Я поняла, что люди забудут, о чем вы говорили, и забудут, что вы делали, но они никогда не забудут, что вы заставили их чувствовать.
Майя Ангелу
Ступай осторожнее, дорогой читатель, когда подойдешь к концу этой истории.
В уголке комнаты, на старинном дубовом письменном столе, стоял календарь, возвещавший о приходе третьего дня декабря. Солнце давным-давно взошло на небосвод, озаряя мир своим благодатным светом. Лилит покоилась на мужской груди, нежно проводя пальцем по татуировке, где были изображены птицы. Наверное, если бы она выглянула в окно, то, вероятно, увидела бы везде колесницы, запряженные крылатыми лошадьми, и радужные облака. Настолько она была счастлива. Жизнь текла медленно, как восходящее солнце, и легко, как птичка, умело балансирующая на тонкой ветке. Все беспокойства и невзгоды отступили, словно нежелательные гости, которым так и не удалось пробиться сквозь дверь. Все было прекрасно. Хоуп была окружена любовью всей семьи. Это крошечное создание, пришедшее в этот мир двадцать восьмого августа, уже находилось на свете третий месяц. Она с уверенностью держала голову, начала переворачиваться и могла беседовать на «своем языке» часами напролет. Однако как и в каждой семье, несмотря на гармонию, у них были проблемы, хоть и мелкие. Из всех имеющихся можно было выделить две наиболее значительные. И одна из них: Тихий стук в дверь привлек внимание влюбленных. Им хватило всего нескольких секунд, чтобы понять, кто пришел, и вместе они одновременно решили притвориться спящими, но их синхронное храпение провалилось. — Добренькое утро, надеюсь, время для утреннего шпили-вили закончилось, и я, о, я принесла кофе, — сказала Ребекка, держа в обеих руках бумажные стаканчики. Лилит кивнула в сторону двери, как бы намекая Клаусу, что ему пора уйти. Он старался держать себя в узде, как моряк, вращающий руль в бурю, но его гнев медленно и неотвратимо всплывал на поверхность. — Почему я должен покидать свою собственную спальню?! — спросил он, схватив с пола небрежно брошенные джинсы и кофту с пуговицами. — К тому же, ваши женские беседы можно проводить в другом месте, — добавил Никлаус, натягивая на себя одежду. — И не в утреннее время, и не когда мы уже глубоко погружены в сон! Огласив свое возмущение вслух, он хлопнул дверью и покинул комнату, а от любезной улыбки на лице Ребекки не осталось и следа. Приблизившись к кровати, она залезла под одеяло и протянула Лилит стакан ароматного кофе. — Я собираюсь уехать из Нового Орлеана. Ребекка заглушила повисшее молчание глотком кофе, в то время как Лилит тихонько вздохнула. Честно говоря, невозможно передать словами, как она заколебалась. На протяжении месяца Ребекка словно заселилась в их спальню. То она являлась ранним утром, то внезапно в момент их уединения, а то, когда они уже спали, Клаус обнаруживал, что его сестра спала с ними, словно ее место было там по умолчанию. Раз за разом она высказывала свои странные желания, возмущения и планы. Вчера она размышляла о покупке дома на границе с Новым Орлеаном, позавчера мечтала о возможности состариться. Несколько дней назад она заявила, что в этой семье ее не ценят и если бы она исчезла, никто бы не пролил за нее слезу, потому что ее отсутствие никому не было бы заметно. А на днях внезапно воскликнула, что встретила свою любовь через интернет. То она плакала, то радовалась, то погружалась в себя настолько, что казалось, будто находится в совершенно другом мире, недоступном для посторонних. Тогда Лилит пришла к возможно глупому, но вполне вероятному выводу: у Ребекки развилась послеродовая депрессия… — И что изменится, если ты уедешь? — спросила Лилит. — Дорогая, скоро наступят зимние праздники, девичник, свадьба… — Я буду приезжать, — заявила Ребекка. — Обещаю. С Элайджей я обсужу это, а вот Ник, он, вероятно, будет не в «восторге». Поэтому, Лилит, прошу тебя, — произнесла она с легкой улыбкой. — Не позволь ему отправить меня в гроб. «Ну нет», — сразу пронеслось мимолетной мыслью. Клаус не стал бы вонзать кинжал в своего брата или сестру. Он мог бы так поступить в прошлом. В основном подобные поступки были обусловлены страхом остаться одному, но сейчас у него есть Лилит и их дочь. — А как же «девочки должны держаться вместе»? Как же семейная клятва? — А как же я? — возмутилась Ребекка. — За тысячу лет Ник отнимал все мои шансы на женское счастье, и что же сейчас? У него есть все, а у меня ничего, — проговорила она. — Нельзя прожить свою жизнь для других, даже если это семья. Надо выбрать то, что нужно именно тебе, даже если это не понравится твоим близким. Ребекка бросила взгляд на подругу, прежде чем сделать последний глоток кофе и выйти из комнаты, оставив Лилит с ощущением, будто на нее возложили ответственность за эту ситуацию. Но, на самом деле, так оно и было. Лилит привела в действие проигрыватель. Он заиграл тихую мелодию, а аромат благовоний, невидимый, но ощутимый, наполнил воздух. Ну и в довершение этой картины, теплая, даже слегка горячая вода, наполнившая ванну, стала идеальным дополнением к утренним процедурам. Махровый халат сполз с девичьего тела и упал на пол. Лилит переступила через белоснежный бортик и медленно погрузилась в воду. Она ощутила, как каждая косточка в ее теле словно растворялась в воде, пока на поверхности плавали нежные облачка пены. Но, увы, даже в этой идиллической картине проплыло одно «но». — Мне легко было догадаться, кто стоит за этой потасовкой в лесу. Вижу, ты вынашивал блестящий план. Заманил одного из наших волков на бой с Джексоном. Надеялся, что твой победитель станет новым вожаком, преданным лишь тебе и твоим амбициям. Но, к сожалению для тебя, Джексон одержал победу. «Черт побери этого гибрида», — пробормотала Лилит себе под нос. Вполне можно было заменить «гибрид» на «вторую значительную проблему». Ну что ж, в принципе, полежать в ванной она может чуть позже, а сейчас нужно избавиться от остатков воды на коже и разузнать, что происходит. — Ты, дорогуша, лучше всех осознаешь тяжесть ответственности, которая лежит на твоих плечах, — произнес Клаус. — Итак, если Джексон не будет следовать моим указаниям, ему придется за это ответить. А ты, Хейли, должна дрессировать его, и, если он еще раз разгневает меня, тебе не будет некого винить, кроме себя. Хейли скрестила руки на груди и дернула подбородком. Клаус подлетел к ней, как разъяренная фурия, и ей так хотелось ударить его и стереть эту наглую ухмылку не только с его лица, но и из его глаз. — Кстати, Хейли, — растянув улыбку от уха до уха, он сцепил руки в замок за спиной. — Если так, между нами девочками, кого бы ты выбрала? Джексона или… Элайджу? — Меня не интересуют твои подростковые драмы, — отрезала Хейли, и он театрально ахнул. — Никлаус, на минуточку, — пронеслось в коридоре. Ему был хорошо знаком этот голос, но он все равно делал вид, что ему до этого нет никакого дела. Он непобедим, бессмертен и вездесущ. Угроза для любого города и непокорных людей. Не хватало ему еще подорвать свой авторитет перед волчицей, поэтому он продолжал стоять неподвижно. Но Хейли сама удалилась и скрылась из виду. Приглушенные шаги приблизились к нему. — Все в порядке, — заявил Клаус, поворачиваясь к ней. — Просто… — Просто что же лучше подчеркнет перемирие, чем очередное убийство? — прозвучало от Лилит. Тихий его смех словно лег на ее кожу, вызывая легкую улыбку на ее лице. — Надо поговорить. — Точно надо? — вздохнул он. — Или, может быть, ты хотела поблагодарить меня за то, что я нашел игрушку Хоуп, которую она сама и спрятала? — Да, действительно, спасибо. Не думала, что у нее проявится магия в таком юном возрасте, — засияла улыбкой Лилит. — Но все же, имел ли приказ, который ты отдал Джексону, серьезное значение, или это всего лишь элемент его дрессировки? — Все мои указания несут в себе серьезность, — сказал Никлаус, смех его отражал иронию, оставляя намек на то, что это скорее был второй вариант. И Лилит наклонила голову набок. Они не раз обсуждали этот вопрос, и ей удавалось убедить его отстать от волков. На какое-то время. Но Клаус всегда добивается своего, вне зависимости от того, какая цена будет заплачена и каким путем он достигнет своей цели. — Хватит приказов. Ты душнишь. Лишаешь их права на выбор, свободы слова и контролируешь каждый шаг. — Прости, но ты действительно веришь, что я когда-либо дам Джексону управлять волками? — Мы уже поняли, что ты невзлюбил его с самого начала, — сказала Лилит, строго глядя на него, но было такое чувство, что она ругала его понарошку. Мягкость в ее голосе явно выдавала ее. — Но тебе придется считаться с ним, он на нашей стороне и будет сражаться за нас, как и Марсель. — Вы все, — руками развел Клаус, охватывая взглядом пространство перед собой, — вообразили, будто здесь царит демократия. Я уверяю, что это далеко не так. — То-то оно и видно, — согласилась Лилит. — Тоталитаризм. — Ну, не совсем так… — закатил глаза Клаус. — Слушай, — вздохнула Лилит. — Пора уже разбудить Хоуп, иначе она будет очень капризной. Мне срочно нужно встретиться с Давиной, а потом надо будет кое-что прикупить для свадьбы. — У нас есть помощники для этого. — Хм, ну, это для брачной ночи, так сказать, — подняла бровь она. — А… — озадаченно протянул он, запихивая руки в карманы джинсов, глубоко задумавшись. Нужно ли и ему что-то прикупить? Может быть, какие-нибудь эксклюзивные боксеры для такого события? — И последнее, но не менее важное: я хотела бы, чтобы ты тоже хоть как-то участвовал в организации свадьбы, — сказала Лилит. — Поэтому выбери торт. Можешь устроить дегустацию с Элайджей. Не сдержавшись, Клаус прыснул со смеху, встречая взгляд Лилит. Не нравился ему этот взгляд. Так смотрят на дурачков в психбольницах. Он надеялся, что это была просто неудачная шутка. Но, когда она медленно прикоснулась к его губам и задержалась на пару секунд пальцами в расщелине между ними, а затем прошептала, что уходит, это окончательно ошеломило его. Похоже, сегодня у него намечается настоящий выходной с чашечкой чая и тортиками. Никлаус капризно фыркнул и приблизился к окну, внимательно изучая улицу за стеклом, а затем распахнул створку. Прошло несколько минут, прежде чем из дома вышла Лилит. Она завязала пояс вокруг своей талии. Подол ее черного плаща волнообразно развевался за ней, напоминая крылья бабочки. При лучах солнца ее распущенные волнистые волосы засияли, словно покрытые сахарной пудрой или волшебной пыльцей. Кстати, если у Ребекки, предположительно, наблюдалась послеродовая депрессия, то у Лилит была остро выражена потребность в гнездовании и приближенное состояние к «я-же-мать». Клаусу было хорошо известно обо всех делах Лилит. За эти месяцы она успела сблизиться с Марселем и волками, хоть и только с небольшой частью из них. Джексон, как и многие, относились к ней с крайней осторожностью, но это были лишь деловые отношения. Лилит выстраивала доверительные связи во благо будущего своей дочери. Однако, если с вампирами у нее были положительные отношения, а с волками — скорее нейтральные, то с ведьмами наблюдался полный провал. Ее, грубо говоря, недолюбливали, и она сомневалась, что это можно исправить. Ведьмы также отвергали Давину, что мешало ей занять должность регента. Однако она не сидела сложа руки: Давина устанавливала связи с некоторыми ведьмами и искала пути вернуть Кола вместе с Лилит. Клаус не возражал против всего этого. Его звездочка должна была светиться также ярко, как и он.***
Четыре часа пронеслись мимо, и день в Новом Орлеане перешел в свою послеобеденную фазу. На небесах расстилались облака. Температура была хоть и не пронзительно холодна, но все же заставила жителей облачиться в легкие куртки и шарфы. Клаус слушал, как цокал маятник напольных часов. Было так тихо, что казалось, этот звук заполнял не только комнату, но и весь дом. Он смотрел и не мог насмотреться на собственное создание. Маленькие сжатые кулачки потерли личико, Хоуп шевелилась, кряхтя себе под нос, а ее глазки то и дело закрывались. — Знаешь что, милая? — прошептал Никлаус. — Папа скоро сделает твою маму законной королевой. С тихим вздохом, сорвавшимся с пухленьких губ, ее веки сомкнулись, дрогнув ресницами. Улыбка на лице отца растянулась, и он еще какое-то время наблюдал за дочерью, погруженной в сладкие грезы, после чего вышел из комнаты, осторожно закрыв за собой дверь. В уютной гостиной взору открылся кофейный столик, где на своем престоле лежала раскрытая коробка с изысканными кусочками разнообразных тортов. Рядом лежали три десертные вилки, окропленные остатками бисквита и крема, а также три пустые чашки чая. Напротив этой сцены возвышался Элайджа. После того как он поворошил горящие поленья, чтобы разжечь огонь в камине, он быстро плеснул янтарный напиток в три граненых стакана, один из которых протянул брату. — Хм… Кто заказал это? — прозвучал голос Ребекки, поглядывавшей на шесть аппетитных маффинов, расположенных перед ней. — Я не заказывала… Возможно, Лилит? К ней подошли два брата. Один из них, ухвативший маффин, оценивающе повертел его в руках, хотя второй уже заколебался с этими дегустациями. Ребекка и Элайджа отправили угощение в рот. Рассыпчатый бисквит, еще теплый и испеченный до совершенства, словно растворялся в их ртах, раскрывая богатый вкус лесной черники, шоколада и орехов. — Это восхитительно, — проговорила она. — Попробуй. Ну же, Ник, — маняще протянула она к губам брата откушенный маффин. — Ребекка, у меня уже поперек горла стоят эти дегустации, — произнес Клаус. — Я бы предпочел дегустировать виски. — Довольно интересно, — заявил Элайджа. — Шоколад с кровью, — добавил он, после чего Клаус, все же заинтересовавшись, взял один для пробы. — У меня жидкая начинка, — сказал Никлаус. — Она еще и теплая. — Где ты такой взял? — спросила Ребекка. — Я тоже хочу. — У меня что-то хрустит, — произнес Элайджа. — Как будто смешали орехи, кусочки шоколада и еще что-то, но не могу понять, что это. — Это называется кранч, — ответил Клаус, уже закончивший один маффин и приступивший к другому. — О, этот шоколадный с виски, — сообщила она. — У меня шоколад с апельсином и кровью. — Разве? Пахнет миндалем. — По мне, это корица. — Вы что это творите??? — прогремел голос, раздираемый лютой злостью и досадой. Элайджа поперхнулся кусочком маффина и раскашлялся. Его сестра, поспешно похлопывая его по спине, помогала ему прийти в себя, пока шаги приближались к кухонному островку. — В-Вы что? Все слопали? — выпалил Кай, его глаза вылезли из орбит. — Эти маффины были для Лилит. — Оу… — прочистил горло Элайджа. — Они совсем не удались, — начал Клаус. — Да и тесто сыровато. — К тому же сода чувствуется. — И вот голубика и кровь совсем не сочетаются. Ресницы Кая задергались, пока он озадаченно глядел на пустую тарелку, на дне которой остались лишь крошки, прикрывавшие рисунок с человеком-пауком. Майклсоны, нашкодив, прятали глаза, вытирая с губ те самые крошки. — Это бы не прокатило с Лилит, — заявил Клаус, словно вынося приговор. — Но если ты мне поможешь в одном деле, то, может быть, я замолвлю за тебя словечко. Кай обвел взглядом семейку и, взяв свою тарелку, злобно сгорбился, направляясь к выходу, но на пороге внезапно остановился. — Я просто хочу уточнить: это очередная издевка или ты серьезно? — спросил он. Клаус дернул уголком губ, отпивая из своего стакана, внимательно следя, как злость покидает парня. — О, спасибо… — слегка улыбнулся Паркер, выходя из дома. — Он не такой уж и бесячий, если вовремя заткнуть, — пожал плечами Никлаус. — Кстати… Только представьте: свадебный шоколадный торт с кровью Лилит. Если какая-нибудь собачонка на свадьбе брыкнется, мы тут же ее «того», — сказал он, махнув головой в сторону. — А может, и всех, — хохотнул он.***
По сумеречному своду неба птицы плыли, легко размахивая своими крыльями. С их высоты было видно огромное светлое пятно, расползающееся по земле. Могучие прожекторы озаряли зеленую траву, по которой метались игроки двух команд. Стойки с напитками обслуживали толпы людей, предлагая им газировку, освежающее пиво и бутылки с водой. Трибуны были забиты, а шум трещащих бумажных упаковок с хот-догами сливался с возгласами. Это был третий матч сезона, и Майя присутствовала здесь, поддерживая команду «Феникс» из Нового Орлеана. Она должна была прийти сюда вместе с Лилит, но та, помимо забот материнства, также занималась дьявольскими делами, которые иногда сложно было совместить с обычной жизнью. Поэтому Майя явилась на матч в компании своей коллеги. Им удалось занять прекрасные места, ведь Адам обеспечил их этим. В руках у Майи была пустая жестяная банка от Barq’s. Из отверстия торчала мятная палочка с остатками губной помады. Вдруг Майя вскочила с места, игнорируя недовольных болельщиков за своей спиной. Ну кто же может усидеть на месте, когда тут такое творится? Первую четверть игры команды откровенно сливали. Ни одного тачдауна. Майя закричала: «Адам, беги!», считая это наилучшей тактикой. Однако, когда Адам попытался достичь ворот, она вскрикнула и закрыла рот ладонями, когда он был сбит с ног. К счастью, он не пострадал и продолжил игру. Со второй четверти команды уже сыгрались и началось то, ради чего все приходят на американский футбол. Тачдауны, сбивание противников с ног, красивые и не очень пасы, шикарные двухочковые реализации, предупреждения и штрафы. В этой игре было все. — Они отлично играют сегодня, — сказала Камилла. — Да, так и есть, — кивнула Майя. — Может быть, это из-за твоей футболки с его номером? — предположила Камилла, проигрывая бровями. — Ты видела цены на эти футболки? Я не готова отдать сорок баксов, только чтобы надеть футболку с другим номером. — Да ладно, что тут такого, — усмехнулась Камилла. Майя задумчиво вглядывалась в Адама, совершенно забыв о происходящем на поле. Она искренне не понимала, с какой целью мироздание их сталкивает, или почему он так увязался за ней. Просто наваждение какое-то. Куда бы она ни шла, непременно натыкалась на него. Она даже стала подозревать участие неких высших сил, подстраивавших эти совпадения, толкавших их друг к другу. Но она не могла не отметить и очевидные вещи. Адам — этакая квинтэссенция, образчик идеального американского бойфренда. Хорош собой. Правильно одевается. Пахнет правильным парфюмом. Вежливый. Вот только он и она из диаметрально противоположных миров. Адаму суждено было звездное будущее: постоянные разъезды, матчи, множество поклонников и искушений. Майя, естественно, мечтала о путешествиях, но не на постоянной основе. Ей важно было иметь свой дом. Она мечтала о хорошей работе, о здоровых детях и о муже, которого она с нетерпением будет ждать дома. Поэтому в ее сегодняшнем мире, где она стремилась к стабильности и отношениям, ведущим к семейной жизни, не было места для отношений с таким парнем. Точнее, с ему подобными. Майя не позволила бы себе даже простого удовольствия — забыться на несколько мгновений. Нечего таким мечтам делать в ее голове… Слишком велик был риск влюбиться и остаться с разбитым сердцем. — Они движутся к воротам! — воскликнула Камилла, вырывая Майю из ее размышлений. Она услышала рев толпы, и вот эта командная вибрирующая энергия поднималась в ней от самых кончиков пальцев ног и шла вверх. — Беги давай! — закричал тренер. — Эти придурки не умеют бегать, но охренительно сбивают с ног бегущего! Помните о цепочке передач, — снова крикнул он. Вся команда была напряжена. Фениксы отлично помнили наставления и без напоминаний тренера, но, возможно, так выражалась его собственная нервозность. Казалось, будь его воля, он заменил бы всю команду на поле. Адам старался игнорировать вибрации в теле, то и дело встряхивая плечами. Его друзья по команде делали так же, передавая, словно по цепочке, эту нервозность. Отсчет последних минут, бросок, летящий мяч в воздухе и… Команда Феникс выиграла со счетом «51:28». Болельщики сходили с ума и кричали так, что срывали голос. Парни на поле сталкивались грудными клетками, шлепали друг друга по задницам, «бодались» шлемами. Час спустя, когда небеса накрыло густым черным покрывалом, усыпанным редкими мерцающими звездами, Майя все еще находилась на трибунах, ожидая Адама, который пообещал ее подбросить до дома. В это время он беседовал с тренером, пока его команда вместе с девушками направлялась к выходу. Сзади трибун, на высоте, персонал занимался уборкой, закрывая будки, где раньше торговали едой и напитками. Работники собирали кабели, вывозили мусор, снимали рекламные щиты. — Майя, — произнес Адам, приближаясь к ней, и она оторвала взгляд от телефона. За ухом у него был маркер, черный, без колпачка, вероятно, он кому-то давал автограф. Раньше ей казалось, что карандаши, ручки и маркеры за ушами держат только в фильмах. Выходит, не только. Вот он, Адам, и вот он, маркер. В сочетании — супер. — Вставай, сыграем до двух тачдаунов, — предложил он. Она опустила взгляд на его руки, в которых он вращал мяч, а затем взглянула на стадион. Помимо персонала, никого больше не было. Майя встала со своего места. Все-таки, когда у нее еще будет возможность побегать по такому огромному полю? — Ты думаешь, я смогу обыграть человека, который этим занимается уже не один год? Слушай, я уверенная в себе девушка, но рассуждаю здраво… Они подошли к стартовой линии. Адам не установил мяч на обычном месте посреди поля, как принято было в профессиональных играх, а расположил его лишь в пятнадцати ярдах от ворот. Похоже, он пощадил Майю. Вероятно, она не смогла бы пробежать половину поля с мячом и не умереть у цели. — Сегодня ты — нападение, Майя, — сказал он, пододвинув ее к черте, а сам встал перед ней. Присев, она выставила вперед руки. Ей казалось, что он сейчас сделает первый бросок, и мяч влетит ей прямо в лицо, выбивая все зубы. Но бросок, на удивление, был несильным, и мяч угодил ей прямиком в руки. Вместо того чтобы бежать в зачетную зону, Майя продолжала стоять, в недоумении пялясь на мяч. Адам скрестил руки на груди, смотря на нее, не скрывая своего веселья. — Так и будем стоять? — спросил он. — Или ты считаешь, что уже выиграла? — Не смешно. — Беги, голубка, — произнес Адам. И она побежала. Так быстро, как могла. Будто за ней гнались все бесы Ада, а сам Дьявол тыкал ей в задницу своим горящим трезубцем. Адам то и дело вставал на ее пути, но каким-то «чудом» ей удавалось уворачиваться от его рук, хотя на деле он ей подавался. Когда он в последний раз встал перед ней, она провернула трюк, который видела на сегодняшнем матче: она нырнула под его руку, упала на задницу и просто заскользила по траве прямо к зачетной зоне. Майя остановилась всего в паре сантиметров от нее и медленно опустила руки с мячом за черту зачетной зоны. Адам разразился громким смехом, опустив ладони на колени и согнувшись пополам. Он смеялся так долго и громко, что она не смогла удержаться и присоединилась к нему. Когда Майя, встав с земли, продемонстрировала свою зеленую от травы задницу, это окончательно заставило их задыхаться от смеха. — Тачдаун! — вскрикнула Майя, когда смогла наконец говорить. Вернувшись на место, они заняли прежние позиции. Адам поставил мяч на поле, и вновь адреналин закипел в крови Майи, побуждая ее к новому забегу. — Готова? — выкрикнул он. — Давай! — ответила она. В этот раз, едва мяч коснулся ее ладоней, она рванула вперед, обегая его справа. Майе уже казалось, что она почти у цели, когда крепкие руки внезапно обхватили ее за талию и подняли в воздух. Взвизгнув, она выронила мяч. Адам выпустил ее, поднял мяч и кивнул, призывая занять исходную позицию. С каждым разом, когда они начинали и заканчивали тем, что он выбивал у нее мяч, она все больше вспыхивала азартом. Во время следующей попытки Адам дернул Майю в сторону, и они оба завалились на траву. В полете он перевернулся так, чтобы упасть не на нее, а спиной на газон. Он прижал к себе ее голову, уберегая от болезненного падения. В итоге Адам оказался на спине, а Майя — сверху на нем, удерживая в руке мяч. Ее пронзила дрожь, но она не могла бы сказать, что это было неприятно. В ее голове закружилась волна мягкого тепла, а внутри словно зашипела и забулькала газировка. — Ты можешь меня поцеловать, я не против. Зачем с этим тянуть, если это все равно произойдет? Майя округлила глаза, а затем взорвалась смехом, вставая. — Тебе дополнительный балл за смелость, — хохотала она, хотя он мог поклясться, что видел, как она бросила взгляд на его губы и задумалась. Адам что-то промямлил себе под нос и, вставая, сделал шаг к ней. В голове Майи что-то взорвалось. Не иначе как умерло несколько миллионов нервных клеток. Адам уставился не на Майю, а на два дюйма пустого пространства между ними. Казалось, он хотел сказать что-то крайне важное, но молчал. Просто стоял, а его грудная клетка поднималась и опадала, поднималась и опадала. Майя смотрела, как завороженная, а сердце скакануло, когда он внезапно сократил это расстояние и начал наклоняться к ней. Она на время затаила дыхание, мирно ожидая этого момента, а потом вспомнила, что она сама не из теста слеплена, и подняла подбородок, двигаясь к нему навстречу. Уголок его губ дернулся вверх, но тут она резко ушла вбок и, крича изо всех сил, пустилась бежать. Он обернулся в замешательстве, а затем взялся за голову. Бросок, мяч в воздухе и… — Тачдаун!! ДА-А-А!!! — прыгала Майя в белых джинсах и с огромным зеленым пятном на заднице. — Черт! — вздохнул Адам.***
В городе наступил новый день. В поместье Майклсон на первом этаже, как всегда, раздавался треск камина, дополняемый шуршанием страниц. В воздухе лениво плыл благородный аромат виски, который переплетался с душистым запахом гвоздики и дымом. На диване, сосредоточенно трудясь над портретом, сидел Клаус, который украдкой поглядывал на Лилит. Давно он не видел ее с обычной книгой, но все же не мог не подметить, как она сегодня была очаровательна. Волосы были убраны за ухо, позволяя ему наслаждаться ее профилем, озаренным мягким светом помещения. На ней были сложной вязки красный свитер, черные леггинсы из текстурной кожи и мягкие черные тапочки. Тихий шорох грифеля едва был различим на фоне звука открывающейся двери. Оба и взгляда не подняли, чтобы встретить входящего. Однако Лилит прислушалась к шагам — они явно не принадлежали ни Элайдже, ни Ребекке. Эти шаги звучали неуверенно, словно человек пришел не домой, а в гости. Поэтому Лилит, оторвавшись от книги, все же подняла глаза, чтобы посмотреть, кто пришел. — Что ты здесь делаешь? — возмутилась она. — Я же послала тебя к черту! Да и не раз. — Поэтому я и возвращаюсь каждый раз, — отозвался Кай. Глаза Паркера плавно соскользнули чуть вправо, встречаясь с взглядом гибрида, прежде чем он пролетел сквозь гостиную и занял место в пустующем кресле. Верхняя и нижняя губы Лилит разошлись со звуком, как будто лопнул пузырек из мыльной пены, когда она пристально выслушивала слова Кая, или, вернее, то, что он передавал. Именно передавал Клаусу. — Какого… — буркнула Лилит, взглянув на гибрида и еретика. — Он что, твой крысеныш?! — Парень сидит без дела, вот и нашел ему занятие, — пояснил Клаус, откладывая блокнот в сторону. Не мог он продолжить писать портрет, ведь атмосфера испортилась, и безмятежное выражение лица Лилит исчезло. Майклсон встал с мягкого дивана и удалился куда-то. Паркер пытался привлечь его внимание, напоминая об его обещании «замолвить за него словечко». Но, когда открылась массивная деревянная дверь с темными волокнами и узорами, выгравированными на ее поверхности, и звук шагов угас, они поняли, что Никлаус ушел в погреб за алкоголем, оставив их наедине. Вздохнув глубоко, Кай повернулся к Лилит. — Я, конечно, ничего не хочу сказать… — Но ты скажешь, — дополнила она. — Но я скажу, — произнес он. — В общем, ты же понимаешь, что дело было не в тебе, а во мне. — Звучит, как третьесортный сериал по центральному каналу, — презрительно фыркнула Лилит. — Я! — воскликнул Паркер, надеясь, что она перестанет его перебивать. — Вообще-то, я думаю, а возможно, даже уверен, что из всех, кого я знаю и знал, ты мне наименее противна. Мрачный взгляд, словно острый клинок, пронзал его, заставляя чувствовать себя на грани абисса. Однако, когда он проронил эти последние слова, ее лицо медленно преобразилось. Мрачные черты уступили место благородной мягкости, а глаза, способные проникнуть в самую глубь души, теперь выражали теплоту, казавшуюся невозможной. Но всегда есть это вечное «но». Лилит молча встала и направилась, кажется, к лестнице, ее шаги отзывались в его ушах, словно стук упряжки кареты. — Да куда же ты! — К бабке-гадалке, хочу спросить, где я провинилась, что судьба нас столкнула, — с раздражением ответила она. Вздыхая и разводя руками, Кай поднялся с кресла. — Я уже не знаю, что еще тебе сказать. — Не утруждайся, я все равно тебе не поверю, — сказала она. Где-то внутри что-то щелкнуло, возможно, его терпению настал конец. Мимо лица Лилит промелькнул предмет — декоративная подушка, когда-то украшавшая диван. На первый взгляд это был безобидный предмет, однако в данном контексте он стал инициатором войны. — В эту миллисекунду я отрублю тебе голову, — произнесла Лилит. Она по-кошачьи зашипела и оскалила зубы, а затем повернула голову, чтобы получше разглядеть негодяя. — Пусть победит самый сумасшедший ублюдок, — ответил Кай, ухмыляясь. Клаус, который спокойно подпевал себе под нос, выбирая бутылку красного вина для запланированного им свидания, внезапно услышал грохот сверху. Бросив все, он побежал туда с криками «хватит!», но, когда добежал, увидел иную картину. Лилит сидела на диване, а Кай продолжал занимать прежнее место в кресле. Помимо декоративной подушки, валявшейся на полу, и быстрого дыхания этих двоих, все остальное казалось в полном порядке. — Что здесь происходит? — спросил он, осматривая помещение. — Хм, все хорошо? Мне показалось, будто тут была драка… — медленно сощурил глаза Никлаус. — Ваза, — ответила Лилит. — Она решила, что сегодня ей пора разбиться. Взяла и сама прыгнула на пол. — Какая невоспитанная ваза, — покачал головой Кай. Майклсон уловил их кривые усмешки и обнаружил осколки в углу, рядом с камином. — Просто пытаюсь прояснить некоторые вещи. Ты не можешь постараться вернуть общий язык с ним ради меня? — спросил он у нее. — Ты многого просишь, — проговорила Лилит, перелистывая страницы книги. — То, что мы вообще находимся в одной комнате вместе с кишками, надежно спрятанными внутри наших тел, уже большое достижение. Клаус испустил разочарованный вздох. Ее обида уже слишком затянулась и перестала иметь какой-либо воспитательный смысл. — Паркер, это все? — осведомился он. — Больше ничего не было? — Да, это все, — кивнул Паркер. — А, о, нет, точно, я видел Марселя с Ребеккой. Брови взвились к русым кудряшкам, а тараканчики в голове зашевелились, создавая логические сценарии. — Что значит «видел»? Что они делали вместе? — Ну, видимо, просто мило беседовали, — ответил Кай. — На каком расстоянии беседовали? — Перестань, — вмешалась Лилит. — Ребекка уже замышляла планы с Марселем против меня, вызвав Майкла, — поучительно махнул пальцем в воздухе Клаус. — И прежде чем ты скажешь, что она не сделает этого снова из-за Хоуп, я скажу тебе, что… — Марсель — не тот мужчина, — закончила за него Лилит. Он прикрыл глаза и вздохнул глубоко. Она изучила его на все сто процентов. Не просто знала его, а порой разбиралась в нем лучше, чем он сам. Она могла прочитать его мысли, просто глядя на него. Хорошо знала его жесты и взгляды. Без подсказок могла угадать его настроение по одной лишь походке. Иногда это ставило его в неловкое положение, словно его душа была раскрыта перед ней абсолютно. — Не вмешивайся, если у них что-то возобновится. — Я лучше знаю, что нужно для моей сестры, — отозвался Клаус. — За тысячу лет я видел, как она выбирает не тех мужчин. — Прости, но я поправлю тебя, —возразила Лилит. — Может быть, она и выбирала не тех мужчин, но, благодаря твоему вмешательству, она не могла понять, почему это были не те мужчины. Ведь ты не давал ей учиться на собственных ошибках. Ее голос прозвучал необычайно мягко, но спокойствие начинало покидать ее, когда она сжала между пальцами страницу книги, оставляя на ней след. — Моя сестра будет крайне глупа, если закроет глаза на то, что Марсель выбрал не ее, а возможность стать вампиром, — прогремело из глубины души Клауса. — Что ты выберешь: я и Хоуп или Новый Орлеан? — бросила в сторону книгу Лилит, а Кай в этот момент вжался спиной в кресло, словно стал невидимым, слившись с ним. — Отвечай. Она подошла к нему, выжидательно наклонив голову набок. Мышцы челюсти на его лице напряглись, словно стальные канаты. Дыхание участилось, а в вены будто хлынул раскаленный лавовый поток. — Я, конечно, это не всерьез, тебе не надо отвечать на этот вопрос, — прозвучало из уст Лилит. — Человек, который требует от любимого отказаться от чего-то важного в его жизни, не может любить его по-настоящему, — продолжила она. — Марсель для тебя был важен и, думаю, все еще важен, раз он жив. Но ты заставил его выбирать: либо вампиризм, либо твоя сестра. Если бы он отказался стать вампиром, возможно, рано или поздно он потерял бы тебя, а ты для него был семьей, как и Ребекка, которая является его любовью. Я понимаю, почему ты так поступил, но, Никлаус, пора действовать в интересах своей семьи. Он опалил ее взглядом. Майклсон почувствовал, как кипяток вспучился в его голове, делая все тело горячим, словно раскаленный металл. Он понимал, что злится на правду. Клаус поступил весьма эгоистично по отношению к Марселю. Не имел и не имеет права мешать счастью своей сестры. Но сейчас он так злился, что его, как котенка, взяли за шкирку и потыкали носом в его ошибки… Лилит протянула к нему руку и провела по его складке на лбу пальцем, разглаживая ее. Мужская грудная клетка поднялась и медленно опустилась, сосредотачиваясь на этом ощущении. Все же любовь включает в себя столько всего, о чем прежде он никогда бы не подумал… И одним из ее проявлений является быть лучшей версией себя, насколько это возможно. Ради своей возлюбленной, ради дочери, ради брата и сестры. Когда Клаус наконец поймал свой дзен, тут же послышался настойчивый стук в дверь. — Да кто там еще? — рявкнул он, но на его выкрики лишь отозвался стук. — Заходите уже! Размашистым шагом Никлаус приближался к двери, лишь собираясь обхватить ручку, как она сама медленно наклонилась вниз. В проеме возникла девушка со светлыми волосами. Ее глаза, большие и выразительные, были подведены черным карандашом. — Привет, — произнесла незнакомка. — Я Фрея. Лилит с шумом заглотила воздух, услышав это имя на пороге своего дома.***
Этот день был таким солнечным и теплым, что совсем не вязалось с тем, что теперь творилось в доме Майклсонов. Клаус допустил ошибку, когда принял Далию и Фрею за вымысел. Они оказались вполне реальными. Медленно приближаясь, словно пол был усыпан стеклом, домработница несла в руках массивный поднос. На нем стояли четыре фарфоровые чашки, высокий заварник, сахарница, небольшой кувшин с молоком и печенье, сложенное башенкой. Зрелище, поразившее Никлауса своей нелепостью. Он был убежден, что Фрея несла очевидную чушь, но Элайджа и Ребекка, казалось, принимали ее слова всерьез. Лилит, между тем, отсутствовала в их кругу из-за Хоуп, которая сильно плакала и капризничала из-за своих воспаленных и припухших десен, вызванных прорезанием первого зуба. — Так Далия пробудилась от векового сна и придет за Хоуп, как только почувствует ее магию? — встревоженно переспросила Ребекка. — Для того, чтобы вы поняли, придется начать с самого начала, — ответила Фрея. — Как я уже упомянула, меня забрала наша тетушка Далия, когда мне было всего пять лет. Она воспользовалась моей силой, чтобы создать уникальное объединяющее заклинание. Это заклинание увеличило мои силы, а она смогла поглощать их. В тот же день она уничтожила всю деревню, — произнесла она, дрогнув голосом. — Мужчин, женщин, детей… — Очень интересная история, — вмешался Клаус. — Похоже, Далия и правда страшная женщина, но мы с Элайджей и Ребеккой убили достаточно злых ведьм. — Не таких, как она, — возразила Фрея. — Когда я была ребенком, она рассказывала о своей молодости, — произнесла она. — Как ее мучили те, кто был сильнее. Далия поклялась никогда не быть слабой, — продолжила Майклсон. — Она потребовала первенцев рода Эстер, чтобы вырастить их подобными себе. Создать собственный клан и получить безграничную силу. Этот план был сорван в день, когда она узнала, что Эстер оборвала свой род, превратив детей в вампиров. Так что весь груз лег на меня, — произнесла она. Ее глаза наполнились слезами, как бурное море, готовое выйти за пределы берегов. — Далия потребовала, чтобы я отдала первенца, который увеличит ее силу, но я бы не позволила своему ребенку разделить мою судьбу. Быть рабом. Поэтому я поклялась не любить и никогда не иметь детей. Обиду за такую участь она почувствовала в самом сердце, как в этот момент раздался хохот Клауса. — Да уж, нелегко тебе пришлось, — произнес он, стряхнув с себя мельчайшую соринку, словно демонстрируя, как мало ему важна история старшей сестры. — Но почему ты сама с этим не покончила? — спросил Никлаус. — Находим высокий мост… Петлю потуже… Ты наверняка обдумывала это. — Когда-то я и в самом деле думала об этом, — прошептала Фрея. — Но Далия не дала мне даже этого. Заклинание сделало меня такой же, как она, — бессмертной, неуязвимой. Так что… — произнесла она, сглатывая ком в горле, и все же слеза непроизвольно скатилась по ее щеке. — Я, как и вы, обладаю великой силой, но проклята навечно. С тех пор мы существовали на протяжении многих веков, спя веками, в то время как наша сила накапливалась. Мы могли прожить всего лишь год в каждом столетии, а затем снова погружались в сон. Такое существование я вела последние десять веков. Пальцы Никлауса, увенчанные кольцами, цеплялись за ручку чашки, полной английского чая. Он ощущал, что его брат и сестра поверили в эту хитроумную интригу, готовые довериться блудной сестре без всякого колебания. А у него тут вообще-то весь мир может обрушиться в любую минуту. Мир, о котором он даже не мог мечтать. Быть отцом. Поистине счастливый мир. Клаус был разбит, раздавлен, уничтожен — кажется, впервые за все свое существование он четко осознал, что его охватывает животный страх. — Понимаю, я чужая для вас, но вы снились мне тысячу лет, — промолвила Фрея, обводя взглядом собравшихся родственников. Ее губы дрогнули и медленно изогнулись в робкой улыбке. — Элайджа, когда ты был еще в утробе, Эстер просила меня петь тебе. Я пела и чувствовала движения, когда ты толкался. Она тогда сказала, что это словно сам Тор поднял свой молот… — И призвал гром и молнию, — подхватил Элайджа. Его старшая сестра кивнула, а глаза заблестели от нахлынувших воспоминаний. — Мать редко говорила о тебе, но рассказывала, как сильно ты ждала моего рождения. — Больше всего я хотела еще братьев и сестер, — изрекла Фрея, взглянув на Ребекку, лицо которой озарялось радостью от того, что у нее теперь есть сестра. — Но Эстер и Далия лишили меня этой возможности. Те, кто растил меня, в итоге погубили, и это, как минимум, нас объединяет. Вам нужно лишь поверить мне. Ребекка, почувствовав внезапный прилив эмоций, протянула руку через стол к Фрее, желая ощутить тепло новой родственной связи. Она действительно хорошо постаралась, чтобы ее слова звучали убедительно: играла на струнах жалости, проявляла искреннее стремление быть с семьей, высказывала свое желание помочь. Утомленные глаза Фреи с надеждой смотрели на младшую сестру, но тьма медленно подступала, стирая картинку перед ее глазами. Она рухнула на пол с неестественно изогнутой шеей. — Это и правда было необходимо? — спросил Элайджа. — Да ладно, она была невыносима, — развел руками Клаус, выдерживая взгляды своей семьи. — Мы же только познакомились, давайте не терять голову. К тому же, если ее бессмертие правда, — она скоро проснется. Если же солгала, то ладно. — Но если она проснется, она уже не будет гореть желанием помочь нам, — сказала Ребекка. — Она провела вас обоих, как вы этого не поймете? — воскликнул он, но семья чувствовала, как у него слегка дрожал голос. Как он был на взводе. — Она рассказала вам сказочку про девочку, которую украла злая ведьма, и вы сразу же полезли ее спасать, — сказал Клаус. — Ты знаешь, что я прав, Элайджа. Ты знаешь, что нам нельзя объединяться с теми, кому мы не доверяем. — Ты не доверяешь ей, что ж это твой выбор, — произнес Элайджа. — Я только надеюсь, что этот выбор продиктован разумом, а не страхом. Непоколебимый вид короля преобразился под воздействием сомнений и тревоги. — В-Вы, — произнес он. — Приведите сюда волков и вампиров с Марселем. Пусть Лилит вернет ему память о Хоуп, таким образом он сделает все возможное, чтобы защитить ребенка. Клаус закинул тело Фреи себе на плечо и направился к выходу. Ребекка провожала взглядом брата, понимая, что ее намерение уехать откладывается на неопределенный срок. Сейчас ей было необходимо защитить свою племянницу, вернуть к жизни брата Кола, и, конечно же, она не могла скрыть своего желания узнать сестру поближе.***
Ресницы дрогнули. Нахмурившись, Фрея подняла налившиеся тяжестью веки. Только сейчас она начала осознавать, что произошло. Клаус осмелился свернуть ей шею. Фрея заторможено двигала конечностями. Уголки ее губ были горько опущены, когда она обнаружила на руках кандалы. В первый миг она чуть не захлебнулась собственным гневом. Во второй — вся обмякла. Ожидаемо. Ну конечно! Фрея предполагала, что ей будет сложно завоевать доверие Клауса. Его репутация опережала его. Подняв зеленые глаза, она встретила стены из серых каменных блоков. Из углов и посреди помещения возвышались древние каменные статуи. Свечи, воспламеняясь на каменных подставках, танцевали в ритме мерцающего света, а в воздухе витал запах плесени и земли. И тогда она поняла, что находится в склепе, однако она была не одна. — Ого, ты и вправду проснулась, — с улыбкой на губах проговорил он. — Бессмертие встречаешь не каждый день, и теперь мы убедились, что ты не лжешь. Фрея, сидящая в стуле, только прищурила глаза. Какой-то парень уперся в спинку стула, положил ноги на выступ стены и принялся раскачиваться, опасно балансируя на задних ножках. Он держал в руках нож, кончик острого лезвия упирался в подушечку его пальца. — Кто ты? — спросила она. — Вы, — поправил он. — Что? — спросила Фрея, едва шевеля пересохшими губами — К человеку с ножом обращаются на «Вы». «Ладно, пора с этим заканчивать», — подумала она, не намереваясь оставаться здесь, как враг семьи, когда тетка представляла реальную угрозу. — Notes, — проговорила она, взгляд ее упал на кандалы, которые неизменно оставались на своем месте. Фрея повторила заклинание, которое вновь не сработало. — Нет магии? — усмехнулся он. — Это, пожалуй, моя вина. Я переплел наши руки, пока ты была в бессознательном состоянии, и извлек часть магии. Но ты продолжай, это выглядит смешно. Как будто у тебя припадок. Моментальное осознание пролетело через ее разум, раскрывая личность этого парня, схожего с принцем из «Русалочки». Ага, только паренек больше похож на зловещего монстра, питающегося кровью девственниц, который заселился в теле диснеевского смазливого Эрика. — Кай Паркер, — пропыхтела Фрея. Он положил руку на сердце, демонстрируя удовольствие от того, что его узнали. Тот, кто сказал однажды, что благими намерениями выложена дорога в Ад, наверное, даже не представлял, насколько был прав. Фрея искренне стремилась помочь своей семье, но каждый ее шаг вел не к сближению с семьей, а прямиком в преисподнюю. Вглядываясь в потолок, она размышляла, что если наверху действительно кто-то есть, то тот, несомненно, должен был бы свернуть ей шею. Это был кошмар. Этим Паркером можно было бы пытать людей с его нескончаемым потоком слов. — Тебе со мной интересно? — спросил он, закинув ногу на ногу. — Сними с меня эти кандалы. Он прижал ладонь ко рту, стараясь заглушить хохот, а затем небрежно помахал пальцем в воздухе. — Так, на чем я остановился? — потер подбородок он. — В десять лет ты боялся проглотить косточку от яблока, потому что считал, что из твоих ушей вырастут яблони, — напомнила Фрея, вздохнув. — О, точно, — выпрямил спину Кай. — Я был довольно уверенным в этом. Фрея от безысходности начала тихонько мычать себе под нос. Она окинула взглядом мрачный склеп, лишенный окон, задаваясь вопросом, светит ли за пределами солнце или уже взошла луна? — Вот так вот. Некоторые люди рождаются простыми, а некоторые рождаются… Мной, — призадумался на мгновение Кай. — Слушай, если бы во мне что-то тебе не нравилось. Мелкий недостаток, хотя у меня, конечно, их нет. В общем, если бы ты что-то могла изменить в моем идеальном характере, что бы это было? — Ты изучал астрономию? — Вроде было что-то подобное, а что? — ответил он. — Просто интересно, в курсе ли ты, что Земля вращается вокруг Солнца, а не вокруг твоего раздутого самомнения, — небрежно фыркнула Фрея, злобно дернув руками в стороны, но кандалы не поддавались. Его брови сдвинулись, образуя тонкий гребень над глазами, а губы сжались в узкую линию, удерживая в себе возмущение. Однако вскоре он снова начал качаться, и теперь к его речи примешался еще и скрип стула. — Знаешь, я так устал от этой возни с Лилит, она такая упрямая, — произнес Кай, услышав, как его собеседница зарычала. — Мне хотелось бы закинуть ее в багажник и пустить машину с обрыва. А еще мне хочется «Скитлс», но крутые мужики не едят «Скитлс», так сказал мне Клаус. Наверное, стоит прислушаться, хотя, думаю, он просто никогда их не пробовал, — рука его потянулась в карман джинсов, но он понял, что его карманы не так уж и гостеприимны. Они были так узки, что ему пришлось изогнуться, чтобы запустить руку в карман и достать небольшие зеленые кислые конфетки. — Все потому, что она постоянно спорит и не хочет слушать, — закинул конфетку в рот он. — Клаус ей говорит: Лилит, перестань, он милый парень, ответственный, а ты просто невыносима! — кивнул Паркер головой, словно подтверждая, что такое и правда было. — И каждый раз я задумываюсь, что мне не придется тратить силы на эти споры… Если у оппонента глотка будет перерезана, — уголки его губ слегка поднялись, а в глазах мелькнул проблеск. — Это, конечно, плохо… — переметнулся он. — Очень плохо! Я серьезно! Я над этим поработаю… — Знаешь, я, кажется, поняла, кого ты мне напоминаешь. — Джастина Бибера? — поинтересовался он. — Осла из «Шрека». Божественное милосердие, кажется, снизошло на Фрею, ибо в гробницу вошел Клаус. А когда он приказал Каю оставить их наедине, она даже позабыла о сломанной шее и кандалах, оковавших ее запястья. — Зачем ты меня сюда притащил? — осведомилась она. — Оставить гостить тебя в моем доме я не мог. Я ведь должен хоть немного уважать тех, кого называю семьей, — отозвался Никлаус, широко улыбнувшись. И эта улыбка резанула по ее глазам. Она зажмурилась, какое-то время просидев с закрытыми глазами, а затем открыла их. — Не хочешь признавать во мне свою сестру? — спросила Фрея. — Ну-у-у, — протянул Клаус. — Собеседование прошло чудно, но вы нам не подходите. — Думаю, Элайджа считает иначе, как и Ребекка, — подметила она. — Уверена, что Лилит тоже присоединилась бы к ним. Фрея не могла предугадать, хочет ли ее брат безумно рассмеяться или закричать. Его лицо перекосилось так, что это походило и на первое, и на второе. — Да, ты прекрасно поработала, убедив их своими слезливыми бреднями, — выплевывал слова Клаус. — Однако, на мой взгляд, все звучало недостаточно откровенно, — произнес он. — Ты хочешь пробраться в мою семью, и я должен знать ЗАЧЕМ. Итак, сестра, даю тебе последний шанс рассказать мне правду, советую его не упускать. Ее губы сомкнулись. Фрея взглянула на своего брата, и ее глаза говорили о невыразимой грусти. В конечном счете она решилась раскрыть ту часть своей истории, которую так хотела скрыть. В тот день, когда воздух наполнялся запахом цветущей сирени и каждый вдох пронизывал сердце теплым веянием весны, Фрея встретила мужчину по имени Матиас. Это было в начале пятнадцатого века, когда эта любовь вспыхнула в ней ярче, чем звезды на ночном небе. От их связи был зачат ребенок. Тогда влюбленные пытались сбежать от Далии, однако та быстро раскрыла их план и наложила на Матиаса шестигранное проклятие, которое убило его прямо на ее глазах. — Тогда я поняла, что мне от нее не сбежать, а мой ребенок родится рабом, — изрекла она. — И… Чтобы избавить нас обоих от тягот такой судьбы, я выпила самый сильный из ядов Далии, — произнесла Фрея. — Я хотела умереть, ведь только смерть могла бы подарить мне желанную свободу, но Далия знала, что этому не суждено было сбыться. Эти воспоминания снова постепенно накапливались в ее сердце, словно огромный снежный ком, который, казалось, нацелился сбить все органы с ног, раздробив их на осколки. — В тот день, — судорожно вздохнула она, — я узнала, что часть ритуала бессмертия создало мощную защиту вокруг меня и Далии, так что мы не могли быть убиты никоим образом. Но эта защита не распространялась на моего сына. Таким образом я потеряла любимого, свою смертность и ребенка, которого сама и убила, — прошептала она. Взяв воздуха побольше и сжав зубы до крошащейся эмали, Фрея резко дернула головой, отчего ее волосы легли назад, на спину. — Ну что, братец, такая правда тебя устраивает?! Клаус и в самом деле поверил, но внезапно ощутил, как его сознание пронзили иглы, вызывая дрожь и скручиваясь внутри. Все звучало реалистично, но в то же время эта история походила на дьявольский гипноз. Сомнабулический транс… — Верю ли я тебе или нет — не важно, — наконец проговорил он, отводя взгляд в сторону и скрещивая руки на груди. — Ты рассказываешь это, чтобы меня разжалобить. Думаешь, что похожая участь наших детей сблизит нас? Но я не позволю собой управлять! — Чтобы ты ни решил, от судьбы не сбежишь, Далия ищет нас, — проговорила Фрея. — Со мной у тебя есть шанс на победу. Без меня — она заберет твою дочь в рабство. Она будет страдать, как и я, не зная ни отца, ни матери. Он дышал, словно загнанный погоней зверь. Редко ему доводилось ощущать подобное. Пальцы становились тяжелыми, их начинало покалывать, а голова словно обернулась чугуном. Так ощущалась зарождающаяся паника. Однако, несмотря на быстрое дыхание, которое можно было воспринять как проявление злости, он не давал себе показывать слабость перед сестрой. — Это… Моя прекрасная дочь? Мой первенец Фрея? Послышалось где-то за спиной гибрида. Слово «дочь» несколько раз прокатилось в ее разуме, отзываясь эхом. У Фреи было ощущение, схожее с вдавливанием тела в спинку сидения при взлете самолета. Ее глаза расширились, и она медленно поднялась, шаг за шагом направляясь к источнику звука. У статуи, расположенной в самом конце гробницы, виднелась макушка длинных растрепанных черных волос, а по земле были разбросаны пустые пакеты из-под донорской крови. Проморгавшись, Фрея все-таки смогла оценить происходящее, и первым, что отметил ее мозг, было то, что ее мать стала вампиром. Вторым фактом было то, что ее мать находилась в другом теле, которое абсолютно не соответствовало ее реальной внешности. — Полагаю, тяжело следить за новостями, когда ты гниешь в гробнице, — удовлетворенно усмехнулся Клаус, поднимаясь со стула. — Так, ладно, вот краткая версия: мой ребенок жив, а Далия направляется сюда. Сердце Эстер почти проломило ее грудную клетку. Непроизвольно ее руки сжали лоскуты ткани на бордовой тунике. — Теперь Далия придет, и не только за ребенком, но и за всеми вами, — произнесла Эстер. — Как бы вы меня ни презирали, я вам этого не желаю. — Как трогательно, — хмыкнул Никлаус. — Правда, — согласилась Фрея. — Всегда мечтала услышать, как звучит материнское сострадание. — Когда я заключила сделку с моей сестрой, я и представить себе не могла, что такое быть матерью, — начала Эстер. — Но потом появилась ты, — с легкой хрипотцой произнесла она. — Ты была прекрасна, и в тебе был свет, от которого рождалась улыбка на лице даже самого сурового мужчины. Челюсти Никлауса медленно сомкнулась при упоминании о том, как Майкл любил своего первенца, но он мгновенно отвернулся и принял прежний вид. — Когда Далия забрала тебя, я верила, что твой свет согреет ее озлобленное сердце и что тебя ждет счастливая жизнь. — Хорошая жизнь? — воскликнула Фрея, и ее голос сорвался на крик. Это было так непривычно после столетнего сна — вновь брать такие высокие октавы. — Ты же была моей матерью! Ты должна была найти меня, забрать меня, помнить обо мне! Эстер долго вглядывалась в зеленые очи своей кровиночки, что утратили прежнюю мягкость, теплоту и золотые крапинки. — Да, я должна была вернуть тебя, но это была бы ошибка, — сказала она, переведя взгляд на своего сына. — Такая же ошибка, как если бы ты позволил ей помочь тебе, — добавила Эстер. — Свет, который я видела в детстве… Его больше нет во Фрее. Она была со мной пять лет, но Далия была ее наставницей тысячу лет. Подобно Далии, она предложит решить твою проблему за определенную цену. Фрея услышала, как ее сердце на мгновение запнулось, а затем вновь понеслось галопом. Волна негодования и почти взрывной ярости захлестнула ее. Да кто она такая, чтобы говорить такое о ней? Что она вообще знает о ее жизни? Ничего. Она — ничто, пустое место, просто женщина, которая ее родила. — Цены нет! — закричала она, бросившись к матери. — Я ненавижу Далию! — Пожалуйста, — выставил руку Клаус, останавливая сестру. — Никакого насилия, — добавил он. — Серьезно, как иметь дело с такой вспыльчивой особой? Я искренне рад, что ты отдала ее и смог родиться я, — по его лицу расползлась улыбка. — Я что-то вроде улучшенной версии. Фрея со свистом выпустила воздух, почувствовав, как тепло начало пробираться к самым кончикам ее пальцев. Приятное покалывание медленно потекло вверх по рукам, охватив плечи и спустившись к солнечному сплетению. Она откинула голову назад, и кандалы на ее запястьях одним резким движением сорвались, звонко ударившись о пол. — Для улучшенной версии ты не слишком умен, — прозвучало из уст Фреи. Взмахнув рукой в воздухе, она увидела, как тело ее брата с легкостью упало на пол. — Ты ошибаешься. Я ненавижу Далию больше, чем ты можешь представить… Ты не видишь во мне свет? — сквозь зажатые зубы прошипела Фрея. — Так это потому, что она погасила его! Мне было всего пять, а она была настоящим дьяволом! Она отняла мой свет, мою любовь, желание жить, возможность умереть! Грусть, промелькнувшая в голосе дочери, пронзила мать до самой глубины души. — Мне так жаль, милая Фрея, — прошептала Эстер. — Поздновато, — хмыкнула она. — Но кое-какие выводы я все же сделала, — взглянула она на брата. — Нам не суждено быть союзниками, я вижу, что он никогда не будет мне доверять. Так что у меня нет выбора, — встряхнула плечами Фрея. — Мне не останется ничего другого, как повернуть всю семью против него, одного за другим. — Почему ты мне это говоришь? — спросила мать, сведя брови вместе. — Потому что ты этого не застанешь. Майклсон взялась за свой лазурный кулон, который висел у нее на шее, и начала шептать заклинание. В сырых стенах гробницы раздался пронзительный крик. Эстер почувствовала, как ее душа расплывалась на мелкие частицы, поглощаемые голубым свечением. Фрея, разжав пальцы, отпустила кулон, в котором теперь покоилась душа не только Эстер, но и ее старшего брата Финна.***
В комнате зазвучал старинный часовой механизм, и стрелки сошлись на десятом часу после полудня. Хоуп увлеченно играла с деревянной фигуркой лошадки, а Лилит стояла у окна и медленно перемещала пустой стакан из одной руки в другую. Ее взгляд, прежде устремленный на заросли плюща, медленно переключился на группу людей, окруживших ее дом. Среди них встречались как вампиры, так и оборотни, которые, по приказу Клауса, теперь охраняли дом от зловещей ведьмы. Лилит с горечью в сердце все еще мечтала о том, что это лишь кошмар, что сон оборвется, и она проснется в той реальности, которая существовала буквально вчера. Но она понимала, что такого пробуждения никогда не наступит. Подойдя к кроватке дочери, она внимательно изучила браслет, убеждаясь, что он по-прежнему там, на ее руке. Этот браслет удерживал магию, исходившую от Хоуп. Маленькие голубые глазки, обнаружив мать, вспыхнули радостно, и девочка задорно взвизгнула. Этот звук, как в игре кельтской арфы, звучал, словно чистая мелодия, мягкая, будто бархатная поверхность. Лицо Лилит расцвело, словно распускающийся цветок, но звуки, доносящиеся из-за двери, заставили ее напрячься. Подойдя к двери и приоткрыв ее, она увидела Кая, который держал прямоугольную тонкую коробку. — Странно, что ты здесь. Никлауса дома нет. Разве ты не должен следовать за ним, как утенок за мамой? Изменение выражения лица Паркера было явным. Он выпустил воздух из легких и надул губы. — Ха-ха. Гм, окей, — промямлил он. — Так вот… Там, в тюремном мире, ты поверила в меня, что я могу быть другим, и если ты… — Неправда, — сразу же возразила Лилит. — Это было милосердие, порожденное моими гармонами и... Тем, что ты внешне напоминал Кола, а я по нему скучала. Воздуха стало катастрофически мало, а немая злость, бурлящая внутри, была настолько сильной, что перед глазами у него потемнело. — С детства мне только и говорили, какой я ущербный и ничтожный... Что мое рождение – ошибка. Отец не признавал во мне сына, а мать не раз во сне пыталась задушить меня подушкой. Я знаю, это не оправдывает того, что я сделал, но после слияния с Люком я стал другим, — произнес он. — Если в меня будут верить, я смогу доказать, что я не тот Кай, которого ты встретила в тюремном мире. К тому Каю я не вернусь. Лилит не смотрела на него, лишь слушала, упираясь плечом о косяк двери. В его груди она видела крошечный огонек, похожий на тлеющий костер, разведенный в лесу туристами. И действительно, если его оставить, он в конце концов потухнет. — Что это? — спросила Лилит, кивнув в сторону коробки, которую он все это время держал. — О… Это конфеты, — ответил он, раскрывая коробку. — Я их купил по дороге в местном шоколадном магазине, там была акция. Лилит пристально осмотрела коробку: в некоторых ячейках конфет не было вовсе, а остальные были надкусаны. — Почему они все надкусаны? — поинтересовалась она. — Пф, м-м, чтобы не заглядывать на дно коробки, где указаны начинки конфет, — ответил Кай с очевидностью. — Так сразу видно, какая с чем. Вот эта, например, с орехами, — он взял конфету из ячейки и продемонстрировал ее. — Бери, бери, не стесняйся. Лилит нехотя взяла конфету и отправила ее в рот. Тягучая карамель мягко растеклась, заполнив все уголки ее рта. — Этот магазин очень популярен, я еле-еле отхватил себе эту коробку, — причмокивал Кай, запихивая в рот очередную конфету. — Там была гигантская очередь, наверное, минут на тридцать, а может, и больше. И вот, я открыл коробку и попробовал одну конфету, а ко мне подлетела продавщица с глазами, как у совы: эй, Вы должны сначала оплатить! — скривился он и тонко пропищал, пародируя женщину. — А я ей и говорю: я должен попробовать то, ради чего буду стоять эту очередь, — продолжил он. — А она мне в ответ: Вы обязаны заплатить, Вы уже повредили коробку и вообще, я вызову охрану! А я такой: ой, только без охраны, — закатил глаза Кай. — А она такая… — Малакай, хватит болтать. — Ладно-ладно, — прошептал он. — Но ты не поверишь, что было дальше… — Малакай! — Все-все, больше ни слова! — пробормотал он и демонстративно закрыл воображаемый замок на своих губах. Но тут до него дошло: она его назвала полным именем? Его лицо расплылось в улыбке, и он, открыл воображаемый замок на своих губах, как вдруг его взгляд плавно переместился в сторону. Там что-то белое мелькало. Прищурив глаза, он пристально вгляделся. — Это что, снег? — изумленно воскликнул он. Лилит подошла к окну и не могла поверить собственным глазам. Пушистые снежные хлопья падали на землю, украшая волосы и покрывая одежду прохожих. Ее лицо осветила улыбка, а рука потянулась к ручке окна, стремясь открыть его и поймать снежинку. Но внезапно до ее ушей донеслось таинственное звучание, напоминающее мелодичное мычание, которым мамы укладывают своих детей. Однако Лилит не издавала подобных звуков, а Кай убежал на улицу ловить снежинки языком. Лилит внимательно осмотрела комнату, каждый уголок, но, когда ее взгляд вернулся к окну, она вздрогнула. Прямо напротив дома стояла женщина. Ее каштановые волосы были усыпаны снежинками, а длинный черный плащ развевался на ветру. — Далия, — прошептала Лилит. И, словно услышав свое имя на ветру, женщина медленно приподняла голову. Ее глаза сверкали даже издалека, а зубы оскалились в жуткой улыбке, от которой у Лилит пробежал холодок по всему телу. Воздушные замки, которые Лилит так трепетно, по кирпичику, возводила, лишились фундамента, угрожая обрушиться и раздавить обломками ее жизнь. На горизонте мрачно намечалась битва. Сумеют ли они устоять перед этим натиском судьбы? Смогут ли они одержать победу в этой схватке? И насколько прочна их клятва «Всегда и Навечно?» Ответа на эти вопросы никто не знал.