Кроссовки, краска и любовь

Курильщик всегда предпочитал Черного. Даже учитывая, что Лорд выглядел объективно красивее, Курильщик все равно рисовал только своего самого близкого друга. Ему уже было не нужно смотреть - рука запомнила наизусть все штрихи и линии. Он мог нарисовать Черного везде, наверное даже под странной настойкой Табаки. До таких извращений доходить ещё не приходилось, хотя кто знает, куда заведет будущее. Это же Дом, тут может произойти абсолютно что угодно. Даже любовь двух парней. Наверное, Курильщик понял, что его сердцу ближе парни, когда увидел Рыжую без одежды. Элегантное женское тело не вызвало никаких эмоций кроме отвращения и стыда. А на то как переодевается Черный, ему смотреть нравилось. Это пугало. Почему вообще именно Черный? Довольно очевидный ответ, на самом деле. Они понимали друг друга. Больше чем кого-либо в этом доме понимали. Курильщику, как (ещё) непризнанному художнику, нужно было внимание. Черному нужно было простое человеческое понимание. И это то, что они могли друг другу дать. Иногда Курильщик дарил свои картины Черному. Чаще всего пейзажи Дома, но однажды подарил портрет. Конечно же имеющий массу недочетов, но это так растрогало получателя, что через пару дней Курильщику вручили пару ярких кроссовок. Ага. Ботинки коляснику. — Это какая-то шутка? Курильщик смотрел своими пронзительными глазами на Черного, пытаясь прочесть его намерения. Казалось, что так низко мог пошутить лишь Табаки, но уж точно не столь близкий человек. — Нет, просто подумал, что тебе нравится яркая обувь. —А… И тут Курильщику стало стыдно за то, что он сразу подумал о Черном именно так. Что он засомневался в намерениях этого парня. Своего, черт возьми, единственного друга в этом месте. Надо бы понижать градус недоверчивости. Он действительно носил эти кеды. Если бы можно было, он и спал бы в них. А так на ночь приходилось снимать и прятать. Прятать по трём причинам: Во-первых, Слепой может блевануть туда мышью. Во-вторых, Толстый может их покусать. В-третьих, их может просто забрать к себе Табаки. Вот третье уже случалось однажды. Пришлось ночью рыть все его вещи, да ещё и так, чтобы даже Македонский не проснулся. И вот, вроде бы цель достигнута, но утром Шакал все равно заметит, так что проснутся все от воплей по типу: "Бедного-бедного Шакала Табаки обокрали". Ближайшие две недели тебя будут называть вором и придумают восемь песен об этой ситуации, в каждой из которых меняется масштаб и ценность кражи, а сама кража приобретает всё большее количество бессмысленных эпитетов и описаний. Конечно, Табаки в таких вопросах не особо доверяли, но пару косых взглядов Курильщику поймать пришлось. Эти кроссовки были абсолютно нелепыми. Некогда белые, теперь в пятнах краски и в других художествах предыдущего владельца. На подошве есть пара непристойных выражений, нарисованных черной краской, которые даже после двух часов мытья с мылом, мочалкой и Македонским не смылись. Но все равно Курильщик их носил. С гордостью. Ещё они с Черным постоянно ходили (а точнее один шёл, а другой ехал) курить вместе. Иногда прям в комнате, сидя или лёжа на кровати, иногда на улице. Хотя время от времени Эрик курил один. Особенно часто такая практика стала повторяться после смерти Помпея. Когда Черный ушёл к псам. Курильщик, конечно, праздновал с ним. Это же такой важный момент - становление нового вожака стаи. И вроде надо радоваться за друга, а Курильщик мрачнее тучи. Сигарет расходует даже больше чем обычно, огрызается на всех. Почему так тошно?… — Всё точно в порядке? У Черного на лице написано, что он хочет пойти веселиться, но его сердце отяжеляет вид друга. И Курильщик его отпускает. — Ага. — Эрик выдавил из себя кислую улыбку. —Просто чудесно. И как же Курильщику хотелось сказать: "Останься. Черный, если ты останешься, я нарисую тебе самый красивый портрет в мире. Не уходи к псам. Прошу". Но он промолчал. И Черный ушёл. И Курильщик начал молчать. Он и так белая ворона, которую никто не слушает, так зачем говорить что-то? Вот он и рисовал днями напролёт. Рисовал портреты. Его портреты. Однажды Табаки даже психанул и начал говорить что-то про то, что Курильщик заболел некой ужасной лихорадкой, и нужно немедля сдать его паукам. И как же "приятно" было уснуть в четвёртой, а проснуться в приёмной могильника. Конечно же ничего не обнаружили. Только на ужасный запах табака изо рта пожаловались. А так ничего. Но Табаки этим не убедишь. Он продолжал пытаться найти лекарство - однажды он попытался заставить Курильщика съесть какое-то редкое растение, что было "любезно одолжено" у Птиц (потом Стервятник читал Табаки очень длинную лекцию по поводу воровства). К сожалению, всё что это растение дало Курильщику, это ужасное несварение желудка. И, видимо, чтобы уже добить беднягу, Шакал споил ему полную кружку своего отвара, смешав в пропорции 2:1 с чаем. Всегда работает безотказно - поведение Курильщика действительно изменилось. Ну да, ведь он теперь не просто сидел молча, а лежал. Еле дыша. Наверное, его бы так и оставили, если бы не испуганный Черный, вбежавший в четвертую. — Где он? Македонский кивнул на общую кровать, и блондин пулей метнулся туда, поднимая бессознательного друга на руки. И вот таким образом Курильщик снова проснулся в Могильнике, причем снова из-за Табаки. Голова слегка гудела. Да он бы и лежал с закрытыми глазами до прихода врача, если бы не Черный, внимательно смотрящий прямо на чужое лицо. До Курильщика даже не сразу дошло, что это не очередная картина, а человек. — Черный… Эрик потянулся к нему руками, но блондин перехватил их. — Никогда, слышишь, никогда не бери больше никакой еды или напитков от этого дрянного Шакала. Черный крепко обнял своего друга, и Курильщик услышал как бьются их сердца. Оба переволновались. Настолько, что даже Эрику, который никогда не стремился к тактильности, было приятно. Наверное, он мог бы позволить Черному сделать с ним что угодно. Потому что влюблён. Причем давно. — Если бы ты там умер, я бы их… даже Слепого… — Черный замолчал и сжал пальцами потную кофту Эрика. — Ага, и стал бы вторым Помпеем. — Выдохнул Курильщик, утыкаясь в чужое плечо. — Почему ты не приходил? Черный поджал губы, и в комнате наступила полная тишина. Только где-то в приемной тикали часы. — Я видел твои рисунки… Там, в комнате. И Табаки говорит, что ты даже вопросы перестал задавать, когда я ушёл… — К чему это? — Курильщик, скажи. Я тебе нравлюсь? Секунда казалась вечностью. Сердце ушло в пятки, если можно так говорить в случае колясника. Разве можно говорить правду в ответ на такое?… Курильщик не готов. — Нет. — Ага. Понял. И Черный ушёл, даже не дождавшись врача. Просто ушёл. И он не приходил, когда Эрика выписали. Он вообще будто избегал любых встреч с четвертой комнатой. Может, это просто от обязанностей вожака. А может, он просто догадался и ему стало противно. Курильщик не знал причин, и от этого вновь стало тошно. Но больше он не молчал. На всякий случай. Зато стал бесить всех остальных, и они его тоже. Он будто снова вернулся в самое начало, снова представил, что всё это игра, а чувства к тому проклятому блондину были не больше чем одним из испытаний. Картины опять поменялись. Мазки стали острыми и отрывистыми, а наибольшую романтику, Эрик почему-то стал видеть не в коридорах и окнах, а в четвертой комнате. В уголке Черного. Здесь остались его вещи. Курильщик знает, где лежит та старая футболка, что всегда жала Черному в плечах. И он мог бы её взять, он бы хотел, но ведь это так странно - носить одежду другого парня. Даже если очень хочется. На картинах начал мелькать образ Черного. Сначала просто его атмосфера, а потом его лицо, волосы, руки, а затем и он сам. На Курильщика с холста смотрело что-то слишком похожее на Черного. Не будь это краска, он бы поцеловал эти красные губы… — Курильщик. Слишком знакомый голос, неумолимо возвращающий в реальность. Его застали врасплох. Два парня находятся посреди вихря красок и смотрят друг на друга. Гуашь покрывала даже дверной проём - как она туда попала? И как Черный попал в этот мир, куда нельзя было никому постороннему? А, точно. Он же уже прокрался сюда кусочками. И самый большой из них - кроссовки. Те самые. Белые, но полностью покрытые пятнами краски. Он уже пробрался в каждую секунду жизни Курильщика. И каждый, черт возьми, раз, когда его из этой жизни пытаются выкинуть, он цепляется изо всех сил и возвращается. Ведь это же Черный. Вожак так просто не сдаётся. Но и Курильщик тоже. Хотя иногда очень хочется. Иногда он слишком близок к тому, чтобы всё закончить. Но не заканчивает и не проигрывает. И раз чувства - это испытание в игре, под названием "Дом", то нужно уже поскорее его пройти. Он подъезжает к своему самому любимому блондину в доме и смотрит прямо в глаза. Понимает, как сильно отличается его картина от реальности. Черты Черного будто слегка огрубели, с момента его становления как вожака, да и скулы стали слегка заметнее. Видимо, немного похудел от новых обязанностей и стресса. Но как же красив… и ни одна краска эту красоту не передаст. А жаль. — А я ведь тебе соврал тогда, Черный. Эрик слегка улыбается, видя чужое недоумение. — О чём ты? — Ты мне нравишься. Черный удивлённо моргает, а затем начинает блуждать взглядом по чужому лицу, пытаясь найти подтверждение, что это просто шутка, и ничего такого ввиду не имеется. Но нет. Курильщик абсолютно серьезен. Наверное, если бы он мог стоять, у него бы подкосились коленки. Но стоять он не может, и скорее всего не сможет никогда, так что он просто смотрит. Не в глаза. На губы. На картине, они всё же были краснее. В реальности все равно манят не меньше. И тут Черный его целует. Ясно и коротко. Это не поцелуй страсти или поцелуй нежности, а поцелуй взаимности и согласия. И он заменяет все слова. На лице Курильщика расплывается искренняя улыбка. Они с Черным просто смотрят друг на друга и улыбаются. И ничего им больше не нужно. — Кстати, у меня тут есть идея одна… ты со мной? — А что за идея? — Автобус. — Какой автобус? — Ну…