться на всё это, но Ки ликовал, даже не пытаясь скрыть своей радости. С трудом представлялось возможным понять его мотивы, уж кому точно не должно было нравиться нынешнее положение дел, так это Ки. Но всё оказалось не настолько однозначно. Старший даже не пользовался навигатором, петляя по улицам по памяти. В воздухе повисло молчание, обволакивавшее обоих невероятно тяжёлым покровом, дышать становилось всё труднее, а быстро меняющийся вид за окном кружил голову. И только когда они выбрались на загородную трассу, пролегавшую по довольно пустынному району на долгие километры и ведущую к настоящему селу, Джинки открыл окна. Весенний воздух ворвался в авто, умывая их лица, вот только сбросить маски это никак не помогло. — Хочешь выпить? — неожиданно предложил Джинки, открывая бардачок перед Кимом. Конечно, под “выпить” и не подразумевалось что-то без содержания спирта, но Кибом всё же испытал нечто близкое к шоку, когда осознал, что именно ему только что показали. Две тёмно-коричневые бутылки с совершенно уродливыми по мнению Кибома этикетками звякнули, соприкоснувшись гладкими боками. Жуткая красная сова смотрела словно прямо в душу, а от количества напечатанных незнакомых иероглифов почти начиналась мигрень. “Hitachino nest”. О, об этом напитке он был хорошо осведомлён, не раз и не два выпивая в школьные годы порой несколько литров за день. После переезда в Тэгу он поклялся себе больше никогда не чувствовать омерзительно горчащего вкуса этого пива. Само пиво, может, и считалось неплохим, но в памяти Кибома оно было смешано с кровью, обидой и ненавистью, которые впитало от него самого. Теперь, видя эти бутылки на прилавках, он лишь с отвращением морщился и проходил мимо, предпочитая какую угодно алкогольную дрянь своему ночному кошмару. Ки знал, что ему нужно сделать, и не собирался согласовывать своё решение с Кибомом. Парень расстегнул рюкзак, вынул оттуда стопку тетрадей и откинул на заднее сиденье, после чего взял за горлышко одну бутылку и переложил в освободившееся место. То же самое произошло и со второй. Ли промолчал и даже не изменил выражения лица, боковым зрением наблюдая за своим пассажиром. Тишина в очередной раз заполнила собой все щели, въедаясь в обивку кресел, панель управления и в кожу. Странное ощущение, похожее то ли на щекотку, то ли на лёгкое покалывание, разлилось изнутри, пуская беспорядочные волны мурашек. Пытка была закончена лишь через полчаса, когда машина затормозила на пустой обочине полуразбитой дороги, по обе стороны от которой наблюдалось одно только бескрайнее поле, чья идеальная гладь изредка нарушалась не к месту проросшим кустарником или маленьким деревом. Яркие рыжие лучи, выбивавшиеся из-за линии горизонта, окрашивали в золото всё, что попадало под их влияние. Лицо Джинки, вышедшего на улицу, тоже блеснуло цветом янтаря, как будто на реальную жизнь наложили фильтр. Кибом сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, после чего тоже выбрался наружу, закидывая на плечо рюкзак. Джинки нескромно притянул его к себе за талию и неспешно пошёл вдоль дороги, напоследок заблокировав двери машины. — Поговорим? — Да. И первым делом ты всё мне объяснишь.***
— Ёбаная ошибка природы, откуда только такие уродцы берутся? — Удачи быть оттраханным! — Вот же блядь, что ты вообще в школе забыл? Давно мог бы стоять на трассе. Кибом не смел поднять голову, уткнувшись взглядом в разбитую плитку. С его подбородка капнула кровь, разлетевшаяся крошечными осколками с приземлением на пол. Секунда бездействия и следующий за ней удар. Чужая ладонь с громким хлопком приземлилась на шею Кибома, и тот пошатнулся вперёд, успев лишь выставить перед собой руки, чтобы не столкнуться лицом с чужими ногами, окружившими его. Но радоваться было рано, и вскоре чьё-то колено стукнулось о его лоб, заставляя отклониться теперь уже назад. Он был подобен кукле, с которой каждый волен делать всё, что только заблагорассудится. Перед глазами поплыло и вскоре потемнело. Отголоски боли ещё истязали тело, но сознание уже покинуло Кибома. Подростки переглянулись и, перешёптываясь, вышли из уборной. Сквозь подобие сна Ким слышал чьи-то тяжёлые шаги по коридору несколько раз, но ни единожды никто не заглянул в туалет, и парень оставался незамеченным ещё около получаса. Ему казалось, что он вполне способен сейчас здраво мыслить, но когда из ниоткуда ему в лицо прилетели брызги холодной воды, стало очевидно, что он ничего на самом деле не понимал. — Эй! — незнакомец потряс его за плечо и ещё раз брызнул, и только теперь Кибом смог сфокусировать на чужаке взгляд. — Что с тобой? Пойдём скорее к учителю! — Ну иди, — слабым голосом безразлично ответил Кибом. Он не понаслышке знал, насколько преподавателям было плевать на учеников и их конфликты. Скорее всего, они лишь делали вид, что не ненавидели Кима, но всё равно полагались на мерзкие слухи, распускаемые его обидчиками. — За что они с тобой так? — парень не желал уходить. Более того, он достал из рюкзака салфетку и, смочив её под краном, принялся протирать чужое лицо. Под слоем слюны и крови нашлись разбитая бровь и губа, свежая царапина на щеке и ещё одна, только уже почти зажившая, на лбу. — Догадайся, — устало предложил Кибом. — Ладно, забудь. Феминная внешность, тонкий голос и воспитанные матерью особенности речи стали личным проклятием Ким Кибома. В начальной школе это были простые насмешки, время от времени выкрики вроде “девчонка” в спину. А через несколько лет это переросло каким-то образом в “педика” и “гомика”. Старшие же классы превратились в сущий ад, наполненный издевательствами и болью. Парни, что были сильнее, что были грубее и наглее, нагоняли страх на многих учеников. Но среди множества девушек и юношей Кибом стал их любимой целью. Он никогда не винил проходящих мимо безразличных людей, потому что знал, как тяжело спасти свою шкуру от этих гадов. На их месте он бы тоже не стал вмешиваться. Но почему-то Джинки вмешался. Придурок. Вот уж кого этот ужас обошёл стороной. Неужели он захотел нарочно навлечь на себя беду? Иначе зачем бы ему помогать Кибому? Зачем вытаскивать его из школы, практически тащить на себе до дома и обрабатывать его раны? “Так жестоко. Потом ведь ты предашь меня, да?” — каждый раз думал Кибом, смотря на своего спасителя. Но шли недели, а предательства так и не случалось. Джинки не лез в драки, прекрасно осознавая, что его геройства ничего не исправят, и Ким никогда не просил его об этом. Но он всегда находил Кибома и делал всё, что было в его силах. Они прятались на переменах, и иногда это даже помогало избежать встречи с мучителями. Шли домой вместе по уже протоптанной в поле дорожке, ныряя в заросли бурьяна, когда по дороге проезжали те самые жуткие одноклассники на велосипедах всего в нескольких десятках метрах сбоку от них. И чувствуя покалывание травы, смотря Джинки прямо в глаза, Кибом с ужасом начинал задумываться о том, что все эти мерзкие выкрики обернулись для него правдой. Ему в самом деле нравились парни. Точнее, один конкретный парень. — Всё хорошо, Ки, всё отлично, я… даже рад, — смущённо признался Джинки в ответ на кимовские слова о симпатии. — Наверное, у нас могло бы что-то получиться?***
— Что ты хочешь услышать? — У нас ничего не получилось. И это всё ты виноват, подставил меня, сволочь. Ли опустил голову и поджал губы. Они шли по обочине уже несколько сотен метров, когда впереди показалось ещё одно знакомое обоим место. Поле рассекал тонкий ручей с чистой водой, и от дороги к нему спускалась поросшая сорняками лестница. Каменные ступени были исхожены настолько, что острые края сточились, и теперь споткнуться или поскользнуться на них уж точно не составляло труда. Парни прошли вниз и сели рядом друг с другом на самой нижней ступени, всего в полуметре от ручья. Джинки не спешил ничего говорить. Он повернулся к Кибому и расстегнул его рюкзак, доставая пиво и протягивая одну бутылку ему, а вторую оставляя себе. Почти синхронно сделав первый глоток, они переглянулись и застыли в таком положении на долгие секунды. Словно в голове они смотрели один фильм, одну сцену.***
— Ки! Прекрати! — Джинки попытался выдернуть бутылку из чужих рук, но Кибом стал сопротивляться, упрямо глотая терпкий напиток. Рядом с ним уже валялось две пустых ёмкости. Кибом был совершенно разбит, и на этот раз не только физически. Он пришёл к ручью, чтобы не показываться дома в настолько ужасном виде. Умылся, кое-как частично стёр пятна крови с формы и теперь просто напивался украденным из магазина пивом, едва оставаясь в сознании. Джинки болел и в школу не явился, так что встретить его сегодня в планах не было. Но тому не составило труда догадаться, где мог пропадать Кибом поздно вечером, раз из школы не вернулся. — Я не позволю тебе так себя вести! — применил старший свой главный аргумент — гневный голос, но собеседник никак на него не отреагировал. Ли обошёл Кибома и присел перед ним на корточки, пытаясь установить зрительный контакт. Тот лишь завесил глаза длинной чёлкой и отвернулся. — Прекрати меня жалеть, — попросил он. — Это не жалость. В один момент Кибом просто оказался спиной на ступенях, а над ним нависал Джинки, в глазах которого искрилось что-то неясное. То ли восхищение, то ли предвкушение. В любом случае, это было чем-то, чего Кибом никак не мог понять. — Ты, знаешь… ты как тень. Позволяешь свету заставить тебя исчезнуть. Думаешь, что можешь спрятаться, мелькая и не бросаясь в глаза. И, быть может, это в самом деле так. Но мне всегда нравилось быть в тени, и я хочу, чтобы ты заполнил моё сознание. Прошу, не прячься от меня. Я хочу быть твоим местом, где скрываться не понадобится. Я не жалею тебя. Я хочу быть у твоих ног. Кибом поражённо уставился в лицо Джинки. Он действительно сказал только что все эти слова? Ким собрался с силами и слегка приподнялся на локтях, приближаясь к лицу напротив и прикасаясь к его губам своими в горьком, пьяном поцелуе с кровью из открытых ран, со всей той ненавистью и страданием, что они несли в себе. Джинки был нежным с Кибомом настолько, насколько никто и никогда с ним ещё не был. Он помнил, как не мог остановиться и оттолкнуть от себя старшего, как поддавался его рукам и чувствовал себя не только нуждающимся, но и необходимым в ответ. На коже его оставались фантомные следы от касаний, в сердце гуляла свобода. Их одежда быстро стала грязной от витавшей вокруг пыли, раскалённый воздух обжигал природу, от Джинки пахло самыми мерзкими духами на свете. Но Кибом вдыхал это всё с наслаждением. Что бы Джинки ни говорил только что, этот момент точно дал понять, кто на самом деле находился в чьей власти. Кибом готов был без сожалений швырнуть свою душу в чужое распоряжение. Эта весна перемешала для него реальность и мир фантазий. И когда в реальности Джинки просто исчез, не оставив никакого предупреждения, на следующий день после, как казалось Кибому, лучшей их встречи, в его воображении он ещё существовал где-то рядом. Ки не смог бы выжить без него, он бы прихватил это никчёмное тело и бросился под машину, это уж наверняка. И засунуть эти выдумки куда подальше Кибом смог только тогда, когда наконец закончил школу и уехал подальше от всех, кто его знал.***
— Мы переехали. Отец давно собирался, и мы долго планировали, но я думал, что это случится днём позже. — Почему не рассказал? Ты хоть представляешь, блять, как для меня это выглядело? — он хотел бы звучать злее, но не было никаких сил. — Я… побоялся. — А сейчас не боишься, надо же! Ты ещё Тэмина теперь брось для комплекта, — он нарочно упомянул друга, чтобы ещё сильнее пристыдить Джинки, давя на то, что об этой встрече тот в курсе не был. — Думаю, он сам меня бросит. — М? Джинки резко двинулся и опрокинул Кибома на лестницу точно так же, как сделал это в тот самый день. — Ки, мне правда очень жаль. — Прекрати меня жалеть, — он грустно улыбнулся. — Похож я на тень? — Ни капли. Ты светишь ярче любой звезды. Такой же поцелуй. С привкусом того же пива, с тем же отчаянием и той же пылью, долетающей до них по ветру с дороги. Только Джинки наконец купил духи с вполне сносным запахом. “Ты предашь меня снова. Ты предашь его. Ты чёртов обманщик!” Кибом мог устроить хоть самую масштабную истерику, какую только видел мир, но Ки было наплевать. Ки было совершенно всё равно на Тэмина, на свои старые обиды и на что угодно ещё, когда Джинки повёл его обратно к машине, и парни залезли на задний ряд сидений, беспорядочно целуясь и почти безуспешно пытаясь снять друг с друга одежду. “Чёрт, да ты же специально. Нарочно целовал тогда, зная, что мы больше не увидимся. Тебе совершенно не было дела до меня, тебе лишь раз хотелось испытать те ощущения. Лжец. Ты точно знал дату, ты не боялся, я просто был тебе не нужен”. Всё происходило слишком быстро, и Кибом бился в приступах паники, умоляя прекратить всё и уйти, но Ки с упоением продолжал исследовать тело Джинки, и тот охотно отвечал тем же. Всё шло совсем не так, как должно было. Кибом не хотел терять дружбу с Тэмином, не хотел даже видеть Джинки. Больше всего на свете он и вовсе хотел как следует ударить его по лицу. Но тело не было ему подвластно. Кибом и Ки поменялись ролями. Как и тогда. Джинки в очередной раз переворачивал его мир одним лишь своим присутствием.***
Утром, проснувшись растрёпанными и уставшими, они обнаружили, что от неудобства так называемого спального места у них затекли конечности. Джинки вышел на улицу, немного размялся и устроился за рулём, готовый ехать обратно. Кибом же предпочёл не совершать лишних телодвижений. Он пихнул в рюкзак помятые тетради, пристегнулся и уснул обратно, сказав только свой адрес перед этим. Возражений от старшего не последовало. Спустя долгих два часа Джинки остановился возле указанного своим спутником дома, и тот молча вышел. За всю поездку они не обменялись и парой фраз. Остаток выходных прошёл для Кибома как в тумане. Он, кажется, что-то делал, но ничего путного не мог вспомнить, когда в понедельник шёл в университет. Картинка той ночи была расплывчатой в его голове и упорно не желала обрастать более внятными деталями. День выдался пасмурным и прохладным, но Ким чувствовал, как пот стекает по его шее за ворот рубашки, ноги словно утопают в тающем асфальте. Когда же возле главных ворот его встретил Тэмин, Кибом отчётливо ощутил, как его губы намертво склеились, и ни единое слово не могло выскользнуть наружу. Ли не здоровался и выглядел даже ещё более болезненно, чем неделю назад. Он просто протянул Кибому свой телефон с открытой перепиской и кивнул, чтобы тот прочёл последнее сообщение. “Прости, так вышло. Не грусти”, — гласили бездушные буквы. Кибом посмотрел на имя отправителя. Догадки оправдались, конечно же, это был Джинки. Это сообщение было таким сухим и безразличным, что Ким не мог поверить своим глазам. Разве так общаются влюблённые? — Он отчислился. И бросил меня. Мы больше не увидимся. Даже не предупредил и никак не намекнул, что собирается уйти, представляешь? — Представляю, — тихо ответил он. “А ты совсем не изменился. Ни капли. Чёртов спасатель, да ты только ломать и умеешь. Надеюсь, мы больше никогда не встретимся”. Кибом крепко обнял Тэмина и повёл его ровно в противоположную от института сторону. Учиться сегодня они явно нормально не смогут. Ки же опять спрятался в глубине сознания. И Кибом точно был намерен избавиться от него окончательно в ближайшее время. Пусть уж лучше он больше никогда не будет ощущать любви, пусть будет жить лишь на эмоциях от дружбы или минутной страсти. От дурацкой любви одни неприятности, ведь она посмела заразить Тэмина столь глубокой печалью. Она посмела отравить его личную весну, как когда-то сделала это с Кибомом. “Да гори в аду эта весна. Летом будет лучше”.