Потерять всё

      Руки Виктора дрожат, его трясёт нечеловечески - каждая клеточка будто отделена от него. Ему сложно сосредоточиться, сложно говорить в микрофон, сложно дышать. Его охватила паника, такая сильная, что граничила с безумием.       По усталому его лицу катились слёзы, он захлёбывался в рыданиях и цитировал Шекспира, когда находил в себе силы для того, чтобы хоть на пару минут взять себя в руки. Он любил Ларису так, как никогда не любил. Он кричал на Нечаева так, как ни на кого в жизни не кричал.       Он никогда и не хотел быть программистом. Его душа лежала к искусству, красивому и удивительному. Обстоятельства сложились так, что в театральный он не поступил и единственный вариант, который у него оставался - пробиться в науку, чтобы была возможность жить в достатке.       Все эти мысли и воспоминания проносятся мимо него, когда он вновь кричит в микрофон. Как он ошибался, как сейчас ошибается майор, до которого, как назло, не докричаться! У Виктора совсем нет сил, чтобы держать всё, что он чувствует.       Он продолжает и продолжает ругаться, но делает это в своей манере: не используя бранных слов и эпитетов или чего-то подобного. Если ранить, то так, чтобы было больно и обидно до глубины души. Чтобы так же, как и ему.       …Сердце сжимается от осознания того, что Лариса не здесь. Где она? Что с ней? Она счастлива?.. Она вообще жива? Потом это становится неважно. Мужчина переводит взгляд на куб с кольцами, будто что-то изменится и она вернётся.       Но она никогда вернётся. Прости меня, милая.       Вздох получается тяжёлым, вновь становится нечем дышать. Он слышит, как скрипит дверь и слышится грубый мужской голос.       – А вот и ты.. Вечно дышишь мне в спину. – улыбается Виктор, но не оборачивается. Смотрит на творения в каком-то своём, понятном только Петрову полутанце.       Они начинают словесную перепалку. Виктор продолжает танцевать. П-3 только сейчас замечает всю истеричность в его движениях и словах. Но он лишь продолжает кричать и наблюдать этот полубалет.       А тому это и нужно. Кружась, он подходит ближе, а потом вновь также отходит назад, и делает это действительно красиво и чувственно. Он будто в трансе.       – Ты хоть представляешь, сколько времени занимает прописать функциональный алгоритм действий хотя бы для одного робота? А тут их - десятки моделей!       – И чего? – П-3 действительно не понимает, всё происходящее вызывает тошноту и отвращение.       – А то, что боевой режим был заложен в них ещё на этапе конструирования! – Виктора начинает нести, а тембр голоса ускоряется, – Другое дело, что никто не планировал применять его на территории СССР, и тут действительно постарался я.       Произносит это «я» с таким торжеством, с трепетом зрителя, который увидел нечто прекрасное. Не давая себя перебить, он продолжает:       – Но, уверяю тебя, то, что задумал Сеченов, намного хуже! Я просто обязан его останови-ить! – Он тянет последнее слово с улыбкой, по щекам вновь начинают течь слёзы.       Нечаев не выдерживает и взрывается. Петров тихо смеётся. Роботы продолжают кружиться вокруг них, тошнить начинает только сильней.       – Этот день должен был стать особенным для нас, – тихо выдыхает Виктор, – В день запуска «Коллектива» я хотел сделать ей предложение. – сердце неприятно колит. Это больно. Это так больно. – Символично, что это произойдет именно здесь, в театре!       – Стой, руки!       Виктор в последний раз сглатывает и кидает кубик. Его голос заметно тише и собраннее. Он становится серьёзнее в последнюю секунду.       – Передай это Ларисе. – Виктор Откланивается единственному зрителю, что выслушал его спустя всё это время. В эту же секунду он осознаёт, что такое последний дебют. – Занавес.       В эту же секунду его голова отлетает от тела, прямо как от удара гильотины. Слышатся крики Сергея, но всё это уже становится неважным. Неважно ничего для человека, который и так потерял всё.