Букет полевых цветов

Девушка поудобнее села рядом с ним и огляделась. — Как здесь все-таки красиво, — будто самой себе сказала она и наклонилась для короткого поцелуя. — И где ты только находишь такие места? — Сам не знаю, — Фред улыбнулся и ответил на жест. Его рубашка, расстёгнутая и помятая, вся пожелтела от цветочной пыльцы, а во всклокоченной рыжей гриве забились выжженные на солнце листики. Он бездумно провел горячей ладонью по женской ноге, а затем лениво вылез из-под очередной пассии. Дело шло к сумеркам. По ту сторону поля, в котором они спрятались от шумной и нагретой деревни, солнце уже скрылось за длинными колосьями и теперь насыщенно голубое небо скоротечно выцветало и желтело на линии горизонта. Еще немного, и оно потемнеет и заблестит, как черный авантюрин. А пока что здесь было еще достаточно светло, повсюду жужжали мелкие жуки с пчелами, бабочки наперебой хлопали крыльями, и каждый из них старался поскорее подлететь к тычинкам и полакомиться кусочком солнца. В нос забился суховатый запах цветов — простой, без ярких ноток, но тем и привлекательный, ведь его так легко можно упустить из виду. Да, найти такое дикое местечко без посторонних глаз, да еще и недалеко от “Норы” — большая удача, и Фред горделиво похвалил себя за находку уже не первый раз. — Надо бы привести сюда Грейнджер, — вдруг мечтательно сказал он. — Твою подружку? — из-за высокой травы донесся звонкий голос девушки. Она неспешно прогуливалась по полю, наблюдая за боями насекомых за цветок покрупнее. — Да, Гермиона — моя подруга, но обращается со мной так, что я чувствую себя настоящим преступником, а не простым шутником. Хотя, она бывает очень доброй и заботливой. Даже забавной. Фред снова откинулся на спину, прикрыв глаза. Его слух уловил далекие песни сверчков и шум деревни. Летний зной постепенно остывал в вечере. — Видимо, эта Гермиона Грейнджер и вправду хорошая девушка, — трава рядом зашуршала и примялась под чужим телом, а носа Фреда вдруг коснулось что-то слегка колючее. И запахло свободой и обыденностью. — Может, скажешь ей сегодня об этом? Фред открыл глаза. Его сегодняшняя половинка (которая, конечно же, прекрасно знала, что она только «сегодняшняя») с понимающей улыбкой протягивала ему маленький букетик полевых цветов. Это и букетом назвать было сложно — так, пару веточек душицы и один сиреневатый василек. Но Фред отчего-то растаял. Любвеобильно повис на девушке, поехидничал о женской солидарности, а сам глядел на цветы и не переставал представлять реакцию своей подруги. Что будет, если Грейнджер, привыкшей к наукам и пыльным книгам, показать чистый бескрайний луг? Что она скажет, если вместо библиотеки пригласить ее на пикник в лесу? И как широко она улыбнется, насколько смутится, если не дорогие романы в праздничной обертке ей вручить, а колючий, с жучками и запахом сухой травы букет полевых цветов? Когда они вернулись в деревню, над ее просторами уже висела располневшая голубая луна. Такая же взъерошенная и довольная, как и Фред, девушка мазнула губами по его щеке и пожелала удачи. На ее удаляющийся силуэт он смотрел еще долго. Затем, встрепенувшись, отогнал пространные мысли и без единой идеи о том, как он будет объяснять своевольные похождения маме, направился к дому. В спину поддувал легкий бриз, но теплота июньских ночей никуда не делась. На лестнице Фред остановился. Тонкие щели двери одной из комнат пропускали неяркие полосы света. «Не спит» — понял он и по привычке оглядел себя. Всю в складочках, пыли и желтоватых пятнах пыльцы рубашку Фред поспешил заправить в почти такие же брюки. За свой внешний вид ему вдруг стало как-то стыдно — разве такой парень должен дарить девушке цветы? С одеждой еще куда ни шло, но прическа. . .Он бы не удивился, если бы нашел в ней паучка. В который раз проверив, все ли пуговицы застегнуты на рубашке и не торчит ли на макушке веточка или листик, Фред поправил невидимый галстук и торжественно открыл дверь без стука. За подобный вежливый жест Грейнджер впору было сердечно его благодарить — обычно Уизли просто пролазили в комнату через окно или еще бог знает какие щели. Но никаких благодарностей не последовало (вряд ли Фред на них всерьез рассчитывал), потому что под светом настольной лампы Гермиона тихонько сопела за столом прямо на собственных рукописях. Половинка исписанного листа выглядывала из-под ее локтя и бросалась в глаза более-менее различимыми словами. Неподалеку валялся раскрытый блокнот с хаотичными схемами, списками имен и корявыми вопросами очевидно самой себе. — Ты снова не жалеешь себя, — шепотом сказал Фред и присел на корточки рядом. — Конечно, ты так любишь трудиться, но это же не причина доводить себя до того, чтобы отключаться прямо за столом. К кровати всего два шага сделать, Грейнджер. Он заправил прядь волос ей за ухо. Такой серьезный, такой заботливый, сам себе удивлялся. Обычно же все было наоборот и это Гермиона играла роль заботливой, строгой, пусть и не всегда умелой мамочки. А тут Фред вдруг поднял ее на руки — так аккуратно и тихо, как только мог — и положил на кровать, укрыв простыней. Выключил свет. Вспомнил про цветы, вытащил из кармана брюк и специально оставил их на тумбочке, чтобы Гермиона сразу же заметила их при пробуждении. И остановился. Конечно, Фред уже дарил ей букеты прежде. И хризантемы, и розы, лилии, пионы. В начале марта как-то раз ворвался к ней с охапкой мимоз. Не важно, какие это были цветы, реакция не менялась: Гермиона немного краснела и, вдыхая аромат, считала всё розыгрышем и закатывала глаза на напыщенные фразы и распростертые руки. Но букет всегда ставила в самую красивую вазу и несколько раз на дню меняла воду. Так легко было влезать в их с Джинни комнату с пучками сирени и восклицать «Нечего киснуть, лучше полюбуйтесь!». И сейчас что могло быть проще, чем положить рядом с душицей и васильком огрызок бумаги хотя бы с простым «от» и собственным именем? Фред невольно ссутулился — такой простой и дешевый букет. Даже не дешевый, а бесценный, но Гермиона конечно же растает и позже сделает из него гербарий, вставит в рамочку, повесит на стену. Как глупо. Фред зажмурился, вдохнув запах этих невзрачных полевых цветов. И произошло кое-что странное, всего на секунду. Яркая вспышка, но не ослепительная, как его магия, а теплая и естественная, будто полуденное солнце. Запах зелени, наполняющий легкие, расстегнутая рубашка и улыбка, его улыбка, но не такая, какими Фред обычно улыбался. Не вымученная, не изящная, без хитринок и элегантного прищура. Просто широкая улыбка, как у ребенка. И чувство было такое, словно он впервые никому ничего не должен, что он просто живет, дышит и смеется. И, Мерлин, даже такой мелочи хватило, чтобы сделать кого-то счастливым, потому что всего на секунду, но касание чьих- то пальцев — он его ощутил. Фред отпрянул от букета, от Гермионы, нервно усмехнувшись. Что за мечты и что они забыли в его лохматой голове? Как будто он мог желать чего-то подобного! Июнь близился к концу. В целом теплый и солнечный, но отчего-то больно слепящий, он слишком размаривал. Даже вода рядышком больше походила на не успевший остыть чай — тоже с водорослями-чаинками и мутно-крепкого цвета волнами. Но уходить надо красиво. Июнь вот под конец разразился пестрыми закатами и рассветами, такими, что солнце плавило окна, и жители все не могли наглядеться на постоянно сменявшие друг друга оттенки неба. Фред не оставил записки. Он потоптался на месте, еще раз взглянул на лицо Грейнджер и тоже ушел красиво.

***

— Ну как я тебе? — Фред, залитый солнечными зайцами и блеском, обворожительно улыбнулся своей подруге. У его ног тут и там шатались гномы, которые так и не смогли укусить за ноги. День стоял теплый-теплый, с палящим солнцем и легким ветром. В такую пору гулять хотелось с избытком — настолько приятно припекала голову и изгоняла оттуда леность погода. Один фитиль потух, загорелся другой. Июль вспыхнул, как сухой лист под лучом солнца, нагрел море, налил фрукты и ягоды энергией и светом так, что они даже не успевали быть сорванными — слишком быстро зрели от переполнявших их сил. Начало месяца выдалось таким сочным и свежим, что Гермиона нагрузила рюкзаки, взяла охапку листов с крупно напечатанными числами и, уговорив друзей, вихрем унеслась в поход. Такая активная, пышущая жизнью всезнайка радовала глаз Фреда. Он увлеченно наблюдал, с каким энтузиазмом она исследовала окрестности. Будто впервые. — Ты сегодня какой-то несобранный, что с тобой? — она слегка потянулась, после чего послышался негромкий хруст, и вытерла ладонью блестящую россыпь капель пота на лбу. — Любовь ударила в голову, — очаровательная улыбочка растянулась на лице волшебника, но, конечно же, Грейнджер даже не обратила внимания. — Нет, правда, ты постоянно отвлекался. Что-то случилось? Фред невольно отвел взгляд — еще сегодняшним ранним утром он ловко взбирался по крыше и заглядывал в окно проверить, спит ли она и чист ли путь к ее тумбочке. Еще сегодняшним первым лучом рассвета он бежал по золотистому полю и срывал цветы. Так возбужденно и радостно, будто впервые узнал об их существовании. Лавандой пахли ее постельное белье и одежда, зверобой золотистым цветом своим ничем не отличался от бликов ее глаз, а когда она заливалась румянцем. . .Вылитый мак, только-только распустившийся. И он не мог устоять, чтобы не сорвать весь этот пестрый ворох и заполнить им комнату Гермионы. У Фреда была откуда-то уверенность, что все на свете тогда еще мирно посапывали, только цветы поднимались вместе с солнцем, да разве они могли осуждать? Их удел был осторожно отделяться от своих стеблей, трястись в горячих потных ладонях по пыльным дорогам в сторону дома , мягко опускаться на тумбочку и до самого ее пробуждения дышать с ней в унисон. Вздыматься лепестками, как ее грудная клетка. За последние пару недель в крохотной стеклянной вазе доживал свой век уже третий букет. Как только тот начинал увядать, Гермиона аккуратно раскладывала цветы по книгам, как самые драгоценные воспоминания. Комната наполнялась ее мечтательными вздохами, а Фред снова откладывал свое чистосердечное признание на неопределенный срок. Ему так хотелось рассказать ей обо всем! Не только о букетах, он хотел говорить с ней о погоде, слушать изощренные сюжеты ее романов, рассказывать последние новости об удачных розыгрышах. Как и со всеми девушками, Фред хотел прогуляться в парке, продекламировать вычитанные заигрывания — все в точности, как и всегда. Но, помимо этого, он был бы совершенно не против весь день пробыть в доме, пока Гермиона с запалом читает или строчит, а затем остаться с ней на ночь и даже не надеяться на нечто большее, чем ее спокойное дыхание рядом. Все его глупые мальчишеские мечты, до которых раньше ему не было никакого дела, теперь все стали об одном и том же: как они с Грейнджер бегут по золотистому полю, танцуют и смеются у окна под вечернюю тишину, держатся за руки, ссорятся только чтобы после мириться щекоткой, молчат. И каждый раз, приходя, Фред останавливался у ее кровати, взмыленный и радостный, словно пес, впервые за долгое время вышедший на прогулку, и никак не решался оставить хотя бы намек на то, что цветы срывали его руки. Именно его длинные изящные пальцы с благоговением кололись о шипы и мохнатые листья, путались в стеблях. Эти искренность и глупость, наполнявшие все его действия, раздражали, пугали. — Фред? Бесстрашный шутник неловко уселся на камень под ясенем, едва Гермиона начала приближаться. Яркая футболка и джинсовые шорты до колена, детская резинка на хвосте, но какие мудрые глаза. . .Смотрит так, будто в любой момент отдаст за тебя душу. Она склонилась над ним взволнованно, и у Фреда некстати вспыхнули скулы. Увидь его сейчас любая девушка, за которой он когда-либо ухаживал, — тотчас бы рассмеялась или же вовсе не узнала в нем того Дон Жуана. — Ты весь красный, — Гермиона нахмурила брови и оглядела его вспотевшее лицо. — Ты случаем не получил солнечный удар? Теплая ладонь накрыла его лоб. Под таким пронзительным взглядом Фред слегка зажмурился — будто солнце забилось в роговицу и никак не хотело вылезать. В легких осела тяжесть, шея взмокла. Раскаленный воздух вокруг, да еще и будто подогретый сверху пламенем огненного дракона, сдавил грудь, и Фред часто задышал. — Я. . . — с придыханием неуверенно начал он. — Давно хотел тебе сказать. . . — Да-да, что я великая ведьма и ты хочешь жениться на мне, сто раз слышала твои глупые шутки, — Гермиона недовольно отмахнулась. — Лучше бы о своем здоровье беспокоился. Фред открыл было рот, чтобы оправдаться, но рядом некстати раздался громкий голос Рона. — Гермиона, чего тут у вас? — пыхтя, он тащил за собой пустой рюкзак. — Я с ним закончил. Грейнджер еще раз оглядела Фреда. — Возвращайся к своей палатке, хорошо? — уже мягче сказала она. — Я за тебя волнуюсь. — Ты волнуешься за меня? — с глупой улыбкой пробормотал глупый Уизли на столь очевидную вещь и поднял глаза. Да только Гермиона уже шла навстречу Рону. Длинные пальцы сжали переносицу. Из тени от ясеня Фред поглядывал в сторону весело болтающих Рона и Гермионы. Со вздохом близнец огладил ладонями прохладный камень, на котором сидел. Нет, Уизли себя так не ведут. Нужно действовать, ведь что толку молчать? Он говорил ей каждую встречу — то, как она прекрасна. И пусть тогда он ощущал лишь глубокую благодарность и привязанность, какая пропасть могла разделять одну и ту же фразу только из-за того, что Фред в один момент стал чувствовать больше? Неужели только потому, что «я люблю тебя, Грейнджер» обрели искренность, их теперь было так тяжко произнести? Он решительно встал и направился к Гермионе. Может было и рановато признаваться в чувствах, может они и не созрели еще до конца за эти несколько лет, чтобы быть сорванными с уст, но нужно сказать про цветы. Показать то удивительное поле, ведь без радостного силуэта Грейнджер оно все равно переливалось золотом недостаточно. Не так грело сердце, как должно. Но через пару шагов волшебник остановился. Гермиона, до этого спокойно болтавшая с Роном, вдруг заправила прядь волос за ухо и как-то совсем по-девичьи покраснела. — А, Рон, еще давно хотела спросить. . .— голос вмиг сделался нежным, хоть и немного дерганным от волнения, и Фреда неприятно кольнуло, что таким он его слышал впервые. — Точнее сказать «спасибо» за цветы. Не стоило сразу уходить, он и сам прекрасно знал. Стоило дождаться замешательства брата, удивления юной ведьмы, их неловких смешков. В конечном итоге, проблема решилась бы, не успев начаться. Фред как мальчишка поджал губы. Разочарование — стрела, которая прошибла грудь насквозь, и он не решился более что-либо говорить. Смятение ощущалось в подергивании пальцев, поникшей голове. Он никогда не замечал, как Гермиона из раза в раз хваталась за Рона — пылко, с радостью в глазах. Будто бы на его месте мог быть кто-то еще. . . Фред поправил волосы и улыбнулся — не впервой. Жар мигом угомонился и спал с его лица. Тонкие листья ясеня неподалеку зашумели. Ветер подхватил золотые искры вместе с дорожной пылью и мелкими веточками. Это был совсем не красивый уход. Фред просто сбежал.

***

Августовский дождь нехотя брызгал на город. Едва ли его вообще можно было заметить — настолько крохотными, редкими и теплыми были капли. Никто не спешил забегать под навес или доставать зонты, вечерние улицы все так же наполнялись задорным людом, сегодня даже больше обычного. Окруженный снующей туда-сюда толпой Фред невольно подставил каплям лицо и прикрыл глаза. Это немного согнало жар с его скул, и он наконец посмотрел на свою подругу с привычными ему уверенностью и спокойствием. — Так не расскажешь мне, что случилось? — он выжидающе встал посреди тротуара. — А, Грейнджер? Какая-то бесприютная, Гермиона сидела на одной из ступенек узкой лестницы своего дома, опустив ноги на ступень ниже. Небо над ней побагровело к сумеркам, и еще до того, как Фред подал голос, она частенько с задумчивостью поглядывала ввысь. — Вообще-то я просила Джинни проведать меня, — негромко, с нотками недовольства сказала она. — Я в курсе, — беззаботно ответил Уизли и подошел ближе. — Но не лучше ли поделиться переживаниями с тем, кто сейчас свободен? Следуя примеру, Фред тоже плюхнулся на одну из сырых ступеней лестницы, как раз на ту, где были ноги Гермионы. Про себя Фред высчитал, какое сегодня число. С их последней встречи прошел неполный месяц, но даже за это время он успел соскучиться. Так много раз он порывался снова зарыться по макушку в полевых цветах, а затем оставить Грейнджер хотя бы отголосок тех чувств, что начал испытывать с недавнего времени. Но, конечно, воля и гордость не позволяли сантиментам брать верх. В этом году все лето оказалось престранно наполненным нахлынувшими чувствами. Не то, чтобы это было так неприятно и смущающе, как раньше считал Фред, но ежесекундные раздумья о том, чем Грейнджер занимается, не нужна ли ей помощь и нормально ли будет, если он заглянет к ней на чай, раздражающе бурили голову. Так легко раньше было каждый день видеть новые женские лица, быстро охладевать, забывать, с кем и что вчера было, а теперь у него не хватало сил выбросить из головы обычную девчонку. Словно один из тех глупых романов на ее полке. Гермиона по-прежнему молчала. Ее прохладное колено почти касалось плеча Уизли, и он неуклюже ткнулся в него носом, то ли за тем, чтобы разговорить ее, то ли следуя наставлениям бесячего голоса в голове. Вопреки ожиданиям, она только мягко погладила Фреда по волосам, и он готов был поспорить, что ее лицо осветилось улыбкой. — Спасибо, что пришел, Фред. Я правда рада, что могу на тебя положиться. На это оставалось только улыбнуться в ответ — обаятельно и немного вымученно, как бы принимая благодарность, но особой радости при этом не испытывая. Потому что дурацкие чувства, которым гордый шутник решил дать бой, все не хотели отступать. — Так что же случилось у прекрасной ведьмочки? — Фред поднял голову и выжидающе глянул на Гермиону. На ресницы тут же упало пару капель, и ее как обычно румяное лицо и сырая от мелкого дождя макушка теперь троились в глазах. — Тебя когда-нибудь отшивали? — выпалила она. Брови Фреда невольно поднялись. — Раз сто, — честно вырвалось у него изо рта, и он мысленно упрекнул себя в излишней искренности. Репутация для главного нарушителя правил всегда на первом месте, нельзя забывать. — И кому же ты разбила сердце? — Это мне его разбили. . . — Грейнджер неловко улыбнулась. — Точнее, я не знаю. . .Мне не настолько больно. Вечерний ветер ласково оставил прикосновение на коже, и сбитый с толку Фред поспешил стянуть с себя кофту и небрежно накинуть ее на ноги Гермионы, как правило, летом излишне голые. Со стороны все выглядело так, словно это было в порядке вещей, даже Грейнджер особо не отреагировала, только благодарно кивнула и снова нахмурилась. — Рон? — негромко спросил Уизли, не смея поднять на нее взгляд. Будто бы мог быть кто-то другой. — Мы уже столько пережили. Я всегда была уверена, что мы будем вместе. А недавно задумалась о том, можем ли мы быть вместе, как пара? Все-таки, Гермиона не выглядела настолько подавленно, как казалось раньше. Изнутри она все еще переливалась любопытством и оптимизмом, только глаза теперь смотрели со смирением. Как всегда немножко по-взрослому. — Знаешь, я очень люблю его, — у близнеца немного кольнуло в груди, но про себя тот лишь оскалил на это зубы. — Рон и Гарри были моими первыми друзьями и кучу раз спасали мне жизнь. Наверное, если бы не Рон, я так бы и ходила по свету в одиночестве, не зная, что у меня могла быть настолько чудесная семья. . .А еще я бы не встретила тебя. Фред наконец осмелился взглянуть на ведьмочку. Боже, как она улыбалась, смотря на него. . .Словно они встретились после столетней разлуки, словно он для нее был самым родным и любимым. Ладонь, обычно точеная и знающая, что делать, вдруг неуверенно дернулась и крепко сжала руку Гермионы. — Тогда я тоже люблю Рона, — усмехнулся тронутый Фред. — За то, что привел тебя к нам. Гермиона рассмеялась. — Но все-таки, — сквозь улыбку продолжила она. — Эта не совсем та любовь. Сегодня мы поговорили с Роном об этом, и он сказал, что мы друзья. И вряд ли когда-нибудь он посмотрит на меня иначе. — Тебе грустно? — Нет. Раньше я и все на факультете считали, что мы созданы друг для друга, но, наверное, в душе я всегда знала, что это не так. Просто только сейчас поняла. Из-за этого мне немного одиноко. — Одиноко? — Да, как будто пришлось с кем-то расстаться. Может, со своими иллюзиями, — Гермиона усмехнулась. — Прощаться с принцем из своих сказок непросто, но это часть взросления каждой девочки. — Думаешь? — у Фреда машинально выпрямилась спина и смягчился взгляд. — А вдруг Рон просто не тот принц? Послышался вздох. Гермиона резко встряхнула головой, отчего в сторону полетели мелкие капли воды. И всего на мгновение, но, скользя по кончикам волос, они казались близнецу маленькими золотыми осколками. — Я уже ничего не думаю, — свободной ладонью она энергично потерла свое лицо, размазывая остатки дождя, и вмиг стала выглядеть свежее. — Но это к лучшему. В жизни нужно иногда импровизировать. Фред не сдержал добродушного, будто на облегченном выдохе, тихого смешка. Вновь видеть Грейнджер готовой к борьбе и счастью — возможно ли что-то лучше? И падающие с неба едва заметные капли теперь казались теплыми и приятными. Даже сам себя устранивший соперник (ох, как бы Лаванда его поняла) не радовал Фреда так сильно, как Грейнджер рядышком; только они вдвоем и никого больше. В этот вечер он даже не думал о появившемся шансе на взаимность, об остатках ревности и надеждах, даже его извечно напряженные плечи наконец немного расслабились. — Спасибо, Фредерик, мне стало гораздо легче. Если попробовать хотя бы представить тоску по Грейнджер. . .Нет, Фред мог и не пробовать, он давно уже знал. Это как быть единственной звездой на всем небосводе, которая упала на землю, и ей нигде нет места. И она блуждает в поисках чувства, которого никогда не знала, с желанием быть нужной и преданной кому-то, даже если это не взаимно. Фред покосился на подругу. Она все еще держала его за руку. Чертова Грейнджер. Фред поморщился, прикусив щеку изнутри. Он ненавидел всю эту душевную связь. Но Грейнджер, ее он, конечно же, любил. Сначала из бесконечной благодарности за молчание, затем, как подругу, с которой по-человечьи весело и просто, а теперь, внезапно, как девушку. И это, оказывается, было так легко: вступать в перепалки, терпеть сильнейшую боль, идти на жертвы только за тем, чтобы видеть ее всерьез обеспокоенное лицо, и то, что она тоже идет на жертвы и терпит боль, и все это ради него!. . . — Знаешь, Гермиона, — неожиданно даже для себя подал голос Фред. — Тебя очень легко любить. Он заставил себя повернуться и посмотреть на нее, о чем ни разу потом не пожалел: лицо у Гермионы было красное, как полевой мак. — Что? Ты чего это вдруг?! Снова твои глупые шуточки?! Вид вдребезги смущенной всезнайки развеял всю его серьезность, и Фред хохотнул, с привычной манерностью приобняв ее за плечи. — Ну-ну, не стесняйся так! Ты же симпатяжка и вообще добрая душа, — беззаботно промурлыкал он. — У любого из нашей семьи спроси — услышишь то же самое. — Спасибо, конечно, — от неловкости Гермиона вжала голову в плечи. — Только к чему это? И прекрати так похабно меня обнимать, на нас уже пялятся! Фред впервые за долгое время обратил внимание на улицу перед ними. И правда, некоторые прохожие то и дело кидали косые взгляды на парочку, сидящую на лестнице в обнимку, да еще и под дождем. В обычное время Уизли это бы лишь больше раззадорило, но тут он отчего-то засмущался и сам, неуклюже отстраняясь. — Хотел, чтобы ты знала. Мы все тебя любим, не нужно чувствовать себя одинокой, — негромко пояснил он. — Особенно в такой день. Я ведь не ошибся в подсчетах? Сегодня же последняя суббота августа, а значит все празднуют Ночь Древних Огней, верно? — А ты откуда знаешь? — Грейнджер, я здесь, вообще-то, уже бывал. И может даже подольше тебя, — он не без удовольствия наблюдал, как смешно ведьма надувает щеки. — Лучше скажи, почему ты не пошла праздновать? Разве маглы не устроили очередной парад в честь праздника? Она что-то промычала, опустив глаза. — Устроили. Сначала у меня не было настроения участвовать, а потом я бы уже попросту не успела. Так что я проворонила праздник, — раздался тяжкий вздох. — Знаешь, — начал Фред, и его глаза весело блеснули. — Больше ночного города я люблю ночной город в праздники. Ведь только тогда можно увидеть, чем живет простой народ. Мы с милыми дамами часто ходили на такие праздники, — Гермиона закатила глаза. — Поверь, это совсем другое, нежели у волшебников. Там вся жизнь города. С этими словами Фред привстал, одевая недоумевающую Грейнджер в свою кофту, как ребенка. Затем он уверенно взял ее за руку и оглядел многочисленные дома и улицы, простирающиеся в разные стороны. — Все маглы поди пьянствуют или спят уже, — Гермиона молча позволила Фреду увлеченно тянуть ее за руку вдоль вечернего тротуара. — И никто из них даже не догадывается, что стоит зайти чуть дальше центра города. . . Они резко свернули с главной улицы — подсвеченной и оживленной, — и стали пробираться мимо дворов и крылец, почти в темноте. — . . .повернуть, где надо. . . Глаза словно утонули в тенях, и Гермиона теперь полагалась на одни ощущения и слух. Горячая ладонь Фреда как обычно не внушала ничего, помимо доверия, а в легком звоне дождя, разбивающегося об крыши и трубы, начали различаться и другие звуки, совсем новые и непонятные. Сначала Грейнджер сомневалась, но чем дальше они шли, тем больше становилась увереннее — это была музыка. — . . .то ты найдешь… — из-за угла показался яркий источник света, и они смело вышли к нему. — . . .настоящее сокровище. Едва ли она когда-нибудь видела нечто подобное. Очередной двор, окруженный невысокими домами, таил в себе, пожалуй, и вправду настоящее сокровище. Будто гигантская палатка, широкое покрывало из плотной ткани цеплялось краями за балки крылец и защищало всю площадь от дождя. А под ним скопилось множество людей в скромных одеждах, всех форм и возрастов, и все они, кто как умел, танцевали вокруг большой чаши с огнем. У Гермионы сорвался удивленный вздох. Она прошла под навес, озираясь. С внутренней стороны на покрывале были искусно вышиты многочисленные звезды, искры и языки пламени, а на крыльцах висели старые фонари, горящие не волшебством, а настоящим огнем, живым и зажженным вручную. — Из всех праздников этот я люблю больше всего, — сказал Фред, явно прельщенный реакцией всезнайки. — Давным-давно, когда волшебство было редкой блажью, много чего делалось вручную. И огонь разжигался чужими трудами, без заклинаний. Этот огонь не тот, что у нас, он — живой, и за миллионы лет успел повидать уйму всего, так сказать, нажить опыта. Ну, а старших, как ты знаешь, надо уважать. Вокруг чаши с огнем люди то и дело складывали пищу и разного рода подарки: талисманы, рисунки и письма, мелкие вещицы. И всего на мгновения Гермионе казалось, что с каждым подаянием пламя нарастало и игриво трепетало языками. — Могу поспорить, мало кто об этом слышал. Для многих маглов это просто обычный праздник огня. Гермиона кивнула, все еще восторженно оглядываясь. — А откуда ты столько знаешь о нем? — Пару лет назад гуляли с Джорджем по дворам и наткнулись на такой же шатер. Спросили какого-то старичка, а в итоге нам все подряд начали наперебой рассказывать о Ночи Древних Огней, ее легенды и традиции, и насколько этот праздник важен для обычных людей. Народ тут просто отличный. Довольная услышанным, Гермиона улыбнулась. Ее взгляд невольно утонул в пламени. Музыка была не из этого времени. Яркие вспышки нот, удары колокольчиков и глухих барабанов возвращали душу Грейнджер на сотни тысяч лет назад, сплавляли ее с огнем-стариком, и ей виделось все, о чем страшно даже вообразить: жестокие войны, чудовища, которых сейчас и не найти, великие королевства и то, как быстро и беспощадно они разрушали друг друга. И люди. Семьи и друзья, собирающиеся у вручную разожженного костра, такого крохотного, едва греющего, но, глядя на него теперь, в позолоченной чаше и с подаяниями вокруг, Гермиона чувствовала его мощь и опыт. Все плясали, босыми ногами ступая по земле, кружились, хохотали, а кто не танцевал, те обязательно пели, играли на инструментах и хлопали в такт, и каждый человек вторил трепещущим огненным вихрям. Голос Фреда мягко, как будто в такт музыке, позвал Гермиону. Исходящая звездным светом и теплом его рука была протянута к ней: — Можно вас на танец? — Буду рада. Мне всегда нравилось танцевать, — сквозь улыбку сказала Гермиона и приняла чужую ладонь. Гермиона подумала, что плошать нельзя. Спина ее тут же выпрямилась натянутой струной, плечи напряглись, а руки как можно элегантнее ухватились за плечи Фреда. В такой идеально отточенной изящной стойке Гермиона уже собиралась гордо сделать первый шаг, но ее непростительно прервал звонкий смех над ухом. — Что ты делаешь? — ни умения, ни изысканность, которыми сквозил весь ее вид, не помешали Фреду задорно рассмеяться. — Танцую, — удивленно ответила она. — Дурочка, оглянись вокруг, здесь не нужно танцевать «по правилам». И музыка подходящая. — Но я только так и умею, — в голосе не скрылось толики недовольства. — Вальсировать. Фред снова издал смешок, размыкая хватку. — Расслабься, Миона. Хотя бы сегодня не нужно никому ничего доказывать. Будь собой. Его руки ласково, но смело обхватили ее щеки. Не зная, куда глядеть, Гермиона попросту закрыл глаза, и его голос теперь отдавался в ушах приятными вибрациями. В грудь кольнуло раскаленной иглой. Затем ладони отстранились, и она еще долго чувствовал их горячие, бодрящие отпечатки. Он смотрел прямо на Гермиону. Силуэт ее освещал разбушевавшийся огонь в чаше, золото среди ее волос сливалось с искрами, открывшиеся веки показали взгляд, теперь он был диковатый и детский, будто она задумала монументальную шалость, и не было сомнений, что все вокруг после этого потонет в пламени. С растрепанным хвостом, в повседневной одежке и кофте не по размеру Гермиона вдруг привиделась Фреду настолько красивой, что он не сдержал шумного выдоха. Будто следуя примеру, Гермиона на секунду скрылась в толпе, а затем проявилась снова, уже танцуя. Ее мягко покачивало и кружило тонким стеблем на августовском ветру — совсем уже холодеющем и почти осеннем, но жар огня спасал, как небесное светило, и лишь в сегодняшнюю ночь ей было позволено греться и расти. Раздался удар бубна, и народ тут же подхватил его хлопаньем. Гермиона топнула ножкой и бросила на Фреда уже более уверенный взгляд. Уизли довольно быстро оказался рядом, беря Грейнджер за руку. Они одновременно хлопнули. Огни фонарей и тени от их света постоянно кружились, сменяя друг друга, и Гермиона с Фредом вторили их хаотичным и спешным движениям. Неумелый и старательный, каждый взмах их рук открывал в душе новые пути, и девушка шагала уже без страха, путалась в ногах, не попадала в ритм, но знала, что все здесь, в том числе и Фред этим грешат, поэтому ни на секунду не позволяла себе остановиться. Единство эмоций и чувств наполнило шатер, и все собравшиеся здесь люди внезапно стали продолжением огня, его самыми дикими и свободолюбивыми языками, которые всё стремились и стремились к ночному небу. Не разрывая рук, Фред и Гермиона кружили вокруг друг друга, весело притоптывали и хлопали, звук в звук. И Фред теперь знал точно, что даже если он и есть та блуждающая звезда, даже если уже завтра все это вмиг потеряет весь смысл; он точно знал, что Гермиона будет падать и блуждать рядом с ним, а если она под боком или впереди, то ничего и никогда уже не будет бессмысленно. На последнем ярком созвучии голосов и инструментов, ведьма и близнец сцепились взглядами. Столько всего было, что он собирался сказать, но смолчал, только рваные выдохи вылетали изо рта. В глубине души Фред, наверное, ждал, что она всё поймет по его глазам. — До встречи в сентябре, — расслабленно произнес он, когда ноги еле-еле довели их до крыльца Гермионы. Действительно, и половины недели не должно пройти, как начнется осень. А на душе до сих пор были нагретые поля и вскормленные солнцем цветы. — Видимо, да, — устало, но счастливо ответила она. Столько всего было, что Фред собирался сказать, но смолчал. Все его слова растворились в звездной пыли.

***

Весь рассветный путь от поля до ее дома Фред все никак не мог придумать себе оправдание. Зачем он отправился к ней, если давно уже ни на что не надеялся? В его ладони был зажат один из самых скромных букетов, который он когда-либо собирал. Не было даже особой уверенности в том, какие в нем были цветы (и цветы ли?). Он сорвал все, что нашел в поле, а нашел совсем немного. Август уже свое отцвел. Видимо, не желая уходить так просто, в самый последний свой день последний месяц лета выдохнул все свое тепло на город. Из-за приятной духоты даже пришлось оставить свою кофту где-то среди кустов, и теперь он плелся по пустым спящим улочкам в пыльных штанах и не заправленной мятой футболке. В волосах, словно у нашкодившего котенка, творился полный беспорядок, впрочем, как и в голове. Осторожно заглядывать в окно и бесшумно спрыгивать на скрипучие половицы еще давно вошло в привычку, но из-за важности сегодняшнего дня и смены обстановки Фред ощущал все как в первый раз. Ведь лето уже подходило к концу и больше возможности носить цветы не представится. Он прокрался к, уже ее, тумбочке привычным путем, избегая разбросанные по полу свертки листов и книги. Гермиона спала на кровати, по самую макушку завернувшись в одеяло. Это вызвало у Фреда улыбку — вот уж кто точно чувствует приближение осени. Он несмело протянул руку, и все спрашивал себя, стоит ли ее разбудить и во всем признаться или хранить эту великую тайну аж до следующего лета, пока мозг плавится в сельских мечтах? Ладонь почти коснулась комка одеяла, но вдруг со стороны послышался тихий-тихий шорох. Гермиона вышла из тени угла своей комнаты и встала под рассветный луч. Удивительно, какой незаметной она оказалась. — Прости меня, Фред, — мягко сказала она. — Мне стоило догадаться раньше. Фред с усилием сглотнул, отступая назад. — Ты не злишься? Я ведь вламывался к тебе, буквально везде и всё лето. И тебе ничего об этом не сказал, — его взгляд нервно забегал по стенам и потолку. — Злюсь, но только на себя, — Гермиона наоборот уверенно ступала на него, в дурацкой пижаме и с распущенными волосами, голыми стопами касаясь пола. Если бы не вся неловкость ситуации, Фред бы как следует насладился видом. — Я, все-таки, не так глупа. Мне стыдно, что я не видела очевидных вещей. — Как давно ты догадалась? — спина его уперлась в оконную раму, так что отступать теперь было некуда. — Еще в Ночь Древних Огней, наверное, когда ты сказал, что меня легко любить. Тогда я впервые допустила возможность, что это мог быть ты. Но нельзя было спрашивать напрямую, ведь ты бы ни за что не признался. Все вы, парни, на словах смельчаки, а чуть что. . .Поэтому я решила подождать. Чем ближе она подходила, тем больше Фреду казались ее круги под глазами. — Неужели ты не спала все это время, ожидая меня? — Да нет, спала, но только днем, — Гермиона спокойно пожала плечами, будто это было обычным делом. Ее больше заинтересовал зажатый в ладони потрепанный букет, нежели отсутствие сна. — Какой красивый, Фред! Это что, окопник? Он когда-то рос у нас рядом с клумбой, хотя папа постоянно его вырывал, а нам с мамой так нравились эти маленькие бутончики. . . Она рассмеялась, с благодарностью принимая букет от все еще сбитого с толку Фреда, и вдохнула запах цветов: — Ух ты, там еще и мята! Их взгляды встретились. К своему удивлению, Гермиона некстати покраснела и опустила глаза. Вид ее алеющего лица и смятение, отражающееся в зрачках, неожиданно придали Уизли смелости. Он наблюдал ее немые попытки сказать хоть что-нибудь и легкую сонливость в движениях, которая мешала толком соображать, и понимал, что говорить все-таки придется ему самому. Это было и правильно: Грейнджер и так ждала его все эти дни, а еще необычайно ласково встретила и даже ни разу не разозлилась. Единственное, что оставалось делать — это признаться, как подобает. — Я хочу сводить тебя в Хогсмид, — вырвалось у него. Это было совсем не то, что Фред так долго и тщательно репетировал у себя в голове! Но поток речи словно лился сам по себе, издеваясь над загордившимся проказником. — в паб или магазинчик, как это обычно делают. Хочу подарить тебе книгу или украшение, а потом устроить нелепый ужин при свечах, напиться содовой, прочесть твои любимые романы. Слушая все это, Гермиона улыбалась и качала головой. Взгляд ее был все еще прикован к тем сорнякам, что руки Фреда срывали сегодня все утро. — А еще я хочу отвести тебя на то поле, — продолжил он, и волшебница наконец заглянула ему в глаза. — Хочу смотреть, как ты собираешь цветы, и спасать тебя от гномов. Когда станет слишком жарко, хочу сесть с тобой под большое дерево, там, где тенек, и устроить пикник. Если ты захочешь, я все равно прочту твои любимые книги, а могу и помолчать. Гермиона невольно провела пальцами по щекам, смахивая слезы. — А если ты будешь писать весь день, я могу приносить тебе кофе и проверять ошибки или просто быть рядом. Только если ты захочешь. . . Нежное касание рук заставило его замолчать. Фред ощутил тепло на лице, а затем на шее и плечах, и поздновато понял, что Гермиона его обняла. Он знал, что ее объятия бывают разными: отчаянными, когда на волоске висит чья-то жизнь, поддерживающими, когда нужно поднять чей-то дух, и еще многими другими. Но то, как она обнимала его сейчас. . .Он еще не ощущал такого. И словно самая очевидная на свете, простая мысль пришла в его голову: «Она хочет». Они осторожно поцеловались, будто в любой момент могли проснуться от чудесного сна. Не размыкая объятий, обменивались теплом, хоть его сегодня и было предостаточно. Гермиона смеялась про себя, взглядом находя у Фреда в волосах крохотные листья и пылинки. — Отведешь меня на то поле? — тихонько спросила она. — Пока лето не кончилось. Фред спрятал улыбку в ее кудрях. — Да.