Рассказ на основе 12 рандомных слов

Рассеянный торчок по жизни Федор шёл навстречу приключениям, и ветер толкал его в лицо. Челка его приподнялась торчком, и Федор шагал, растопорщив руками в карманах полы плаща, как крылья. «Я сейчас вылитый удод!» - подумал Федор. Ноги несли Федора мимо паркового павильона с причудливыми барельефами, изображающими древнегреческих богов. Запрокинув голову, он зачем-то остановился их подробнее рассмотреть. Дионис протягивал сверху вниз виноградную гроздь. Сползали тоги с округлостей прекрасных богинь. Гарцевали тонконогие лани Артемиды. Величественные картины живо нарисовались в голове Федора, и он невольно вздохнул. Как эволюционировавший тысячелетиями разум променял это великолепие на скучнейший монотеизм, оставалось для него загадкой. Может, человек всегда неосознанно ищет, как ему сделать свою жизнь хуже, чтобы был посыл к развитию? Этого искал и Федор. Бодрыми и уверенными шагами направлялся он к своему другу, ботанику, любившему непомерно свою рассаду. Рассаду он выращивал под фитолампой. Лампа озаряла неоновым светом его квартиру день и ночь. Друга звали Артем. Как и положено нормальному ботанику, он носил круглые очочки и рубашку в клеточку. - Входи, - зарябил своими клеточками Артем перед глазами Фёдора. И сразу же пустился в пространные рассуждения: - Думал ли ты о том, друг, что время есть великий преобразователь? Маленькое семечко преобразует оно в росточек, а росточек в растеньице, а растеньице в косячок, а косячок в дымочек, который, в свою очередь, сеет зерно новых образов и идей в твоей голове. Артём хищно блестит кругляшками очков, протягивая Федору белую трубочку, которая состоит из трухи растительного происхождения. - Таким образом, - продолжает Артём, - растение становится мыслью. Материальное превращается в идеальное, а затем наоборот. Это круговорот энергии и материи в природе. Самокруточка в нервных пальцах Федора чуть подрагивает. - Какой-то неправильный у тебя идеализм, Артём, - тихо заключает Фёдор. Артём смеется, по комнате расходятся весёлые клубы дума. - Фёдор, это проживание с родственниками тебя оглупляет. Какой же это, нахрен, идеализм? Это совсем другое. -Дуализм? – несмело предполагает Фёдор. Персонаж в клеточку не спеша сооружает из трех тетрадок опахало и вальяжно разваливается на диване, задумавшись в потолок. Разговор окончен. Наступает молчание. «Это как тихий час в детском саду», - произносит в своей голове Федор. – «У нас сейчас тихий час». Эта мысль вдруг становится бесконечно смешной. Такой смешной, что с неистовостью дикого зверя рвётся наружу и, ломая пространственные преграды в груди немощного человека, находит выход на свободу. «Гыгыгы», - нарушает тишину сдавленный фёдоровский хохот. Дуализм. Конечно же, это не он. Это его мысль сейчас смеётся вокруг Фёдора, вот в чём истина. И это просто, как дважды два. Взгляд Фёдора фокусируется на Артёме. Внезапно он чувствует необъяснимое неприятие его скользких очков и расслабленной позы. «Хорошо устроился, - пытается объяснить себе это чувство Фёдор, - маньяк убивает людей, охотник стреляет в животных, а рыбак ловит рыбу. И всё это плохо. Но Артём скуривает несчастные растения, и это хорошо! Но чем растения хуже рыб, животных и людей? Устроился!». Артём никогда не чувствует стыда. И это нечестно, потому что он сам, Фёдор, чувствует. Все люди должны стыдиться. Этому его учили в детстве. Не в силах более сдерживаться, Фёдор изливает на диван с лежащим там Артёмом свою критику: - Артём, тебе не кажется, что ты для своих, вот, так сказать, семечек и растений, ты им как тюремщик. Рассаживаешь по своим горшкам, каждого отдельно, и они тут всю жизнь, без воздуха, чтобы их скурили! Не кажется тебе? Брови Артема немного удивляются, а вслед за ними удивляется и некоторая часть лица, но вскоре снова принимает благодушное выражение. - Не-а, не кажется. Я им, наоборот, как господь Бог! Я их ращу, они на меня молятся. А потом их души попадают в моё тело, моё сознание через кармическую турбину, а потом мой рот. Пых-пых. С губ Артема срываются колечки дыма и исчезают в неоновом небытие. - Тогда ты не Бог, а турбинщик какой-то, - обижается Фёдор. Значит, и расслабленный Артём на стороне этого проклятого монотеизма! Чем не угодили ему тонконогие лани? Неожиданно к нему приходит понимание, что имя Артём – это отсеченная часть Артемиды. Неуловимая прежде параллель даёт вдруг Артёму право на форс про божественность. Через это осознание Артём получает снисхождение в глазах Фёдора. Колечки теперь плывут между ними безмятежно и плавно. - Эти твои фигли-мигли имеют место быть, - примирительно заключает Фёдор. Политеизм и монотеизм становятся частями одного целого, и в сознании Фёдора наступает гармония.